— ачну с самого лёгкого, — Близенда опустилась в кресло. — По особому секретному распоряжению Раввера все длорки главы рода, а так же старейшины семей, обязаны неотлучно находиться в родовых домах. — Она мимолётно улыбнулась. — Придётся вам потерпеть меня некоторое время.

— Хорошо, что министр осознал угрозу, — кивнул Лавентин. — Ещё какие-нибудь инструкции?

— Через два часа за тобой заедет отряд, чтобы сопроводить в лаборатории особого отдела.

Почёсывая затылок, Лавентин кивнул:

— А что действительно страшного случилось?

— В императора стреляли, — Близенда потупила взгляд.

Как отличается подданическое мировоззрение от привычного мне: их фактически по домам заперли, убить хотят, а самое страшное — неудавшееся покушение на императора.

— Как он? — сразу оживился Лавентин.

— Не пострадал. Спасибо Равверу.

— А министр как? В стране ввели чрезвычайное положение?

— Нормально. Только в столице.

— Преступника поймали?

— Да. Это уроженец Черундии, прибыл в страну матросом на торговом судне. Утверждает, что причина нападения — ненависть к захватчикам, уничтожившим его деревню. Но нашлись те, кто объявил виновными галлардцев. В их квартале погромы.

И здесь погромы по национальному признаку. Бывает ли без них?

— Это несправедливо. — Лавентин гонял пятерню по волосам. — Даже если убийцу подкупили галлардцы, живущие здесь уроженцы этой страны не виноваты. Многие на исторической родине никогда не были.

Близенда мягко ему улыбнулась:

— Некоторым это ужасно трудно объяснить. Ненавидеть ведь проще, чем думать о собственных невзгодах. — Она ласково смотрела на сына. — Поспи, скоро тебе понадобится много сил.

— Да! Мне надо уложить в голове то, что я узнал в другом мире.

— Интересно было?

— Невероятно! — Лавентин взмахнул руками. — Там машины — это такие повозки без ящеров. Моторы настолько маленькие, что есть индивидуальный двухколёсный транспорт, маленький-маленький, мотоциклом называется, а скутеры ещё меньше. А ещё там есть смартфоны — это такие штуки, по которым показывают всякое интересное, причём это интересное загружается внутрь через невидимые и неосязаемые сети. И Саша, оказывается, одета очень скромно, потому что в её мире — там одежду почти не носят. А ещё там такие штуки, на которых создают образы объёмных вещей и потом их снимают, и так можно увидеть работу мотора изнутри. Или работу мозга. Мама, представляешь, все наши мысли — это электрические и химические реакции. И привязанности, даже любовь. И любопытство тоже. И речь запускается маленькими разрядами тока, а мозг похож на грозовое облако, которое искрит молниями, а ещё…

Он рассказывал и рассказывал, иногда сбивчиво, порой чётко, выпучив глаза, махая руками, расхаживая по комнате, хватаясь за бумагу и карандаши. Близенда внимательно слушала, кивала и своевременно вставляла реплики вроде: «Да неужели! Невероятно! Просто замечательно! Хотела бы я это видеть!»

И невозможно было понять, делает она это из вежливости или её интересует тема. Кажется, Лавентину было всё равно, он лишь выражал впечатления.

— А ещё там…

— А ещё мы…

— А ещё в том мире…

— А ещё существует…

— А ещё…

Тут я не выдержала:

— А ещё мы решили никому не рассказывать, что мы были там. — Я встретилась с задумчивым взглядом Близенды. — В моём мире много опасных вещей, лучше защитить вас от их появления.

— И ещё надо подумать о контроле технологического прогресса! — вскинул палец Лавентин. — Мама, там… то, как они ведут войны — это просто ужасно.

Она удивлённо вскинула брови:

— И это говорит молодой человек, занимающийся разработкой боевых химер.

— Да ни одна моя полностью завершённая химера не обидит ребёнка или невооружённую женщину! Она и вооружённую-то может пощадить. А мой магоед совершенно безвреден для людей. И ни одно из моих созданий не может в секунду уничтожить целый город.

