ардеробная не желала показываться. Я и так её и эдак приманивала, но не шло, хоть тресни.

— А ты уверен, что у вас эта гардеробная есть? Может, она… ну, — я вспомнила эпичное приключение с домом, — того? Схлопнулась, когда дом пытался убежать?

Лавентин сосредоточенно смотрел на бетонную стену с сакральной надписью из трёх букв, ведь вызвать гардеробную я решила в «неотремонтированной» части дома, где царствовал подъезд.

— Да вроде не должна, — отозвался Лавентин, — она же из резерва, как кладовая, винный погреб и библиотека, разрушается только целенаправленным волевым усилием.

— Еда, одежда и знания под защитой — разумно, — хмыкнула я.

И я точно не думала об уничтожении местной гардеробной.

— Может, дому силы не хватает её к нам доставить? — предположила я.

Лавентин задумался:

— Может быть. Давай проведём эксперимент: ты призови библиотеку, если она появится — то что-то случилось с гардеробной, а если и библиотека не появится — дом настолько обессилел, что не может вытолкнуть комнаты из глубины.

— Хорошо.

Так и стояли мы, как два идиота, и пялились на корявую стену. Лавентину хорошо, он не понимал, что на ней написано. Ох, ну что я торможу: надо просто представить, что стена чистая.

Представила.

— А почему ты надпись убрала? — тихо спросил Лавентин.

— Она неприличная.

— А зачем писать на стене что-то неприличное?

— Знаешь, я не писала, так что ответить не могу. Это покрытая мраком тайна за семью печатями.

— О. Семь печатей — надёжная защита. Похоже, важная тайна.

И так серьёзно это сказал, что я улыбнулась. Потом вспомнила, что из-за этого альтернативно одарённого застряла здесь на год, и веселья поубавилось.

С работы уволиться придётся. И ещё договариваться, чтобы сразу отпустили, потому что визитами по пару часов я им как раз год положенные две недели отрабатывать и буду.

— Лавентин, — глухо позвала я.

— Да.

— Ты мне должен пять… нет, десять килограмм золота.

— Рубинами можно?

— А у тебя есть?

— Да, отцу ими долг вернули, они где-то в доме лежат, тебе надо только их призвать. А с золотом сложнее, его надо или монетами собирать, или в банке заказывать.

— Ясно. — Продолжила смотреть на стену, размышляя о том, какая я, наверное, дура: другая на моём месте обживалась бы, Лавентина в оборот брала, а я думаю о том, как работу сохранить и домой вернуться, чтобы с неверным мужем развестись и отдохнуть на юге.

— Послание от министра внутренних дел, — просипел привратный дух.

— Что-то он зачастил с посланиями, — попыталась шуткой разбавить беспокойство, но не получилось. — Пропусти его.

— А я всё помню и всё правильно делаю, — проворчал Лавентин. — И не моя вина, что гардеробная не открывается.

На стене стала проступать двустворчатая резная дверь. Я улыбнулась:

— Кажется, получается.

— И это не библиотека, — вздохнул Лавентин.

Двери в тёмную, полную чехлов с одеждой и зеркал комнату открылись одновременно с появлением незнакомого мужчины в чёрной униформе. В руках он держал очень объёмную коробку:

— Министр просил передать это на случай, если у вас возникнут проблемы с гардеробной.

— Благодарю, не возникли. — Церемонно кивнув, Лавентин добавил: — Верните это ему.

Проводив взглядом посланника, мы одновременно развернулись в гардеробной.

Под потолком разгорелись светильники. Чехлы соскользнули с многочисленных нарядов.

У меня засосало под ложечкой.

Это был мой оживший кошмар.

Гардеробная была полна платьев. Вычурных, сверкающих, в рюшечках, мехах, вышивках, все с пышными подолами и тугими корсажами.

Умереть не встать.

Между ними притулились мужские костюмы. И многоэтажные парики.

Я попятилась.

— Ну что, приступим, — без особого энтузиазма предложил Лавентин и вошёл туда. — Так, где-то тут должен быть мой костюм для официальных визитов ко двору… так… — Он двинулся вдоль рядов с одеждой.

Меня слегка замутило. Корсеты, от одного вида которых ныли рёбра, и пышные платья на каркасах… Зажмурилась, чтобы спрятаться от этой ужасающей пестроты.

