верь «подъезда» распахнулась в выемку пористой скалы. И ни щёлочки, ни намёка на выход.
— Е-японский городовой! — схватилась за голову. — Так, всё хорошо, всё нормально, я выберусь.
Только каменная порода за дверью мешала в это верить: кажется, меня замуровали в скале.
А может, мне это мерещится? Ну, всякие там голограммы, прикрывающие тайные ходы… Решительно шагнула в выемку, а вот дотронулась до камня осторожно и самым кончиком мизинца: если даже отсохнет — не так страшно.
С мизинцем всё обошлось. Пористый камень оказался тёплым, чуть-чуть упругим и едва ощутимо пульсировал. Потрогала его ладонью: конечно, не вибромассажёр, но приятно.
И твёрдо так, что не пробьёшь. Постучала по камню — звук глухой, значит, толщина приличная, а то и вовсе монолит.
Надо остальные стены обстучать.
Но сначала — одеться.
***
Ехать пришлось в ландо министра. Грозный взгляд скользнул по дыре на месте вывернутого светильника-гриба и упёрся в расколоченные статуи, при свете дня прекрасно заметные с подъездной дорожки.
А вот Дуси не видно, он такой стеснительный, теперь в сад при гостях не выйдет, пока не обрастёт.
Министр разомкнул плотно сжатые губы:
— Надеюсь, ты понимаешь, как подозрительно это выглядит в свете последних событий.
— Сомсамычевы постарались, — неохотно признался я.
— Когда это ты пустил их сюда кувалды на прочность проверить?
Хотелось ответить небрежно, да вышло почти обиженно:
— Это они сами.
— Коммерсанты в саду длора с саддухом накуролесили без его ведома? — Министр поднял взгляд к небу. — Сочини объяснение правдоподобнее.
— Это правда!
— Я не говорил, что ложь. Но звучит неправдоподобно. Совсем. — Он обратил на меня леденящий взгляд. — Лавентин, на этот раз всё серьёзно. Попробуй хотя бы изобразить из себя взрослого человека. — Министр посмотрел на банки с эмбрионами у меня в руках. — И убери это куда-нибудь с глаз долой.
— А ты возле ворот останови, там у Дуси склад садового инструмента, я пока в нём размещу.
— И… — Министр поманил меня пальцем (я неохотно наклонился). — Только не дёргайся.
Его рука с хищным перстнем потянулась к моей щеке, от прикосновения металла по коже пробежал жар магии, скулу защипало. Металл раскалялся. Министр отдёрнул ладонь:
— К вечеру ни один эксперт не сможет доказать, что у тебя была травма.
Я потрогал гладкую кожу, смутно припоминая, что её порезало при бегстве от военного и научного министров: меня схватил офицер, я рухнул на даму, и её брошка прошлась по скуле.
По лёгкому мановению руки ящеры остановились у ворот. Спустившись на скрипучий гравий, я быстро зашагал между стеной и живой изгородью. В сорока метрах от въезда кусты скрывали чулан-землянку. Внутри было темно и прохладно, надёжная крыша над головой — самое то для временного хранения моих эмбриончиков. И на полке место свободное есть.
Эх, надо было и остальные сюда принести, а теперь поздно: министр — сущий зверь, с него станется и за шиворот меня попытаться увести.
Напоследок я полюбовался на выставленные на полочку с удобрениями банки и отправился назад.
Уже отъезжая, подумал, что надо было Дусю предупредить: вдруг испугается моих шипастеньких и глазастеньких эмбрионов экспериментальных химер.
Посмотрел на министра, и желание просить вернуться мигом отпало.
А, ладно, и так нормально всё будет: Дуся может сегодня туда и не заглянуть.
***
С одеждой получилась беда: её в шкафу ожидаемо не нашлось, а оставшуюся со мной пришлось стирать. Батареи оказались тёплыми, и за время, пока я простукивала стены квартиры, майка, джинсы и трусы высохли. Это была единственная приятная новость. Стены отдавались исключительно глухим звуком.
