— еперь вы, юная длорка. — Император посмотрел на меня.

— Простите, — Лавентин встал между нами. — Все её промахи — моя вина.

Покосилась на Раввера, надеясь по его реакции понять, мне следует вступить в разговор или тихо стоять, пока император негодует. Но мертвенно-бледный Раввер застыл с отрешённым выражением лица и казался невменяемым. Не думаю, что его настолько огорчило моё здесь временное проживание. Почему такая реакция?

Император потребовал:

— Лавентин, отойди.

— Моя жена оказалась в этом мире против своей воли. В качестве компенсации я, как длор и глава рода, обязан обеспечить её комфортными условиями проживания. Даже если это идёт в разрез с нашими традициями.

— Лавентин, отойди, — император повысил голос.

У меня уже не было терпения стоять за спиной Лавентина, хотя та была широка и уютна. Не привыкла я прятаться за другими. Опустив взгляд, вышла из-за него и встала рядом:

— Я вас слушаю.

— Ещё бы нет. Расскажи об оружии вашего мира. Давай, если у вас женщины одеваются как мужчины, то должны знать подобные вещи.

— Почему? — Вскинув взгляд, поняла, что император прекрасно видит меня без помощи пенсне, которым пользовался на приёме.

— Потому что одежда — отражение общества. Наши женщины носят тяжёлые и неудобные платья как символ процветания и безопасности страны. Ваши женщины, совершенно очевидно, не могут себе такого позволить, иначе не променяли бы статусные вещи на сомнительные удобства.

А ведь прав, старый хры… император.

— Полагаю, ваше общество вынуждает женщину защищаться самостоятельно, а это значит, она должна иметь представление об оружии. Ты очень уверенно и независимо себя ведёшь, эта уверенность для тебя привычна и уж точно не продиктована уверенностью в Лавентине. — (Это он зря, с Лавентином хорошо). — Так что давай опустим жеманство, ты явно к нему не привыкла. Итак, чем ваш мир может помочь моей стране выиграть затянувшуюся войну?

Только поставщиком оружия мне стать не хватало. Что делать-то? Как выкручиваться? Я не пацифистка, но не до такой степени пофигистка, чтобы очередной империи военное преимущество обеспечивать. Пусть своими силами технологическую революцию устраивают.

— Мы не…

— Полагаю, — Лавентин выступил на полшага вперёд, — подобные вещи лучше обсуждать с экспертами. Я могу помочь составить списки известного… Саше оружия с пояснениями.

— У тебя, Лавентин, другие задачи, — переключился на него император. — Какие выводы ты сделал по убийству Какики? Угрожает ли потеря магии другим родам?

— Думаю, да.

— Источник разрушился не из-за твоих растений?

— Магоеду нужен прямой контакт, а корней в колодце не было. Корни опутали Какики потому, что его кровь приобрела структуру, схожую со структурой источника. Если бы не это, целью они бы его не восприняли.

— Ты успел исследовать осколки источника?

— Нет.

Император нахмурился:

— Тогда откуда такая уверенность, что кровь стала именно такой?

— Да я как-то от своего источника кусочек отколол посмотреть.

Император спал с лица. Даже Раввер отмер и допил остатки вина. Тишина стала гнетущей. К императорскому лицу приливала кровь.

— Лавентин, — поднялся он. — Чтобы больше никогда ни разу ты даже не думал что-нибудь такое сотворить. Ты чем думал?!

Лавентин втянул голову в плечи:

— Интересно было.

— Интересно ему! — Император швырнул ручку на стол. — Ты весь род мог, ты… — Он тяжело дышал и гуще багровел. — У тебя никаких понятий, никакой ответственности, ты!.. — Император схватился за сердце. — Вон! С глаз моих вон.

Раввер бросился к императору, а Лавентин схватил меня за руку и потащил к двери:

— Идём, идём быстрее, — у выхода развернулся. — Я позову врача.

Император пучил глаза:

— Источник! От источника кусочек отколол! Да… это…

***

Давно я так императора не доводил, в следующий раз надо осторожнее, а то сердце у него уже не то.

А, я же обещал больше ничего не устраивать. И Сарсанну мне теперь точно навяжут. Надо было держать язык за зубами, сколько раз себе говорил: лучше молчать.

