— Не знаю, — скулит мужчина. Извивается, пытаясь отползти. — Я исполнитель, заказы… сам заказы не беру…

Ариан ухватывает его руку, выкручивает до хруста. Крик оглушает, рвёт нервы. Я зажимаю уши и в панике отступаю к машине.

«Так надо», — повторяю про себя под следующий крик, под стоны пойманного, его лепет:

— Клянусь, не знаю.

Сердце стучит так часто, что слабеют ноги. Я понимаю, почему Ариан делает это так, почему снова хрустят кости пленника, но так страшно слышать это всё в темноте, чувствовать запах крови, понимать, что мы могли умереть.

Натыкаюсь на одну машину, другую. Только четвёртая в веренице автомобилей оказывается нашей. Под грозный рык Ариана и причитания несостоявшегося убийцы я дёргаю водительскую дверцу, и она внезапно поддаётся.

— Аптечка в багажнике, — предупреждает Ариан.

Мне требуется несколько минут, чтобы сообразить, где нажать.

— Князь, пощади, — лепечет пленник. — Я даже подумать не мог, я бы не посмел…

— А в жрицу стрелять посмел! — рявкает Ариан.

Пленник взывает. Стонет. Рыдает.

Автомобиль вздрагивает от щелчка и толчка открывшего багажник механизма. Обойдя машину, запускаю руки в темноту багажного отделения. Страшно, будто сунулась в нору к змеям, но пальцы натыкаются на коврик, пакет с чем-то мягким, шкуру и, наконец, на аптечку.

Прижав её к груди, разворачиваюсь: Ариан гигантским белым волком нависает над распластавшимся на земле мужчиной и скалится. Глаза горят, точно фары.

Нетвёрдой походкой приблизившись, бросаю аптечку пленнику.

— Позаботься о себе, — гортанно рычит Ариан. Свет в его глазах потухает, и он смотрит на меня почти человеческим взглядом. — Ты можешь вернуться в Лунный мир.

Мотнув головой, забираюсь на заднее сидение машины. Сворачиваюсь калачиком. Здесь страшно и пахнет кровью, но в тишине Лунного мира я с ума сойду, гадая, как тут Ариан, здоров ли.

* * *

Рокот мотора вырывает меня из полудрёмы. В теле невыносимая тяжесть, каждая мысль будто привязана к пудовой гире, ползёт еле-еле. По салону расплескан жёлтый свет фар.

Грохот перепуганного сердца постепенно унимается, и сквозь рёв мотора чужого автомобиля удаётся расслышать слова.

— …Виктора подключу, мы все его связи проверим, будь уверен.

— Ксант, и много полукровок киллерами работает?

— Откуда же я знаю, Ариан. Они, сам понимаешь, не отчитываются.

— А ты прошерсти, кто откуда доходы получает. Кто знает, может, убийцы Лады тоже ничего личного к ней не имели, а просто выполняли заказ.

Приподнимаюсь: на ослепительно ярком фоне фар темнеют две фигуры. Одна точно принадлежит обёрнутому простынёй Ариану, второй мужчина, в костюме, не уступает ему статью и волосы у него, кажется, светлее, но лица не разглядеть.

— Это глупо, — отзывается собеседник Ариана.

— Но проверить надо.

— Зачем? — мужчина вскидывает руку. — Чтобы кого-то наняли, эта краля должна была кому-то досадить, что, на мой взгляд, невозможно. Потом, если это были действительно наёмники из полукровок, то как они нашли себе в помощницы жрицу?.. Или заказчик её привёл?

— Ксант, порядок в Сумеречном мире — твоя ответственность, и полукровки тоже. Тебе лучше знать, как и где их искать. И как спрашивать.

— Намекаешь, что я облажался? — резко отвечает его собеседник.

— Если продолжится в том же духе, я это прямо скажу. — Не дождавшись ответа, Ариан так же уверенно говорит. — Ксант, уже дважды в деле мелькают полукровки. Для покушения в Лунном мире использовалось Сумеречное профессиональное оружие. Есть вероятность, что лунная жрица, выросшая чуть ли не в изоляции, через Сумеречный мир связалась с драконами. Очевидно же, что у преступника хорошие связи с твоей территорией.

