резавшись в фонарный столб, кэб застыл. Ожесточённее загрохотали выстрелы, взвизгнула пробитая пулей деревяшка кабины. Скулили ящеры. Дрожала земля, поднятая чьей-то уверенной рукой в щит над кэбом и людьми. Запертый внутри, я этого не видел, но ощущал по натужным всплескам магии. Опознал в ней родовую магию Мондербойских.

Снаружи раздавались команды, адресованные не мне. Я счёл за лучшее не мешать профессионалам, только призывал химеру, отправленную с другим кэбом в надежде отвести от меня беду.

Министр оказался прав: я был целью. Возникла крамольная мысль, не специально ли он отправил меня в город — ловить преступников на живца. Но потом решил, что в закрытом кэбе с этой целью можно было отправить другого длора.

Рядом что-то звонко разбилось. Взревело пламя, сквозь трещину между стенками кареты оранжевели его языки. Сильнее запахло дымом. Сидеть на месте стало значительно труднее.

Не думал, что ждать, когда тебя спасут, так утомительно. Но если меня хотят убить, лучше не высовываться.

Бутылка с зажигательной смесью раскололась о крышу кэба. Мгновение бешеного огненного рыка — и внутри стало жарко. Я толкнул дверцу с противоположной от каменной стены стороны. Заклинило! На миг меня захлестнула паника.

«Спокойно!» — велел сбоившему сердцу и, ухватившись за поручни, пнул дверь. Скрипнув, та поддалась. С той стороны в щель протолкнули лом, видимо снятый с задка, поднажали, и дверь с хрустом распахнулась.

— Быстрее, — офицер указал на бакалейную лавку.

Пожираемый пламенем кэб сухо потрескивал, сбоку захлопали выстрелы. Через гребень поднятой стены перелетели пять бутылок с подпаленными запалами, разлились по нашей части улицы огненными кляксами. Густой мерзкий дым нахлынул на нас, ослепляя и удушая.

— Оно ядовитое! — через кашель прокричал я и плотнее прижал к лицу рукав.

Покрасневшие глаза офицера, его лицо смазались, в моём теле появилась странная лёгкость.

Я очень не хотел этого делать, но воззвал к браслету. Тонкий узор его поверхности ожил, зацвёл серебристыми листьями, гибкие веточки проползли на сгиб локтя и вонзились в вену.

Это было как лёгкий укол, хотя должно быть очень больно. Вместе с упавшим на колени офицером это показалось мне симптомом близкого обморока.

— Ко мне! Все ко мне! — успел крикнуть я.

Соскальзывая в омут беспамятства, видел серебристые ветки, опутавшие меня и небо, и землю вокруг, и людей. Хотя, нет, это больше походило на грибницу, и на её перемычках распускались белые цветы с дутыми пористыми листьями.

Пространство между перемычками затягивалось мембранами. Рядом бушевало пламя, валил дым, но воздух терял мерзостный запах, становился сладковато-умиротворяющим. Рядом тихо покашливал офицер, кто-то возился.

Один из Мондербойских продолжал натягивать над нашими головами щит из взломавшей мостовую земли.

В общем-то всё неплохо, но почему-то казалось, что министр опять будет недоволен.

***

Проснулась я резко, как от удара, и пока безумно колотилось сердце, в памяти восстанавливались события последних дней.

Другой мир.

Покушение.

Короткое возвращение домой.

Дурные известия здесь.

Надеюсь, я не попала в начало кровопролитной революции.

Зевнув и потянувшись, встала. В окнах-иллюминаторах с бронированными стёклами мерцало солнце. Вроде бы такое же, как на Земле.

И может быть из-за естественности и привычности освещения мне труднее стало осознавать чуждость этого мира, ведь всё вокруг выглядело очень по-земному, а на стуле ждали кожаные штаны, майка и жилетка.

«Отдыхай, думай о вечном, наслаждайся. У тебя просто годовой отпуск, только и всего», — посоветовала себе.

Но не получалось.

Снова зевнув, я оделась и отправилась на кухню.

За время сна в доме расширилась прихожая моей «квартиры», окно кухни переехало на другую стену, а вместо прежнего появилась дверь в крытый переход, соединявшийся с другой кухней.

