, конечно, гений, но сходу придумать, что превратило кровь в кристаллы, не смог. Не сумел и через полчаса. И через час.

Честно говоря, сидя между офицерами в приёмной министра, я больше думал о маме. Увлечение наукой она поддерживала, но иногда, восстанавливая дом после моих неудачных опытов, сетовала, что эксперименты до добра не доведут.

Неужели министр прав, и маму похитили из-за моих военных разработок? Для меня это всегда было развлечением, и так странно, что оно вдруг обернулось угрозой для семьи.

Я поймал себя на том, что тереблю браслет. Времени дожидаться министра не было. Искоса глянул на сопровождающих офицеров: от них я, пожалуй, смогу оторваться. Правда, министр разозлится, но… Я поднялся. Офицеры вскочили.

— Мне надо отойти. — Развернулся к выходу, мысленно приказывая отправленной в стойло химере искать окно уборной.

Дверь в приёмную отворилась, министр алым вихрем проскочил в кабинет:

— Лавентин, за мной.

Хоть я и не согр, но послушался. Министр бросил папки на стол, скинул на стул расшитый серебром алый официальный плащ, который надевал для визитов во дворец.

— У Какики пропал брачный браслет, — сразу начал я.

Министр пригладил волосы:

— Не пропал. Его сняли до отправки в морг, чтобы никто не опознал в теле главу рода. — (Я выдохнул). — Браслет в моём сейфе, позже дам тебе исследовать.

— Понятно. — Я перекатился с носка на пятку. Спрашивать было страшно, ведь ответ министра мог убить надежду спасти маму. — Что нашли в доме длорки Какики?

Медленно, как-то тяжело опустившись в кресло, министр сцепил пальцы и уставился на них:

— Ночью за ней явился посыльный от Какики с извещением о его внезапной болезни. Которой не было. Мать поспешила к сыну. С тех пор её никто не видел. Слуги были распущены на неделю письменным уведомлением о том, что хозяйка это время проведёт в его доме.

Из меня будто воздух вытянули, очень захотелось сесть, но я остался стоять. Министр добавил:

— Сейчас допрашивают всех, кого только можно.

— Зачем кому-то похищать старую женщину?

— Если бы знал, я бы уже приказал арестовать преступника.

— Да, глупый вопрос. — Почесал затылок.

— Иногда попытки ответить на такой вопрос приводят к раскрытию преступления. Но у тебя, Лавентин, в этом деле иные задачи, и я очень надеюсь, что ты блестяще их выполнишь.

— Постараюсь.

Министр хлопнул ладонями по столу:

— Значит, так. Приглашение на приём будет ждать тебя с курьером прямо у дворца. Твоя задача проста: убрать жену в её мир. Если не получится, позаботься, чтобы она выглядела прилично. У вас дома есть запас одежды или прислать с курьером новое платье?

— Запасы есть.

— По пути объяснишь элементарные правила поведения. Но надеюсь, что этого не потребуется.

— А твоя жена?

— Отправим её следом. О ней никто не знает. Помни, ты обещал молчать.

— Э… — Я моргнул. — Но она хоть в порядке?

— За кого ты меня принимаешь?

— Я виноват в том, что она оказалась здесь, и чувствую себя ответственным…

— Вот ответственно и верни её домой. И свою тоже. — Он странно на меня посмотрел. — Если хочешь. — Его голос повысился: — Ты ведь хочешь вернуть жену в её мир?

— Я обещал.

— Желаю скорее исполнить обещание. Всё, иди. И не забудь: офицеры остаются с тобой. Теперь они — твои тени.

Моим теням определённо не хватало умения спокойно следовать за мной в любой ситуации. И вообще, мои тени не должны бояться моей подросшей химеры, а эти нервно ёрзали на её хребте и постоянно спрашивали, не кусается ли она. Конечно, кусается, если очень попросить или наступить на один из хвостов.

***

Лавентин вернулся с двумя зеленоватого оттенка мужчинами в чёрной форме. Когда я открывала дверь, один из них убежал в кусты. Похоже, его стошнило.

На лице Лавентина читалась самоотверженная решимость.

— Там письмо. — Указала на почтовый ящик и загородила вход, ловя взгляд серо-зелёных глаз. — Мне прислали письмо. Мне. А ведь я никого здесь не знаю… Лавентин?

Он стоял на пороге и будто ничего не замечал, кроме своей неведомой цели.

— Лавентин!

Вздрогнув, он посмотрел на меня более осмысленно. Я указала на ящик:

— Мне прислали письмо, хотя я никого здесь не знаю.

— Но тебя многие знают, — сказал он после паузы.

— Проверь, безопасно ли оно. Давай. У тебя маму похитили, вдруг и мне угрожает опасность.

