оличество дверей и комнат в доме ужасало: я открыла сорок, а девочки всё не было. Поняла, что обожаю нашу стандартную застройку: в таких домах всё ясно и компактно…

Распахнула очередную дверь в непомерно роскошные апартаменты: на диване сидела какая-то девочка. Приглядевшись, поняла: моя. Просто чистая. С расчёсанными волосами (в отличие от меня). В чёрно-белом платье в тонкую полоску. То ли к детям тут отношение более заботливое, чем к внезапным гостьям, то ли она живое подтверждение тому, что дети быстро адаптируются.

Улыбаясь, помахала ей рукой.

Девочка тоже улыбнулась и помахала.

Приглушённый стеклом, в комнате раздался вопль. Вздрогнув, девочка обернулась к окну. Возле него мы оказались вместе. А там ожидаемо: до далёкой стены ограды простирался аристократический парк с живыми изгородями.

Только статуи и фонтаны лежали обломками, и газон в стороне как-то странно шевелился, приподнимался и опадал. В другой ситуации я бы протёрла глаза, но практика показала: здесь возможно всё, поэтому я с долей философского спокойствия наблюдала, как на газоне растёт холм, как мимо пробегает бревно с глазами, как за ним бежит глазастая сороконожка размером с поезд…

Нет, всё же сороконожка размером с поезд — перебор, я оттащила девочку в простенок между окнами и зажмурилась.

— А нам всё равно, а нам всё равно… — дрожащим голосом пропела я. — Хоть боимся мы волка и совы…

Родители обожали «Бриллиантовую руку», вот в ней были хорошие, идеологически правильные приключения отдыхательного толка, я такие же хочу, а не этот… не такое, что цензурными словами не назовёшь.

А ещё повыше хочу, а не на первом этаже сидеть, пока во дворе монстры бегают. И даже не на втором. Осторожно выглянула в окно: из образовавшегося в газоне холма выползало что-то фиолетовое, склизкое и рогатое. Я икнула.

Заставила себя зажмуриться и вжалась в простенок: на пятый этаж хочу. А лучше на десятый — какой-нибудь неприступной крепости без окон, без дверей.

***

Браслет резко потяжелел, я пронёс порцию сильно фонивших хлопьев со столбика балдахина мимо пробирки. Выпрямился:

— Жена его где?

— Где ты был последнюю неделю? — Министр так и стоял у стены. — Во время прогулки в городском парке ящеров понесло, её ландо перевернулось, похороны были два дня назад.

Смутно припомнилось, что кто-то заходил, просил не запускать фейерверки из-за какого-то горя, но я был слишком пьян, чтобы понять, в чём дело.

— А остальные члены рода? Мужчины, незамужние женщины… Они же… — У меня дух захватило от этой мысли. — Получается, они больше не длоры?

— За ними отправлены отряды, их доставят в конспиративное загородное имение, где ты сможешь с ними пообщаться и исследовать.

— Меня шокирует твоё доверие. — Снова развернулся к столбику и снял скальпелем слой хлопьев. — Ты, вроде, считаешь меня слишком безалаберным.

— Это щекотливое дело, требующее не дюжих знаний, а возможно и экспериментов с источником. Несмотря на позор в Быкослове, ты — единственный глава рода, обладающий достаточными научными знаниями для проведения подобного исследования. И ты лично заинтересован в том, чтобы докопаться до истины и защитить других глав, включая себя, от подобных инцидентов.

— Трезвый, холодный расчёт — и я. — Закупорил пробирку и, сунув в карман, снова взялся за капсульный измеритель. — Как-то мы плохо сочетаемся.

— И, конечно, тебе надо имитировать существование в доме источника.

Чуть не выронил прибор из рук, а министр спокойно докончил:

— Даже если для этого потребуется делиться силой твоего собственного источника.

Развернулся к нему:

— Неужели сохранить тайну так важно? Разве не разумнее предупредить остальных об опасности.

