Небо справа заволакивало чёрным, стремительно гасли звёзды Гранографов. На мгновения из вязкой тишины вырывались то цокот копыт, то шумное дыхание коней. Стайка птиц пронеслась мимо.
Прижавшись к дёргающейся холке, я лупила Резвого, но он уступал коням тёмного в скорости.
Грань надвигалась на тракт, мы неслись по левому ответвлению, ещё левее — кусты и деревья длинного перелеска, не свернуть, не выиграть время. Вертикальный край чёрного полотна отрезал пространство перед нами, отрезал деревья впереди.
«Ну же, немного!» — нам не хватало времени проскочить…
Из тёмного вырвался поток чёрных бабочек, налетел на грань, и у земли край её отогнулся. Вверху она уже отсекла тракт, но внизу, у самых деревьев, зияла медленно закрывающаяся щель. Тёмный с вьючным успевал, я — нет.
Он освободил второго коня и направил в сторону.
«Успеваем», — улыбнулась я.
Дёрнувшись, Резвый ухнул вниз. Сердце обмерло. Я летела. Удар в плечо, бок, ногу, полёт, хруст в руке, удар везде — и темнота. Тишина.
Болело всё, на лодыжку давил Резвый.
Тьма-тьма-тьма. Руку не чувствовала, всё-всё болело, ужас душил, мне нужна помощь, нужно увидеть что со мной, я всей душой потянулась к спрятанному в браслете кристаллу и воззвала к Свету.
Шар холодного слепящего света вспыхнул надо мной, я зажмурилась.
Свет! Слепил сквозь веки.
— Прекрати! — Тёмный больно навалился на меня. Обжёг пощёчиной. — Хватит! Мы уже в грани! В грани!
«Внутри замкнувшейся грани нельзя использовать магию», — вспомнила я.
И отпустила кристалл. Свет погас, но глаза ещё жгло. И у Резвого, кажется, сломаны хребет и левая передняя нога… меня передёрнуло от этого ощущения, пробиравшегося ко мне через соприкосновение с конём.
— Чем ты думала?! — проорал тёмный.
Он давил на руку, которая жутко хрустнула.
— Больно, — выдохнула я. — Отпусти.
Старалась не думать о том, что нас замкнуло в грани, но не могла.
Тёмный выдернул мою лодыжку из-под конского плеча (мне сразу стало легче дышать) и сел рядом:
— Нужно уходить. Быстро. Сможешь?
— Нет.
— Где болит?
— В-везде.
Я в грани! Я в грани! Что делать?! Хлынули слёзы. Рядом хрипел конь. Звуки здесь были совершенно нормальными, но трава не шелестела.
— Так!
Властный голос тёмного заставил широко открыть глаза.
По чёрному беззвёздному небу петляла дорожка из полупрозрачных лун, словно ребёнок проложил её штампами со светящейся краской, не особо заботясь о ровности линии, только о том, чтобы каждый следующий отпечаток перекрывал предыдущий на треть.
На отсёкшей нас стене грани, на конях, тёмном, кустах и траве что-то светилось, точно нас обсыпали фосфоресцирующим порошком.
Тёмный поднялся:
— Ты хоть что-нибудь о том, как вести себя за гранью, знаешь?
Во рту пересохло:
— Я… я никогда не… далеко от Г-гранографов не отъезжала…
— Понятно, — процедил тёмный и огляделся, его светящееся лицо казалось маской.
— Что случилось?
— Конь твой кривоногий споткнулся. — Тёмный присел и пробежался пальцами по ноющей руке, слегка надавил, я вскрикнула.
Отойдя к своему коню, он привесил меч на пояс, вытащил. Глядя на тускло мерцающее лезвие, я мигом забыла о боли и попыталась отползти. Тёмный срезал молодое деревце, отсёк часть ствола и вернул меч в ножны.
«Что с рукой?» — я безуспешно пробовала шевельнуть пальцами.
— Это в зубы, — опускаясь передо мной на колено, тёмный протянул срезанную палку. — Давай.
— Чего?
— Поверь, я знаю, что делаю.
Открыла рот возразить, а он коварно всунул мне эту палку.
— Расслабься, — приказал он, и в голосе была такая сила, что я сразу расслабилась.
Он потянул мою руку, и я, давясь криком, до хруста стиснула палку зубами. Что-то щёлкнуло, и боль отступила, а пальцы зашевелились, и вся рука. Во рту была невыносимая смоляная горечь. Сплюнула палку.
— Спокойно, — тёмный помог сесть, прижал к мерцавшей из-за порошка груди. — Верхом сможешь ехать?
— Думаю, да, — склонила голову на его плечо, постаралась думать о том, как он приятно пахнет, какой он соблазнительный мужчина, как смешно выглядит в светящейся пыли, а не о том, что мы застряли в грани. Я в грани! Снова потекли слёзы. — М-мы… выживем?