— Я всё проверил, — почти рычит Ксант.

— Не испытывай моё терпение. Мне сейчас хочется убивать.

— Брось, ты всегда был здравомыслящим. — Дёрнув головой, Ксант застывает, явно глядя на меня.

— Всё, уходи. — Ариан толкает его в плечо.

Ксант отступает, усмехается. И, развернувшись, направляется к своему автомобилю. Уже с водительского сидения, высунувшись в окно, добавляет:

— Ты только женихов не покусай, а то обраткой жахнет. Да и неудобно получится.

— Занимайся своим делом.

— Не волнуйся, вытрясу из этого чижика всю подноготную. Ты звони периодически.

Ариан кивает. Взревев мотором, автомобиль его двоюродного брата резко сдаёт назад, разворачивается и уносится по грунтовой дороге.

После света фар ночь кажется ослепительно тёмной, подошедшего Ариана различаю лишь смутным силуэтом.

— Ты как? — совсем другим, чем с Ксантом, мягким голосом спрашивает он. — Сильно испугалась?

— Терпимо. — Усмехаюсь, взлохмачиваю свои растрёпанные волосы. — Такое чувство, что связалась с бандитским авторитетом: ночные разборки, снайперы. Готова поспорить, Ксант того «чижика» в багажнике увёз.

— Ну да, не пачкать же салон.

Мы умолкаем. Мысли так сумбурны, что не могу выделить ни одной конкретной: какие-то обрывки, больше эмоции, чем выводы разума.

Шире открыв заднюю дверь, Ариан присаживается на корточки.

— Специфика государственного строя, — тихо произносит он, и его голос утопает в стрекоте оживившихся кузнечиков.

— В смысле?

— Разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную происходит при разрастании государства и необходимости контроля над главой государства. Но князья и так под контролем, а наше сообщество не настолько велико, чтобы растить управленческий аппарат, поэтому я обладаю всей полнотой власти, и порой приходится самому ловить, судить и карать.

— Божественное вмешательство — единственный способ избежать засилья бюрократии.

Серьёзное лицо Ариана озаряет улыбка. Он похлопывает меня по руке.

— Ну что, возвращаемся? — Его пальцы скользят по ладони, охватывая её, перебираясь на запястье.

Чуть приподнимаю руку, позволяя нашим пальцам переплестись. Весь страх перед кровавой расправой, перед убийцей — всё смывается с меня волной щемящей нежности. Зачарованно глядя в тёмные глаза Ариана, я выбираюсь из автомобиля. Подступаю, прижимаюсь к груди, ещё пахнущей чужой кровью.

— Ты точно не ранен? — шепчу я.

— Пули я отвёл своей силой. — Обняв меня за талию, Ариан захлопывает дверцу автомобиля, тянет меня к тому месту, где в Лунном мире располагается наша спальня. — А вот если взять метафизический смысл вопроса, то могу с уверенностью сказать, что я ранен.

— Метафизически?

— Да. В самое сердце.

Туман слизывает на с лица Сумеречного мира, чтобы выплюнуть в Лунном. Серебристая комната всё так же хороша, рельефные волки понизу волнистой стены бегут за рельефными оленями. В неярком свете диодов разглядываю Ариана: цел, только на простыне следы крови.

Он смотрит в сторону. Прослеживаю за его взглядом: в стене темнеет дырка.

— Это от первой пули, — глухо произносит Ариан. — Я едва успел её перекинуть.

Мурашки пробегают по телу. Заглядываю в лицо Ариана.

— И как мы объясним это Амату?

— Да им сейчас не до интерьера, а как родится ребёнок, начнётся пир.

— Слушай, а почему они не спешат меня очаровать?

— Догадываются, что их традиции ухаживания придутся тебе не по вкусу. Думаю, Амат готовит какое-нибудь выгодное предложение.

— А что у них за традиции?

— Кратко говоря: дубиной по голове и в нору.

— Аа… Пожалуй, хорошо, что они такие догадливые.

— Очень хорошо. Я пойду вымоюсь. — Ариан неохотно убирает руку с моей талии. — А ты… Лучше не выходи из комнаты.

Он отодвигает меня в сторону, одним резким движением переворачивает кровать на торец, проталкивает её по гладкому полу до двери в коридор и приваливает створку.

