Кеб покачивался на ухабах. Руки выламывало рвущимся вперед кувшином с шестеренкой внутри. За долгую поездку мышцы свело от постоянного напряжения.

Министр был настолько мрачен, что я решил оправдаться. Еще раз:

– Это был порыв.

– У тебя было задание, – проворчал министр. – Ты на службе.

– Шестеренку я уже взял, так что формально…

Взгляд министра стал таким, что я подумал, как бы на мое «формально» он не ответил чем-нибудь нецензурным. Ну не понравилось министру, что мы с Сашей целовались так увлеченно, что не заметили, как он вошел. И кашлянул дважды. Про кашель – это с его слов. Я почему-то думаю, он преувеличивает. Хотя, положа руку на сердце, это самое сердце так громко колотилось, что я бы услышал только выстрел.

– Мы были дома, – напомнил я. – И она моя жена.

– Вы подтвердили брак?

В ответ я помотал головой. Министр уставился на зашторенное окошко. Хмурился. Интересно, а он свой брак подтвердил?

– Тебе еще нужен способ снять с жены браслет? – тихо спросил я, и министр проорал:

– Конечно!

Я отшатнулся.

Министр потер лоб и добавил глухо:

– Конечно, нужен.

– Уверен?

– Да.

– А если попробовать наладить отношения?

– У меня другая ситуация, – отчеканил министр.

– Да ладно, ты достаточно богат, чтобы позволить себе брак с бесприданницей. И достаточно отдаешься служению родине, чтобы в браке разрешить себе немного расслабиться.

Он затравленно посмотрел на меня.

– Хватит об этом. Тебе просто надо отыскать способ освободить меня от жены как можно быстрее.

Мне стало не по себе, словно на плечи надавило что-то незримое.

– Постараюсь, – пробормотал я. Кувшин в моих руках накренился. – Правее. Надо ехать правее.

Министр стукнул кулаком по правой стенке, и кеб свернул. Я взглянул вокруг глазами химеры, бежавшей в хвосте отряда между поджарых темных согров. Мы приближались к порту на Ларзе, впадавшей в Торговое море.

Стиснутый в моих руках кувшин завибрировал, шестеренка скребла по дну, силясь воссоединиться с неведомым механизмом.

– Оставь хоть что-нибудь из изобретений Хлайкери, – взмолился я. – Я никому их не покажу.

– Никто не должен знать, что магию может получить любой человек, иначе люди начнут ради этого убивать. Нас убивать.

– Знаю. Поэтому никому не расскажу, но так хочется посмотреть, попробовать…

– Еще одного Хлайкери не хватало! – стиснул кулак министр. – Лавентин, это дело государственной важности – уничтожить все свидетельства деятельности Хлайкери и его изобретений.

– А вдруг мы с помощью его приборов сможем вернуть магию Индели и Какики? Зачем уничтожать два рода, когда можно…

– Лавентин! Пойми: простые люди узнают, что для получения магии надо убить длора. Многие даже не станут разбираться в условиях, просто будут убивать. Детей. Младших. Просто потому, что не каждый дотянется до главы рода. У тебя мать живет в человеческом городе, хочешь, чтобы ей перерезали горло в надежде, что ее кровь подарит магию?

Я оцепенел, ярко представляя, как маму… Замотал головой.

– И я не хочу, – доверительно сообщил министр. – Никому такой участи не хочу. Не все длоры благородны, но мы знаем их в лицо, мы можем их контролировать.

Опустив взгляд, я крепче сжал кувшин.

Если бы все могли получить магию мирным способом, я бы первый стоял в рядах сторонников распространения волшебства.

Но способ… Все упиралось в способ.

Кеб остановился.

Донеслось глухое предупреждение:

– Дальше не проехать.

Министр выбрался первым. Я чуть не выпал – так рвался из рук подталкиваемый шестеренкой кувшин.

Мы были в порту. По случаю запрета на выход в море сорок больших торговых парусников стояли на внутреннем рейде без дела. Людей не было. Или при виде отряда и согров они разбежались.

Нас, наверное, увидел и Хлайкери.

– Почему выступаем так открыто? – Я искоса взглянул на министра, смотревшего на суда.

– Кораблю не выйти из залива – сторожевые не пропустят. Порт тоже оцепляют. А незаметно к кораблю не подойти, лучше ударить сразу, пока не успели подготовиться.

– Тогда я пойду, – кивнув на кувшин в своих руках, шагнул вперед, но министр меня удержал, показал на среднего размера парусник.

– «Бегущий». Они там.

Пока он отдавал распоряжения офицерам, я разглядел смутно различимое название. Вспомнил написанное тетиной кровью слово «Бег». И хотя кувшин тянулся в ту сторону, когда министр закончил инструктаж, я все же решил уточнить:

– Думаешь?