Жена не отставала ни на шаг. Попросив императору врача, мы вихрем пронеслись до выхода и остановились на крыльце. Ночная прохлада окутала нас.

— Ты отколол кусочек от источника своей магии? — спросила жена.

Она же не знает наших реалий, вроде не должна меня осуждать.

— Да, — осторожно подтвердил я.

— И тяжело было?

— Двенадцать алмазных резцов сточил.

— Большие они были?

Глянув на свои руки, поднял ладонь:

— С половину мизинца.

— Тоже неплохо. Мне бы терпения не хватило.

— А я не за раз, я четыре месяца подтачивал.

— О, — прозвучало весьма уважительно.

Падавший из окон свет золотил рыжие чуть растрепавшиеся во время бега волосы жены. А она красивая. И весёлая. Бегает по дворцу. И одевается так быстро…

Левую руку потянуло к правой руке жены. С тихим щелчком наши браслеты соединились по всей своей высоте, и меня прижало к жене. Браслеты проворачивались, выкручивая нам руки и притискивая друг к другу плотнее. Остановились. Я чувствовал рельеф груди жены. Попробовал отступить, но получилось отодвинуться лишь одним боком, вывернутое плечо отозвалось болью.

— Это, — выдохнула ошеломлённая жена, отчего я острее ощутил её рельефы, — нас так сводят?

Жена тоже попробовала освободиться, но браслеты намертво приклеились друг к другу. Ума у них нет: как бы мы исполняли супружеский долг, если мы оба одеты, а из-за неудобной позы даже не раздеться? То есть, если бы жена была в сорочке, то может что и вышло бы, но она же в брюках.

— Да, сводят, — подтвердил я.

— Надеюсь, мы в таком положении не на год.

Продолжая думать о тёплом теле жены, я не сразу понял суть её замечания.

— А, нет, — рядом с ней было как-то… странно. — Мм, пока это не должно длиться долго.

— Мне надо будет уехать. В какое-нибудь загородное имение, в другую страну…

— Без подтверждения брака браслеты не отпустят так далеко.

— Жёстко у вас тут. Проклятия брачные. Прижимает друг к другу. И не захочешь — размножишься.

От мыслей о технике размножения и от взгляда её золотившихся в сиянии светильников глаз в груди у меня началась странная вибрация, она распространялась по телу, нагревая его. Сердцебиение резко участилось до гула в ушах, я перестал чувствовать боль в вывернутом плече.

«Это возбуждение», — краем сознания понял я.

Наверное, у меня зрачки сейчас такие же огромные, как у жены…

***

Подлая эта магия. Подлая и несправедливая. Вот так стоишь, ничего не подозреваешь — и вдруг тебя прижимает к постороннему мужчине. Браслет будто врос в кожу, так что провернуть руку, склеенную с рукой Лавентина, не выходило. Хорошо ещё, что прижиматься получилось одним боком, а не всей грудью. Но даже так меня пробирало от тепла прижимающегося ко мне тела.

А уж когда Лавентин стал ещё больше теплеть, сопеть и смотреть на меня потемневшими глазами, демонстрируя все признаки возбуждения, я окончательно поняла, что с браслетами у нас будет война за независимость. Нет, в самом деле, кто им дал право решать, когда мне млеть от близости мужчины?

Две дамы и мужчина, остановившись в глубине прихожей, наблюдали за нами и тихо переговаривались. Послышался нервный смешок, и дама постарше прикрыла улыбку веером.

Отличное завершение вечера. Скорее бы уже кэб наш подали и отпустили на все четыре стороны.

Словно услышав мой зов, в конце дорожки показалась знакомая упряжка с динозаврами, на груди которых болтались таблички со скалящимися подобиями псов.

«Скорее бы уже», — почти молилась я, впиваясь в них взглядом.

Вдруг стало обострённо тихо.

Через прихожую, мимо склонившихся в поклоне женщин и мужчины, на нас шёл бледный отстранённый Раввер.

— Никак не угомонитесь? — процедил он, обдавая нас запахом вина.

Всё внутри сжалось в предчувствии опасности. Ветер трепал чёрные волосы Раввера, алый плащ захлопал по его ногам, точно крылья. Вот взял бы он сейчас и улетел куда подальше.