На этот раз Близенда посмотрела на меня. С сомнением.

— Было дело, — развела руками я. — Ещё до моего рождения. Во время Второй мировой войны.

Глаза Близенды расширились:

— Второй. Мировой. Войны?

— Вам повезло не знать, что это такое, — уверила я.

— Да, мама, нам очень повезло, потому что то, что там было — это совершенно не по-длорски, там… никакой чести не было. И ограничений тоже не было. Слепая смерть.

— Я никому и никогда не расскажу, что вы были в том мире, — Близенда сложила руки на коленях. — А теперь иди спать, тебе предстоит много дел. И успокойся, а то от восторга в самый неподходящий момент развяжется язык.

— Да, конечно, — Лавентин встрепал волосы и двинулся к выходу, продолжая терзать пряди.

Я осталась один на один с Близендой. Она меня разглядывала.

— Вам там Лавентин привёз кое-что, — я указала на сумки.

— Это хорошо, — улыбнулась Близенда. — К сожалению, он не всегда помнит просьбы, особенно если много впечатлений.

По сравнению с его достоинствами рассеянность — просто мелочь.

Наверное, стоило это сказать, чтобы польстить Близенде. Но было неловко. Этакие смотрины.

— Я здесь временно, — напомнила на всякий случай.

— Это ваше личное с Лавентином дело, я не стану вмешиваться.

— Звучит так скептически, словно вы предполагаете, будто я останусь.

По её губам пробежала лёгкая улыбка, Близенда откинулась на спинку и немного расслабилась:

— Как долго ты здесь?

— Пять дней.

— Между тобой и свободой ещё триста пятьдесят восемь дней. Это очень много. Особенно когда на тебе брачный браслет.

Во мне взыграло упрямство:

— Считаете, мы не справимся с притяжением?

— Судя по рассказам домашних духов, ты терпеливая и в целом на Лавентина не сердишься. То есть он тебя не раздражает. Вы оба молоды и привлекательны, постоянно рядом друг с другом. Наш мир тоже умеет очаровывать, а за год к нему можно не только привыкнуть, но и полюбить. Поэтому я, конечно, буду на вашей стороне, если вы решите воздержаться от подтверждения брака, но и к тому, что ты станешь моей невесткой, тоже морально готова.

Нет, я не злая. И Близенда мне симпатична своим вселенским спокойствием, но что аристократка примет в семью кого-то вроде меня? У меня все шаблоны уверяли, что тут быть войне на выживание. Не удержалась и уточнила:

— И даже против не будете?

— Брак с кем-то равного положения — это замечательно. С точки зрения генеалогии. Но мне не хочется поступать с родным сыном, точно с породистым ящером, выбирая самку на случку по родословной.

Как Лавентину повезло с прогрессивной позицией мамы. Только:

— А Сабл… Сабельда разве не такой породистый выбор?

— О, это партия Сарсанны. Сабельда её родственница и протеже. Сарсанна любит сводничать, и даже неудачи вроде первого брака Раввера её не останавливают.

— Сарсанна… — Поморщилась, припоминая, где слышала это имя. — Это та, кого император назначил нас этикету учить?

— Если бы он кого и назначал, то именно её. Пока можешь расслабиться, Сарсанна тоже заперта дома. А вот позже, — Близенда покачала головой. — Я вам сочувствую. В ней сильна императорская кровь и страсть к командованию.

Что-то подсказывало, что от этой Сарсанны я рискую начать бледнеть подобно Лавентину.

Ко мне подобрался зевок, аж мышцы свело от попытки его сдержать. Справившись с позывом, я указала на сумки:

— Хотите взглянуть, что Лавентин вам принёс? Могу достать.

— Тебе тоже надо отдохнуть. Сувениры подождут.

Здравая у неё позиция. Кому-то очень повезёт со свекровью.

