Бывшие зерновые хранилища посерели от времени, на покатых крышах зияли дыры. Наш кеб остановился на границе складской зоны. Министр открыл осоловелые с полудремы глаза, высунулся в окошко.
Солдаты и офицеры особого отдела рассредотачивались между ветхих строений и куч мусора. Команды передавались знаками. И все так тихо, спокойно, что закралось подозрение: а не обманул ли нас таинственный информатор?
Бах! Бах! Бах! В небо взвились огонь и земля, трескуче заполыхал мусор, магия всколыхнула воздух, выпуская в него водяных хлестких змей.
Меня отшвырнуло на стенку, министр выскочил наружу, его крик утонул в воплях раненых. Темная магия наполнила все вокруг леденящим дыханием. Мне сдавило грудь, сердце бешено колотилось.
В сумраке кеба, в рыжих отблесках пожиравшего мусор огня я видел свои руки с зеленеющими венами. Стальные кольца на груди будто кто-то отомкнул. Глубоко дыша, я выскочил наружу.
Черные щупальца сцепились с водяными потоками, словно ветви двух тесно стоявших деревьев.
«Он сошел с ума, – пронеслась лихорадочная мысль. – Кто же так открывается?»
Я побежал к министру. А из хлипких стен хранилищ выбивали доски и просовывали в проломы дула ружей.
Сидя на лавочке среди кустиков, я держалась за голову.
Недели здесь не провела, а уже думаю о браке с аборигеном!
Шесть дней назад единственным мужчиной, с которым я мыслила провести свою жизнь и встретить старость, был Павел. И что сегодня? Меня ломает от мысли остаться без Лавентина. А ведь при первой встрече он не впечатлил, я просто хотела домой.
Может, заболела? Или меня околдовали?
Но я отмела эти предположения: никакого колдовства не надо, чтобы оценить Лавентина. Он хорош по самое не могу. К нему еще чуткая, терпеливая и далеко живущая свекровь прилагается.
А если я здесь не приживусь? Так и бегать всю жизнь от визитов во дворец?
«Не о том думаю, не о том думаю», – твердила я себе, не вполне понимая, зачем и почему, в каком смысле «не о том».
Если сейчас так пугает перспектива расставания, то что будет через год?
Если переживем все их заговоры.
Мы будем жить вместе.
Иногда просыпаться в одной постели.
Лавентин будет меня умопомрачительно целовать.
Еще сны какие-нибудь тематические начнутся.
А еще Лавентин будет весь такой милый, очаровательный и добрый.
Ну и какие у меня шансы устоять против него?
Никаких.
Будь Лавентин подлецом или мистером «директор школы» вроде Раввера, я бы продержалась, а этот взглянет серо-зелеными глазами – и все, я даже сердиться за похищение на него не могу.
Попала. Кажется, я действительно попала.
Надо срочно обдумать, что я теряю в случае согласия остаться здесь навсегда.
Следом за мной выскочила из засады химера.
– Пригнись! – Я бежал к министру.
Застрелят ведь! И его и меня.
Министр провалился во тьму теней у себя под ногами. Химера прыгнула на меня, притиснула к земле. Громыхнул нестройный залп. Над нашими головами вились, хлестали друг друга водяные змеи-плети, яростно шипели.
Солдаты и офицеры, пригибаясь, лавируя между постройками, воронками от химико-магических бомб, полыхающими сарайчиками и мусором, помчались к хранилищам.
Я лежал под химерой. Она опять вошла в режим защиты и наотрез отказывалась слушать мои приказы идти в атаку.
В общем-то, она права. С боевыми заклятиями у меня слабовато. А еще я стал понимать план министра.
Встав под пули и выпустив магию, он заставил врагов показаться, прощупал их и прошел через тень к кому-то из самых опасных. Судя по опадающим водяным змеям, министр оказался рядом с магом. С Хлайкери? Надеюсь.
И чего я беспокоился? Министр опытный боец, он в Черундии и сам в атаку ходил, и нападениям подвергался. Умеет вести себя на поле боя. Умеет планировать. Выманивать.