Дальше простучала подъезд и теперь в отчаянии сидела на лестнице у выхода, смотрела в скалистую стену. И как её открыть? Каким волшебным словом? Взмахнула рукой:
— Сим-сим, откройся.
Стена слегка отодвинулась.
Снова взмахнула рукой, дрожащим голосом велела:
— Сим-сим, откройся.
Сдвинулась.
Не веря своему счастью, стала махать рукой, повторяя:
— Сим-сим, откройся. Сим-сим, откройся. Сим-сим, откройся. Сим-сим, откройся…
Стена поддавалась!
***
Покачиваясь в ландо, катившем между засохшими стеблями, я задумался над словами министра и… он прав. Это на пьяную голову очевидным казалось, что виной всему Сомсамычевы, а на трезвую выглядело это, мягко говоря, нереально…
А, нет же, вспомнил! Стукнул себя по лбу:
— Я все защитные чары снял.
— Зачем?
— Я был очень не трезв. — (Бровь министра дрогнула). — Ссорился с Сабельдой. Ну и наставил всякого… — В голове всё путалось: воспоминания вспыхивали и осыпались, менялись местами, обрывались, всплывали в другом месте. — Я накричал на неё, чуть не к Хуехуну послал, она ушла. А потом мама активировала мои брачные браслеты, Сабельда пришла ко мне в подвал. Я едва успел закрыться от неё щитом… или… — Между этими событиями было подозрительно много провалов, и установку большинства щитов я не помнил. — В общем, Сабельда уговаривала меня на ней жениться…
— Ты это о той Сабельде, которую я знаю? — скептически уточнил министр. — Она уговаривала? После того, как ты её оскорбил?
— Да. Я увидел портальный узел и предпочёл рискнуть.
— На наши головы. — Министр отвернулся.
Можно подумать, он согласился на моё предложение под принуждением и без энтузиазма. Впрочем, можно сказать, что под принуждением: жениться-то надо было обязательно, а пятый раз по-настоящему он явно не хотел.
Мы приближались к потрескавшимся стенам имения Сомсамычевых. Некогда мощную ограду перевивали скрюченные стебли, которые здесь даже в усохшем виде были диаметром в человеческий рост. Дом был основательно ими продырявлен и окончательно мёртв.
— А Сомсамычевы?.. — не без трепета спросил я.
— Они сейчас на выставке промышленных товаров, им отправили курьера сообщить о происшествии с домом.
Я выдохнул.
Ландо свернуло в открытые ворота имения Какики, но не было привычного ощущения прикосновения чужой родовой магии, а створки за нами вручную закрыли офицеры в чёрных мундирах.
В конце подъездной дорожки стоял холодный, навеки запечатлённый в последнем состоянии дом.
Похоже, дух бездны, с которым мы так мило общались ночью, охранял не Какики…
***
От бесконечных маханий рука отваливалась, из-за повторений язык пересох и, кажется, опух. Но дыра в скале появилась. Сим-сим открылся… или открылась.
Вела дыра в незнакомую лабораторию средневекового стиля. Тут тоже были цветные банки со всякой гадостью, только почему-то здесь они стояли на столе и друг на друге в два слоя, плотно забив всю столешницу. Кто-то, видимо, совсем не боялся, что они упадут и разобьются. Но это не моё дело.
Ещё раз оглядела лабораторию: мрачновато. То ли дело наши современные лаборатории: всё белое и стерильное.
За дверью обнаружилась лестница наподобие той, которую я преодолела при попадании сюда, и вывела в спальню вроде предыдущей: с огромной кроватью под балдахином, резным секретером, кованым сундуком в изножье, пуфиком на ножках-лапах, тканными синими обоями в серебряных узорах, тяжёлыми портьерами, но без лепнины под потолком, на котором вместо полуголых девиц было красивое звёздное небо — как я когда-то мечтала себе в спальню сделать, да Павлик был против.
Честно говоря, местные буржуи зажрались: спальня размером с однушку новой улучшенной планировки, это же какой расход средств на уборку и отопление — умереть не встать.
