Душитель пятился. Я попробовала вырваться.
— Вылечи его. — Тёмный швырнул меня к раненому и встал между нами и фигурами в плащах. — Немедленно.
Молодой мужчина сипло дышал, на губах пузырилась кровь, и кинжал ему никак не удавалось вытащить. Наполненный магией воздух трещал от напряжения.
— Что? — посмотрела на спину тёмного.
Снизу он выглядел величественно: этакий широкоплечий великан, сложивший ладони на рукояти вертикально поставленного меча.
— Останови кровь, — просипел раненый. — И лёгкие прочисти — задыхаюсь.
Тёмный мне практику по экстренной целительской помощи устраивает. Странные личности в плащах не нападали, кое-кто мялся, двое отступили на полшага. Напряжение в воздухе усилилось, в волосах тёмного сверкнули статические разряды. Раненый судорожно сдавил моё плечо, я заглянула в бледное, с синяками под тёмными глазами, лицо, на дрожащие губы в алых подтёках, на шею с наливающимися синяками. А потом пришло ощущение боли — я отшатнулась. Он ухватил меня за запястье:
— Лечи.
Потянулась к кристаллу и ощутила его в комнате на втором этаже. Далековато, но… Сердце вновь билось в горле, я чувствовала, как жизнь покидает держащего меня мужчину, как выплёскивается наружу и внутрь кровь, как сосуды в лёгких заливает — почти как у загнанного Ветра, только тут нужен иной подход…
— Ты пользовался маграми, после них магический резерв восстанавливается медленно, — произнёс кто-то из толпы. — А ещё могли остаться крупицы зубов. Просто сдайся.
— После магров — вряд ли, — буркнул кто-то.
— Предложение покинуть город в силе, — властно предупредил тёмный. — Убирайтесь.
Слева нервно рассмеялся мужчина. Справа кто-то по южному растягивал слова: — Ты всегда был слишком самонадеянным.
— Инвердилиаст, твоё время прошло.
Меня сковало холодом: письмо, адресованное Инверди… Дыхание сбивалось, мысли путались, а раненый впился ногтями в запястье:
— Помоги, светлая.
Так-так-так… в первую очередь надо… надо… остановить кровь? Да, наверное. Дрожа от напряжения, послала кристаллу приказ пережимать разрезанные сосуды. Пережимать, потом… надо будет откачать кровь из лёгких, да… Сердце раненого начало сбоить — нет, только не это, с сердцем я совсем…
Тьма всколыхнулась, закрывая нас щитом. По земле рванули трещины, вспарывая камни мостовой, выворачивая. Тёмный скакнул через разлом, метнулся в сторону. Контур его тела размылся, двоился, троился — четверо, пятеро, шестеро тёмных неслись на толпу. Со вскинутых жезлов срывались чёрные, изумрудные, алые лезвия — взорвали бегущие тела.
Шестеро нападавших в середине толпы рухнули. Седьмого тёмный швырнул на жезлы. Пригнулся, пропуская залп лезвий тьмы, снова размножился, взорвался чёрными брызгами — и оказался в хвосте мечущихся фигур, ударил ладонью одного в плечо, и пол тела взметнулось в небо фонтаном крови. Нечеловеческий вой. Под прикрытием брызг тёмный рванулся вперёд, ударом меча, вдруг удлинившегося втрое, срезал пятерых, метнулся за стоящих рядом, прикрылся одним мужчиной от огненных шаров.
— Ааа! — фигура в балахоне помчалась в ближайший переулок.
— Как можно быть такими идиотами. — Тёмный стоял весь в брызгах крови, клинок его меча почернел. — Почему постоянно приходится кого-нибудь учить послушанию?
Шестнадцать человек медленно передвигались, окружая его, с двух сторон подступая ко мне и тяжело дышащему раненому, наконец-то выдернувшему кинжал.
— Лила, лечи, — рыкнул тёмный.
На месте, где он только что стоял, появилась воронка. Четверо призраков метнулись в разные стороны, тёмный возник за высоким мужчиной, короткий взмах чёрного лезвия — и багряные брызги залили лицо соседнего мага, вскинувшего жезл.
Моё горло стиснули, рванули вверх.
Кто-то прижимал меня к себе, холодный набалдашник жезла — к моему виску. Над ухом пророкотали:
— Инвердилиаст.
Тёмный развернулся: спокойное, будто высеченное из мрамора лицо в алых узорах брызг, чёрные-чёрные глаза — беспощаднее самой тьмы. Он вскинул руку. Пальцы, ладонь — исчезли, вместо них — срез пульсирующей черноты. Мужчина за моей спиной захрипел, задёргался — и стал опадать, увлекая за собой. Жизнь звонко оборвалась.
Последнее, что увидела прежде, чем рухнуть на дёргающуюся тушу — живое сердце на вернувшейся ладони тёмного, выплёскивающее из торчащих сосудов красную жидкость. А потом увидела звёздное небо, стиснутое крышами домов.