— Чем быстрее уйдём отсюда, тем больше шансов спастись.
Тёмный понёс меня к своему серому в яблоках коню. Сердце переполнила щемящая благодарность за то, что не упрекнул в применении магии, из-за чего наше пребывание за гранью стало в разы опаснее.
Точнее, моё — тёмный-то после замыкания контура вроде не колдовал… Извернулась, заглядывая в его сияющее строгое лицо.
— Что? — Он всунул мою ногу в стремя, я охнуть не успела, как оказалась в седле. Тёмный заковыристо свистнул.
— Ты… — выдохнула я и облизнула пересохшие губы.
— Что? — он отступил к кустам.
Вдали послышался цокот копыт. Сглотнула, разглядывая топтавшегося в светящемся кустарнике тёмного.
Он замедлил грань.
Ни в жизнь не поверю, что он посвящённый только третьего уровня: я — пятого, и так не могу. Даже не потому, что не утруждалась освоением сложных трансформаций магического потока, а просто сил не хватит.
— Почему ты так на меня смотришь? — Тёмный удостоил меня вопросительным взглядом.
Я отвела взгляд на Резвого, лежавшего в стороне светящейся тушей (мда, долг растёт… побольше бы на моём пути встречалось всяких Нья). Подбежал вьючный конь, ткнулся в плечо тёмного, и тот принялся стремительно освобождать его от тюков.
Даже изо всех сил сосредоточившись на тёмном, я совсем не ощутила ни малейшего колебания его эмоций, и от этого чувствовала себя слепой.
Вдали что-то защёлкало. Сердце встало. Тёмный забросил поклажу в гущу кустов, одним ударом добил Резвого и сумки с него швырнул к своим. Я растерянно смотрела на мёртвого коня, в груди странно тянуло…
Вскочив в седло, тёмный присвистнул. Оба коня рванулись назад по тракту.
Почти каждый скачок отзывался болью в каком-нибудь ушибе. Сцепив зубы, я следовала за тёмным, старательно вспоминая всё, что знала о пребывании в грани.
И память услужливо, но запоздало, просветлилась.
Грани раскалывали мир ещё до нашей эры, тогда их считали гневом богов весьма обширного пантеона, теперь, в зависимости от принадлежности к тому или иному ордену, — последом тёмной или светлой магии, проклятием изгнанных богов, гневом Сущего.
Известно только три достоверных факта:
Возле Гранографов они не появляются.
С помощью Гранографов в большинстве случаев можно определить, когда и где возникнет грань (но как это делается — секрет ордена Противостоящих).
Существа из грани убивали оказавшихся внутри магов, если те имели глупость выдать свои способности.
Всё остальное варьировалось: грани могли накрыть огромное пространство или маленькое, на минуту или несколько часов, всё внутри могло остаться прежним, а могло исказиться, существа грани, однозначного описания которых нет, на некоторых людей нападали, а некоторых будто не замечали. И порой исчезнувшие в одной грани вдруг выходили в другой.
Сквозь цокот копыт послышалось жуткое пощёлкивание, вдалеке кто-то отчаянно взвыл.
«Ну зачем, зачем призвала свет?» — я стиснула поводья.
Тёмный скакал впереди, воздух почти полностью стряхнул с него светящуюся пыль. Снова что-то защёлкало.
Обернулась и оторопела: за мной тянулся шлейф фосфоресцирующей пыли, она вылетала из меня и оседала на траву яркой полосой.
Вот Тьма!
Дала шенкелей:
— Эй, тёмный! Вейлеран!
Он повернулся не сразу, и я мельком подумала, что, возможно, «Вейлеран» не его имя. Вскинула руку с браслетом:
— Если выкину кристалл, будет лучше? — Старалась не думать о том, что с руки летит проклятая пыль.
Тёмный кивнул:
— Это их отвлечёт!
Сорвала браслет с запястья и отшвырнула. Обхватив коня, зажмурилась.
«О великий Свет, защити, стань преградой на пути беды, окутай меня животворящим сиянием своим, отведи ножницы Смерти от нити моей судьбы…»
Сзади что-то оглушительно взорвалось. Оглянулась: точно фосфоресцирующий гриб от земли поднимался огромный фонтан пыли, она оседала медленномедленно, покрывая траву, кусты, тракт. В пронизанном мерцающими крупинками воздухе что-то двигалось, перетекало, кружилось.
Тёмный свистнул, и конь перешёл на карьер, а тёмный отставал, вынимая из ножен меч.
