роснулась от шума, визга и землетрясения! Девочка вцепилась в меня мёртвой хваткой и дрожала. Рогатая фигня накрыла голову передними лапами и тряслась так, что двуколка ходила ходуном — только она, не земля.

Подняла взгляд: лианы чернели завитками волос вроде тех, что растут в интимных местах. Чёрные волосато-кудрявые фигуры носились по дороге, на ней откуда-то появились холмики чёрных волос и пышных волосатых юбок. Брюнета не было. Как? Где? Кто меня домой отправит?

Хрень вскочила. Взлохмаченный брюнет вынырнул со стороны стены, запрыгнул в двуколку. На щеке алела царапина.

— Йих! — Он щёлкнул вожжами, его руки объяло зелёно-голубым светом, он хлынул по упряжке, наполнил сиянием спину животного, среди коричневых бугорков проросли зелёные метров пятнадцать в размахе крылья бабочки.

— Нет! — Я впилась в сидение.

Девочка — в меня. По бокам двуколки вытянулись дельтаплановые крылья, и мы взмыли вверх. И вниз. Вверх. И в бок. Вниз. В бок. Эта хрень летать не умеет, что ли?! Брюнета мотало из стороны в сторону, он вопил:

— Йихууу!

Крылья трепетали, ветер свистел, американские горки нервно курили в сторонке. «Бабочка» крутанулась юлой, меня швырнуло на складную крышу двуколки. Вытаращенные глаза девочки оказались прямо перед лицом, она беззвучно открывала рот. Мелькали небо, лианы, дома.

— Йихууууу! — орал идиот.

Взглянула на него:

— Убью!!

Он повернулся с таким выражением лица, будто не ожидал нас увидеть. Взмах сияющей руки — из сидения змеями выползли верёвки и накрепко нас с девочкой привязали.

— Так-то лучше! — кивнула я.

Брюнет рванул поводья, чёрный сгусток мелькнул рядом, мы нырнули в сплетение зарослей. Крылья сложились. Падая, мы пронеслись в щель, крылья распахнулись, наполнились светом, мы мчались сквозь лианы: вправо-влево-вправо-влево, вверх-вниз-вверх-вниз. Голова моталась из стороны в сторону, подвывания девочки разрывали сердце, я давилась криком.

Крылья уменьшились вдвое, хрень нырнула в просвет между растительностью, шмякнулась на лапы и пробежалась, загоняя нас в «пещеру» с крышей из свившихся лиан. Крылья всосались в коричневую шкуру.

Вытаращив глаза, я часто, прерывисто дышала: обалдеть.

Сердце выколачивало безумную дробь. Никогда. Нигде. Даже когда одногруппник мчал меня, не надевшую шлем, на мотоцикле под сто двадцать километров в час, даже на мини-американских горках, когда казалось, что вылечу из кабинки, я не испытывала такого экстрима.

С трудом моргнула. Брюнет накинул вожжи на штырёк в носу двуколки и спрыгнул на зелёную травку.

Он ещё и гонщик. Посмотрев сквозь узкий просвет между лианами в небо, брюнет нахмурился. Покачал головой. Начала вставать и осознала, что до сих пор связана.

— Кхм, — сипло обозначила своё недовольство.

***

Нужно было подумать, просто спокойно подумать в тишине.

Сзади сипло кашлянули. Чуть не схватился за голову: ну зачем взял её с собой? Надо было одному сбежать и быстро всё разрешить, пока магоед до источника Вериндера не добрался, а теперь придётся отвлекаться на… жену.

Обернулся: она и трясущаяся девочка сидели связанными в двуколке.

Девочка явно пикнуть не могла от ужаса (как и большинство моих пассажиров), а жена выглядела неожиданно бодро. Может, кляп для полной картины добавить? Быстро эту идею отмёл: я же длор, а она женщина. И моя жена.

Заставил ремни безопасности втянуться в сидение. Замер, ожидая гневной тирады, но жена только растирала слегка помятые ремнями руки и талию.

Ах, да, она же языка нашего не знает, так что тирады не будет. Молчаливая жена — мечта любого главы рода.

Моя приоткрыла рот. Метнулся к ней, прижал ладонь к её горячим сухим губам.

— Нет-нет, только молчи. — Замотал головой, надавливая ладонью чуть сильнее.

