рудно наслаждаться вкуснятиной, когда рядом кто-то рыдает. Хотя, убедившись, что Вера и Лавентин по-прежнему спят, а привратный дух не имеет к слезам отношения, я попробовала сорбет есть.

Но кто-то подвывал тихонечко.

Ладно.

Отложив ложку, мысленно попросила дом сделать ход к страдальцу.

Почти сразу в полу открылось отверстие на тускло освещённую лестницу.

Ну что, вперёд на оказание срочной психологической помощи!

Лестница вела на кухню, обычную такую, как в фильмах ресторанные кухни показывают. Восхититься блеском стали и полезной для готовки всячиной мешало усилившееся подвывание. Я кралась между плит и столов на звук.

В углу кухни сотрясался от рыданий пухленький повар в мятом белом колпаке.

Ой, надеюсь, он не из-за моей привычки готовить самостоятельно так огорчился.

Остановилась в пяти шагах от него и не знала, что делать. Вдруг ему тоже просто надо выплакаться, а я помешаю?

Но и уходить, не убедившись, что ничего серьёзного не случилось, тоже не вариант.

Повар всё рыдал, пряча раскрасневшееся лицо в ладонях. Выглядел он для духа на редкость материально.

— Кхм, — обозначила я своё присутствие.

Дёрнувшись, повар стянул колпак и уткнулся в него лицом, невнятно пробормотал:

— Простите.

— За что?

— Что ме-ме-шаююю, — проскулил он.

— Да нет, что вы, не беспокойтесь. Скажите, в чём дело? Возможно, я могу помочь.

Он поднял мокрое багровое лицо от колпака, шмыгнул носом и вытянул ко мне руки:

— В этом! Дело в этом!

И смотрел на меня с осуждением. Я ощутила жуткую тягу подобно Лавентину задумчиво почесать затылок.

Разглядывала трясущиеся пальцы.

И что с ними не так?

— Э… тремор? — предположила я. — В этом проблема?

— Да нет же! — сморщился повар, по щекам опять заструились слёзы. — Это ужасно.

— Что?

— Две руки!

Судя по его взгляду, я должна понять. Но я не понимала. Это сумасшедший дух? Мало ли, тут даже у полотенца тонкая душевная организация оказалась…

— И? — мягко уточнила я.

— Их всего две, — прохныкал повар.

Чем ввёл меня в лёгкий ступор:

— А сколько их должно быть?

— Шесть! — Повар потряс руками. — Их должно быть шесть. Я не умею готовить двумя, не успеваю.

Я отступила на полшага, ещё на шаг. Ну точно у него с головой что-то не то.

Повар встал на колени и, продолжая трясти конечностями, взмолился:

— Хозяйка, верните мне руки.

Пора бежать. Хотя лучше без резких движений — отступать медленно. Я продолжила пятиться.

— Ну хозяйка, будьте нормальной длоркой, верните мне руки, — повар полз за мной. — Ну не хотите шесть, дайте хотя бы четыре, а?

Поравнявшись с плитой совершенно земного вида, я остановилась.

Ну конечно, дом ведь меняется по моему желанию! Наверное, так же происходит и с духами.

— Мне надо просто захотеть? — уточнила я.

— Да, — бодро закивал повар. — У нас, кухонных духов, есть стандартная форма. А потом появились вы, и я… я… — Он снова залился слезами. — Я проснулся таким странным с двумя руками.

— А какая у вас стандартная форма?

Повар смотрел на меня жалобно-жалобно:

— Мы чешуйчатые.

Удобно: никаких тебе волос в супе.

— У нас мощные ноги с подвижными пальцами, чтобы можно было с пола, не наклоняясь, вещи поднимать.

— Надеюсь, после пола продукты вы моете.

— Обижаете, хозяйка, — патетично обиделся повар, глядя при этом в сторону.

— Мой тебе хозяйский приказ: обязательно мыть.

— Конечно. А рук должно быть шесть, все очень подвижные, с длинными пальцами без ногтей. И ещё вторая пара глаз на затылке.

Хорошо, что я его увидела сначала в человеческом облике.

— А ещё я худой… — Повар опустил взгляд на пузико. — Был.

— Очень постараюсь сделать тебя таким, — пообещала я.

— Буду очень, просто невероятно благодарен, — проникновенно смотрел на меня повар.

— Э… я пойду, да? — Махнула на лестницу за спиной.

— Да-да, — повар закивал. — Постарайтесь скорее вернуть мне нормальный вид, а то готовить неудобно.

