Мы миновали разорённый, с выбитыми окнами постоялый двор, с которого меня похитил принц («Хозяева в тюрьме», — пояснил тёмный), обогнали несколько обозов с пшеницей, пухлого розовощёкого торговца мёдом, и тракт превратился в однообразно-бесконечное каменное полотно.
Тёмный задумчиво молчал, я тоже упражнялась в размышлениях, пытаясь угадать, почему пресветлый его испугался. Но как угадывать, если я практически ничего о тёмном не знаю? Даже то, что он из Даргота, могло оказаться ложью.
Правда, он точно очень силён, обладает высокими полномочиями, а пресветлый Аора его опасается. Возможно, у моего тёмного на посылках был маг двенадцатого уровня, а это последняя ступень перед тринадцатым — уровнем главы орденов мира, ЕгоТемнейшества…
Поперхнулась, покосилась на тёмного, нервно улыбаясь: не может быть! Что на задании со мной делать самому Темнейшеству?
«Зато понятно, откуда в доме принца появился щит уровня защиты храма без изъятия артефактов из храма тёмных, оставшегося, как говорил тёмный, в безопасности», — гаденько заметил внутренний голос.
Усмехнулась ещё более нервно: да нет, не может быть.
Не должно быть.
«…ты отомстил ему своей успешностью…» — мелькнул в памяти отрывок письма.
Эсин — пресветлый, предпоследняя ступень иерархии ордена, негласный лидер храмов своей страны. Переплюнуть это можно только став главой самого ордена.
Виски заломило, сердце страшно ухало в груди.
Вот Тьма!
Уверяя себя, что такого просто не может быть, я дрожала.
В конце концов, вдруг мой тёмный — претёмный нашей столицы, негласный руководитель всех тёмных храмов страны. Или он главный претёмный какого- нибудь государства под протекцией тёмных.
Да.
Так лучше.
Выдохнула.
Претёмный столицы или другой страны — это уже не страшно.
Но в животе было как-то тяжело и жгуче.
Чтобы лишний раз не огорчаться, постаралась выкинуть эти мысли из головы.
И меня затопило воспоминаниями о ночи, о странном поведении тёмного, о том, как броня его холодности рухнула на кончиках пальцев, позволив мне прочувствовать его возбуждение.
Такого в моём весьма богатом опыте не случалось.
Не было мужчин традиционной ориентации, желание которых я бы не чувствовала, фантазии которых не видела хотя бы немного.
Чем тёмный отличается от остальных?
Почему у него есть привычка быть холодным, а у других — нет?
И как он это делает?
Что такое сэнари?
Почти уверена, что слышала это слово, но где? Память упорно молчала, как и тёмный, отказавшийся объяснять хоть что-то из сказанного ночью.
У меня всё зудело от любопытства.
— Сэ-на-ри, — произнесла я, глядя на тёмного. — Почему я должна об этом знать?
У него дёрнулась губа.
На вопросы об этом у него была какая-то странная реакция, будто он чувствовал себя неловко или злился. Или то и другое.
— Инверди, — прохныкала я. — Ну расскажи.
— Я просил не называть меня по имени.
— Расскажи.
— Спроси у Эсси.
— Его здесь нет.
— Потерпи.
— Не могу.
— Учись.
— Расскажи…
— Лила, — стискивая поводья, прорычал тёмный. — Я не хочу об этом рассказывать, это не моё дело.
— Тогда почему ты об этом спросил?
Он дёрнул головой:
— Думал, ты знаешь.
Ветер косил на меня глазом, тёмный был сама отстранённость, а мне что делать? У меня же в пути дел нет, кроме как сгорать от любопытства.
— А почему я должна знать?
— Потому что Эсси знает.
— Считаешь, он должен был мне рассказать? — с замиранием сердца я ждала ответа.
Тёмный в самом деле что-нибудь этакое знает или пытается посеять в моей душе сомнения?
Он надолго задумался, поморщился:
— Да нет, необязательно. Возможно, даже лучше не знать — проще, спокойнее. Пока это контролируется.
Волосы зашевелились, я дёрнула поводья, подсекая Ветра. Тёмный увёл его в сторону.
— Издеваешься? Да? — Дыхание начало сбиваться. — Хочешь поссорить меня с Эсином?
— Нет, — как-то так лаконично ответил тёмный, что я поверила.
И даже немного успокоилась.
А потом смекнула: не способ ли это выведать, что поручил Эсин? Раззадорить любопытство по самое не могу, а потом обменять ответ на признание. Только — усмехнулась — со мной этот номер не пройдёт. О браслете я никому не расскажу.
Дальше мы ехали молча.
Дорога в Сорту казалась удивительно, просто неправдоподобно спокойной, и от этого на душе становилось тревожно.