И крики, крики, крики. Звуки ударов. Стоны.
По коже бегали мурашки, дыхание сбивалось от ужаса и радости.
Повернула голову: стоявший спиной ко мне тёмный пинал ползающего по мостовой мужчину.
— Идиот, тупая неблагодарная скотина. — Тёмный придавил его голову, жал каблуком на висок. Рычал: — Как ты смел?! Ты на кого руку поднял?
На мостовой тускло мерцали осколки раздробленных жезлов. Больше половины тел лежали неподвижно, несколько дёргалось. Семеро пытались расползтись, припадая на сломанные руки и ноги, но не смея выдать себя стоном.
Что-то хрустнуло. Тёмный направился к следующему: решительный, страшный, восхитительный. Прыжок — и каблук придавил стискивающую кинжал руку. Человек тонко взвыл:
— Пощади…
— Вот как ты заговорил, Тейл, — язвительно отозвался тёмный, прокручивая каблук на его ладони. — А чем ты думал?
— Светлая, — едва прошептал раненый. — Помоги уже.
Он лежал на боку, обливаясь холодным потом, хрипя. Мутный взгляд был направлен в сторону.
— Светлая… — прошептал он, и веки медленно закрылись.
Вот тьма! Скатилась с пытавшегося меня убить идиота и добралась до раненого. Так… так… Сердце билось-уже радость.
Так: остановить кровотечение и освободить лёгкие от крови.
Сосредоточилась на ранах.
За моей спиной тёмный вёл нравоучительные беседы о верности, чести, благодарности и необходимости выдать всех сообщников, перемежаемые хрустом ломаемых костей, всхлипываниями.
— Хохорн. во имя тьмы, ты что, обделался?! — вознегодовал тёмный. — Да? Так какого ты потащился меня убивать, если тебя до усрачки пугает вид своей отрезанной руки? Ты чего от меня ждал? Что я безропотно позволю себе голову снести?
— П-про-сти.
— Пришёл меня убить и считаешь, что одного извинения достаточно?
— У-у…умоляю…
— Умоляешь подарить тебе мозги? — Тёмный помедлил, рявкнул: — Лежать!
Вздрогнула. Кто-то со стоном упал и извинился. Улыбнулась: тёмный просто невероятен.
Меня отвлекло ощущение уходящей жизни. Собрав волю в кулак, стала врачевать раны лежавшего передо мной молодого мужчины. Получалось не слишком хорошо, но он хотя бы жил.
— Спаси, — вдруг совсем близко произнёс тёмный, — но останься во вменяемом состоянии.
Он сел рядом, положил руку на колени и склонил на неё голову, слипшиеся волосы загородили лицо.
— Ненавижу, — тихо произнёс он. — Шакалы беззубые и безмозглые.
С лезвия лежащего рядом меча сползала тьма, оставляя обычный хорошо заточенный металл. Я снова сосредоточилась на раненом, отводя кровь из измученных лёгких, прочищая пористую ткань тем же методом, как у Ветра. Снова я могла гордиться достижениями в непривычном деле врачевания.
Раненый дышал ровнее.
Оглянулась: по улице тут и там чернели тела.
— Кто это был?
— Идиоты, — выдохнул тёмный и поднялся. — Его уже можно занести в дом?
Взглянула на раненого, снова на мрачного, холодного тёмного. Радужки весело оранжевели, но взгляд пугал до мурашек.
— Д-да, — сипло откликнулась я. — Думаю, да…
Раненого окутала тьма и медленно поволокла к дверям.
— Иди с ним. — Тёмный смотрел за мою спину. — Я скоро вернусь.
Оглянулась: по улице шли два хмурых служителя в чёрных балахонах. Беззвучно опускавшиеся на мостовую посохи были увенчаны тёмными кристаллами размером с кулак. На шее старшего, на серебряной широкой цепи, чернел круглый медальон
— сам претёмный Ара!
— Давай, — поторопил тёмный. — Сейчас будет разговор не для ушей светлой.
— Ты… — во рту пересохло так сильно, что пришлось дважды сглотнуть, прежде чем смогла спросить: — С тобой всё будет в порядке?
— Не бойся, всё… мм, в пределах допустимого.
Дверь отворилась, пропуская моего подопечного, запутанного в чёрный кокон. Тёмный указал на вход.
Только когда за мной захлопнулась створка, поняла: впервые в жизни я видела крупное сражение между магами. Даже не представляла, что бой может быть жутким, смертоносным и стремительным до такой степени, что это трудно осознать. Тёмный… Инверди-он нечто.
И он умеет читать светлую письменность.
Кто его посвятил?.. Неужели сам Его Светлейшество?
Сердце ёкнуло от дурного-дурного предчувствия.
Теперь, обнаружив Инверди, я была почти уверена — под Эсси подразумевался Эсин, а если так, значит, цель нашего путешествия — навредить Эссину, лишить его доверия Его Светлейшества.
Я не могу этого допустить. Даже если Эсин такого не приказывал.