— Хорошо.

Когда я встала на первую ступеньку, повар неуверенно добавил:

— Оранжевое мороженое… Я миску с ним на пол уронил.

Даже в магическом мире, в доме, который полностью подчиняется тебе, можно напороться на некачественное обслуживание и следует налаживать отношения с обитателями.

— Спасибо, учту.

Едва поднялась на кухню, дырка в полу исчезла. Я села за стол и уныло посмотрела на подтаявший сорбет. Потом всё же встала, вытащила из навесного стола тарелку и переложила зелёные, дальше всего находившиеся от оранжевых, шарики отдельно. Теперь можно насладиться сладостью в блаженной тишине.

***

Как это часто бывает, решение созрело во сне, и очнулся я с ясным осознанием, что надо делать.

Поднял руку и осмотрел браслет.

«Спасибо», — мысленно поблагодарил его за нечаянную помощь и крепко поцеловал в изящный узор.

Жены в постели не было, девочка ещё спала. Осторожно встав, я вышел и оставил дверь открытой, чтобы та с пробуждением не почувствовала себя запертой.

Идея прокручивалась в голове, память извлекала формулы заклинаний. Попавшее в поле зрение рыжее пятно заставило меня остановиться.

Жена сидела за столом.

У неё очень яркие волосы, это удобно — трудно пройти мимо. А то когда я в задумчивости Сабельду не заметил, получилось неловко. Потом долго прощения просил, словно я виноват, что она сливалась с фоном из жёлтых обоев с крупными нежно-розовыми цветами.

— Доброе утро, — сказал я.

— Доброе.

Мы смотрели друг на друга через дверной проём. Я продолжал обдумывать идею, но и о жене думал тоже.

— Мне лаборатория нужна. Срочно. С полками для эмбрионов.

— Э… я вроде твою не трогала.

— Её родовой дух занял. Мои вещи в коридоре теперь.

— Сочувствую, — жена поднялась. — Пойдём, попробуем решить проблему.

— Спасибо… А можно лабораторию не белую?

— Не нравится?

Мне говорили, что хозяйки всегда обижаются, если их архитекторские решения не нравятся. Это был вопрос с подвохом? Женщины такие любят… Но жена вроде меня ещё не подводила.

— Жутко как-то, — пояснил я.

— Хорошо, исправим.

Кажется, она не обиделась. Мы шли к подвалу, я постоянно на неё поглядывал, чтобы уловить недовольство.

— Что-то не так? — Жена интересно повела бровью.

— Ты не обиделась на то, что мне не понравился белый цвет?

— А должна была?

Её бровь задралась выше, придавая лицу плутоватое выражение. Я улыбнулся:

— Судя по тому, что говорят о женщинах, да.

Жена засмеялась.

Мы почти ступили на лестницу, когда привратный дух захрипел:

— Письмо для длорки Бабонтийской.

Снова смеясь, жена замахала рукой:

— Если это опять от журналиста, не надо.

— Оно от Общества борьбы за равноправие женщин.

Улыбка исчезла с лица жены, между нахмуренных бровей пролегла складочка:

— Я хочу это прочитать. — Она посмотрела на меня. — Поможешь?

Мыслительный процесс на мгновение застопорился: я должен помочь, но и задумку надо проверить. Взял жену за тёплую руку:

— Я проверю письмо на заклятия, но прочитать… Можно привратного духа попросить. Просто я… у меня есть идея, как найти маму.

Глаза жены расширились, зрачки увеличились:

— Так чего мы ждём? Надо срочно сделать лабораторию!

Её тёплые пальцы слишком быстро выскользнули из моей руки…

***

Помещение а-ля суровое средневековье я выдавила в стене быстро, а вот вещи перенести, даже заставив пол катиться под ними наподобие конвейерных лент, получилось не сразу.

Я ещё эмбрионы гадкие помогала на полки по цвету и размеру выставлять, потому что, глядя на них, Лавентину лучше думалось.

Только вернулась на кухню и приготовилась вскрыть совершенно обычный конверт, прибывший без чарующих дополнений, как проснулась Вера. Накануне я оставила её одну и теперь решила возместить это совместным завтраком, во время которого не стану отгораживаться от неё бумажками и другими делами.

Лишь поев и перебравшись в гостиную с муляжом телевизора на стене, я вскрыла конверт, поднесла письмо к стене и велела:

— Читай.