– Хлайкери не стал бы убивать, если бы любовница не знала слишком многого. И я говорю не о технической составляющей, а о простых вещах вроде банков, где он хранил деньги, или корабля, на котором собирался отплыть из страны.

Министр следил, как офицеры занимают позиции и наполняют магией оружие. Я зажал дергающийся кувшин под мышкой. Когда три офицера разбили скорлупки моих экспериментальных наблюдателей, министр дал отмашку погонщику, и согры рванулись вперед.

– Лавентин, ты сейчас заставишь корабль пустить корни до дна.

Чешуйки согров блестели на солнце, твари мощными рывками преодолели площадку, на которой в обычное время сновали грузчики с поклажей, и прыгнули в воду. На поверхности закачались приплюснутые, устремленные к «Бегущему» морды.

– Лавентин!

– Откуда ты знаешь, что я это могу? – накрывая браслет ладонью, глухо спросил я.

Дергающийся кувшин мешал. Министр забрал его. И я свободно вздохнул, повел затекшими плечами, настраиваясь на древесину корабля, нащупывая дремлющие в досках нити жизни.

– Я же министр внутренних дел. Это моя работа.

На корабле стали поднимать якоря. Команда юрко заскользила по вантам. Длоры особого отдела отозвались ружейным залпом. Несколько человек сорвалось, но остальные продолжали работу.

Закрыв глаза, я протянул руку в браслете и начал перебирать невидимые струны. Корабль отозвался мощной дрожью, структура дерева изменилась, на миг обрела текучесть, позволяя формировать корни. Они метнулись сквозь толщу воды, вошли в илистое дно и потянули соки, разрастаясь, выпуская новые корни.

– А теперь к берегу, – скомандовал министр.

Я передернул плечами, ощутив в бортах корабля когти согров. Дрессированные твари взбирались на палубу.

Повинуясь моей воле, корни подгребали корабль к берегу. По ним из трюма били магией, но подпитываемая илом древесина восстанавливалась и двигалась к цели.

Корабль с громким треском врезался в деревянный настил пристани.

– Пленных не брать! – рявкнул министр.

Ощутив колебание темной магии, я открыл глаза. Министра рядом не было.

Ко мне, с явным намерением прикрыть от опасности, подбиралась химера.

А на корабле были всякие интересные штуки. Я бросился туда. Химера – следом. Не сбавляя темпа, заставил ее притормозить. Она села. На корабле громыхнул залп – и химера рванулась меня спасать. Я припустил вперед, она тоже.

Согров отшвырнуло на пристань, вены животных вздулись, брызнула кровь. Умерли, не издав ни звука. Я посмотрел вверх. На накрененной палубе стояли двое мужчин и женщина в масках с птичьими клювами, в медных браслетах на предплечьях и запястьях: кристаллы в них пылали алым.

Маски с клювами… а у Хлайкери всегда на одежде были перья, всегда! Иногда – перстень или булавка с птичьей головой. И как я не подумал об этом раньше?

Магия Индели ударила по моей крови. Сила главы рода пружинисто отразила хищные уколы чужого волшебства. Но многие офицеры застонали, падая на землю.

С Хлайкери должно быть сорок три человека. Надеюсь, не все они используют магию.

– Не переживай. – Близенда оторвалась от написания письма. – Вролди замечательный няня-дух, она очень помогла мне с Лавентином, нянчилась с большей частью основной ветви Бабонтийских. И с Вердлой справится.

Я отвернулась от окна. Краем глаза уловила движение бревна в кустах, но это как-то прошло мимо сознания.

К стыду своему, я вынуждена была признать, что думала не о Вере, игравшей в новосозданной детской с духом-няней, а о Лавентине. Мне показалось, разгневанный Раввер уводил его на опасное дело, и теперь сердце ныло, а браслет казался слишком тяжелым.

– Надеюсь, – выдавила я улыбку.

Пугать Близенду не хотелось, но, судя по взгляду, она поняла, что дело вовсе не в Вере. И промолчала. Посмотрела на разложенные перед ней письменные принадлежности.

Я села в кресло. Делать решительно нечего: их письменность я не понимала, занятий, кроме воссоздания дома, не имела. Социальными преобразованиями пока тоже не пахло. К тому же…

– Простите, что отвлекаю. – Я сложила руки на коленях, а тянуло скрестить их на груди, закрыться. – Думаете, Лавентин поможет мне с работным домом? Ну и с подобными вещами…

– Лавентин добрый. И уступчивый очень. Но, уверена, уговаривать его не придется. – Близенда покрутила в пальцах изящное перо. – Еще и придумает что-нибудь в помощь. И я помогу со связями. Пока жила здесь, патронировала школу-интернат для детей рабочих.

