о очагам боли в придавленном теле анатомические атласы вспоминались так некстати. Голова превратилась в колокол, его протяжный звон беспрестанно выбивался из висков. Это очень жаль, ведь у меня такая умная голова. На спину, голову и ноги что-то остро давило, в руки врезались осколки. Нет, лучше забыть анатомический атлас.

Веки были чёрными, значит, я в темноте. Открывать глаза не решался, просто лежал, пытаясь импульсами магии прощупать окружающее пространство.

Голова болела.

Как же она болела, как бренчала, точно колокол.

С трудом удалось проверить импульсами конструкции стазис-камер по бокам. Местами магический контур был нарушен трещинами, погас из-за оплавившихся фрагментов хрусталя и мягко разбудить моих женщин больше не мог, но держал их в относительной безопасности.

Сколько я так лежал?

Насколько критичны повреждения дома?

Наши враги убрались или ещё рядом?

Почему они пытались убить жену? Она ведь такая милая девушка… И глава рода, как жена Какики и Сарсанна.

Почему целью становятся женщины?

Почему меня убить не пытались?

Что за приборы использовалось для нападения?

Когда нас уже вытащат?

Кто?

И что с химерой?

Мыслью пытался дотянуться до неё. Сверху раздался скрип, шелест, посыпались крошки мусора, пыль. Давление на спину резко усилилось.

И было прикосновение магии — мягкое, ищущее, почти нежное.

Наверху заскрипело и заскрежетало сильнее. Дышать вдруг стало легче, веки озарил тусклый свет.

Интересно, меня убьют или спасут?

Завал надо мной разбирали часа три, но финал был безрадостным. Стоило приподняться между обломков и вскинуть голову, в отверстие каменного колодца я увидел мрачное бледное лицо министра.

— Не виноват, да? — процедил министр.

Вот всё прекрасно понимает, а признавать не хочет. Вниз бросили живые верёвки, они мягко опутали меня и потянули вверх. Боль захлестнула нервы, я стиснул зубы и попробовал проиграть в голове ослепительно прекрасный взрыв, но воспоминания разрывались физическими ощущениями.

Будто переламывая каждую косточку, меня вытащили и на носилках снесли по завалу в палатку, разбитую посередине дороги. Прежде, чем прорезиненный полог меня поглотил, я успел заметить блеск перьев на костюме Хлайкери, разбитые окна соседних домов, сочившуюся с моих рук кровь.

Меня переложили на раскладную койку. Усевшись на походный стул, министр наблюдал, как две медсестры промывают раны на моих руках и спине раствором, от которого по коже разливается блаженное онемение, а хирург вспарывает одежду и прикладывает к пылавшей от боли коже диагностические амулеты.

В лёгких острыми иголками притаилась боль. Слишком много её. Не как после взрывов в домашней лаборатории, где стены и пол вздымались, окутывая меня непробиваемым куполом. И непрозрачным заодно, так что здесь мне повезло увидеть взрыв.

Но какой, оказывается, реальный мир страшный.

Мне всегда казалось, что всё проще.

Что так больно не бывает.

Сверля меня мрачным взглядом, министр крутил в пальцах шестерёнку с вкраплениями синих камушков.

— Небольшой химический ожог лёгких, — сухо констатировал хирург. — Сотрясение мозга средней тяжести. Трещины в правых рёбрах и ключице. Перелом в правой плечевой кости почти ликвидирован родовой магией, то же с указательным и средним пальцами. Ушиб правой почки. Трещина в правой большой берцовой кости подвергается массированному магическому воздействию восстанавливающего оберега главы рода. Наблюдается некоторая отёчность кожных покровов после принятия защитной формы. Рекомендую постельный режим, обезболивающее, покой. Вред от хирургического вмешательства в естественные механизмы родовой магии превысит пользу. Рекомендую только медикаментозную поддержку.

— Обработайте раны и можете идти. — Министр прожигал меня укоризненным взглядом.

На меня, как обычно, не действовало.

— Там мама и жена, — сказал на случай, если спасатели ему не сообщили. — И ещё какие-то люди.

Одежду с меня срезали кусочками, покрывали раны мазями и повязками. Снаружи доносился тихий рокот голосов, поскрипывание камней о камни, рубленые приказы, вскрики недовольных ящеров. Надеюсь, стазис-камеры достаточно крепки, чтобы выдержать спасательную операцию. Если бы что-то их повредило, нам бы сообщили… наверное.

Министр продолжал смотреть. Я снова перебирал в памяти, что такого натворил, но отвлекал блеск шестерёнки в его пальцах и непривычное беспокойство.

Где-то далеко на фоне ощутил кратковременный, смутный зов химеры. Она свернулась в шар и обросла бронёй, подавала теперь сигналы бедствия, чтобы я мог найти.

Министр всё смотрел. Можно ли его гневный взгляд трактовать как своеобразный сигнал бедствия?