На мгновение министр закатил глаза:

— Понимаю, ты далёк от политики, но не настолько же. Мы воюем, Лавентин, и безрезультатно воюем с Галлардией уже пять лет. Мы не можем позволить народу узнать, что главы рода настолько уязвимы, что магию может потерять вся семья. Это удар по нашей обороноспособности. Как ты предлагаешь держать врага на расстоянии, а колонии в Черундии в повиновении, если сильнейшие из сильнейших могут запросто погибнуть у себя дома, в собственной постели?

У него даже глаза заблестели — вот что значит прирождённый политик.

— Понял. — Повернулся к телу и протянул измеритель, капсулы прибора побледнели до серого: магический фон у него был совершенно обычным. — Где проведёте вскрытие?

— В особом отделе. Уже запросил спецтранспорт. Ты приглашён.

Отводя от тела измеритель, внимательно следил за изменением цвета в капсулах с реагентом:

— А ты знаешь, что в анатомическом театре Быкослова…

— …ты с верхней галереи вывернул содержимое своего желудка на труп, профессора и студентов нижних ярусов? Да, знаю. Тебе выдадут ведро.

У столбиков цвет реагента в капсулах снова потемнел, а через два шага от них высветлился до цвета нормального фона.

Через три шага цвет вновь потемнел. Через четыре с половиной шага высветлился. А когда я шёл от двери, зоны усиления и ослабления фона располагались на другом расстоянии друг от друга.

— Скажи… — задумчиво протянул я, — а у экспертов есть фотографические аппараты с магочуствительными пластинами?

— Везут из центральной лаборатории, он у нас один.

— Это хорошо… что везут.

Похоже, у них там совсем плохо с финансированием.

Жутко не люблю, когда посторонние в моей лаборатории хозяйничают, но ради такого важного дела, может, пригласить экспертов особого отдела к себе? И место преступления совсем близко…

Пол едва ощутимо содрогнулся, несколько хлопьев сорвались с балдахина, спланировали на тело и оплетавшие его корни.

Мы с министром переглянулись.

***

На улице раздался рёв.

«Да что там ещё?» — выглянула в окно.

Окна не было.

Лишь стена, обои которой светились, озаряя комнату «дневным» светом.

Потрогала стену: холодная и твёрдая.

Навернулись слёзы: да что за дом такой сумасшедший? То замуровывают, то… опять замуровывают. Сжав ладонь девочки, потащила её к двери… Коридор за ней оказался не тот, через который я пришла: окон не было, освещался он лампами без плафонов (как мой подъезд), и был в пять раз короче предыдущего. И двери были не фигурно резные пылесборники, а нормальные такие, гладкие, с прямыми гладкими ручками.

Я поняла.

На самом деле ничего этого не происходит.

Я просто не знаю как, не знаю откуда и непонятно зачем достала колёса…

Вот не надо было в прошлые выходные с племяшкой «Гарри Поттера» пересматривать с его говорящими портретами, своевольно перемещающимися лестницами, меняющим конфигурацию автобусом и прочей волшебностью. Ещё немного, и мне начнут мерещиться гиппогрифы, гримы и дементоры во главе с тем-кого-нельзя-называть.

Где-то за стеной опять громогласно взревели. От издавшего рёв даже в галлюцинации хотелось держаться подальше.

Пол завибрировал. Сначала мелко, едва ощутимо, потом осознала: землетрясение! Оно усиливалось, стены ходили ходуном. В комнате, где я нашла девочку, что-то звонко разбилось. Обхватив девочку, встала с ней в дверной проём: при землетрясениях это относительно безопасное место.

Дом заскрежетал.

«Только бы не упал. Держись, домик!»

Вибрирующие стены стонали, будто от боли. Казалось, дом сейчас треснет и развалится. Дрожание пола усиливалось, он пошёл волнами, словно был мягким. Коридор резко сплющился гармошкой, только дверные проёмы остались прежнего размера. Стены медленно разглаживались.

Хотелось зажмуриться: настолько фантастически и неестественно это выглядело. И страшно закрывать глаза.