Там за столом сидела элегантная, словно сошедшая с портрета девятнадцатого века, Близенда. Она отсалютовала мне чашкой, но молчала, предоставив самостоятельно решать подойти или нет.

Поговорить с ней следовало. Хотя бы ради советов по обращению с домом.

Только вколоченные с детства страшилки нашёптывали на ухо: «Это же свекровь — оживший кошмар любой жены». Ожившим кошмаром выглядела только затянутая корсетом осиная талия Близенды, точнее, сам корсет, скрывавшийся под синей тканью с глянцевым узором.

Она меня не съест. Это ясно.

Только на стул напротив неё садилась с опаской. Пока я шла, Близенда рассмотрела мою одежду, и я рефлекторно ждала нотаций.

— То, что вы пьёте, этот «чай», — Близенда покачала чашкой, — удивительно вкусно.

— Согласна. Подумала, стоит сюда захватить немного.

Прямо из столешницы всплыла чашка с ароматным горячим чаем. Надеясь, что мой приказ о продуктах с пола повар помнит, я обхватила её руками и чуть пригубила.

— Сладости тоже весьма интересные. — Близенда кивнула на столешницу, где в ряд стояли коробки с конфетами.

От Raffaello остались одни фантики.

Так, вступление было. Кажется, Близенде пора заговорить о моём поведении, планах, одежде… Я огляделась в поисках повода сбежать.

— Мне надо проведать Веру, — приподнялась.

— Она спит после сеанса терапии с доктором Лирикири.

— Амм, — учитывая, что мы заперты в доме, иных поводов уйти не было.

Разве что помыться отпроситься или на разминку. Я села. Близенда заговорила:

— О Вере я бы хотела поговорить отдельно. Ей не место на острове длоров.

У меня глаза полезли на лоб: она казалась довольно терпимой, и вдруг такое неприятие.

— Почему? — довольно резко уточнила я.

— Потому что здесь она всегда будет чувствовать себя чужой, — без малейшего раздражения моим грубоватым откликом пояснила Близенда и погладила кромку чашки. — Полагаю, Лавентин не объяснил особенности магии и жизни на острове.

Вспыхнувший было гнев улёгся в груди потревоженной змеёй. Я ожидала подвоха — сказывалось общение с мамой Павла, та всегда норовила меня уязвить тайно или явно.

— На острове длоров только три семьи не владеют магией, и лишь у одной дети близкого Вере возраста. И они очень богаты, то есть всё равно другие. Все остальные или владеют магией или ожидают доступа к ней. Старшие в роду учатся владеть ею с пелёнок, младшим дают пробовать её по графику. Всего этого Вера будет лишена, и другие дети сочтут её ущербной. Простолюдины на остров длоров могут попасть лишь получив метку одного из родов. Став старше, Вера без вашей помощи не сможет провозить к себе в гости друзей.

— И никаких шансов это исправить?

— Только браком с главой рода. Она простолюдинка, даже если вы возьмёте над ней опекунство — удочерить не сможете, закон не позволит, — и она станет женой обычного длора, ни одна глава не распределит ей магии в ущерб чистокровным длоркам.

Осмыслив сказанное, я протянула:

— Жёстко у вас тут.

— Таковы законы наследования магии: мужчины и девушки получают силу от рода отца, женщины — от рода мужа.

— А если не вышла замуж?

— Остаётся в своём роду. Если отношения с главой хорошие — при магии.

— А если вышла замуж повторно?

По губам Близенды скользнула улыбка:

— Полностью переходит в семью нового мужа. Небольшое исключение составляют вдовствующие главы рода: после смерти супруга мы ещё полтора года, если наследник не женится, владеем всей силой родовой магии, а после их брака сохраняем возможность накладывать проклятия старейшин рода на своих отпрысков.

Покручивая в пальцах фарфоровую чашку, я пыталась представить жизнь Веры здесь: жизнь вечного изгоя. Сможет ли Лавентин толком за ней приглядывать после моего возвращения домой? Наверное, есть пансионы для благородных девиц, но… принимают ли туда простолюдинок?

Никогда, даже в кошмарном сне, мне не грезилось, что я стану что-то планировать, оперируя категориями «аристократы» и «простолюдины». Особенно планировать чью-то жизнь.