Кошмар, натурально оживший кошмар. Домой захотелось до слёз.

— Ага, вот он.

Послышалось шуршание колёсиков. Я открыла глаза. Лавентин подогнал на середину гардеробной манекен в зелёно-голубом шитом золотом костюме с объёмными штанами типа шаровар, только на вид жёсткими. На плечи манекена был наброшен трёхъярусный бархатный плащ чёрного цвета с вышитыми серебром пробирками, ретортами и звёздами. На голове манекена на полметра возвышался белый парик с буклями и заколками в виде реторт.

— Что это за кошмар? — выдохнула я, хватаясь за сердце.

— Официальный костюм члена Имперского научного собрания Алверии. Я в нём состою.

— Сочувствую, — прошептала я, продолжая держаться за сердце, потому что оно норовило упрыгать в предчувствии ужасного.

— А тебе надо, наверное, платье для представления императорской семье. Так. — Лавентин почесал затылок. — Оно где-то тут.

Платье. И здесь на меня пытаются натянуть платье. Это что, беда всех миров? Почему я не попала в тот, где платья не изобрели, а?

Снова заскрипели колёсики, Лавентин вывез из закромов манекен в белом платье с пышнейшей юбкой. Декольте у него было в форме оправленного рюшами сердца, саму шею закрывал воротник-стойка с очень широким воротом сверху, так что голова оказывалась как бы на блюде из гофрированной ткани. Вместо парика манекен венчала диадема с белыми цветами.

— Нет. — Я даже на собственную свадьбу платье без каркаса надела, а тут и подавно не стану.

— Но почему? — Лавентин сделал брови домиком.

— Не ношу платья, — отчеканила я, а самой в уши лез мерзкий голос Павлика с его обвинениями в неженственности и предложением прогуляться и купить платье.

Теперь у меня полно платьев, так бы все на него и напялила.

— Надень, тебе пойдёт, оно очень… — Лавентин помедлил, оглядывая белый ужас, — женственное.

Ну всё.

— Слушай, ты, муж, я тебе нормальным русским языком… — А, нет, это как раз под вопросом, каким языком. — Я тебе нормальным человеческим языком объяснила: я это не надену. Всё.

— Но мы будем при дворе, там этикет, правила.

Вот засада. Я с ужасом воззрилась на платье моих кошмаров, причём буквально: после похода по салонам свадебных платьев я примерно такое в страшных снах видела.

Нет, должен быть выход. Правила, правила…

— Это оформлено законодательным актом?! — Я с трепетом ждала ответа.

— Э… — Во взгляде Лавентина отразилось сомнение. — Нет.

— Значит, я ничего не нарушаю.

— Тебя не пустят в таком виде.

— Ну и отлично! Всё равно не хочу идти.

Да сдался мне их дворец, я лучше в Зимний ещё раз съезжу по возвращении.

— В конце концов, если им очень надо — пустят, — распалялась я. — Или пусть оформляют соответствующий закон о запрете джинсов. И вообще, я сюда не напрашивалась, дипломатических отношений между нашими странами нет, так что ничего не знаю и не обязана.

— Почему бы не уступить раз?

Я покачала пальцем:

— Э нет. Прогнусь раз — и придётся всегда прогибаться. Уж лучше сразу обозначу свои позиции. К тому же они хотят познакомиться с инопланетянкой — вот пусть знакомятся со всеми прилагающимися в виде одежды. И отсутствием знаний о местных манерах.

— Мм, в чём-то ты, бесспорно, права… Только веди себя вежливо.

— Разумеется. Я жить хочу и не в тюрьме. Я даже согласна в пол смотреть и стыдливо молчать. Но только не платье.

Что б Павлику пусто было, но больше я ради мужчины платье не надену, даже ради императора. И пусть лучше меня не пустят во дворец!

— Но, понимаешь ли… — Лавентин отвёл взгляд. — Ты выглядишь так, словно ты в нижнем белье. Я-то привык, а вот во дворце…

Мда… Оглядела себя:

— А что, у вас нижнее бельё выглядит так?

— Ну… э… — Лавентин уставился на мою грудь. — Хм… — Перевёл взгляд на бёдра. — Мм… Может, ты чем-нибудь прикроешься… ну, слегка?