— Вот так мне будет спокойнее. — Ариан направляется к двери в личную ванную.

А мне, похоже, придётся ждать его на диванчике. Но зато дверь закрыта.

* * *

Вспоминают о нас только ближе к ужину. Барабанной дробью разносятся по комнате удары в дверь.

— Жрица! Воин! На пир! Все на пир! Сын! У вожака родился сын!

Ариан, вскочивший от резкого звука и рефлекторно увеличившийся в размерах, снова уменьшается и, зевая, возвращает шкуре серый цвет.

— Сейчас будем, — рявкает он в ответ на очередной громогласный стук и вновь зевает.

— Они что, всё время пируют? — Не закончив пазл, откладываю телефон Ариана на подушку.

— Не всё время, но часто. Они ещё до революции хорошо вложились в акции иностранных заводов, перед мировыми войнами удачно прикупили золото, которое спрятали в Лунном мире, а отец Амата был любителем фантастики, поэтому вкладывался в акции инновационных предприятий, и с Майкрософтом, Эппэлом, Гуглом и Сони Технолоджи ему повезло. Так что они могут позволить себе пировать.

— Если они такие состоятельные, зачем им ещё одна жрица?

Снова зевнув, вытянувшись поперёк кровати, Ариан покачивает хвостом из стороны в сторону:

— Для большей подвижности при срочных сделках. На всякий случай. Для престижа. Чтобы утереть нос Златомиру.

— То-то я смотрю, парни не особо напрягаются ухаживаниями.

— Орой и Улай ещё слишком молоды для таких серьёзных свершений, Дьаар слишком скромен, у него вообще с женщинами не складывается, несмотря на высокий статус. Амат, хотя и любит пиры, эпатажную одежду и склонен к мистике, слишком деловой, чтобы пойти по пути честного завоевания девичьего сердца. Ну и их традиции к ухаживаниям человеческого типа не располагают. Готов поспорить, он деньги предложит.

Подняв взгляд к потолку, обдумываю ситуацию: мне готовы заплатить за согласие на брак. Сколько мама говорила, сколько модные девчонки что в школе, что в институте пророчили одиночество и сорок кошек в придачу, про заявления Михаила вообще тошно вспоминать, а сейчас за мою руку и сердце готовы платить. Если бы ездила на встречи выпускников, можно было бы почти похвастаться таким нечаянным достижением. Ну или свозить Ариана показать, чтобы осознали всю степень своей неправоты…

— Как думаешь, сколько предложат? — опускаю взгляд с потолка на Ариана.

Он вскидывает кустики бровей.

— Просто интересно, — улыбаюсь я.

— От пяти миллионов рублей, думаю. Всё же у них женщины не слишком ценятся.

Для меня и пять миллионов сумма за гранью, хотя для выкупа всей моей последующей жизни это, пожалуй, маловато.

Ариан смотрит очень внимательно, и такое чувство, что хочет сказать «я могу дать больше пяти миллионов».

— Это просто любопытство. — Треплю серую макушку, пробегаюсь пальцами по бархатной шерстке носа. — Мне никогда столько не предлагали. Странно немного. И впечатляет. Самооценку повышает немного, хотя по факту подобное предложение не назвала бы пристойным.

Распахнув розовую пасть, Ариан зевает, будто невзначай проходится языком по кончикам моих пальцев и поднимается:

— Пир надо посетить. Хоть и от младшей жены, но всё же сын.

Наконец я обращаю внимание на приставку «младшая», уточняю:

— У него несколько жён?

— Три. Дети делятся на детей первой, второй и третей — младшей — крови, их статус определяется старшинством матерей.

Всё меньше и меньше эта стая нравится. Ариан снова зевает.

— Ты хоть выспался? — Зеваю в ответ.

— Не совсем. — Ариан спрыгивает с кровати. — Но идти надо. Погоди минутку, я сейчас.

Схватив зубами телефон, он исчезает во всплеске тумана, а я поднимаюсь с кровати, потягиваюсь. Оглядываю свой мятый подол: да, в таком виде только и пировать на виду у всей стаи.

— Угораздило же связаться с ревнивцем. — Продолжая потягиваться, отправляюсь в ванную.

