бщество борьбы за равноправие женщин, несмотря на некоторый пафос призывов и воздвижение меня на флаг, обрадовало: значит, положение местных махровых шовинистов постепенно оспаривается.

Меня даже нездоровый энтузиазм пробрал: информацию по движениям нашего мира им дать, брошюры заказать у нас эффектные, предоставить тематические данные (тут тоже считали, что женщины глупее потому, что мозг у нас меньше), показать общеобразовательные фильмы.

Только эти мечты должны остаться мечтами, ведь мир должен развиваться естественным образом. Для того чтобы эмансипация прижилась, нужно, чтобы общество до неё доросло, и технический прогресс тоже должен достичь определённого уровня. А не так, чтобы какая-нибудь инопланетянка помахала своими историческими бумажками, надавила техникой, запудрила мозги и прочими способами склоняла людей к прогрессивному мировоззрению. Насильственное внедрение идеологии завтрашнего дня в сегодняшний всегда проваливалось.

Я сложила письмо общества и положила у «телевизора». К ним обязательно схожу, но действовать надо осторожно, чтобы не навредить.

А пока следует заняться Верой. Я развернулась. Она сидела на диване и теребила кружево на оборке подола.

— Хозяйка, — просипел привратный дух. — Это не моё дело, но, кажется, хозяина надо спасать.

— Что такое? — похолодела я. — Взорвалось что-нибудь?

Помедлив, дух ответил:

— У него гостья.

— И?

— Его бывшая невеста… Ну хозяйка, помогите ему, пропадает длор.

С неприятным ощущением в стеснённой груди и уверенностью, что вмешиваться не стоит, я пошла спасать Лавентина.

— Где он?

— В лаборатории, — как-то виновато просипел привратный дух.

Вот ведь настырная девица, отвлекает Лавентина, когда он должен думать только о мамином спасении.

Дверь в лабораторию была открыта, и, ступив на лестницу в подвал, я имела сомнительное удовольствие слышать разговор.

— …было обговорено, приняты обязательства. Теперь ты должен на мне жениться, — заявила бывшая невеста. — Ты это понимаешь?

Лихая дамочка.

— Но я женат… — растерянно отозвался Лавентин.

— Брак не подтверждён! Браслеты вас сводили, это видели. Ты обязан продержаться и снять с неё браслет великого рода Бабонтийских, — с придыханием требовала невеста. — Ты ведь любишь меня. Ты не мог за пару дней меня разлюбить, тем более не из-за этой мужланки безродной.

С ней я бы размялась в спарринге с превеликим удовольствием.

— Не оскорбляй мою жену, — повысил голос Лавентин.

Чем добавил себе баллов. Особенно в сравнении с Павлом.

— Это во-первых. Потому что она теперь длорка Бабонтийская.

— Это я должна быть длоркой Бабонтийской. Ты обещал.

— Но ты мне изменила.

— Ты всё не так понял.

Классическая отговорка всех времён и народов.

— Я лишь пыталась вызвать твою ревность. Ты же такой отстранённый, тебе было будто всё равно, что я и как. Иногда ты меня даже не замечал!

— Один раз, — напряжённо отозвался Лавентин. — Это было один раз. И это не повод целоваться с другим.

— Я сделала это ради тебя.

В такие моменты я начинаю понимать шутки о женской логике.

— Только ради привлечения твоего внимания. Лавентин, ты сам в этом виноват. Это всё твоя вина.

— Моя? — изумился Лавентин.

Ну точно надо спасать.

Заглянула в лабораторию: он был притиснут к огромному столу жёстким подолом блондинки в голубом шёлковом плаще с чёрными кружевами. Лавентин выглядел изумлённо и как-то несчастно. У невесты был милый профиль, медовые кудряшки и глубокое декольте.

— Твоя вина, — возвестила она, часто вздымая высоко поднятую грудь. — Только ты виноват, ведь я не знала, как ещё привлечь твоё внимание.

— Э… — Лавентин пытался отступить, но стол мешал. Испуганный взгляд упирался в лицо девушки. — Я не понимаю. Я был твоим женихом. Разве измена — это не способ разрушить отношения? Почему ты говоришь так, будто она сближает?

— Хороший вопрос, — согласилась я.

Вздрогнув, оба посмотрели на меня. Складывая руки на груди, я прислонилась к дверному косяку. Девушка казалась смутно знакомой и…

Да я её знала.

— Сабля! — Я широко улыбнулась. — Добрый день.

Побледнев, она вздёрнула подбородок:

— Длорка Сабельда Эзольи.

— Длорка Саша Бабонтийская, — не удержалась я.

— Временно, — улыбнулась Сабля.

Исподлобья глядя на меня, Лавентин пробормотал:

— Прости, это…

— Можно тебя на минуту? — я отступила в коридор.