Нахмурившись, Лавентин шагнул к ящику, положил на него руки, кончики пальцев засветились зелёно-голубым. И это было, бесспорно, восхитительное зрелище, но слишком напоминало свечение радиации, каким его рисовали в мультфильмах. Связка светится-радиация-опасность сработала против воли, я отшатнулась.

— Слушай, Лавентин. — Сердцебиение участилось, наверное, вдвое. — А магия для меня не опасна? У вас тут есть не маги? Как они её воспринимают? А ничего, что я из мира, где её нет?

Даже понимая, что лучевая болезнь у меня точно не началась, я нервно дёрнула волосы. Выпадать они явно не собирались. Лавентин повернулся ко мне:

— У обычных людей проблем со здоровьем из-за соседства с магией вроде не фиксировали. Бывают, конечно, редкие вырожденцы, которые болеют от магии, но если бы ты была такой, не смогла бы управлять домом.

Облегчённо выдохнула и оставила волосы в покое. Из кустиков вернулся бледный офицер и безмолвно встал рядом с вытянувшимся по струнке товарищем.

Лавентин приподнял крышку ящика и с любопытством заглянул внутрь. Прежде, чем я успела сказать, что надо сдвинуть нижнюю пластину, и письмо выпадет, Лавентин сделал это сам. Поймал конверт сияющими пальцами, и на том высветился красный круг с зазубринами и закорючками, а рядом вычернился ещё один поменьше.

— Заклятие доверия к отправителю и заклятие очарования адресата. — Лавентин провёл ладонью по конверту, и круги испарились. — Хочешь прочитать?

Вот так доверяй местной почте! Боюсь представить, как у них с такими заклятиями поставлено облапошивание одиноких старушек. Мотнула головой:

— Не могу, не понимаю вашей письменности.

— Недоработка…

— Ты не хочешь его прочитать?

— Но оно адресовано тебе, как я могу?

Кажется, он начинал мне нравиться.

— Но я не могу сама его прочитать, кто-то должен стать моим переводчиком.

На письмо Лавентин посмотрел с мрачным сожалением, даже показалось, сейчас его выкинет.

— Торопишься? — Покосилась на стоявших у крыльца офицеров.

— Немного, — замялся Лавентин и робко взглянул на меня. — Ты точно хочешь это прочитать?

— Хоочет, — просипела стена.

Живые стены, вернее — духи привратные, определённо не в моём вкусе. Лавентин надорвал конверт и вытащил нежно-розовый лист бумаги. Взгляд метнулся по чётким строкам:

— Мм.

— Заходи… — Я отступила в сторону. — Кстати, те люди останутся на крыльце?

— Мы должны сопровождать длора Бабонтийского до лаборатории и следить, чтобы он не покидал её без нужды, — отчеканил ближний к нам.

— Он арестован? — изумилась я.

Мне казалось, после исчезновения мамы его могли охранять, но не запирать в лаборатории.

В глазах офицеров появилась растерянность.

— Министр хочет, чтобы я работал, не отвлекаясь. Заходите. — Лавентин отошёл к столику, кашлянул и начал быстро читать: — Милейшая длорка Бабонтийская, безмерно рад, что столь прекрасный цветок пополнил цветущий сад длорного острова. Насколько мне известно, наша речь теперь вам понятна, поэтому я набрался смелости написать. И, разумеется, выразить похвалу вашим прекрасным манерам, не позволившим принять незнакомого мужчину, пока вы в доме одна. Итак, позвольте представиться, пишет вам длор Хлайкери Эрджинбрасский, один из ваших соседей. Лелею надежду, что в следующий раз вы позволите хотя бы взглянуть на вас, а то и почтите беседой. Ведь ваш многоуважаемый супруг при всей его изобретательности не отличается манерами и умением поддержать разговор, в то время как я в любое время дня и ночи готов стать вашим конфидентом и проводником в нашем прекрасном мире. Посему мне бы…

— Стоп-стоп. — Замахала руками. — У меня даже голова заболела. — И я не лгала. — У вас все так витиевато изъясняются?

Подняв на меня зелёно-серый взгляд, Лавентин тихо подтвердил:

— Обычно да.

— И бумаги не жалко?

— Это способ подтвердить статус. — Он качнул листом. — Чем длиннее письмо и дороже сорт использованной бумаги, тем более состоятельным должен казаться отправитель. Есть нормативы, но я, если честно, не слушал, когда их объясняли.

Губы сами растянулись в улыбку, но она погасла, едва Лавентин посмотрел на письмо и открыл рот, явно вознамерившись продолжить чтение.

— Не надо, — отмахнулась я. — Мне ни к чему это знакомство, всё равно скоро вернусь домой… ведь так?