Успеваю умыться и начинаю расчёсываться, когда краем глаза замечаю движение: Ариан во всей нагой красе прислоняется к дверному косяку. Невольно вспоминаю про «неэстетичное», и меня снова разбирает смех. Да, среди людей такого мужчину не найдёшь. А может, даже и среди оборотней. Сердце заполняет нежность. Я так увлечена этим тёплым ощущением, что не сразу замечаю в руках Ариана серебристое полотно.

Мягко улыбаясь, он протягивает его мне.

Ещё не понимая, забираю ткань… это платье. Серебристое тончайшее платье на узорно заплетённых бретельках. Ткань очень нежная, почти невесомая, но не прозрачная.

Поднимаю подарок за бретельки: под грудью тянется серебристый узор, подол расширяется книзу.

— Загорелись. — Ариан улыбается.

— Что?

— Глаза загорелись. Это прекрасно на самом деле, что можно подарить немного счастья такой простой вещью. Что ты умеешь радоваться.

— Мне кажется, все женщины радуются обновкам.

Он отрицательно качает головой. Мягко, но непреклонно заставляет развернуться спиной. Есть что-то невыносимо приятное в том, что мужчина расстёгивает молнию на платье, щекоча дыханием кожу, согревая своим теплом. Волны этого тепла прокатываются по мне, концентрируются внизу живота томящим желанием.

Ариан прижимается губами к моему уху, шепчет:

— Тебе придётся тщательно помыться.

— Мм? — я ловлю его взгляд в отражении зеркала на стене.

— Одежда — это всё ваши человеческие глупости. — Не касаясь, Ариан скользит ладонями над моими плечами, и в зеркале это выглядит откровенной лаской. — Оборотни привлекательность женщины определяют по запаху, и твой запах прекрасен, обворожителен, сладок. Особенно когда я тебя распаляю…

— Боишься, что на меня обратят внимание.

— Уже обратили, просто не смеют соваться. А я от этого запаха… пьянею и склонен оборонять свою территорию.

Вот ведь зверюга, уже своей территорией обозвал. Но чего не простишь, когда он так пристально, так зачарованно смотрит… Эх, вздыхаю, улыбаюсь:

— Конечно, помоюсь. Очень тщательно.

— Спасибо, — шепчет он, почти касаясь губами уха, всё же сжав мои плечи. И касаясь ещё кое-чем, сейчас не прикрытым одеждой и готовым к действию. — Я подожду в комнате.

Он выходит и закрывает дверь. И уверена: он заметил румянец на моих щеках и ощутил, как вскипела от его прикосновений кровь.

Не одному ему тяжело держаться. Всегда думала, что жажда близости — проблема исключительно мужчин, но нет, мы, женщины, ей тоже подвержены.

Я выхожу из ванной только через сорок минут. Лёгкая шелковистая ткань платья обнимает, ласкает, подчёркивает плавность изгибов тела.

— Загорелись, — улыбаюсь я, глядя в буквально вспыхнувшие глаза сидящего на полу волка-Ариана. — У тебя глаза загорелись.

— Не удивительно, — низким, томным голосом отзывается он. — Ты прекрасна, как луна.

Сердце пропускает удар. Я тоже ранена. Метафизически, но так ощутимо.

И в унисон моему безумному сердцебиению начинают рокотать барабаны разворачивающегося пира.

* * *

Бум-бум-бум-бум… — пробивается в подкорку, в каждую косточку. Настигает голову под подушкой, под одеялом. Бесконечное, нескончаемое, вечное: бум-бум-бум…

— Я не выберу эту стаю, — хрипло произношу в подушку.

— А что так? — почти над ухом хрипит женский голос.

Дёрнувшись в сторону, натыкаюсь на мохнатое тело, оглядываюсь: половину моей кровати занимает помятая Катя в простыне. Ариан утыкается мокрым носом мне между лопаток, игриво проводит языком.

Катя оглядывает озарённую светодиодами гостиную и изумлённо вскидывает брови:

— А зачем вы кроватью дверь заблокировали?

Честно — не помню ни как придвигали кровать, ни то, что брали с собой Катю. Я как-то успела о ней подзабыть за всеми этими выстрелами и угощениями.