Он помахал руками, словно закутывал меня в простыню.

— Даже не знаю… — На мгновение я и впрямь почувствовала себя голой, потом посмотрела на Лавентина, и это ощущение исчезло. — А ты, значит, не как в нижнем белье, да? И то, что брючки тебя обтягивают в причинном месте, и жилеточка плотно к телу прилегает — это не считается?

— Я же мужчина, — искренне удивился этот представитель патриархального общества.

— От того, что ты мужчина, брюки тебя лучше прикрывать не начинают. Даже наоборот.

В серо-зелёных глазах поселилась задумчивость.

— А ты права, — ошарашено согласился Лавентин.

Я щёлкнула пальцами:

— Вот именно! То же в отношении рубашки и прочих вещей.

— Я как-то об этом не задумывался, — Лавентин поднял растерянный взгляд к потолку. — Но ведь правда. Собственно, а зачем женщины носят неудобную одежду, когда намного проще одеваться, как мужчины?

Кажется, мне повезло. А ведь могла нарваться на сурового поклонника домостроя.

Ладно, с ним разобралась, но каждому во дворце такое не скажешь.

— Лавентин, извини, что отвлекаю, но… Я могу попросить у дома сотворить мне одежду? Он вроде с бельём постельным справляется.

— Можешь, но эта одежда исчезнет за воротами имения, да даже в саду будет не очень стабильна.

— Получается, вся эта одежда…

— Настоящая, — кивнул Лавентин. — В этом платье мама была представлена ко двору после свадьбы с папой.

Теперь я точно не хотела надевать это платье.

— Думаю, лучше его оставить как есть. — Отправилась перебирать мужскую одежду.

Лавентин остался возле манекена со своим нелепым костюмом.

Женщины тут, похоже, не использовали брючные костюмы даже для верховой езды, по крайней мере, я ни одного не встретила. К счастью, тут имелась одежда для подростков, и я нашла симпатичную чёрную жилетку с вышитыми серебром черепами.

— Это траурное, — заметил Лавентин.

— У меня траур — я год жизни теряю.

— О. — Поник Лавентин. — Прости, я не предполагал, что всё так выйдет.

Он выглядел настолько виноватым, что сразу хотелось простить. Вернув траурную жилетку на манекен, я взяла фиолетовую с глянцевым цветочным узором на матовом фоне. Верхнюю пуговицу (они все были инкрустированы аметистами) пришлось оставить расстегнутой и подогнуть края внутрь, но в целом смотрелось неплохо.

— Прикрылась, — сообщила я.

Я бы и джинсы сменила, но брюки тут были ужасного кроя и явно не сошлись бы на моих широких бёдрах.

Судя по взгляду, каким меня окинул Лавентин, прикрылась я недостаточно, но возражать он не стал.

Да, все платья с длинными рукавами…

Подумав, взяла тёмно-фиолетовую рубашку и надела её поверх майки, на выправку, а потом и жилетку. В общем выглядело неплохо: короткая жилетка подчёркивала талию, подогнутые края визуально увеличивали грудь, а низ рубашки — бёдра, так что получилась фигура «песочные часы». Правда, с майкой мне нравилось больше: не так броско, и фигура казалась изящно-подростковой, а не женской, но ради визита к императору можно слегка уступить.

Только слегка.

— Так лучше. — Улыбнувшись, Лавентин оттолкнул манекен со своим форменным уродством. — Пожалуй, раз ты не при параде, то и мне можно не переодеваться.

Свой человек. Я тоже улыбнулась.

Полтора часа спустя, когда кэб остановился возле пятиэтажного дворца с грозными каменными женщинами в высоту фасада, мне было уже не до улыбок. И боевой раж прошёл, идея явиться в таком виде во дворец больше не казалась вменяемой. Молоко на меня, что ли, тогда повлияло?

Слуга открыл дверь кэба. Мы с Лавентином не шелохнулись.

— Министр здесь? — напряжённо спросил он.

— Какой? — с каменным выражением лица уточнил слуга.

— Внутренних дел, Раввер.

— Нет, длор Вларлендорский задерживается.

— Отлично. — Лавентин выпрыгнул из кэба.

Сделав шаг к высокому крыльцу, быстро развернулся и протянул мне руку, его глаза азартно сверкали:

— Давай быстрее, пока его нет