— Выйдите, — жутко приказал министр. Я дёрнулся встать. Он рявкнул: — Лавентин, лежать!

Сбежать захотелось сильнее, но я растянулся на койке, люто завидуя ушедшим медсёстрам и хирургу. Химере завидовал. Жене. Вообще всем, кто в эту минуту имел счастье находиться подальше от министра.

Заговорил он негромко, но его рокочущий голос заглушил прочие звуки:

— Что. Ты. Здесь. Делаешь?

— Лежу.

Швырнув шестерёнку на столик с лекарствами, министр вскочил:

— Не паясничай.

— Но я же в самом деле лежу, — не без обиды заметил я. — И не надо на меня смотреть таким зверским взглядом.

Взгляд стал ещё более зверским, а голос рокочущим:

— Я велел тебе заниматься делом. Сам знаешь каким, — министр постучал по предплечью, где под рукавами фрака и рубашки прятался брачный браслет.

— Я должен был найти маму. Ни о чём другом думать не мог.

Министр снова сел:

— А предупредить было нельзя?

— Я послал одного из полицейских за помощью.

Глаза министра сузились:

— Подробнее.

— Едва мы съехали с моста, один из двух сопровождающих нас полицейских помчался в участок. Второй оставлял метки для отряда поддержки. Я не сумел правильно оценить расстояние до мамы, мы подошли слишком близко. Нас заметили. Оставив жену и полицейского на улице, я ворвался в дом.

— Зачем ты всё взорвал? Осторожнее не мог? Мы в столице! Тут обычные люди. Ты хоть понимаешь, сколько шума наделал?!

— Дом я не взрывал. Те, кто на нас напал, использовали неизвестные приборы с магической и химической начинкой. Проиграв, нападавшие самоуничтожились. Взрыв был химическим, я ничего не успевал сделать, только защитить тех, кто находился в стазис-камерах.

Брезгливо кривя губы, министр покачал головой:

— Опять ты не виноват.

— Я правду говорю, — приподнялся я. — Они использовали кристаллические и жидкие накопители магии. И химию. Я ничего подобного не встречал.

— И не вынес ни одного образца? — хмыкнул министр. — Не верю.

— Детали раскалились и оплавились. А я думал, как защитить жену и маму.

— О, как благородно с твоей стороны.

Ну и зачем такие пассажи? Словно благородный длор и учёный понятия несовместимые.

Министр прошёлся по палатке, разглядывая стены из слабо колыхавшейся материи. Проворчал:

— Что ты, что жена твоя — оба ходячие неприятности. Вы взяли и взорвали дом на одной из центральных улиц столицы. — На меня он не смотрел и будто говорил сам с собой. — Ты хотя бы немного думаешь о последствиях своих поступков?

— Иногда, — тихо признался я.

— Иногда, — передразнил министр. — Ты хоть представляешь, как твоя выходка отразится на внутриполитической ситуации? На порядке в городе?

— А что?

Крутанувшись на каблуках, министр уставился на меня:

— Последняя военная операция в Черундии провалена, потери мёртвыми и пленными исчисляются в тысячах, скоро эта информация просочиться в прессу, а тут ещё этот взрыв как доказательство того, что мы даже внутри страны порядок навести не можем. Ты! Ты даже не представляешь, к каким народным волнениям может это всё привести.

Я понял главное — дело плохо.

— В общем, так. — Министр снова прошёлся по периметру палатки и остановился напротив моей койки. — Ты и твоя непоседливая жёнушка под домашним арестом. Увижу вас за пределами остова длоров — посажу под замок. На этот раз я не шучу. Ты зашёл слишком далеко. И молись, чтобы император не ужесточил наказание.

В действенность молитв я не особо верил, но кивнул:

— Буду молиться.

Министр покачал головой, словно ответ его разочаровал, и вышел из палатки.

Странный он: под арест посадил, а домой не отвёз.

Вздохнув, я осторожно приподнялся. Одежды на мне осталось слишком мало для выхода на улицу. Накинув на плечи серое покрывало с койки, я заковылял к выходу. Несмотря на все старания родовой магии и лекарств, наступать на ногу было до зубовного скрежета больно.

Снаружи во всей красе предстали руины особняка. Дымящиеся. Терзаемые ящерами и химерами, разбиравшими обломки под присмотром полицейских и военных.

Возле палатки дежурили пять черномундирных из особого отдела.

Министр неправ. Но как ему доказать, что взрыв устроил не я? При этом не выходя из дома? При этом практически не имея улик?

Закрыв глаза, я как наяву увидел интересные костюмы нападавших, блеск меди и переплетения проводов. Я бы палец отдал, чтобы получить один работающий образец. Даже пару пальцев.

Над шорохом камней и гулом голосов возвысился один зычный, командный:

— Проверьте крепления. Стазис-камеры повреждены, любой удар может фатальным.

Я поспешил туда.