— Кровать не по фэншую стояла, — торжественно извещает Ариан. — Пришлось передвинуть.

— Разве законы фэншуя применимы к Лунному миру?

— Где твой патриотизм, Катька? Что за упаднический настрой? У нас тут самый фэншуистый фэншуй из всех возможных, даже не сомневайся.

Поворачиваюсь, чтобы через плечо взглянуть на Ариана: у него глаза чернущие, кромка белков едва виднеется. Звериную морду перекашивает подобие улыбки.

— Ну что, девицы-красавицы, опять в бассейне вас вымочить или сразу на пир идём?

Вглядываясь в его тёмные безумные глаза, тихо спрашиваю:

— Что с тобой?

— Я бы на пир пошёл. — Вскочив, Ариан вытягивает передние лапы и прогибается. Выпрямившись, встряхивает шкурой. — Ну, чего лежим? Кого ждём?

— На пир! — вскакивает Катя. — Гулять так гулять, тем более последний день, надо попробовать всё не попробованное.

— И допить всё недопитое! — Виляет хвостом Ариан, жжёт меня шальным взглядом черных глаз.

Тревожно до дрожи, жутко. Накидываю одеяло на голову.

— Сначала нам надо кое-что взять в Сумеречном мире. — Ухватив Ариана за шкирку, сосредотачиваюсь на перемещении из мира в мир, комнату затягивает дымкой, и серебристый интерьер сменяется стрекочущей ночью, мы плюхаемся с высоты кровати на землю.

Мои чёрные волосы скрыты тканью, так что убийц не боюсь. Заглядываю в тёмные, заметные лишь по зеленоватым отблескам звёздного света глаза. Что-то жуткое есть в них сейчас, и сердце обмирает, стынет в груди.

— Ариан, что с тобой происходит?

— Я пьян, — напевает Ариан, обращаясь человеком и надвигаясь. — Я пьян тобою!

Опрокидывает меня на траву, нависает. Глаза на бледном лице как два чёрных колодца.

— Ариан… — шепчу я. — Что происходит?

— Безумие, безумие чистой воды! — Он целует меня в губы, шею. Прижимает мои запястья к траве над головой и снова целует, скользит губами по коже. — Не хочу тебя делить ни с кем, ни на минуту. Не хочу, чтобы на тебя смотрели, не хочу, чтобы тебя нюхали, не хочу, чтобы даже надеялись получить тебя.

— Ты с ума сошёл такое говорить? — зло шепчу я, а у самой сердце заходится, пальцы дрожат. — Ты о последствиях своих слов думаешь?

— А я устал молчать, устал сдерживаться. Тамара… Тамара… — Он прижимается пылающим лбом к моему лбу.

Он горячий, его голое тело я чётко ощущаю сквозь тончайшую ткань платья.

— Ариан, ты пьян?

— Нет, это серьёзнее, — смеётся он. — Нет ничего страшнее мстительных девушек.

— Ты, тебя…

— Опоили, чтобы потерял контроль, опозорился, наделал глупостей, — шепчет Ариан и скользит губами по скуле, освобождает мои руки, чтобы спуститься к обтянутой платьем груди. — Я держался, сколько мог, но всему есть предел… Тамара, ты сводишь меня с ума.

— По-моему, с ума тебя сводит какая-то отрава. — Упираюсь ладонями ему в плечи.

— Минута с тобой стоит года без тебя, двух, десяти. — Он скользит к моим губам, ладонью поднимая подол. — Будь только моей, пообещай…

Холодея от ужаса, зажимаю его рот ладонью.

— Ариан, ты не должен этого говорить. Это опасно, твоя сила…

Зажмурившись, он целует мою ладонь, пальцы, проскальзывает языком по запястью и как-то разом распластывается на мне.

— Тамара, родная моя, — шепчет в ключицу.

Мурашки бегают по коже, желание накатывает жаркими волнами, но в голове пульсирует мысль: «Опасно, нельзя, нужно немного потерпеть». А горячие губы дразнят, зацеловывают лёгкие укусы.

— Тамарочка, никому тебя не отдам…

— Ариан, идиот! — Меня передёргивает от страха, от осознания, что эти его слова могут стоить ему жизни. — У меня отбор женихов!