– Думаю, мне это пригодится, – рассеянно согласилась я.

Близенда явно боролась с желанием о чем-то меня спросить. Надо было найти тему для разговора. Я огляделась, выискивая, о чем бы поболтать. Наткнулась взглядом на бутафорский телевизор и радостно ухватилась за тему ремонта:

– Даже не представляю, как смогу отстроить этот домище. У вас был хороший.

– Попробуй нарисовать. Это помогает заранее обнаружить слабые места проекта. И потом легче формировать дом.

– Я не умею рисовать.

– А лепить? Клеить макеты? Это еще лучше, хотя требует больше времени и почти не годится для создания текстур, узоров и резьбы.

Рисовать придется учиться и макеты клеить… Но это лучше, чем бездельничать. Близенда улыбнулась:

– Не переживай, это не так сложно, как кажется. Когда страсти улягутся, обратишься за консультацией к преподавателю по проектированию.

– Или к вам.

Близенда покачала головой.

– Не стоит. Вольно или невольно, но я буду влиять на твой проект. Лучше, если помогать будет кто-нибудь нейтрально настроенный.

Золотая свекровь. Памятник ей надо.

В гостиную быстро вошел весь такой важный и решительный Керл, окинул нас суровым взглядом, и Близенда поднялась навстречу. Супруги церемонно, но нежно поцеловались в щеки.

– Ну же, рассказывай. – Близенда за руку отвела Керла к дивану и усадила.

Тот вытянул длинные ноги и запрокинул голову.

– Я невыносимо устал. Пришлось обратиться к друзьям, чтобы ускорить дело. Та особа с улицы Колодцев помогала выкупать девочек у обедневших семей или подлавливала сирот, которых не успели прихватить попрошайки.

Близенда слегка побледнела. Мне тоже стало не по себе, хотя я чернушными телевизионными новостями не брезговала.

Керл продолжал:

– Думаю, ее ждет повешение, в самом мягком случае – каторга. Мужа ее – тюрьма за соучастие. С длорами сложнее. Один из них оказался Эзольи, другой – Алвер.

– Алверы – это очень высоко, – покачала головой Близенда.

– Но хоть как-то их можно наказать? – обреченно спросила я.

– На Эзольи я уже пожаловался Сарсанне, она ему весь, кхм… – Керл слегка покраснел. – На его счет можно не беспокоиться, воспитательная программа ему обеспечена на много лет вперед. С Алвером сложнее. Но глава предложил лишить виновного магии. В обмен на то, что мы не подадим заявление.

Договариваться с такими ублюдками! Я до боли закусила губу. Но мне здесь жить, а если Алверы могущественны, то разумнее уступить, вдруг еще придется обратиться за помощью. С работным домом, например.

– Пожизненный отказ в магии, – выдавила я. – И крупное пожертвование в Фонд развития работных домов.

– Но такого фонда нет, – заметил Керл.

– Не бы-ло, – певуче возразила Близенда и погладила его по плечу. – Ты отлично справился, я и не думала, что удастся длоров достать. И так быстро.

Керл засиял, расправил могучие плечи и весь разомлел под ее ласково-восторженным взглядом. Улыбаясь, продолжил:

– Документы матери девочки сохранились у хозяина дома. Адвокаты нашли остальные. Она местная. Три поколения семьи жили в столице. К сожалению, почти все погибли в прошлогоднюю вспышку волдырянки, остались только мать, младший брат ее мужа и девочка. Но и те, сами знаете, прожили недолго. Свидетельство о рождении выправят к завтрашнему дню, после этого можно будет оформить опеку и устроить ее в пансион.

– В пансион рано, – проворковала Близенда, поглаживая его по плечу. – Надо дать ей немного опомниться. Все равно мне нельзя уезжать, пока не минует опасность, пусть поживет с нами. А ты возобновишь столичные знакомства.

Минуту назад в комнату вошел решительный мужчина, а сейчас на диване сидел довольный котяра, млеющий от поглаживаний хозяйки. М-да… Если Керл и не хотел брать над Верой опеку, возьмет. Пожалуй, даже с радостью.

Неприятным холодком пробежала мысль: а почему у Близенды с Керлом нет детей? И, кажется, не намечается. Близенда вроде в детородном возрасте. Не хотят? Не могут? Прямо спросить об этом я, конечно, не решилась. И хотя Керл и Близенда не делали ничего даже отдаленно интимного в моем земном понимании, вокруг них была такая аура близости, от которой я почувствовала себя лишней.

Поэтому минуту спустя оставила их, а сама пошла… За пластилином я пошла, который для Веры купила. Буду успокаивать нервы, лепить макет дома. Хотя бы части дома. Да не важно, главное – избавиться от изматывающей тяжести в груди.

Надеюсь, Лавентин в порядке.