Едва держась в седле, я смотрела назад, на шлейф света. Тёмный сдал в сторону, и тогда я увидела несущихся за мной огромных странных псов, припорошенных мерцающим порошком. Твари двигались рывками, собак напоминали лишь отдалённо: головы у них слишком большие, и лапы расставлены широко, будто из боков растут.
А тёмный… отставал. Он пропустил стаю мимо и скрылся в сумраке.
— Помоги! — взвизгнула я, лихорадочно лупя коня пятками.
Тот мчался во весь опор, мы слились в едином порыве ужаса. Зажмурилась, вслух шепча:
— О великий Свет, защити, стань преградой на пути беды, окутай меня животворящим сиянием своим, отведи ножницы Смерти от нити моей судьбы… О великий Свет, защити, стань преградой на пути беды…
Повторяла и повторяла, губы уже обветрились, во рту пересохло, но я молила Свет, а шкура коня стала мокрой от пота, капала пена, и он нёсся, нёсся неизвестно куда…
— О великий Свет… — я заскулила.
Хотела повернуться, посмотреть, далеко ли твари, но ужас не давал шевельнуться. Кажется, начни я падать с коня, не смогла бы крепче в него вцепиться даже ради спасения жизни.
Конь встал, я ударилась в его шею, едва удержалась в седле. Ничего не понимая, давала шенкелей, но только когда задние ноги коня подломились, поняла — он загнан.
Подогнулись и передние, конь завалился набок, придавливая мою ногу, а я, даже не чувствуя боли, вся сжалась, ожидая нападения…
Но его не было.
Весь в пене, конь часто хрипло дышал.
Только его страшное дыхание и бешеный стук моего сердца в висках — и больше никаких звуков. В свете размазанных по небу лун я увидела закатившийся глаз коня, следы крови на губах и морде, на огромных растопыренных ноздрях. Конь втягивал воздух, но не мог надышаться.
Никто не нападал.
Медленно обернулась: прямая дорожка фосфоресцирующей пыли терялась во мраке. И никого.
Отдышавшись, я снова ощутила боль во всём теле и ноге. Коня лихорадило. Надрывный хрип резал уши, и я заткнула их, но слышала, как он умирает. Чувствовала, что его покидает жизнь. Попыталась высвободить ногу, но она там запуталась в стремени или зацепилась за седло, и сколько ни дёргала, только больнее становилось.
Всхлипнув, я откинулась на спину и обхватила себя руками.
«О великий Свет, защити, стань преградой на пути беды, окутай меня животворящим сиянием своим, отведи ножницы Смерти от нити моей судьбы…»
Потекли слёзы, и текли, текли… Хрипы коня становились реже, он больше не шевелился… Но дышал. Я прикасалась к нему, и поэтому даже без кристалла, против воли, чувствовала гибель жизни. Впервые так остро, явно. Сердце сжималось от ужаса.
Мне вдруг стало так страшно, что хотелось кричать до разрыва лёгких.
— Помогите, — вопль сдержала, но разрыдалась, — помогите кто-нибудь, помогите…
Сиплое конское дыхание… я разрыдалась громче, только бы его не слышать. Снова задёргала ногой, свободной упёрлась в седло и попыталась столкнуть, но нога соскальзывала снова и снова. Внутри коня расползалась холодная тьма, и без кристалла я не могла ей противостоять…
— Нет, нет, — я забилась, выворачивая ногу. Вцеплялась в траву, пытаясь отползти.
— Нет…
Вдали послышался перестук копыт. Сквозь слёзы я видела только тьму и серые тени. Цокот нарастал, бил по земле набатом, словно на меня надвигался табун.
Но это был один конь. Серый. И с него слетела тёмная фигура.
— Ветер! — Тёмный рухнул перед загнанным конём на колени, обнял окровавленную голову. — Ветер!
Конь дёрнул копытом, совсем по-человечески всхлипнул, прижимаясь к нему.
— Ветер, Ветер. — Тёмный поглаживал его по шее. — Всё хорошо, Ветер. — Уставился на меня диким взглядом. — Лечи!
— М-мы в грани…
— Тебе без разницы! — он сунул руку за пазуху, скривился. — Соберись! И лечи его!
И такой взгляд, что я снова стала дёргать ногу:
— Без к-ристалла…
Тёмный выдернул руку из-за воротника, мелькнул чёрный кристалл на цепочке, тут же исчез в кулаке. Но когда тёмный разжал ладонь, там был уже светлый кристалл.
— Спаси его! — тёмный смотрел мне в глаза.
Сердце пропустило удар.
— Не-ме-дле-нно.
Не смея признаться, что практически не умею лечить, взяла кристалл, зажала в ладонях и сосредоточилась на умирающем коне, уверенная, что моя жизнь сейчас зависит от того, выживет он или нет.
И даже эту мысль отбросила, чтобы лучше управлять потоками магии…