— Всех загрызу, пусть только попробуют…

— А ну прекрати. — Ударяю его кулаком в плечо. И снова. — Прекрати немедленно!

— Не могу… — с мукой шепчет он. — Это выше моих…

— Соберись! — Пихаю его коленом несколько раз, и Ариан перекатывается на бок. — Возьми себя в руки, успокойся, иначе тебя не выберу!

Помедлив, он откидывается на спину. Дышит тяжело.

— Ты не можешь, — шепчет он.

И эта его безалаберность, и уверенность в моём выборе, и согласие обречь меня на страдания, как его мать, отзываются испепеляющим гневом.

— Могу, Ариан, я всё могу. Поэтому бери себя в лапы, руки и… да что угодно сделай, но веди себя, как следует!

— А как следует?

— Как честно исполняющему обязанности князю.

— Тамара… — стонет он. — Царица моего сердца…

— Княгиня. И я приказываю немедленно заткнуться!

— А я думал, женщины любят, когда им говорят о любви. — Он тянет мою руку к губам.

— Не когда за это могут поплатиться жизнью. — Выдёргиваю пальцы и отодвигаюсь. — Зачем мне твои слова без тебя самого!

Меня потряхивает, грудь распирает отчаянием, гневом, страхом.

— Как можно быть таким безответственным? — Вскочив, до боли стискиваю кулаки. — Ты же знаешь, чем это может кончиться, ты видел!

Его глаза — всё те же чёрные бездны на бледном лице, и единственное, на что я уповаю — что неведомая контролирующая его сила примет во внимание его невменяемое состояние, ведь княжеское слово он нарушает из-за того, что его опоили.

Я очень надеюсь, что невменяемость ему зачтётся в оправдание.

Но если нет?

Протяжно застонав, Ариан проводит ладонями по лицу, зарывается пальцами в волосы.

— Что нам надо здесь взять? — тихо уточняет он.

— Твой здравый смысл.

— Не хочу, не хочу никакого здравого смысла. Я устал от него. — Ариан неуловимо быстро оказывается у моих ног, жадно смотрит снизу. — Я хочу гулять с тобой под луной. Бегать с тобой хочу. Катать на себе. Целовать. — Он вскакивает и сжимает меня в объятиях. — Ты моя, только моя, поклянись…

Ариан наклоняется, явно собираясь поцеловать. Страх сжимает сердце. Со всей силы влепляю ему пощёчину. Ариан отшатывается. Отпустив меня, отступает на несколько шагов. У него дикое-дикое лицо и… Кажется, его никогда так не прикладывали. Хищно щёлкают зубы, по сильному телу пробегает дрожь.

Развернувшись, Ариан в несколько прыжков оказывается возле нашего джипа. Ударяет ладонями по крыше над дверями, и крышу сплющивает до сидений, звонко вылетают стёкла. Второй удар сминает машину до порогов. Ариан пинком отправляет джип в вереницу других автомобилей.

Со скрежетом те сдвигаются, врезаясь друг в друга. Несколько стёкол лопается. И наступает тишина, прерываемая только тяжёлым дыханием обросшего белой шерстью Ариана. Шерстью он оброс, но человеческую фигуру сохранил, только уши выросли на макушке.

Теперь мне становится страшно от его силы. От его ярости.

— Ты… — шепчу я. — Ты…

— Мне нужно ускорить метаболизм, — сипло отзывается Ариан и впивается когтистыми пальцами в волосы, — чтобы вывести из организма эту дрянь.

Развернувшись, идёт на меня, втягивая шерсть в кожу. Везде, кроме паха и бёдер, так что подходит ко мне как бы в меховых штанишках.

— Ударь меня, — требует он.

— Зачем? — Потираю ноющую после удара ладонь.

Он надвигается, чёрные глаза совсем близко.

— Это даёт выброс адреналина, а он ускоряет метаболизм.

Не в порыве праведного раздражения бить жалко. Но делаю над собой усилие и ударяю.

— Сильнее.

— Жалко, — выдыхаю я.

Зажмурившись, Ариан судорожно вдыхает и выдыхает. Склоняется, превращаясь в белого волка, опускает на землю передние мощные лапы. И растёт, растёт до размера коня.

