— лор Лавентин Бабонтийский, член Имперского научного собрания Алверии. Длорка Саша Бабонтийская, его супруга! — возвестил церемониймейстер и стукнул трезубцем.

Над зубьями вспыхнул зелёно-голубой свет и озарил дверной проём, куда ступили мы с Лавентином. Поминание длорки плохо сказалось на моём самообладании, я начала подхихикивать, отчаянно закусывая губы.

Повисла пауза.

Все смотрели на нас. Сжимавшая мои пальцы рука Лавентина не дрогнула. Приветливо улыбаясь ошарашенной публике, он потянул меня вперёд. Ну а я что? Пошла.

И длорки начали падать. Волна охов покатилась по залу, дамы валились, вздымая колокола юбок и являя взору мужчин подштанники.

Улыбка против воли стала до ушей. И вообще, я была свято уверена, что рассказы о том, как раньше женщины по любому поводу грохались в обморок — лишь поэтическое преувеличение. Но нет, сейчас я воочию видела негативные последствия ношения тугих корсетов.

Официант выронил поднос с бокалами. Ничего, он уже третий на моём пути.

Мы шли, женщины падали. Хотя некоторые только за компанию, видимо, чтобы их моими сторонницами не сочли.

— Здорово получилось, — восторженно прошептал Лавентин, не прекращая любезно улыбаться и кивать бледнеющим и краснеющим мужчинам, бросавшимся поднимать длорок, которым улыбалась и кивала я.

Я сногсшибательна!

Кто говорил, что женщина в джинсах не эффектна? Я доказательство того, что это неправда.

Даже жалко, что зал был всего сорок шагов в длину. Мы остановились напротив возвышения с тремя тронами. Они пустовали, но, помня предупреждение, я, как и Лавентин, поклонилась месту монархов.

После чего мы с чистой совестью развернулись к гостям. Двое против всех — и это было круто.

Большинство длорок ещё лежали, не так-то легко было их поднять из-за жёстких объёмных юбок. Но реакция слишком бурная для людей, треть которых выглядела откровенно смешно из-за многоярусных париков и кучковатых нарядов. Продолжая улыбаться, Лавентин прошептал:

— Ты великолепна.

— Длор Раввер Вларлендорский, министр внутренних дел! — Гаркнул церемониймейстер и ударил трезубцем об пол.

Над зубцами взвилось чёрное пламя.

— Ну вот, веселье кончилось, — печально возвестил Лавентин.

В дверном проёме показался мой давешний знакомый чёрный ворон, только теперь он был в красном плаще с золотым шитьём. Тёмный взгляд окинул попискивающих и кряхтевших дам, раскрасневшихся кавалеров. И остановился на нас.

Очень захотелось спрятаться за трон.

А лучше сбежать.

***

Судя по взгляду министра, нынешнее посещение дворца у меня будет самым коротким. Но, спасибо жене, и самым эффектным. Она — огонь! Веки приближающегося министра налились чернотой, она переползала на сосуды вокруг них.

Встал между ним и женой, кивнул:

— Добрый вечер.

Министр надвинулся на меня:

— Я тебя о чём просил, ты… при… проблема ходячая.

— Попрошу не оскорблять его при всех. — (Я не сразу понял, что это вкрадчивое шипение жены обо мне). — Хотите что-то сказать — уверена, здесь хватает свободных помещений для приватного разговора.

Министр выглядел так, словно на него внезапно бросилась ковровая дорожка, я точно помню, что у него при попадании в мою ковровую ловушку было такое же ошеломлённое выражение. Прикрыв глаза, министр выдохнул, его векам вернулся нормальный цвет, и он мотнул головой в сторону дверей во внутренние покои:

— Идёмте, надо поговорить.

Я окинул взглядом сражённый наповал зал, задрал подбородок и, предложив жене руку, на миг застыл, глядя в её сверкавшие глаза. Ей тоже понравилось!

Выйдя в коридор следом за министром, я принял соответствующий случаю виноватый вид. Хорошо ещё, Сарсанны сегодня нет, вдвоём они бы нас с ума свели.

Министр заскочил в первую открытую гостиную и, едва закрылась дверь, грозно уставился на меня:

— Я просил, предупреждал, посылал платье. Почему твоя жена явилась во дворец полуголая?

Пока я составлял патетичную речь о том, что мужская одежда прикрывает женщин ничуть не хуже, чем мужчин, жена спросила:

— А вы почему полуголый?

