ердце так неистово колотилось, что места страху в нём не осталось. Я бросилась вперёд, размахиваясь для удара. В свете мелькнула всклокоченная голова, сверкнули сияющей зеленью глаза.

Схватив мою остановившуюся руку, Лавентин заскочил в комнату, увлекая за собой. Вслед шарахнули выстрелы, свистнули пули.

Захлопнув дверь, Лавентин стал сдвигать на неё огромный книжный шкаф. Шкаф казался неподъёмным, но мышцы Лавентина сильно вздулись, надрывая брюки и жилетку с рубашкой. Шкаф со скрипом загородил дверь.

В неё заколотились. Разрядили пистолет, снова колотились. Шкаф вздрагивал.

Я огляделась в поисках второй двери, но её не было.

Было десять хрустальных гробов. В пяти лежали люди.

— Это?.. — Я уставилась на Лавентина, глаза которого фосфоресцировали.

Он указал на один из занятых гробов

— Мама. — Голос прорвался сквозь барабанную дробь ударов. — Сети стазиса. Жива.

Коротко выдохнула. Но до облегчения далеко.

Снова оглядела комнату: ни окон, ни иных дверей. Стояла пара столов, изломанная мебель навалена в углу. Пол — гладкий паркет без намёка на люк. Не было лазеек и на потолке. Опираясь рукой на шкаф с книгами, Лавентин тоже оглядывал комнату.

— Держись рядом со мной, — перекричал он шум ударов. — Чем ближе мы с тобой друг к другу, тем меньше расход магии браслетов на защиту.

— Хорошо. — Подошла вплотную к нему и сквозь прорехи в одежде увидела, что по его венам струится зелёно-голубой свет. — А то, что ты зеленеешь…

Стена по другую сторону шкафа разлетелась на кирпичи, щепки, пыль. Пламя лизнуло стены, раскалило воздух. Ноздри и лёгкие жгло, я закашлялась до чёрных мушек в глазах. Лавентин притиснул меня к стене, мелко вздрагивал, точно от ударов.

Стоило открыть глаза, брызнули слёзы. В их мареве я с трудом различила несколько человеческих фигур с обрубленными полукружьями трепещущих крыльев. Потом дошло, это не крылья — над их плечами мелькали пластины вроде сдвоенных лопастей вентилятора, вращающихся в противоположные стороны.

Их было четверо в медных чумных масках, в металлических браслетах на плечах, предплечьях и ладонях, железки соединялись проводами, словно у каких-нибудь потрёпанных киборгов из старой фантастики.

— Длор, отойди в сторону, — проскрежетал хриплый голос.

— Нет. — Лавентин разбух на пару размеров и расставил руки, закрывая меня собой.

По его венам сильнее струиться зелёно-голубой свет, увеличивая мышцы и рост. Ужас, удивление, благодарность и жажда бороться смешались, адреналин кипел в крови.

Стена под спиной завибрировала, треснула и завалилась назад.

— Саша! — взрезал грохот крик Лавентина.

Я оттолкнулась ногами и перекатилась в сторону, пропустив удар секирой по месту, где стояла. На миг застыла, разглядывая мужчину в маске с клювом и в толстых медных нашлёпках со вставками из крупных камней поверх кожаной одежды.

Мужик дёрнул секиру, но та застряла в бревне, обнажившемся после падения кирпичей.

Схватив один из них, швырнула его в голову врага. Тот отклонился, кирпич саданул по уху, брызнула кровь. Вопль мужика утонул в гуле моего сердца. Схватила ещё кирпич и швырнула в рожу. Клюв маски смялся, в глазных стёклах пошли трещины. Следующий кирпич швырнула в пах. Попала. Снова вой, мужик сложился пополам, подставляя мне спину с рюкзаком, на котором крутились лопасти. Карлсон-отморозок, блин!

Сдвоенный пропеллер крутился медленно, но подходить к нему страшно. В соседней комнате грохотало, кричали.

Лавентин!

Меня захлестнул ужас. Подхватила с пола обломок кирпича и треснула по поднимавшейся голове Карлсона. Он рухнул на вывороченный кусок стены.

Схватив кирпич побольше, ринулась спасать Лавентина. Он высунулся в проём и едва не получил по лбу. Лохматый, нормального размера, с зеленоватыми венами по лицу.

— Ты как? — спросил он.

— В порядке.

Лавентин ошеломлённо уставился на неподвижно лежащего человека, потом на меня:

— Как ты справилась?

Я выше подняла кирпич.

— О, — со странной интонацией и выражением лица произнёс Лавентин. — Зайди, тут опасно.

Он кивнул на холл с лестницей и пропустил меня в комнату с гробами. Там всё было в пыли и обломках, по полу валялись четыре мужика в меди, кое-где их нашлёпки были измяты и вскрыты, обнажая колбы со светящейся жидкостью и механизмы, некоторые шестерёнки в них ещё крутились.

Поморгав, снова пересчитала врагов и уточнила:

— Ты магией их так?