***

Вопрос жены застал врасплох. Конечно, я должен заниматься проблемой её возвращения, но мама… и убийство Какики, загадка его крови. Так много научных проблем одновременно на меня ещё не сваливалось, и впервые к восторгу исследования примешивался страх неудачи.

А ведь ошибок я прежде не боялся.

Теперь же смотрел в орехового цвета глаза жены, и сердце ледяными когтями царапал затаённый ужас.

— Я постараюсь вернуть тебя как можно скорее. — Потянулся взять жену за руку, но в пальцах зашуршало письмо Хлайкери, и я их опустил. — Просто сейчас нужно… сделать одно важное дело. — Меня осенила внезапная мысль, я улыбнулся. — И это может приблизить нас к решению твоей проблемы.

Жена слабо улыбнулась, в глазах засветилась надежда.

— Тогда поторопись. — Она подтолкнула меня к одной из дверей, тут же удержала. — Ты голодный? Может, тебя покормить? Или бутерброд?

— Спасибо, повар обо мне позаботится.

— Здесь есть повар?

— Э… — Наконец обратил внимание, что стены отделаны цветом, очень близким к нашему родовому, а из-за чуть приоткрытой боковой двери подглядывает девочка. — Да, повар. Надо только захотеть, и он приготовит нужное, а стены пропустят еду к желающему перекусить. Если хозяйка, конечно, хочет, чтобы дом и духи заботились о других обитателях.

— О… Получается, если я хочу сырые продукты — повар доставляет мне их в таком виде?

— Полагаю, что да.

— Тогда понятно, почему ваш повар не доставил мне ни одного готового блюда: я по привычке всё думала, чего бы приготовить. — Жена рассмеялась приятным лёгким смехом.

Этот смех напомнил о маме. В груди сразу похолодело, я сложил письмо Хлайкери и вручил жене:

— Прости, мне нужно спешить.

Её глаза потускнели. Неужели обиделась? Но времени думать об этом не было. Кивнув, распахнул дверь, к которой жена подталкивала, и чуть не ослеп от белизны стен. На их фоне ярко выделялись чёрные кожаные диваны, столик с цветами.

Дверь на лестницу в подвальные лаборатории была прозрачной с металлической ручкой и мощными петлями. Ничего подобного в жизни не видел. Полуобернулся:

— А если внизу что-нибудь взорвётся, дверь не сдержит взрывную волну.

Повисла зловещая пауза.

— И часто у тебя что-нибудь взрывается? — вкрадчиво уточнила жена.

Прикинул, ответил:

— В среднем раз в пару лет.

Дверь на моих глазах стала металлической, как у сейфа.

— Благодарю. — Кивнул мявшимся в прихожей офицерам. — Проходите сюда, вот дверь в мою лабораторию, я уже иду туда.

Кажется, надо было что-то сказать жене, но что? Вспомнил, что говорил маме отец:

— Дорогая, я скоро.

Судя по взгляду, жена не оценила. Надо будет это записать. Позже.

Оказавшись в белоснежной лаборатории, пополнившейся непонятными приборами, в очередной раз оценил всю прелесть папиного стола, не подчинявшегося изменениям дома: внутри всё было так, как я оставил.

Сняв с цепочки на груди ключ, открыл нижний ящик, просунул руку над пачкой акций и долговых расписок, надавил на потайную кнопку. Под столешницей щёлкнуло, и к моему носу выдвинулся скрытый ящичек.

Осторожно вытащив кожаный конверт с металлическими уголками, я извлёк из него туго завёрнутую в бумагу пластину. Бечевкой к ней была примотана карточка с каллиграфической надписью:

«Руководство по вызову разумной формы родовой магии. Использовать только в случае крайней нужды. И да убережёт вас Фуфун Великий от искушений».

Отложив карточку, размотав бечевку и бумагу, обнаружил под ними плотный кожаный конверт с выжженной корявой надписью:

«Взывать к разуму родовой магии стоит с осторожностью и только в самой крайней, безвыходной ситуации. Если случай решаемый, немедленно убери это назад».

Под кожаным конвертом оказалась ткань с карточкой:

«Разумная форма опасна, соблюдайте осторожность. А лучше уберите это подальше и забудьте о желании воззвать к ней».

И снова в руках оказался кожаный конверт. На прикрученной к нему металлической пластинке было выгравировано:

«Опасно! Применять только при смертельной угрозе».

Ну, маме, вероятно, угрожает смертельная опасность, так что и этот конверт я снял. Там была ткань с вышивкой:

«Не делай этого».

Под ней бумажная обёртка с большими коричневыми буквами:

«Одумайся! Ритуал очень опасен. Отступись!»

Под ней, наконец, нашёл тонкую металлическую пластинку с выгравированной магической печатью.

Отрастив клык, надкусил палец и приложил кровоточащую ранку к центру узора, он наполнился зелёно-голубым светом…