Выходя из лаборатории, я всё же зевнула.

Только рухнув на кровать, уже проваливаясь в сон, осознала, что единственные позитивные чувства за время пребывания дома — радость от покупки вещей, о которых мечтала с подросткового возраста.

И уже практически совсем во сне я вынуждена была признать, что было ещё кое-что приятное, очень приятное — поцелуй с Лавентином.

***

Засыпать я начал на подлёте к подушке.

Мгновение блаженной темноты.

И прикосновение к плечу.

— Лавентин, — настойчивый голос мамы. — Пора собираться.

— Ну ещё немного, — промямлил я, пытаясь обнять подушку.

Подушка исчезла.

Голос мамы зазвучал строже:

— Лавентин, вставай.

Я открыл глаза. Необычная, конечно, спальня, но милая. Зажмурившись, потянулся. В голове закрутились мысли. Или вернее сказать, в голове бушевали разряды тока? Или: синопсисы взбесились? Можно столько всяких обозначений придумать — уму непостижимо.

— Дела, — напомнила по-прежнему стоявшая надо мной мама.

Я открыл глаза. Она часто так возвышалась надо мной, пока не встану. Но сегодня… кажется, ей грустно.

— Что-нибудь случилось? — Приподнялся на локтях. — Что-то ещё?

— Просто за тебя боюсь. Там ведь опасно, — в её глазах заблестели слёзы. — Самого императора пытались убить, а ты…

Поднявшись, обнял её за плечи, вдохнул привычный запах волос.

— Его ведь охраняют постоянно. — Мамин голос дрожал, и от этого становилось страшно.

— Я возьму с собой химеру. И надену на неё экспериментальную броню. И…

— Лавентин, ты не боевой маг.

— Но я длор, и как всякий длор умею сражаться. Даже я бы сказал, что поболе многих длоров.

— Отец Раввера, Элинсар, был лучшим воином империи, но это его не спасло.

— Потому что он защищал других, а моя цель хоть и помочь родине, но вернуться живым. И кто, кроме меня, вернёт Сашу домой? Нет, мне определённо нельзя умирать.

— Отличная мотивация, — усмехнулась мама. Крепко-крепко меня обняла. — Ты мой единственный ребёнок. Пожалуйста, вернись живым.

— Мама, я же не на передовую…

— Лавентин, если нас заперли по домам — опасно даже на острове длоров. А это второе по безопасности место в империи, сразу после императорского дворца.

И ответить нечего. Хорошо ещё, мама не знает, что Какики убили в его собственной спальне.

Приближался вечер, что-то мрачное было в том, как резко высвечивались предметы и лежали тени. Воздух потяжелел даже под защитным куполом дома. А за стенами ползли сизые хлопья дыма.

Оглядев выстроившийся у крыльца отряд из двадцати солдат, я немного заволновался. Если мне предоставили такую охрану — дело совсем плохо. Моя химера, отливая зеленоватой магической сталью, пристроилась в хвосте процессии.

Я двинулся к кэбу (их было три, два — для отвлечения внимания). Передо мной из-под земли вырос сверкающий привратный дух в ветвистой короне. Поклонившись, придвинулся ко мне и забормотал на ухо:

— Вас кое-кто хочет видеть. Срочно. Вас это заинтересует.

— Минуточку, — крикнул я сопровождению и направился за духом в выращенные Дусей кусты.

Под ногами противно скрипел гравий, тени казались живыми. Я протиснулся сквозь ветки на газон и, дойдя до середины, вопросительно взглянул на привратного духа.

Сбоку что-то шелохнулось, моя тень растворилась в более крупной. Я крутанулся на каблуках.

Из тени взвилась тьма, распахнула метровую пасть и пропищала:

— ЙааЙааЙааЙааЙаа…

Конечно, духи бездны для людей все, можно сказать, на одно лицо, но я уверен, что нависший надо мной — тот самый, что был возле дома Сомсамычевых.

Дух бездны, стороживший имение Какики, пока того убивали.