– охоже на правду, — подытожил министр мои умозаключения об источнике магии Хлайкери. — А теперь выйди.

— А вдруг он сейчас там?

Прикрыв глаза, министр раздельно, напряжённо произнёс:

— Я очень на это надеюсь. А теперь выйди. Я скоро догоню и отдам соответствующие распоряжения.

Зачарованная арестантка сидела на стуле, бессмысленно глядя перед собой. Из уголка рта стекала слюна. Жутковатая у Нерландийских магия, даже не представляю, как мама среди них живёт. Аж мороз по коже.

Я с тоской оглянулся на дверь, за которой скрывались разложенные на столах детали магических механизмов:

— А может я пока…

— Выйди, — ледяным тоном велел министр.

У него был… выворачивающий душу взгляд.

— Хорошо, — я вышел в коридор.

Закрыл дверь.

За ней полыхнула тёмная магия. Я вздрогнул.

Воздух хлынул в лёгкие лишь с третей попытки вдохнуть.

Караульные ничего не замечали. А я кожей чувствовал, как в покинутых комнатах бушует магия министра.

Даже не заглядывая, знал, что нет больше деталей. И арестантки тоже больше нет.

И никого из сообщников Хлайкери министр в живых не оставит.

И Хлайкери тоже убьёт.

Потому что все они владели интересным, но поистине страшным знанием.

Закрыв глаза, я медленно дышал и считал, стараясь не слушать хруста кристаллов из механизмов.

Но мысли прорывались.

Осознание последствий, если простолюдины пожелают стать длорами.

Если вдруг простые люди смогут активировать магическое оружие.

Я могу недолюбливать отдельных длоров, но я один из них. И мама. И Саша теперь тоже.

Медленно считал и принимал гадкую истину: эти знания должны быть уничтожены.

Странно, что министр принял такое решение в обход императора, но…

Вспомнился вдруг разговор императора с Сашей, как тот хотел выведать об оружии её мира. Хотел усилить нашу армию. Но почему министр не дал ему даже шанса вмешаться?

Я спиной ощутил, как открылась дверь и министр бесшумно вышел в коридор. Спокойный, собранный, убийственный.

Обернувшись, я встретился с его настороженным взглядом, словно он ждал осуждения.

— Пошли, — министр направился к охраняемой двери на лестницу. — У нас много дел.

Двинувшись следом, я задумался, стоит ли говорить, что убивать беззащитных женщин — это не по-длорски? Но почти сразу понял: в некоторые моменты жизни министр — это нечто большее, чем просто длор. Он — карающий меч империи, и он стоит на защите её рубежей даже такими способами, какие недопустимы для мужчины его происхождения. Он — чёрная тень императора.

А изобретений Хлайкери жалко.

Но если повезёт, при его задержании смогу что-нибудь припрятать. И даже может выспросить подробности технологии успею.

Взглянул на тёмный затылок министра, на тускло блестевшие длинные волосы, лежавшие на широких плечах.

А может и не буду выспрашивать.

Мозги есть, как-нибудь сам догадаюсь, и министр об этом точно не узнает.

Уличный воздух пахнул дымом пожарища. Но небо оставалось чистым.

— Галлардский квартал потушили? — уточнил я.

— Да. — Министр обернулся к одному из следовавших за нами людей. — Мне нужно два отряда хорошо вооружённых, надёжных офицеров особого отдела. Длоров, подписавших контракты. Всех посадить на ездовых животных. Об операции не болтать… И погонщика с десятком согров захватите.

Кивнув, мужчина бросился выполнять. Министр, морщась, снова потёр руку.

— Разрешите обратиться к уважаемому длору Бабонтийскому, — натянуто попросил полицейский в возрасте.

Я и не заметил, как он подошёл. Под взглядом министра полицейский побледнел. Холодное:

— Разрешаю.