Один застонал, задёргал руками.

— Нет, конечно, у меня магия больше созидательная, — отозвался Лавентин, увлекая меня к гробам. — Держись поближе.

Истрёпанным рукавом он протёр от пыли одну из крышек.

— Не знала, что ты умеешь драться, — заметила я, следя за дырами в стене.

— Я длор, военная подготовка для меня обязательна, а единственный способ избежать каждодневных многочасовых и многолетних тренировок — быстро в совершенстве овладеть навыками боя, чтобы вопросов ни у кого не было.

Мышцы живота задёргались в спазматическом смехе. Выучить всё — отличный же способ больше не учиться.

На верхних этажах что-то ломалось и трещало.

— О, химера очнулась, — обрадовался Лавентин.

Там кто-то истошно заверещал.

Его глаза стали расширяться.

По коже побежал мороз, внутренности стиснуло, выдавливая из лёгких воздух. Обхватив меня за талию, Лавентин распахнул один из гробов и швырнул меня внутрь. На меня понеслась крышка в голубых морозных сугробах. ХЛОП!

Я провалилась в беспамятство.

***

В сознание добрался импульс от пробуждающейся химеры, я улыбнулся жене.

Вдоль позвоночника пробежала волна нервной дрожи.

Вибрация.

Чужеродная вибрация исходила от тел, от приборов на их спинах.

Родовая магия активировалась во всю мощь, вскрывая реальность, как скальпель тело.

Смерть. Ощущение её приближения и запах, разжигавшие пространство вокруг.

Наступающие стихии — огонь с примесью обычной химии и тьма, стиравшая границы между реактивами в приборах на спинах людей. Чёрные сети тьмы, прошивавшие дом заклятиями-ловушками. Враждебные люди снаружи.

Разгорающиеся реактивы.

Самоуничтожение.

Выжимающий все силы миг осознания этого всего.

Жена стояла передо мной, слишком уязвимая, и в её глазах читался страх. Я должен её защитить.

Стазис-камера её единственная надежда, как и для мамы. Схватив жену, распахнул камеру и сунул её в пропитанный магией хрустальный короб. Захлопнул крышку, замок запечатался, погружая жену в сон.

Мне так же спрятаться нельзя — неизвестно, кто явится сюда после взрыва, и камеры мамы и жены надо подзарядить, чтобы они точно его выдержали.

По меди вражеских приборов растекался жар, раскаляя металл до ярко-оранжевого. Воздух наполнился жгучими ядами, лёгкие выворачивало, сплющивало.

Тело магически утолщало кожу, меняя её эластичность. Перепрыгнув через стазис-камеру с женой, я схватил ещё один хрустальный ящик, распахнул и бросил поперёк камер жены и мамы. Раскаляющегося воздуха не хватало, перед глазами плыло. Остановить естественную химическую реакцию я не мог. Идеальная ловушка для мага.

Раскрыв ещё стазис-камеру, кинул поперёк камер моих женщин. Над телами врагов поднимался дым, прорывались первые языки пламени. Свет ламп тонул в чёрных клубах. По памяти я отыскал ещё две пустые камеры. Двигаться становилось труднее. Последнюю тащил по горячему, тлевшему полу.

Уложив их верхним слоем, хотел залезть вниз… Но оставались ещё четыре камеры с чьими-то родными. Прикрываясь рукавом, тащил их к своим, подталкивал под распластанные сверху пустые оболочки зачарованного хрусталя.

Комнату захлестнуло алыми сполохами. Только сейчас осознал, что не чувствую химеру. Но ради неё оставить маму и жену я не мог.

Закашлявшись, пополз под нагромождение волшебного хрусталя. Пол жёг. Закрыв глаза и расслабившись, я позволил магии концентрироваться под изменённой кожей, создавать между ней и мышцами защитный слой. Коснулся пальцами обеих камер, посылая во вплавленные в хрусталь силовые линии больше магии.

Внутренние часы подсказывали, что с момента осознания угрозы прошло две с половиной минуты, но ускоренный темп вымотал, глаза и лёгкие жгло. Зажмурившись, я приготовился к взрыву. В эпицентре химического взрыва такой мощности я никогда не был, даже интересно, каково это.

Дышать точно плохо. Отрава испарений мутила разум.

Сквозь слои хрусталя я видел, как на мгновение пригибается занимавшееся пламя, и комнату обволакивает голубым облаком, в нём вспыхивают огненными цветами тела и мебель. Цветы разрастаются, нас будто охватывает оранжевой водой. Пол проминается, летит в стороны волной покорёженного паркета. Давление на хрусталь усиливается, разрывая магические связи. В щели между пластинами рвётся нестерпимый жар, я пускаю всю доступную в этот миг магию на охлаждение кожных покровов.

Разум говорит, что этого должно хватить, но сердце заходится от ужаса и восторга. Жаль, я не могу безопасно посмотреть на взрыв во всей красе.

Ударная волна вспарывает стены, и они начинают заваливаться…