Над моей рукой блестели орехового цвета глаза. Не томно-романтичные с чарующей поволокой, как при салонных беседах, и не вытаращенные от страха, как обычно после полётов со мной, а осмысленные, что давало надежду на понимание.

Свободной рукой указал на лианы, помахал, изображая, что мне нужно с ними разобраться. Указал на жену и приложил палец к своим губам. Недоуменно вскинул брови, что по моей задумке должно означать вопрос: поняла?

Кивнула! Выдыхая, я расплылся в улыбке: умница. Ухватив запястье приложенной к губам руки, жена с неожиданной силой рванула её вниз, указала на дрожащую девочку и с грозным видом потрясла перед моим носом кулаком.

У меня заскрипел мозг.

Женщина… жена грозила мне кулаком. Неужели она обещала меня им ударить? Нет, быть не может: женщина может хлестнуть по щеке ладошкой, но кулак — это мужская прерогатива. Неужели в их мире не так? О… какой страшный мир.

На всякий случай покивал: пусть главе рода кулак слабой женщины, особенно его жены, вреда не причинит, но надо проявлять к этим хрупким существам снисходительность, я же длор.

По небу опять пролетела одна из патрульных птиц. Так, надо заняться делом. Закатывая рукава, опустил взгляд — и наткнулся им на облепленную странной влажной рубашкой грудь, на туго обтянутые широкие бёдра, ноги.

Может, я её из постели вытащил? Эта её одежда — она же практически ничего не скрывала! Кожи не видно, но фигура… она же сидит передо мной почти нагая. И рубашка так груди обтягивает, что соски проступают…

В горле пересохло. Сглотнул. Горячие пальчики дёрнули меня за подбородок, заставив посмотреть в гневно суженные глаза.

Надо придумать оправдание, надо придумать оправдание своему непристойному поведению! А, она же всё равно не поймёт, если скажу, что ни о чём таком не думал.

Замахал руками и замотал головой: я не думал о том, как соблазнительно обтягивает груди влажная рубашка… Влажная!

Положил руки на её колени и заставил воду уйти из всей одежды, капельки брызнули на землю. Жена ошарашено себя оглядела, ощупала и снова уставилась на меня.

— Да, я только высушить тебя хотел, — зачем-то добавил я к улыбке и кивкам.

Отошёл подальше от полуголой женщины, снова указал на лианы и, глядя ей в глаза, приложил палец к губам.

Она кивнула.

А с ней можно работать, не то что со Смузом и Алвери! Я заулыбался, а потом вспомнил, что после решения проблемы с переводом жена может высказать всё накопившееся за время вынужденного молчания.

Может, непонимание языка вовсе не проблема и решать её не стоит?

***

С каждой минутой голова тяжелела, мысли расплывались, зрение теряло чёткость, а сопение склонившейся к моим коленям девочки растворялось в шуме сновидений…

Приложила голову на коробку, которую нам доставили мужчины в мундирах.

Лианы брюнет сначала ковырял, нюхал. Ходил вдоль стебля, делал подкоп к корням (в багажнике у него оказалась складная лопата). Затем на пальцах выросли когтищи зелёно-голубого цвета, и указательным, точно ножом, он прорезал лиану. На землю закапал прозрачный с коричневой взвесью сок. Вытащенный ноготь выглядел так, словно его окунули в кислоту. Резко захотелось убраться подальше от растений, а этот идиот даже на язык сок попробовал и, поморщившись, отошёл. Сел на отросток размером с бревно и долго гипнотизировал лианы взглядом.

Последние минут десять он извлечённой из багажного отделения тростью торопливо чертил на земле размашистые символы… Темно-темно так… А, это у меня глаза закрылись.

Потёрла их и продолжила следить за брюнетом. Он стоял посередине чертежа и постукивал по одному из завитков тростью. Закусил костяшку указательного пальца.

Сейчас он напоминал гениального учёного: лохматого, погружённого в свои мысли, решающего сверхсложную задачу. Его тёмные волосы поднялись дыбом, побелели. Он повернул ко мне лицо и высунул язык — прямо Эйнштейн со знаменитой фотографии.

Вздрогнув, открыла глаза: брюнет опять что-то чертил, почёсывая голову, отчего его волосы рисковали превратиться в причёску наподобие Эйнштейновской.