Хрюкнув, химера приподнялась. Я высунулся из-под бронированного брюха. Из щелей в стенах ружья больше не торчали. Солдаты открыли широкие ворота.
На захват ушло меньше десяти минут. Не верится, что за это время можно справиться с серьезным противником. На тех ли мы напали?
Бег помогает думать. Я бежала шестнадцатый раз вокруг дома, но с мыслями было туго. Зато развивалась паранойя: казалось, лежащее в кустах бревно переползает с места на место. Оно не делало этого у меня на глазах, но положение с каждым заходом меняло.
Подойти проверить я не решалась – вдруг оно хищное?
И зачем думаю о бревне, когда надо думать о предложении Лавентина?
Если брак с ним – осознанный выбор обоих, ситуация воспринимается иначе. Ведь одно дело жить с человеком, который тебя вынужден терпеть, потому что случайно призвал, и совсем другое, когда тебя оценили и хотят вместе прожить жизнь.
За кустами впереди взвился сигаретный дымок, блеснули драгоценности на платье. Это же дух, который гигантского червяка одним ударом приложил! Я остановилась. Из-за кустов послышался смех, блеснула кожа сумеречного вампира и показалась корона короля эльфов. Лицо этого мутанта моей фантазии закрыл алый букет.
То есть там, за кустиками, стояла родовая магия в женской форме.
А перед ней – привратный дух (форма мужская) с букетом цветов.
Они времени зря не теряли.
Я попятилась. Развернулась и побежала в обратную сторону.
Передо мной возникла сощурившаяся Бабонтия. Еле успев затормозить, я вскинула руки:
– Я не подглядывала!
– Знаю. Без моего согласия ты бы не смогла.
И взгляд насмешливый. Не злой. Но все равно страшно – она с ходу такое чудище уложила. Я снова попятилась.
– Можно мне дальше бежать?
– Выслушаешь, и можно будет. – Бабонтия затянулась сигаретой.
Угрозы в ее голосе не было, просто уверенность, что я останусь. Ну как же не послушать того, кто тебя прихлопнуть может?
– Слушаю.
Внимательно глядя мне в глаза, Бабонтия спросила:
– Что в жизни важнее: вещи или люди?
– Люди конечно же.
– Почему?
Несколько опешив, я объяснила:
– Потому что вещи – это просто вещи. А люди… они незаменимы. – Поморщилась. – Нет, конечно, и люди в какой-то мере заменимы, но они все такие индивидуальные. И они просто важнее вещей.
– Вот именно. – Бабонтия указала на меня мундштуком. – А теперь подумай и скажи себе честно, есть тебе к кому возвращаться или нет. Не к вещам и привычным удобствам, а именно к людям. Все, можешь дальше бежать.
Она провалилась сквозь землю.
– Ну Бабонтия! – вздохнул в кустах привратный дух.
И все стихло. Я осталась одна, а в груди холодело от слов Бабонтии.
Она задала страшный вопрос.
Едва оказавшись в помещении старого хранилища, я заметил металлический блеск деталей, проглядывающих за шторками на перегородках.
Со всех сторон доносился звон изымаемого у женщин и редких мужчин оружия, охи и вздохи, ругань, звон защелкиваемых наручников. Хлайкери среди этих людей не было.
– Даже не пытайся! – Грозный возглас министра перекрыл прочие звуки, заставив меня остановиться на полпути к цели.
Здоровой рукой министр заламывал запястье женщины. Ее растрепанные темные волосы стелились по грязному полу, но свободной рукой она пыталась оцарапать полицейского, а он норовил захватить руку в браслет наручника.
Темная магия министра не выразилась визуально, но удар я ощутил, по коже побежали мурашки. Застонав, женщина сжалась.
Все преступники разом заорали. В гвалте слышалось:
– Ублюдок!
– Длор проклятый!
– Тварь!
– Отпусти ее!
– Сволочь!
– Будь проклят!
– Бей длоров!