— Я? Я полностью одет.

— Разве? На вас тоже брюки, рубашка, жилетка. Правда, плащ есть, но впереди щель шириной с ладонь, и проходит она по паху, а выглядывающие в прорези руки закрыты лишь рукавами. Или для вас отсутствие подобного плаща или фрака — признак наготы?

Министра настолько пробрало, что на обычно безразличном лице проявилось недоумение.

— Вы женщина, вы можете считаться одетой лишь когда находитесь в платье, — отчеканил он.

— Покажите регламентирующий это закон.

И ведь министр задумался. Я решил добавить аргументов:

— В самом деле, мужская одежда прикрывает её фигуру не хуже женской.

— Я вижу её ноги, это неприлично.

— По какому закону? — уточнила жена, похоже, ещё не отошедшая от действия молока.

— Так… испокон веков заведено. — Министр нервно взмахнул рукой. — Здесь императорский дворец, а не подворотня. Есть регламент, в конце концов, который предписывает при первом представлении ко двору надевать соответствующее платье. Платье!

Точно! Про регламент первого приёма я и забыл.

— А какое наказание полагается за несоблюдение регламента? — Жена нервно сдавила мою руку, но тут я знал, поспешил обрадовать:

— Два золотых. Я заплачу.

— Уже три, — процедил министр.

— А давай мы сразу пару сотен внесём и будем приходить в какой угодно одежде? — воодушевился я. — Могу даже по двойной ставке.

— И казне польза, — поддержала жена.

— И на приёмах веселее будет.

С ужасом оглядев нас, министр глухо произнёс:

— Теперь у нас два Лавентина. Спаси нас Фуфун.

Жена прыснула. Министр хотел что-то добавить, но дверь отворилась, вошёл слуга:

— Вас требует император.

***

Теперь я осознала весь ужас ситуации: меня вели к императору, самому могущественному человеку в государстве.

«За нарушение с одеждой полагается всего лишь штраф, — успокаивала я себя. — И мы можем его заплатить».

Раввер вывел нас в тронный зал, где дамы выстроились по стеночкам и смотрели в пол. Зато мужчины на этот раз внимательно меня разглядывали.

Как и положено по протоколу, я опустила взгляд.

Первым поклонившись, Раввер отступил, открывая меня сидящим на троне.

Послышались судорожный вдох, кряхтение, шуршание ткани и отчётливый щелчок. Очень хотелось взглянуть на реакцию сидящих на троне, но по регламенту я, как не состоящая при дворе, должна смотреть в пол, пока мне не разрешат лицезреть монархов.

Ожидание затягивалось. У меня даже ноги затекли. И руки. Пальцы Лавентина сжимали мою ладонь легко и спокойно, и это придавало уверенности в том, что действительно страшного со мной не случится.

На тронах кто-то закашлялся. Зашептался.

— Ах, да, длорка Бабонтийская, можете поднять взгляд.

С трепетом я посмотрела на возвышение. На массивном троне сидел носатый сморщенный старичок в золотом мундире и разглядывал меня через пенсне. Если бы знала, что император в таком почтенном возрасте, плащиком бы прикрылась, а то вдруг его инфаркт хватит.

Императрице было лет сорок, она тяжело дышала, округлившимися глазами взирая на мои ноги. Сама запакована в платье так, что не понятно, как дышит.

Третий, маленький, трон занимала девушка лет восемнадцати с диадемой в жгуче-чёрных волосах. Она посмотрела мне в глаза со смесью ужаса и изумления.

— Длорка Бабонтийская, — прокряхтел император и наклонился вперёд, чтобы лучше меня разглядеть. — Почему вы в таком виде?

— Хотела показать вам, как выглядят женщины моего мира.

Сзади заохали, императрица стала обмахиваться веером. А я продолжила выбираться из ямы, в которую себя закопала:

— К моему величайшему сожалению, у меня при себе не было одежды, достойной посещения дворца, поэтому пришлось в гардеробе мужа выбрать нечто напоминающее привычный мне наряд. Но штаны — из моего дома. Как вы можете судить по покрою и тому удобству, с каким они на мне сидят, это действительно женская одежда.

— У вас женщины одеваются, как мужчины? — Полушёпотом спросила принцесса.

Императрица недовольно глянула на неё. Не ответить было невежливо, я слегка поклонилась:

— Очень многие. У нас в брюках могут ходить и женщины, и мужчины. Так же наша одежда значительно более откровенна. А платья, которые носят женщины, редко опускаются ниже колена. Так что, полагаю, для спокойствия общества даже хорошо, что я появилась лишь в брюках.