Веки тяжелели. Казалось, ресницы сплетались между собой. Обняв тёплую девочку, сдалась на милость сна.

***

Получилось. Ещё раз оглядел громадную формулу под ногами, просчитал действия и противодействия, остаточные флюктуации и вероятность спонтанных выбросов при переходах потоков в другие плетения: всё получалось!

Я гений!

Подпрыгнув, оглянулся на двуколку, чтобы хоть перед женой похвастаться, но той не было.

Как? Куда? Огляделся по сторонам. Химера спала, свернувшись калачиком и прикрыв незакрывающиеся глаза передними лапами.

А жены не было.

Подбежал к двуколке: жена просто спала на сидении, обняв тощую девочку. Они тесно прижимались друг к другу, будто грелись.

Ой, да, тут же прохладно! Стянул фрак и осторожно прикрыл их. Обе заворочались, устраиваясь удобнее.

А они ничего так, мило выглядят…

Вернулся к формуле и, закусив губу, пересчитал снова: ситуация слишком опасная, чтобы оставлять возможность для случайностей. Кажется, я ещё ничего опаснее этого не делал (в смысле, я много чего опасного делал, но не в масштабах нашего острова, а тут ошибка могла уничтожить его и всю длоровую родовую магию).

Как-то нехорошо живот от этих мыслей скрутило. Вот что значит нервы!

Надо успокоиться.

— Я всё могу. — Поднял руки.

«Как бы весь остров не разнести…»

В животе закрутило сильнее.

А заклинание длинное. Это только Смуз с его феерической сообразительностью мог поверить, что магоед падёт от мгновенного заклинания (иначе какое это, к Хуехуну, стратегическое оружие), а в итоге контрзаклятие на сорок минут кастования получилось.

Живот холодел и урчал.

Нет, сначала в кустики — потом спасать остров Длоров.

Красные прожилки расползались по мясистым лианам магоеда, вскрывались нарывами…

Осторожно выведя запряжённую химеру из-под навеса стеблей, сел на ещё больше расширенное сидение двуколки и наблюдал, как увядают огромные багряные цветы, и их лепестки скрючиваются, как сморщиваются стебли, усыхая до коричневых морщинистых палок.

— Я ведь гений, — прошептал и взглянул на спящую жену.

Разбудить её полюбоваться эффектным решением проблемы? Девушка (всё же это девушка, после умывания она наверняка будет выглядеть лет на двадцать и премиленькой) спала тревожно. Под ногтями набилась грязь, совсем как у меня во время экспериментов. Никогда прежде не видел у девушек таких испачканных рук. Удивительно, странно. Даже как-то волнительно.

По магоеду пробежала судорога. Недавно прятавшие нас стебли с хрустом обрушились на землю.

В общем, надо сматываться домой, пока остальные меня не нашли, а там хоть трава не расти: дом длора — его крепость.

Особенно дом с хозяйкой. Холодок предвкушения прокатился по спине мурашками: интересно, как она в нём обживётся?

А, мне же надо разобраться, как жён в их мир возвращать, а то дорогой министр внутренних дел обещал в случае задержки его супруги здесь позаботиться, чтобы мой идиотский род больше не продолжился. Да и попавшую к нему девушку жалко: наш министр даже бывалых мужчин пугает до дрожи одним грозным взглядом.

Перебравшись вперёд, я лёгким движением направил химеру между осыпавшимися, проседающими стеблями к дому. Теперь, когда растительная преграда проредилась, нам оставалось ехать пять минут.

Ворота затянуло отмершими лианами, пришлось ждать, когда в створки поступит достаточно магии для открытия.

«Интересно, внутрь магоед пробрался или нет?» — я нервно потопывал по дну двуколки.

Жена тихо застонала во сне, я застыл. Химера опасливо заглянула через мою голову, один из подбородочных рогов слегка прошёлся по макушке.

— Эй, — прошептал я больше для порядка. Химера курлыкнула. Я улыбнулся: — Подлиза.

Почесал её пупырчатый подбородок.

Наконец с подозрительным скрипом двери расползлись в сторону. Химера на цыпочках потрусила внутрь, но даже так ногти по гравийной дорожке скрипели знатно. Следов магоеда внутри не оказалось. Посмотрел на жену: покачивалась, но спала, как младенец.

Внимательно оглядел ажурные галереи и шпили своего дома: что нас ждёт?