Девицы колотили полицейских кулаками, пинались, хватали доски, камни и лупили ими, кричали. Полицейские пытались унять их, но тут и мужчины включились в потасовку. Кто-то страшно заорал. Над моей головой просвистел брошенный кем-то стул. Я присел.
Знакомые металлические детали манили, но вокруг бегали, кричали и дрались люди.
– Тихо!
Хранилище содрогнулось от темной магии министра, его волосы взвились от невидимого ветра, скулы заострились, глаза провалились, точно у мумии, и голос приобрел потустороннее звучание:
– Прекратить сопротивление!
– Иди ты! – взревел один из арестантов, треснул лбом полицейского и потянулся к валявшемуся на полу ружью.
Черное пламя охватило мужчину, плоть истлела, осыпалась с сероватого скелета. Лишившиеся связок кости повалились на пол, череп отскочил в сторону и уставился на остальных пустыми глазницами.
– Клеар, – всхлипнула и заплакала одна из растрепанных женщин, выпуская из рук кирпич.
Остальные, пряча глаза, протянули руки. Защелкали наручники. Некоторых связывали веревками.
Невидимый ветер больше не колыхал волосы министра, но выглядел тот бледновато и мертвовато. И вообще вел себя так, словно ему и впрямь главой рода оставаться только до вечера.
Механизмы на столах в отгороженных каморках снова привлекли внимание, и я бросился туда.
Среди вещей преступников были современные измерительные приборы, пара микроскопов, лупы и прочие инструменты, даже для химических манипуляций, но сразу заняться неизвестными механизмами министр не дал, а со всеми сокровищами и арестованными повез в особый отдел.
Сеть темной магии опутывала клетки и даже конвоиров. Меня слегка мутило от прикосновения столь чужеродной силы. И когда мы, невредимые, въехали на территорию министерства, я вздохнул с облегчением и чуть не бегом отправился в лабораторию, сопровождаемый несколькими офицерами и полицейскими с ящиками конфискованных приборов и оружия.
– Да быстрее же! – Я готов был тащить их за руки.
Покрасневший от натуги полицейский крепче сжал ящик с медными приборами.
– Ох! – Я отнял ящик и помчался дальше.
Ведь надо еще в лабораторию спуститься, все запротоколировать…
Ведя под локоть скованную шатенку с презрительно изогнутыми губами, министр шел за мной. Она была бледна, а во взгляде – бешеная ненависть, от которой мурашки по спине бежали. Надеюсь, министр вел ее не в ту лабораторию, куда собирался определить меня. Несколько встревоженный, я вошел в холл. Охранники пропустили нас без единого вопроса.
Министр втащил арестованную и скомандовал:
– Налево, вниз, лаборатория номер три.
Это рядом с отделением морга, где хранился источник с Какики внутри.
Войдя в эту самую третью лабораторию, министр велел:
– Зовите Хобла Нерландийского. Всем выйти. Никого, кроме него, не пускать, только по очень срочным извещениям и если будет информация о Хлайкери.
Женщина фыркнула и отвернулась.
В полминуты сопровождающие расставили конфискованные механизмы с шестеренками и проводами по столам и исчезли.
В лаборатории мы остались втроем.
– Ничего не скажу, сволочи длорские! – Женщина сплюнула на ботинок министра.
– Время покажет, – ледяным тоном отозвался тот.
На этот раз у меня не только мурашки побежали, но и внутри все сжалось.
– Мне кажется, вы не понимаете, кто перед вами, – примирительно начал я. – Это министр внутренних дел, разящий меч империи, он в Черундии…
Арестованная вскинула голову:
– …убивал женщин, стариков и детей за то, что они хотели освободиться от гнета империи. – Она ухмыльнулась, смело глядя ему в глаза. – Я прекрасно знаю, кто передо мной.
Ну вот, я хотел ее испугать, а она уже знает все страшные мифы о министре.
– Тем лучше, – отозвался он. – Значит, вы понимаете, что я могу с вами сделать.
– Ничего страшнее, чем моя жизнь, вы сделать со мной не можете, длор Раввер Вларлендорский.
Улыбка у нее была жуткая, сумасшедшая.