— Садись, покатаю, — предлагает рокочущим голосом.

Сердце бешено стучит, но внутри всё стынет от страха: перед неизвестностью, перед контролирующей Ариана силой, перед его состоянием, перед людьми.

Его голова размером с моё туловище, горячее дыхание щекочет грудь. А глаза — два чёрных гигантских зеркала.

— А вдруг кто увидит? — Запускаю пальцы в белоснежную шерсть на щеках. — У нас не водится таких громадных волков.

Он опускается на землю в позу сфинкса. Утыкается огромным влажным носом мне в ладонь.

— Я призову туман и лунный свет, ни один человек не увидит нас, Тамара.

Чёрные глазищи гипнотизируют безумным, завораживающим взглядом. Зачарованная им, я утыкаюсь в макушку между ушами, и они подёргиваются, щекочут скулы.

Приподняв подол, усаживаюсь на мохнатый загривок, обнимаю мощную шею. Ариан поднимается потрясающе плавным движением. В следующий миг он пулей устремляется вперёд, и у меня перехватывает дыхание: от бьющего в лицо ветра, от ужаса перед невероятной скоростью и падением, и от восторга — сумасшедшего, пьянящего, всепоглощающего!

* * *

Безумие заразно. Азартом и восторгом оно ворвалось в мою кровь и теперь кипит, всё тело как разрядами тока пробивает лихорадочным возбуждением. Не совсем сексуальным, скорее каким-то охотничьим или просто адреналин от бешеной скачки зашкаливает.

Возле разбитых машин я соскальзываю с гигантского волка, хватаю его мохнатую морду и заглядываю в глаза. Зрачки чуть уменьшились, и теперь вокруг них мерцает лунным светом узкая кромка, хорошо заметная в сумраке.

— Тебе лучше? — восхищённо спрашиваю я и глажу его подбородок.

— Да, хорошо проветрился.

Язык шершаво проскальзывает по моему животу, смачивает серебристую ткань.

— А по-моему, не очень. — Я отрывисто хохочу в приступе резкого и безотчётного веселья.

— Ну, я уже могу сдержаться от комплимента.

— То, что ты об этом говоришь — уже признак несдержанности, — упираюсь лбом в мохнатый лоб, запускаю пальцы в шерстяные щёчки. — Соберись.

— Стараюсь.

— А может, выкинем эту стаю из состязания? Они же тебя чем-то опоили.

Ариан горячо выдыхает в живот.

— В том и дело, что меня, не тебя. И доказательств у меня нет, кроме многозначительных взглядов старших дочерей Амата, да того, что здесь ни у кого больше нет настолько веских причин меня подставлять. Ну а даже если найду доказательства, то всё это обернут неудачной шуткой, попыткой развеселить на пиру дорого гостя. У нас подобные препараты в общем-то не запрещены.

Уши его вздрагивают, настороженно проворачиваются.

— Точно ничего нельзя сделать?

— Не привлекая внимания к твоей повышенной охране — нельзя. Да и уходим от них уже вечером, ты только сама на их вино не налегай, оно мягко идёт, а градус почти как у водки.

— Серьёзно? — перебираю пальцами мягкую шерсть.

— Мягко идёт, сильно ударяет и почти не даёт похмелья, секрет рецепта этого вина стая хранит уже несколько сотен лет.

— Зачем такое крепкое вино?

— Обычное человеческое выветривается из нас слишком быстро, им трудно напиться, а крепкие человеческие напитки сильно пахнут.

Шерсть в моих пальцах прореживается, выскальзывает из захвата. Ариан плавно перетекает в человеческую форму, выпрямляется передо мной. От его пронзительного взгляда подсвеченных серебристыми радужками глаз сердце начинает стучать быстрее. Ариан лишь нависает надо мной, а меня бросает в жар, взбудораженная кровь кипит, внутри всё дрожит.

Судорожно вздохнув, Ариан отступает к нашему измятому джипу. С диким скрежетом открывает багажник и вытаскивает меховую накидку и тканный чехол для одежды.

Меня всё ещё лихорадит от его недавней близости, и голос предательски подрагивает:

— Неужели ещё платье.

— Да. — Всучив мне накидку и чехол, Ариан опускается на землю серым волком. — Ну что, отправляемся назад, моя… дорогая жрица.