Близенда попивала чай. Она не пыталась навязать своего мнения, просто ждала, когда же я спрошу. И у меня в общем-то не было выбора:

— Что вы посоветуете?

Она ведь знала этот мир, а я — нет.

— В первую очередь я бы советовала поискать родственников. Родители её умерли, и других родных она не знала, но это не значит, что их нет.

— А если их не найдут?

— Надо будет подыскать пансион для девушек среднего класса. Там достаточно высокие стандарты образования что для брака с длором, что для обычной жизни. С хорошим дипломом можно рассчитывать на работу гувернантки или учительницы. Лавентин в состоянии выделить ей приданное, чтобы Вера стала выгодной партией. Её жизнь будет устроена. — Помедлив, Бизенда добавила: — Я поговорю с Керлом, если он согласится, мы могли бы взять Веру в наш город. Он не такой шумный, как столица, а главное — простых людей там большинство, у девочки не возникнет проблем со сверстниками. Есть несколько приличных пансионов, Вера сможет заходить к нам по выходным и приезжать к вам на каникулы.

— Я здесь только на год.

— Тогда тем более нет смысла пытаться оставить её здесь, Лавентин не сможет уделять ей достаточно внимания. В пансион отправить — да, дом и духи позаботятся об остальном, но всё же это не самый лучший вариант. А когда он снова женится…

Она умолкла, ожидая ответа. Разумные у неё доводы. И приучать Веру к себе, собираясь исчезнуть через год — жестоко.

— Ты не хочешь взять её в свой мир? Насколько я поняла, магии там нет, она будет как все.

Вряд ли Близенда могла понять, насколько агрессивен наш мир, насколько он отличается от их собственного.

— У нашего мира много позитивных сторон, — осторожно начала я. — Но он значительно более развит технологически, дети с младенчества учатся жить в условиях переизбытка информации. Я не уверена, что Вере будет там лучше, чем в вашем пансионе. К тому же у нас строгий учёт жителей, мне придётся отдать её в детский дом. Я одинокая женщина и получить опеку будет сложно. Думаю, я смогла бы с помощью дяди найти человека в соцслужбе, который помог бы решить вопрос, но для этого надо иметь мужа.

Близенда лишь шевельнула бровями и отпила ещё чая. Я не стала углубляться в подробности: оплату Лавентина я собиралась оформить как клад и продать легально, а чтобы не делиться с Павлом, надо сначала развестись. Да он и не согласится на удочерение, которое само по себе дело не быстрое. Ещё и про Веру, если вздумаю её укрывать, в соцслужбы бы сообщил. И ждали бы меня сначала развод с разделом имущества, потом волокита с кладом, потом поиск фиктивного мужа… подумать страшно, сколько всего.

Сделав пару глотков, я продолжила:

— Вера едва знает меня и не знает моего мира. Ради чего брать её туда? Ради нашего загрязнённого воздуха? Ради того, чтобы на неё со всех сторон обрушилась всякая информационная грязь и ужасы? Ради нашего общества, балансирующего на грани третьей мировой войны? — Не выдержав взгляда Близенды, я посмотрела в окно, на восстановленный лабиринт живых изгородей. — Если бы здесь Вере угрожала нищета или иные опасности — можно было бы рискнуть. Но сейчас в этом абсолютно нет смысла, ведь вы можете хорошо устроить её жизнь.

Понятно, в своём квартале Вера могла насмотреться ужасов почище тех, что показывают у нас в новостях или «Чрезвычайном происшествии», но она достаточно маленькая, чтобы похоронить это под слоями новых приятных воспоминаний.

А что ждало бы её у меня? Бумажная волокита, жизнь в приюте, потом, если повезёт, престижная школа. И совсем чужой ей мир, который будет напоминать о прошлом ужасе похожими хрониками с экрана телевизора, через интернет.

Да и не уверена, что смогу дать ей достаточно тепла. Позаботиться — позабочусь, но стану ли матерью, а не тётей, подобравшей её на улице? Вера слишком велика для импринтинга, просто так меня своей не сочтёт, тут нужна работа по взаимной притирке. Способна ли я на такое?

Возникнув из стены, привратный дух поклонился и чопорно сообщил:

— К вам посетители.

Мы с Близендой переглянулись.

Кого там нелёгкая принесла?