Его не успокоило. Он вдруг уставился в землю и стал теребить каску:

— Уважаемый длор Бабонтийский, вы, наверное, запамятовали, что мой племянник по незнанию коснулся вашей супруги и теперь лишается руки, — полицейский указал в сторону. Возле здания полиции стоял молодой человек с перевязанной рукой. — Может… поспособствуете, чтобы ваша супруга его простила?

Вспомнив разговор в полицейском участке, я хлопнул себя по лбу:

— Так надо было напомнить. Саша добрая, наверняка простит. Пусть он едет к нам, поговорит. Она теперь нашу речь понимает.

Полицейский просветлел лицом, благоговейно выдохнул:

— А разрешение? — И махал рукой племяннику, чтобы тот подошёл.

Тот подбежал. Я коснулся его лба, на нём расцвёл зелёно-голубой знак.

— Спасибо, — пролепетали дядя с племянником и попятились, словно боялись, что передумаю.

Озадаченный такой реакцией, я почесал затылок. Краем глаза поймал нахмуренные брови министра и развернулся к нему:

— Что?

— Ничего.

Невольно вспомнил разговор с арестанткой, передёрнул плечами. Посмотрел на него:

— А то, что я собираюсь заниматься любовью только с женой — это странно?

— Это хорошо, — министр грозно посмотрел на ящерник, из которого выезжали и строились офицеры. — Это идеальный вариант. Доступный не каждому.

— Почему?

— Не все женятся по любви.

— Аа… Печально. И много… незаконнорожденных?

— Разумные длоры предпочитают близость с замужними женщинами, чтобы дети были пристроены. Но, да, случается и так, как говорила та… особа.

— А у тебя есть дети на стороне?

— Нет. Без моего желания такого не случится.

А, да, конечно: его стихия — смерть, он может уничтожить живородящую силу семени. Хотел спросить, были ли у него женщины на стороне, но прикусил губу. Некоторые вещи лучше не знать.

К нам подбежал плюгавый офицер, вытянулся в струнку:

— Все готовы.

Министр махнул рукой. К нам подкатил кэб. Внутренности противно сжались.

***

— Хозяйка, к вам полицейский с извинениями.

Привратный дух так неожиданно высунулся из стены, что я поперхнулась чаем. Дух выбрался целиком и похлопал меня между лопаток:

— Вы в порядке?

— Да, — хрипло выдохнула я.

Но потребовалась пара минут, чтобы успокоиться и запить стресс чаем. Жаль, все мои стрессы чаем не запьёшь и шоколадом не заешь.

— Что там с полицейским? — уточнила я.

Взгляд привратного духа поплыл, затем снова сфокусировался на мне.

— Он случайно коснулся вас во время задержания, у него теперь рука отсыхает. Спасти может только ваше прощение. Молит о пощаде. Говорит, понятия не имел, кто вы такая.

Тот роковой день вставал передо мной в мелких и крупных деталях.

Длоры, купившие Веру, были явно знакомы с полицией, обратились к ним. Да может и хозяйку дома крышевали полицейские.

Мои плечи расправлялись от нахлынувшего гнева.

— Зови его, — велела я. — В прихожую.

А сама отправилась к Близенде. По её просьбе Керл будет шевелиться охотнее.

Но, заглянув в созданную для неё кухню, никого не обнаружила.

— Привратный дух, где Близенда?

— У Вердлы.

— Аа… — я тихонько прошла к спальне.

Близенда читала в кресле, Вера спала. Заметив меня, Близенда заложила книгу пальцем и склонила голову набок. Я указала себе за спину:

— Там полицейский, который может знать напавших на меня длоров. Он меня схватил без разрешения, теперь рука отсыхает. Наверняка это сделает его сговорчивее.

— Безусловно.

— Вы попросите Керла… с ним разобраться?

— Конечно. — Шелестя платьем, Близенда поднялась. — Не переживай. Керл расчётлив, как всякий политик, но он знает, как важна для меня эта часть семьи, поэтому с преступниками разберётся. Не напрямую, чтобы не поссориться с нужными длорами, но разберётся.