Не хочется, но я обращаюсь к неведомым силам, и они отправляют нас в Лунный мир, пронизанный рокотом барабанов.

В гостиной кровать сдвинута от двери в сторону, но сама дверь закрыта.

— Катя? — тихо зову я.

Ответа нет. Ариан шумно втягивает носом воздух.

— Всё в порядке, — превращаясь в человека, уверяет он и придвигает кровать к двери. — Ты переодевайся, а я найду телефон и смотаюсь в Сумеречный мир, попрошу Ксанта подогнать нам новый автомобиль.

— Только недолго. — Сжимаю пушистую меховую накидку. — Я волнуюсь.

Ариан тянется в перёд, явно для поцелуя, но застывает, зажмуривается. Всем телом чувствую, как он хочет обнять меня, вдохнуть запах волос, как я хочу отбросить вещи и прижаться к его груди. Между нами будто пробегают разряды тока, мы словно два магнита.

— Переодевайся, — почти рыча велит Ариан и срывает с кровати одеяло, торопливо заглядывает под подушки. Припав к полу, осматривает пространство под кроватью и достаёт телефон. — Переодевайся.

Он исчезает в тумане. Мне невыносимо тяжело дышать, даже страшно. И только рокот барабанов помогает справиться с наплывом чувств. Вздохнув, направляюсь в ванную комнату. И даже чёрное, мерцающее, точно звёздное небо, платье не спасает меня от нервной тоски и мучительного вопроса: что будет Ариану за все его признания?

* * *

— Да вы отличные, просто замечательные! — Катя вскидывает кубок, и винные брызги разлетаются по перепелам и гусям. — За ваше здоровье, всех вас!

Качнувшись, она опирается ладонью на моё плечо и залпом осушает оставшееся в кубке.

Те, кто услышал этот возглас сквозь рокот барабанов и шум многочисленных голосов, поддерживают нестройными возгласами:

— Хороша!

— Хорошая гостья!

Катя обнимает меня и жарко шепчет на ухо:

— Когда же мы отправимся в стаю Тэмира? Умираю как хочу повидаться с Маром.

Умирающей она со своими ярко блестящими глазами, румяными щеками и шальной улыбкой совсем не выглядит. И аппетит такой, что самбист позавидует.

— Ты можешь отправляться уже сейчас, — шепчу я.

— А ты не возьмёшь меня в Сумеречный мир? Так же быстрее…

Искоса поглядываю на невозмутимо слева от меня Ариана. Тот не двигается: то ли сквозь грохот не расслышал просьбы, то ли не желает отвечать.

Амат, попивающий вино напротив нас, щурит глаза, улыбается одним уголком губ. Его дочери сидят хмурые, то и дело поглядывают на Ариана. Подавшись вперёд, Амат перекрикивает рокот:

— Что это наша дорогая гостья не ест?

Переплетаю пальцы и, облокотившись на стол, упираю в них подбородок:

— Что-то не хочется.

— И пить не хочется? — Его глаза сумрачно блестят, нависающий на лоб медный клюв шаманского головного убора отражает огоньки электрических свечей.

— Совсем не хочется, — отзываюсь я.

— А зря! — Катя громко ударяет кубком по столу, и сидящий рядом с ней Дьаар послушно наполняет его смолянисто-чёрным напитком. — Здесь отлично поят и кормят, я буду скучать по вашим пирам.

— Так оставайся, — Тонкие губы Амата при улыбке скрываются под его нависающим хищным носом. — Бери моего Дьаару в мужья, он скромный малый, но в остальном хорош.

— Нет, спасибо. — Катя мотает головой, и распущенные пряди ударяются о моё плечо. — Сердце уже несвободно.

— Никогда не поздно передумать. — Амат обращает на меня пристальный взгляд. Вскидывает руку, и почти сразу грохот барабанов становится тише. Сквозь болтовню пирующих голос Амата прорезается легко и чётко. — Моя дорогая гостья, скоро тебе придётся покинуть мой дом, и прежде, чем случится это печальное событие, я хочу сделать тебе подарок. И поговорить. Уверен, тебе и твоему спутнику это будет интересно. — Он хитро улыбается одним уголком губ. — И полезно.