В коридоре за дверью на том же месте, что и накануне ночью, располагалось французское окно в сад. Посмотрела в другую сторону: вдали имелись двери.
В их расположении было что-то странное. Не сразу сообразила, что между той, из которой выглядывала я, и следующей будто пропущена дверь, а остальные пять шли на одинаковом расстоянии. Да тут как в торговом центре: пока всё обойдёшь, рискуешь состариться…
Возможно, за одной из дверей находилась моя девочка. Одинокий бедный ребёнок в этом сумасшедшем доме… Но, может, для неё, местной, здесь всё нормально, а за дверью в сад — дорога к свободе.
Хотя бежать, вроде, смысла нет: языка не знаю, мир опасный. Брюнет ничего так, покормил и даже домогаться не стал.
Только бы больше не замуровывал — и терпимо.
Вздохнула: да нет у меня выбора — этот безумный учёный наверняка меня сюда и приволок, а значит, возвращаться придётся с его помощью.
Так что иду искать девочку. Развернулась к дверям.
Сзади послышался душераздирающий вопль. Подскочив, развернулась, вгляделась в сад: среди кустов мелькнуло что-то коричневое. Единственным свидетельством того, что это что-то впрямь мелькнуло, была развалившаяся статуя и покосившийся фонтан.
На улицу выходить опасно…
«Бедный ребёнок, как она тут без меня?» — пошла спасать девочку.
***
Мёртвый дом производил странное впечатление… Безумно хотелось поковырять стены, спуститься в самый глубокий подвал и взглянуть на уничтоженный источник: теоретически активный источник при близости главы рода считался неуничтожимым.
— Веди себя спокойно, — почти не шевеля губами, процедил министр.
Я понял, что судорожно озираюсь, чуть не пританцовываю от нетерпения, и эксперты, исследующие холл и торчавший из потолка корень магоеда, странно на меня косятся. Постарался вести себя чинно, как подобает длору, а у самого аж пальцы сводило от желания скорее всё самому посмотреть и потрогать.
Мы миновали просторный холл и почти сразу оказались в большой библиотеке. Напротив кожаного кресла висел портрет семьи: длор Какики, его жена и три дочери, средняя из которых была второй женой министра. На портрет он не взглянул, сразу направился вглубь библиотеки. Там за отодвинутым шкафом зиял проход на узкую лестницу.
— Спальни хозяев не имеют прямых выходов в дом, только через два тайных выхода: здесь и на кухне. — Голос министра гулко звучал в лестничном колодце.
— Как же тогда так быстро обнаружили тело? — Я шёл следом, нетерпеливо высматривая конец лестницы через плечо министра.
— Благодаря пробившему окно корню. Мы выслали патрульных проверить каждый дом на случай, если нужна помощь. Полицейские перелезли по остаткам стеблей через стену и, не дождавшись ответа хозяев, пробрались внутрь. Обнаружили тело. Один остался дежурить, второй отправился прямо в особый отдел. — Министр шагнул в светлый проём.
— И никому об увиденном не рассказали? — Едва оказавшись в спальне, я начисто забыл обо всём.
Министр что-то ответил, но я не расслышал, захваченный представшей передо мной картиной.
Всю комнату покрывал слой хлопьев отвратительного красно-бурого цвета, вроде как снег возле фабрик и приисков. Сухие извивающиеся корни магоеда протянулись от разбитого витражного окна к кровати, через лохмотья балдахина опустились на широкое ложе и сплелись в подобие человеческой фигуры. Лишь несколько мгновений спустя я осознал, что буро-коричневое иссушенное нечто не корень, а неестественно выгнувшийся, усохший до костей длор Какики.
Желудок нехорошо сжался, но все физические позывы утонули в объёме лихорадочно собираемой разумом информации.
Спальня отличалась камерностью — площадь всего метров сорок. На стенах сквозь хлопья неизвестного вещества проглядывали то глаз ящера, то лапа животного или вскинутый арбалет. Скорее всего, на фресках сцены охоты. Свет проникал сквозь выбитое окно на всю стену, остатки витража из-за налёта были почти непрозрачным.