— Попробуй их расцепить, — с нервной улыбкой попросил Лавентин.

— Зачем? В зафиксированном состоянии вы мне больше нравитесь. Я бы для надёжности вас ещё в камеру посадил.

— И ключ от неё потеряли бы? — не удержалась я.

От их махрового патриархата уже потряхивало, и молчать в рамках приличий становилось труднее: хотелось домой, к своим родным шовинистам, с которыми можно поспорить, с которыми можно просто не общаться. А не как тут: император приказал — беги к нему, роняя тапки.

— Неплохая идея, — мрачно согласился Раввер.

Кэб остановился внизу лестницы. Безразличный ко всему слуга отворил дверцу. Меня терзало дурное предчувствие, и оно оправдалось:

— Я с вами, — сказал Раввер.

— В кэбе тесно, — заметил Лавентин. — И он не такой комфортный, как твоё ландо.

— Лавентин, не надо так явно демонстрировать свою неприязнь ко мне.

— Это не неприязнь, — помотал головой Лавентин.

— А что? — уставился на него Раввер, нервно дёргая уголком губ.

— Мм, — Лавентин явно подбирал слова.

Я бы сказала: ужас перед его унылостью и формализмом. Ещё можно было бы сослаться на несовпадение мировоззрений. И на подавляющую ауру господина чёрного ворона. Да от Раввера такие же, как он, поборники порядка дёргаются, чего от Лавентина ждать?

Но говорить этого не стоило, потому что это не моё дело. Да и тормоза иногда включать надо.

— Рядом с тобой некомфортно, — брякнул Лавентин. — И я не хочу слушать нотации о своём непристойном поведении.

— Тогда веди себя пристойно.

— Тогда мне придётся на каждый приём являться.

— Император обещал твоему отцу сделать из тебя достойного длора, цени заботу.

— Я предпочитаю быть достойным длором где-нибудь подальше от дворца.

— Ты глава одного из древнейших родов, ты должен быть при дворе. У тебя должность императорского астролога, в конце концов. Когда ты последний раз делал астропрогноз?

Представив Лавентина за составлением гороскопа, я нервно хихикнула. От мрачного взгляда Раввера смеяться захотелось сильнее. Лавентин кивнул на меня:

— Смотри, даже моей жене смешны твои претензии. Астропрогнозы — прошлый век.

— Но по регламенту ты должен их делать. А твоя жена… Не знаю, из какого безумного мира она явилась, но её мнение значения не имеет.

— Для меня — имеет.

У меня дрогнуло сердце и в животе защекотало от тёплой благодарности: я в своём-то мире не часто встречала такую поддержку даже от родных людей, а Лавентин меня впервые увидел меньше трёх дней назад, толком общаемся мы всего несколько часов — и он за этот вечер вступался за меня чаще, чем Павел за последние пять лет брака.

Я не сентиментальная, но слёзы навернулись. Сглотнула подступивший к горлу ком и опустила взгляд. Ох как меня накрыло этой самой благодарностью, даже сердце щемило.

ЦАК! — браслеты разомкнулись.

Мы с Лавентином одновременно схватились за свои плечи, начали их растирать и усмехнулись друг другу.

— Садитесь, — Раввер спустился с крыльца и забрался в кэб.

Я посмотрела на Лавентина в надежде, что он придумает способ избежать совместной поездки. Он тоже смотрел на меня, грустно прошептал:

— Придётся ехать с ним.

Синхронно вздохнув, мы поплелись к кэбу.

В сумраке тесного, подрагивающего транспорта сидеть с источающим недовольство Раввером было как-то даже страшно. Я невольно плотнее придвинулась к Лавентину, он накрыл мою ладонь своей. От такого я тоже успела отвыкнуть.

Несколько минут ехали молча. Я ждала, когда начнутся нотации. Раввер заговорил:

— Не думай, я поехал с вами не для того, чтобы высказать своё мнение о вашей недопустимой, просто возмутительной выходке.

Ну да, не для этого, только сейчас он что сделал, как не высказал своё мнение?

— Теперь главам рода надо держаться вместе, — уныло отозвался Лавентин.

— Да. А ещё у нас с тобой этой ночью много дел.

От интонаций его голоса у меня побежали мурашки.

Лавентин вздохнул.