Ситуация была крайне, просто до дрожи неприятная. Через мгновение Лавентин уже стоял передо мной, преданно заглядывая в глаза. Прошептал:

— Я не знаю, что делать, как быть…

— Ты её любишь? — тоже шёпотом спросила я.

На его лице появилось растерянное выражение. Почти испуганно Лавентин прошептал:

— Я… не знаю. Во мне будто что-то сгорело, когда увидел её… их…

— Понимаю, — положила ладонь ему на предплечье. — Нужно время, чтобы это принять, разобраться в себе. Но и меня пойми, мне эта особа с её претензиями и заявлениями, что я всего лишь временное явление, мужланка и прочее, здесь не нужна. Я этот год хочу прожить спокойно.

— Ты… ты права. Я должен обеспечить тебе наилучшие условия проживания.

— Отлично. Рада, что мы поняли друг друга, — моя рука соскользнула до его ладони, наши пальцы соприкоснулись, практически переплелись. — На этот год двери твоего дома для неё закрыты.

Кивнув, Лавентин зашёл в лабораторию и с порога объявил:

— Сабельда, приходи через год.

Я поперхнулась смехом. Умеет Лавентин обращаться с девушками.

— Что? — ошеломлённо переспросила Сабля. — Ты выгоняешь меня из-за этого лохматого нечто?

Меня передёрнуло, в груди стало тесно. Послышался визг, чавкающий звук. Дребезг. Глухой далёкий вскрик. Я заглянула в лабораторию.

Сабли не было. Если только она не избавилась от необъятного подола и не спряталась за Лавентином. Прошла в сторону, чтобы увидеть, что перед ним. Никого не было.

Лавентин смотрел вверх. На потолке затягивалась дыра. На её выступе болтались светлые волосы. У меня перехватило дыхание, на миг показалось — убила. Потом сообразила — это накладные локоны.

Потолок чавкнул — светлые кудряшки шмякнулись на пол — и закатал отверстие заподлицо.

Лавентин опустил взгляд на кучку волос. Нервно кашлянул.

— Теперь понимаю, почему невест будущих глав рода чему-то дополнительно учат. Спонтанные желания опасны. — Дёрнувшись, он испуганно посмотрел на меня. — Ты ведь не хотела ей ничего плохого? Убить, например…

— Неет, — не слишком уверенно произнесла я. — Просто подумала, что её надо… выкинуть отсюда.

— Привратник, — позвали мы одновременно, переглянулись.

— Жива длорка, — хрипло отозвался привратный дух. — Правда, помялась немного и в клумбу угодила, но жить будет.

Мы с Лавентином выдохнули.

Его облегчение сменилось грустной задумчивостью, зрачки расширились, придавая взгляду растерянное выражение. Да, от привязанностей больно избавляться…

В этой ситуации слова вряд ли могли послужить утешением, я снова коснулась его руки:

— Всё образуется. И спасибо, что на этот год сделал меня полноправной хозяйкой.

Лавентин слабо улыбнулся:

— Иначе не мог… — Но его взгляд был грустным. — Как думаешь, она действительно могла сделать это, только чтобы возбудить мою ревность? Неужели подобное может подействовать на мужчину именно так, как сказала Сабельда?

— Все люди разные. На кого-то действуют. На меня — нет. И я считаю, что заниматься подобными вещами нечестно. Лучше поговорить, высказать свои претензии, а то недомолвками и полуправдами можно так и не объяснить, чего хочешь.

Я старательно отодвинула мысли о Павле и претензиях к тому, что я не угадала его желаний.

— Лучше маму буду искать, — сказал Лавентин. — И спасибо за помощь. Без тебя я бы ещё долго с Сабельдой разговаривал, терял время…

— Правильно, пора заняться делом, — я подтолкнула его к столу. На выходе развернулась. Лавентин перелистывал книгу. — Я бы хотела показать Веру доктору. Можно вызвать его на дом? И как?

Не отрываясь от поиска нужной страницы, Лавентин сказал:

— Привратный дух может отправить послание кому-нибудь из островных врачей.

— А плата?

— Запишут на наш счёт, казнодух внесёт это в документы и в конце месяца сдаст их в банк, а там уже всё разошлют по счетам адресатов. Так можно расплачиваться за всё.

— Спасибо за информацию.

Ещё с минуту я стояла, глядя, как Лавентин устраивается за столом, смотрит в книги, что-то чертит. Взлохмачивает волосы… Страшно захотелось дёрнуть его за прядь или ещё как-то отвлечь. Но сейчас нельзя.

Выйдя из лаборатории, я тихо закрыла дверь.

В коридоре едва уловимо звучала музыка. Кажется, в бывшей лаборатории, оккупированной родовым духом. После рассказов повара о его истинном облике, встречаться с другими духами было страшновато.