В хлопьях отчётливо были видны две пары следов, наверняка принадлежавших полицейским: они появились под торчавшим в окне корнем, тянулись до кровати, после чего один вернулся к корню, а другой отошёл в угол, за ширму. Судя по следам на налёте, ширма упала, но её поставили и придвинули ближе к углу. Наверное, у полицейского не выдержал желудок. Дальше неровные следы вели к массивному креслу, на его спинке остались отпечатки руки.
Дежуривший у тела полицейский переминался с ноги на ногу. Потом торопливо ушёл сквозь тайный ход. От которого к кровати вела третья цепочка следов: уверенных, с широким шагом. Человек постоял и вернулся чётко по своим следам. Я развернулся к входу. Министр ждал у стены, оставив при входе всего четыре отпечатка ботинок. Третья цепочка следов принадлежала ему.
Семья Какики была ему, по сути, родственной. Министр часто бывал у них в доме в период ухаживаний, да и после заключения брака посещал их регулярно, общался, даже знал о тайном ходе. А потом подошёл, оглядел изуродованный труп тестя (главы рода! убитого в собственном доме! в доме с уничтоженным источником!) и спокойно вернулся след в след.
— У тебя железные нервы, — заметил я.
— Работа обязывает.
И этот длор ещё уверяет, что я веду себя подозрительно.
— Давай, осматривай скорее, — министр кивнул на кровать. — Эксперты изнемогают от желания всё здесь исследовать, но я приказал дождаться тебя.
— Какое высокое доверие, — улыбнулся я. — Твои эксперты поделятся инструментами?
— Нужен стандартный набор?
— Да.
Он исчез в зеве тайного хода. И только оставшись один, я почувствовал что-то странное, будто из меня вытянули воздух, а кожу объяло холодом. Был ли это страх столкновения с удивительным и опасным или действительно что-то витало в воздухе — трудно сказать.
Обнажённый длор Какики лежал на своей кровати, и его изломанное, похожее на корягу тело взывало ко мне, будто умоляло разгадать тайну смерти. Зачарованный этим тошнотворно интересным зрелищем, я двинулся к постели. Ветерок дёрнул клин разодранного балдахина, посыпались хлопья неизвестного вещества, ноздри зачесались.
Прикрывшись рукавом, подошёл совсем близко: кожа Какики напоминала сморщенный, прокалённый до коричневого цвета пергамент, кости изогнулись. Но в складках искажённого лица запечатлелось что-то похожее на улыбку. Глаза были закрыты. Я опустил взгляд ниже, скользнул по вспученной ключице, по выгнутой дугой руке с утолщением на запястье, покрытом хлопьями, в отличие от верхней части тела. Неужели?.. Шагнул ближе, нечто объёмное скрипнуло под ногой, будто камушек.
Наклонившись, выхватил из хлопьев жирной ломкой субстанции что-то металлическое, размером с пуговицу, потёр пальцем: латунная шестерёнка, украшенная на диске красными капельками рубинов. Новый вид украшений?
Взгляд снова упал на запястье Какики. Механически сунув шестерёнку в карман, я потянулся к руке трупа и краем одеяла протёр утолщение: брачный браслет с узором из птиц, чуть поблекший, но целый.
Странно, эти браслеты — порождение источника, причём в буквальном смысле: они полностью нерукотворны, вырастают в его сердце без участия длоров, нам даже в случае потери браслета делать ничего не надо — источник вырастит новый сам. Теоретически, без источника браслет существовать не может.
— Держи, — сказал министр.
Что-то щёлкнуло. Я оглянулся: он принёс громадный чёрный саквояж с красной печатью в виде скалящегося согра. По своим следам я вернулся куда кривее, чем до меня министр, и заглянул в саквояж. Со вздохом натянул перчатки и достал капсульный измеритель магического фона:
— Мой набор юного исследователя и то содержал больше инструментов.
— У твоего набора юного исследователя было неограниченное финансирование.
Я разложил по карманам пробирки, вытащил из пенала скальпель, пинцет и снова оглядел комнату: жутко.
Жутко интересно.