Откашлявшись, хрюкнув, привратный дух начал патетично вещать:

— Многоуважаемая длорка Бабонтийская! Не передать словами ту радость, какую мы испытали, узнав, что вы осмелились явиться во дворец в брюках, как мужчина. Вы настоящая героиня. Вы показали всем, что женщины могут быть равны мужчинам…

От удивления я даже письмо опустила, и дух перестал читать.

Нет, я, конечно, понимаю, это идеологически важное событие, но считать, что, надев штаны, я стала равна мужчинам — перебор. У нас как бы от рождения по две ноги есть, это биологическое равенство.

— Дальше, — просипел дух. — Что там дальше?

А Вера, кажется, вовсе не дышала. Смотрела на меня огромными-огромными глазами и мяла оборки на подоле.

Кажется, у кого-то культурный шок.

— В моём мире для девушек ходить в брюках нормально, — пояснила я.

Вера неопределённо всплеснула руками. Как же не хватало возможности общаться. Надо будет научить её писать… Интересно, по какой причине она нема? Излечимо ли это здесь, в магическом мире?

— Хозяйка, интересно же, — сипло напомнил о себе привратный дух. Я подняла письмо, он продолжил: — Что женщины могут заявить о себе, бросить вызов условностям и победить!

Ну да, победила я, как же. Теперь меня этикету будут учить в принудительном порядке. Разве это победа?

— Уже несколько десятилетий мы пытаемся доказать этому косному обществу, что женщина тоже человек.

Резко захотелось домой, хотя у нас этот постулат доказали ещё не всем.

— Но у нас никогда не было мощной поддержки в кругах длоров. Теперь вы — наше знамя…

Вот и всё, меня уже на тряпочки порвали.

— …наша надежда на то, что голоса сотен тысяч угнетённых женщин через вас проникнут во дворец.

Император отказался от такого идеологического десанта на год вперёд. К счастью.

— И, конечно же, вы зачислены почётным членом Общества борьбы за равноправие женщин. Естественно, вы освобождаетесь от членских взносов…

С длорки как раз стянуть надо побольше, их экономике кто-нибудь учил?

— …но если будет возможность оказать материальную помощь нашему движению (мы готовы представить отчёты о расходовании средств)…

А, нет, не всё у них плохо с экономикой.

— …то мы будем безмерно благодарны. Нам не хватает средств на листовки, на просветительскую деятельность и организацию убежищ для жестоко притесняемых женщин.

Пожалуй, надо будет пару рубинов у Лавентина экспроприировать, чтобы поддержать несчастных. В конце концов, мне здесь ещё год мариноваться, идеологическая поддержка моей позиции не помешает.

— Дух, — оглянулась на стену, — а год у вас сколько длиться?

— Триста шестьдесят три дня.

— Спасибо, — выдохнула я с облегчением.

— Дальше читать?

— Давай.

Привратный дух медлил. Не дождавшись продолжения, я помахала перед стеной письмом. Он кашлянул и стал читать:

— Так же мы мечтаем увидеть вас на нашем собрании. Возможно, это слишком большая дерзость с нашей стороны, но нам безумно хочется с вами познакомиться…

***

Справочник по заклинаниям крови соскользнул с края стола и громко шлёпнулся на пол. Я раздражённо смахнул со лба прядь и пополз вниз.

Над головой раздался хриплый голос:

— Встречи с вами просит Сабельда Эзольи.

Сердце дрогнуло. Подскочив, я треснулся виском о край стола, схватился за ушибленное место.

Из потолка ко мне тянулось нечто в изодранном плаще. Пришлось напомнить себе, что мой привратный дух теперь такой.

— Со мной? — растерянно пробормотал я. — Не с женой?

— А о чём им разговаривать?

— Мм…

Ответа на этот вопрос я не знал. И думать об этом не хотел, ведь упоминание Сабельды открывало дверь в воспоминания, которые я мечтал забыть навсегда. Вспышками накатывало увиденное и услышанное тогда. Чужие руки на Сабельде и под её подолом, разговор, не оставляющий сомнения в случившейся близости… Тряхнув головой, я жалобно посмотрел на страшного духа:

— А жена?

— В её душе нет желания препятствовать вашей жизни и любым контактам, поэтому личные гости могут посещать вас без извещения о них супруги.

— О…

— Так звать? — Дух покачнулся, его рваный плащ заколыхался, словно от ветра. — У меня дела там наверху…

От волнения скрутило живот. Сердце забилось тревожно и быстро. Я не знал, как поступить.