— Это невозможно, — выпалила императрица. — Чтобы женщины добровольно обнажали свои ноги…

— Но аборигенки Черундии обнажают, мама, — тихо вставила принцесса. — А если такое возможно в нашем мире, то стоит ли удивляться, что возможно и в другом?

Императрица залилась краской. Император продолжал рассматривать меня через пенсне, его нижняя губа мерно дрожала.

«Только бы его кондратий не хватил», — взмолилась я.

Сзади, судя по оху и шелесту, кто-то снова упал в обморок. Покосилась на Лавентина: он стоял со скорбным видом, но уголок губы трясся, норовя завернуться вверх, да и нижнюю губу ему постоянно приходилось закусывать.

Ну что, я тоже приняла скорбный вид, только от этого тоже хотелось смеяться. Пришлось закусить губу. Но меня предавали уголки губ. Как не к месту! Наверное, это нервное. От сдерживаемого смеха заныли мышцы живота.

Император запрокинул седую голову и рассмеялся:

— Лавентин, ты нашёл жену себе под стать.

Лавентин расплылся в улыбке:

— Спасибо за высокую оценку моего выбора.

— Ладно, — император махнул пенсне. — Наслаждайтесь вечером. После ужина останься, нам нужно обсудить кое-какие дела.

Взгляд императора стал холодным и серьёзным, он снова надел пенсне и оглядел шокированных гостей. Мы отошли к стеночке. Только теперь поняла, что у меня дрожат коленки — совсем как после педсовета, на котором меня костерили за тройной прокол уха и кожаные штаны с клёпками.

К нам ало-чёрным духом возмездия подступил Раввер. И выражение лица — совсем как у моей школьной директрисы. Только здесь, в отличие от школы, между мной и воплощением порядка встал Лавентин. Приятно как.

— Если император не возражает, я тоже не возражаю, — процедил Раввер. Перевёл пронизывающий взгляд на меня. — Вам повезло. Император хоть и стар, но до сих пор любит созерцать полуодетых девиц.

— Она одета. Раввер, я тут подумал, — Лавентин встал так, чтобы оказаться под прицелом его взгляда. — В свете того, что мужские костюмы оставляет одевшую их женщину как бы не совсем одетой, можем ли мы, мужчины, считаться одетыми?

— А я думал, тебя больше заинтересует, что случилось со старшей Какики.

Лавентин расправил плечи и стал выше, весь оцепенел. Я физически чувствовала охватившее его волнение. И голос у него изменился, исчезла бравада:

— Ты что-нибудь узнал?

— Пришло извещение, когда собирался сюда. Или, думаешь, я бы просто так позволил вам явиться сюда без моей проверки?

Ну всё, этот Раввер — моя директриса и завуч в одном лице. Нащупала неожиданно холодную руку Лавентина и сжала, он стиснул мои пальцы в ответ.

— Что с ней? — напряжённо спросил Лавентин и качнулся к Равверу.

— Раввер! — послышался бас, и к нам подошёл пузан лет шестидесяти в зелёном мундире, косивший на меня глазом через розовый монокль в золотой оправе. — Мне предлагают поспорить, что нас ждёт: твоя отставка или твоя женитьба? — Фыркнув в усы, пузан заговорщически подмигнул. — Ну, что посоветуешь? На что мне ставить?

Раввер поднял расфокусированный взгляд к потолку. Затем повернулся к пузану.

— Я бы посоветовал не заниматься глупостями.

— Ну, дорогой племянник, у тебя всего три дня, чтобы решить, в какую сторону плыть. Поэтому трудно назвать эти ставки глупостью, они как никогда актуальны.

— В таком случае, мне не стоит нарушать честность тотализатора. — Раввер протянул руку, тут же возле неё оказался официант с подносом. — Я же блюститель порядка.

Не глядя прихватывая бокал с янтарной жидкостью, Раввер задел стоявший рядом, и тот выплеснулся на объёмное пузо, осколки звякнули об пол и исчезли.

— Ах, — облитый мужчина ошарашено уставился на Раввера.

— Покорнейше прошу простить, — не глядя, бросил тот и подхватил Лавентина под локоть. — Мне срочно нужно с тобой переговорить.

Они направились в угол, Лавентин по-прежнему держал мою руку, и я пошла следом. Предчувствие у меня было наидурнейшее.