Двуколка остановилась у полукруглого крыльца в десять ступенек.

Вновь посмотрел на жену: спала. Устала, наверное.

— Помоги, — шепнул химере.

Вздохнув, она приподнялась. На пузе щёлкнули замки, раскрылись створки, и моя розовая шестилапая гордость почти два метра ростом вылезла из ониксовой брони с шипами. Чешуйки внутреннего тела тускло блестели на солнце, восемь тёмных глазок взирали на меня со звериным обожанием.

— Девочку возьми.

Протянув трёхпалые верхние лапы, химера со змеиной грацией проскользнула в двуколку и подхватила девочку. Та выскользнула из слабых объятий моей жены. Тёмные глазки уставились на меня вопросительно.

Да, мне же надо решить, где их разместить! Подумав, велел:

— В гостевую её, поближе к женским апартаментам.

Жена оказалась лёгкой. Раньше девушек не носил, но по тому, как кренились под ними экипажи, казалось, они должны быть тяжелее. А, ну да, они же в платьях и украшениях. Так что хорошо, что жена у меня голая. Невольно покосился на её грудь, но ткань её теперь не так плотно обтягивала. Вздохнул.

У по-прежнему открытых ворот замаячили красные ящеры особого отдела, осёдланные мужчинами в чёрных мундирах. Похоже, министр решил напомнить о необходимости избавить его от жены. Дождался их на крыльце, размышляя о том, что женские волосы, судя по щекотавшей руку пряди, могут быть удивительно мягкими. А у Сабельды локоны такие, что ими впору ингредиенты в ступке толочь. У мамы и того хуже.

Первый из подъехавших офицеров взбежал по крыльцу и протянул мне конверт. Я закатил глаза:

— Вы что, не видите: у меня руки заняты. Вскрывайте уже.

Офицер побледнел:

— Секретная депеша.

Бывшие военные, что с них взять. Терпеливо пояснил:

— Вскройте и разверните письмо ко мне, я же не прошу его читать.

На бледном лице отразилась работа мысли, офицер сломал печать и развернул мне послание министра:

«Хватит развлекаться садоводством. Быстрее избавь меня от сам-знаешь-кого».

— М-министр просил написать ответ, — добавил офицер.

Вот вроде министр внутренних дел у нас умнее военного и научного вместе взятых раза в два, а тоже не понимает: катастрофу устроить легко, а вот ликвидировать последствия — долго и нудно.

Терпеливо пояснил:

— Перепиской мне заниматься некогда. Передайте на словах: сейчас, только от своей избавлюсь. — И повернулся к дверям, они распахнулись в мраморно-золотой холл.

Офицер поспешно сунул свёрнутое письмо через моё плечо, лист упал на мерно вздымавшуюся грудь жены.

Стоило шагнуть в холл, воздух изменился, магическое напряжение заставило вибрировать старенькие чары.

«И что за спешка? — мысленно возмущался я. — Можно подумать, жена ему мешает. Наверняка запер её в самом глубоком подвале, а мне пишет так, словно ему жить не дают».

Нелестно думая об очередном торопливом государственном муже чуть не влетел в двери своей комнаты. Развернулся и промчался к следующим. Они отворились.

Алый будуар блистал золотом и шёлком ещё со времени, когда мама была полновластной хозяйкой рода. В углу на последнем издыхании журчал фонтан. Я положил жену на громадную кровать с балдахином: хорошо смотрелась на расшитом золотом бархате, только помыть надо.

И одеть. Я её точно из спальни призвал: не может девушка в таком виде где-то ходить.

Забрав письмо, укутал жену краем одеяла.

— Спокойного сна.

А мне пора разобраться с порталом в другой мир. Интересно, почему жёны вернулись?

***

Тело ныло так, словно я пару часов в спарринге мочилась. С трудом повернулась, кровать отозвалась привычным скрипом, я поморщилась. Веки тёмные, значит, ещё глубокая ночь. И…

Воспоминания ударили адреналином, сердце взвыло в груди, глаза распахнулись: я была дома. Спальню тускло освещал ночник, окно за занавеской и жалюзи казалось чёрным.

Руку плотно обхватывал будто прямо на ней отлитый браслет с эльфийскими узорами.

Спала я в грязной одежде. Но, главное, дома, а не в другом мире…