Маленькие пальчики переплелись с моими. Опустила взгляд: девочка мне улыбнулась. И в общем испуганной не выглядела.

Тут что, меняющие архитектуру дома — норма?

***

Землетрясения здесь быть не могло, так что самое логичное предположение: причина вибрации — в источнике. Конечно, он мёртв, но вдруг в нём теплилась жизнь?

Вдвоём с министром мы, вооружившись светильниками, сбежали по дрожавшей винтовой лестнице на шесть этажей под землю.

Колодец чужого источника я видел впервые, и меня кольнуло разочарование: у меня такой же. Тот же цилиндр отверстия глубиной семь метров и диаметром три, те же выложенные магоупорными кирпичом стены и дно, те же цепи со звеньями толщиной в запястье, протянутые к обручам и постаменту в центре. Только здесь обручи и постамент не держали кристалл в два человеческих роста — его чёрные осколки мрачно блестели на полу, местами торчали в стенах, хотя магоупорный кирпич, отлитый из крайне редкого вещества, после застывания по плотности не уступал алмазу.

Я восхищённо выдохнул:

— Это с какой же силой должны были лететь осколки, чтобы воткнуться в стены?

— Это ты мне скажи, ты же у нас учёный. — Министр, опустив светильник в колодец, вглядывался в его центр. — Не чувствую ни малейших признаков магии.

Я сунул в колодец прибор: капсулы остались серыми.

Да и дрожь земли прекратилась.

— Но это не могло быть землетрясение, — озвучил мою мысль министр. — Что же тогда тряслось?

Вверху зашаркали шаги, замелькал жёлтый огонёк фонарика.

— Господин министр, господин министр… — позвали сверху.

— Что случилось? — Прислонившись к стене, он запрокинул голову.

— Вы… там… дом. Там один дом… в нём… его…

Встретившись с министром взглядом, прочитал в его глазах свою догадку: ещё одно убийство.

Одновременно бросились вверх, эхо шагов металось между каменными стенами, скакали тени и свет, создавая жуткое ощущение, что на нас со всех сторон кидаются духи бездны.

Вспомнив своё ночное приключение, остановился.

Потом побежал дальше:

— Дух бездны! Дух бездны!

Министр развернулся, вскидывая руку, на кончиках пальцев затрепетало чёрное пламя. Я столкнулся с его ледяным опасным взглядом и замахал рукой:

— Нет-нет, не здесь. Ночью. Этой ночью, когда я засеивал магоеда у Сомсамычевых, этот дом охранял дух бездны, он ещё помог мне к Сомсамычевым залезть. Я тогда удивился, с чего это Какики нанял такую тварь. У Какики служил дух бездны?

— Я ничего подобного не слышал. Но если бы он об этом упоминал, в салонах непременно бы такое обсудили.

— Ты знаешь, что обсуждают в салонах? — изумился я.

— Должность обязывает.

— Господин министр, — позвали сверху.

Мы снова бросились вверх, выскочили на лестницу в спальную, через потайную дверь выбежали в библиотеку, где нас ожидал один из офицеров в чёрной форме, он последовал за нами через холл на крыльцо. Указал в сторону:

— Тот дом…

К небу поднималась башня: высокая, тонкая и какая-то хлипкая (наверное, дому не хватило массы воссоздать пожелание хозяйки).

Кому вообще могло прийти в голову создать такую несуразицу?

— Кажется, это твой дом, — странным голосом произнёс министр.

И резко провернулся в другую сторону, посмотрел туда, где располагалось его родовое жилище. В той стороне никаких башен не наблюдалось.

А вот там, где должен стоять мой дом, торчала башня. Кажется, у неё не было окон.

— Мм, — как-то обречённо протянул министр. — Способа переговорить с женой ты не нашёл или это её месть?

— Она… спала, я думал, ничего страшного не случится…

— Опять само получилось, — вздохнул министр.

Я развёл руками.

Потом осознал весь ужас ситуации.

— Мои эмбрионы! — я побежал домой.