— Привратный дух, вызови какого-нибудь профильного врача осмотреть Веру, — попросила я, направляясь к лестнице.

Передо мной возник дементор.

Я отшатнулась.

Дементор из «Гарри Поттера»? Что он здесь делал? Во все глаза смотрела на него и не понимала.

— Хозяйка… — прохрипел дементор голосом привратного духа. — А я как обычный человек выглядеть должен. В эффектной зелёно-голубой одежде с золотым шитьём. Я вообще красивый должен быть, на меня даже длорки засматривались, а теперь…

Резким движением он стянул с головы капюшон. Под ним вместо головы оказался сгусток черноты.

— Это я тебя так, да? — виновато уточнила я.

— Да. Хозяйка, верните мне красоту.

Дементор бухнулся передо мной на колени. Меня накрыло ощущением нереальности происходящего.

— Хорошо, — напряжённо пообещала я. — А мне постоянно надо думать, что ты красивый? И что повар шестирукий? И вообще обо всём думать, чтобы оно нормальное было?

— В большинстве случаев хватает одноразовой установки, потом они меняются только по целенаправленному решению. Представьте, что ваш привратный дух — писаный красавец, и я таким стану.

— Писаный красавец по человеческим меркам?

Дух закивал чёрным сгустком.

Какого бы писаного красавца представить? Туго у меня с ними. Вроде эльфы красивыми считаются, надо кого-нибудь из «Властелина колец» или «Хоббита» вообразить. Леголаса или Тракторина… Трандзистенционала… Тарантуила… или как там короля эльфов с тёмными бровями звали?

А может блестящего вампира из «Сумерек» вообразить? На работе постер с ним в туалете висел, кто-то чмокнул его напомаженными губами, что для меня — первейшее подтверждение его писаной красоты, ведь кого попало на стене в общественном туалете целовать не станут.

Или эльфа? Или вампира?

Пока я решала, дух превратился в вампира с брежневскими бровями, длинными светлыми волосами и в короне. Он осмотрел свой эльфийский костюмчик, который я спешно перекрасила в зелёно-голубой. Пригляделся к ногтям. Оглянулся, неестественно вытянув шею, чтобы посмотреть на зад. Потрогал волосы, корону.

Представила на стене зеркало, оно появилось. Дух подошёл к нему и стал придирчиво разглядывать лицо, подёргивать брови, ощупывать острые уши.

Даже интересно стало, сколько он будет себя изучать.

Минут через пять я потеряла терпение:

— Доктора вызови.

— Да-да, хозяйка.

Когда поднялась из подвала, вслед донеслось рассеянное:

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Надо теперь ещё повара представить правильно.

А быть главой рода не так уж и просто.

***

Никогда не любил работать с кровью. Не моя это стихия, а вид крови вызывал не самые приятные чувства. К тому же она требовала особой подготовки.

К счастью, в лаборатории было всё необходимое.

Начертив на листе разработанную магическую печать, я вытащил из коробки пластины спецстекла толщиной в четыре миллиметра, подложил под него рисунок. Перерыв три ящика в поисках стеклоплавильного карандаша, нашёл лишь маленький огрызок.

— Вроде должно хватить. — Вернулся за стол.

Стоило послать в карандаш заряд магии, он разогрелся, кончик превратился в ярко-оранжевую точку, напоминавшую каплю расплавленного металла. При соприкосновении со стеклом кончик стирался, оставляя ровную борозду.

Двадцать минут спустя узор печати был готов.

Отложив остаток карандаша, я замер. Сердце учащённо билось, но не от приятного исследовательского волнения, а от страха, что это может не сработать.

Снова я боюсь провала.

Крови нужно было больше, чем для договора. Отыскав нож, надрезал мизинец — всё равно редко этот палец использую — и позволил крови попасть в лунку. Магически подготовленная карандашом канавка потянула красную вязкую жидкость дальше, узор постепенно заполнялся. Пришлось сделать ещё надрез, чтобы он завершился.

Лизнув раны, накрыл печать второй пластиной стекла. Теперь кровь была заключена в надёжную ловушку, оставалось добавить немного магии.

Я простёр ладонь над заготовкой. И обмер.

Заклинание, как вчера мой браслет к его паре, должно притянуть меня к маме. Ведь мы, как брачные браслеты, кусочек одного целого, в моей крови должна быть её частичка, к ней-то меня и поведёт.

Если мама жива.

Её кровь должна течь в венах, должна подсвечиваться родовой магией её мужа, чтобы заклинанию хватило силы найти её среди множества людей.

И если печать не отзовётся, то либо я что-то сделал неправильно, либо мама…

Страх подкатил комом к горлу. Я усилием воли отогнал дурные мысли и наполнил кровавый узор активирующей магией.