Я перевела взгляд на Веру. Бедный ребёнок, она спала, свернувшись калачиком, обнимая медвежонка. Сколько ещё таких нищих бродило по улицам, скольких продавали за долги и еду не чужие люди, а свои?

Вспомнила бедный район. Разум отказывался принять такую вопиющую нищету, отличную от нищеты нашего мира, моей страны, где маленький ребёнок имел право на защиту соцслужб. Но сквозь привычные реалии, где подобные Вериной ситуации — нонсенс или следствие человеческой тупости, постепенно просачивалось осознание, что здесь такое может быть нормой.

Я ощутила, как холодеет и немеет лицо, от которого отхлынула кровь:

— Бездомных много?

— Да.

— Почему?

— Потому что много бедных.

— Почему им не оказывается социальная помощь?

— Какая помощь?

— Ну там еда, место для ночлега, бесплатное образование.

На последней фразе брови Близенды подскочили вверх. Я убито произнесла:

— Только не говорите, что у вас бедным не помогают.

— Для совсем нуждающихся есть дома работы, но бесплатное образование — это… невероятно.

Вспомнила земные работные дома и уточнила:

— И в этих домах специально поддерживаются ужасные условия, чтобы люди не вздумали задерживаться?

— Да. А как иначе заставить их изменить свою жизнь к лучшему?

Боже мой, почему я не попала в какую-нибудь космическую эру с нормальным социумом? Почему здесь напоролись на те же грабли, на которые до середины двадцатого века наступали у нас, пока не развился менеджмент с его вменяемой системой мотивации?

Просто потому, что у местных нет соответствующего опыта.

Технологическая революция, судя по всему, только начиналась. Вот когда потребуется много относительно квалифицированной рабочей силы, тогда и начнутся сначала выработка нормативов для более быстрой и качественной работы, затем осознание влияния коллектива на производительность. А там, глядишь, сообразят, что человек — главный трудовой ресурс. Лет так через сто пятьдесят.

Но этот подход обществу ещё не нужен, вот и живут так.

Вдохнув и выдохнув, я изгнала из души гнев. Улыбнулась кротко:

— А почему бы не сделать нормальные условия, не обучить людей ремеслу и не позволить достойно зарабатывать, чтобы в работном доме людям жилось хорошо и хотелось трудиться ради того, чтобы оставаться в нём?

При всей прогрессивности и терпимости Близенды ей потребовалось время, чтобы осознать сказанное. Я видела, как борется в ней заложенное обществом и внутреннее, более разумное и свободное, способное анализировать, оспаривать традиции.

В какой-то миг её глаза озарились яркой, ослепительной мыслью. Наверное, так выглядит человек в момент Просветления. Но почти сразу Близенда опустила веки, скрывая этот чудесный свет.

— Интересная идея. Противоречащая всему, что у нас думают о ленивых и злых бедняках, не желающих пальцем шевельнуть ради собственного блага, но интересная. — Близенда приблизилась и, подхватив меня под руку, повела от спальни. — Мне кажется, эта идея требует доказательств. И раз уж ты здесь застряла, как насчёт того, чтобы взять под патронаж один из работных домов и попытаться… показать на практике, возможно ли то, что ты говоришь?

— Что? — Я остановилась перед дверями в общую прихожую дома.

— Сейчас я натравлю Керла на полицейского, а потом мы поговорим здесь. — Она потянула меня в кухню. — Понимаешь ли, положение Лавентина достаточно высоко, а состояние достаточно велико, чтобы ты могла взять на себя патронаж над одним из столичных работных домов. Тебе всё равно надо чем-то заниматься, пока Лавентин возится в лаборатории, ты могла бы… эм. Оказать социальную помощь. Вообще объяснить это явление. На примере одного работного дома. Если получится, можно будет Лавентина отправить в собрание длоров идею продвигать. Император у нас человек меркантильный, выгодный проект обязательно пустит в мир. Правда, возможно, года тебе не хватит…

У меня появилось чувство, что меня обводят вокруг пальца. Не слишком хитро, явно осознавая, что я чую подвох. И взгляд из-под ресниц у Близенды лукавый.