Проснулась от шума, визга и землетрясения. Девочка вцепилась в меня мертвой хваткой и дрожала. Рогатая фигня закрыла голову передними лапами и тряслась так, что двуколка ходила ходуном – только двуколка, не земля.
Подняла глаза: лианы чернели завитками волос вроде тех, что растут в интимных местах. Черные волосато-кудрявые фигуры носились по дороге, на ней откуда-то появились холмики черных волос и пышных волосатых юбок. Брюнета не было. Как? Где? Кто меня домой отправит?
Хрень вскочила. Лохматый брюнет вынырнул со стороны стены, запрыгнул в двуколку. На щеке алела царапина.
– Йи-их! – Он щелкнул вожжами, его руки объял зелено-голубой свет, хлынул по упряжке, наполнил сиянием спину животного, среди коричневых бугорков проросли зеленые, метров пятнадцати в размахе, крылья бабочки.
– Нет! – Я схватилась за сиденье.
Девочка крепче сжала меня. По бокам двуколки вытянулись дельтаплановые крылья. Мы взмыли вверх. И вниз. Вверх. И вбок. Вниз. Вбок. Эта хрень летать не умеет, что ли?! Брюнета мотало из стороны в сторону, он вопил:
– Йиху-у!
Крылья трепетали, ветер свистел, американские горки нервно курили в сторонке. «Бабочка» крутнулась юлой, меня швырнуло на складную крышу двуколки. Вытаращенные глаза девочки оказались прямо перед моим лицом, она беззвучно открывала рот. Мелькали небо, лианы, дома.
– Йиху-у! – орал идиот.
Взревела:
– Убью!
Он повернулся с таким выражением лица, будто не ожидал нас увидеть. Взмах сияющей руки – из сидения змеями выползли веревки и накрепко нас с девочкой привязали.
– Так-то лучше, – кивнула я.
Брюнет рванул поводья, черный сгусток мелькнул рядом, мы нырнули в сплетение зарослей. Крылья сложились. Падая, мы пронеслись в щель, крылья распахнулись, наполнились светом. Мы мчались сквозь лианы: вправо-влево-вправо-влево, вверх-вниз-вверх-вниз… Голова болталась из стороны в сторону, подвывания девочки разрывали сердце, я давилась криком.
Крылья уменьшились вдвое, хрень нырнула в просвет между растительностью, шмякнулась на лапы и пробежалась, загоняя нас в пещеру с крышей из скопления лиан. Крылья всосались в коричневую шкуру.
Вытаращив глаза, я часто, прерывисто дышала. Обалдеть…
Сердце выколачивало безумную дробь. Никогда. Нигде. Даже когда одногруппник мчал меня, не надевшую шлем, на мотоцикле под сто двадцать километров в час, даже на американских мини-горках, когда казалось, что вылечу из вагончика, я не испытывала такого экстрима.
С трудом моргнула.
Брюнет накинул вожжи на штырек в носу двуколки и спрыгнул на зеленую травку.
Он еще и гонщик. Посмотрев сквозь узкий просвет между лианами в небо, брюнет нахмурился. Покачал головой.
Я попыталась встать и поняла, что до сих пор связана.
– Кхм, – сипло выразила свое недовольство.
Нужно было подумать, просто спокойно подумать в тишине.
Сзади сипло кашлянули. Чуть не схватился за голову: ну зачем взял ее с собой? Надо было одному сбежать и быстро все разрешить, пока магоед до источника Вериндера не добрался, а теперь придется отвлекаться на… жену.
Обернулся. Она и трясущаяся девочка сидели связанными в двуколке.
Девочка пикнуть не могла от ужаса (как и большинство моих пассажиров), а жена выглядела неожиданно бодро. Может, кляп для полноты картины добавить? Быстро эту идею отмел: я же длор, а она женщина. И моя жена.
Заставил ремни безопасности втянуться в сиденье. Замер, ожидая гневной тирады, но жена только растирала слегка помятые ремнями руки и талию.
Ах да, она же языка нашего не знает, так что тирады не будет. Молчаливая жена – мечта любого главы рода.
Моя приоткрыла рот.
Метнулся к ней, прижал ладонь к ее горячим сухим губам.
– Нет-нет, только молчи! – затряс головой, надавливая ладонью чуть сильнее.
Над моей рукой блестели орехового цвета глаза. Не томно-романтичные, с чарующей поволокой, как в салонных беседах, и не вытаращенные от страха, как обычно после полетов со мной, а осмысленные, что давало надежду на взаимопонимание.
Свободной рукой указал на лианы, помахал, изображая, что мне нужно с ними разобраться. Затем показал на жену и приложил палец к своим губам.
И недоуменно вскинул брови, что по моей задумке должно было означать вопрос: поняла?
Кивнула!
Облегченно выдыхая, я расплылся в улыбке. Умница.
Ухватив меня за запястье приложенной к губам руки, жена с неожиданной силой рванула ее вниз, указала на дрожащую девочку и с грозным видом потрясла перед моим носом кулаком.
У меня заскрипел мозг.
Женщина… жена грозила мне кулаком! Неужели она обещала меня им ударить? Нет, быть не может: женщина может хлестнуть по щеке ладонью, но кулак – это мужская прерогатива. Неужели в их мире не так? О, какой страшный мир!
На всякий случай покивал: пусть главе рода кулак слабой женщины, особенно его жены, вреда не причинит, но надо проявлять к этим хрупким созданиям снисходительность, я же длор.
По небу опять пролетела одна из патрульных птиц. Так, надо заняться делом.
Закатывая рукава, опустил глаза – и наткнулся взглядом на облепленную влажной сорочкой грудь, на туго обтянутые широкие бедра, ноги.
Может, я девушку из постели вытащил? Эта ее одежда – она же практически ничего не скрывала! Кожи не видно, но фигура… Она же передо мной почти нагая. И рубашка так груди обтягивает, что соски проступают.
В горле пересохло. Сглотнул. Горячие пальчики дернули меня за подбородок, заставив посмотреть в гневно суженные глаза.
Надо придумать оправдание, надо придумать оправдание своему непристойному поведению! А, она же все равно не поймет, если скажу, что ни о чем таком не думал.
Замахал руками и замотал головой: я не думал о том, как соблазнительно обтягивает груди влажная рубашка… Влажная!
Положил руки на колени жены и заставил воду уйти из всей одежды, капельки брызнули на землю. Жена ошарашенно себя оглядела, ощупала и снова уставилась на меня.
– Да я только высушить тебя хотел, – зачем-то добавил я к улыбке и кивкам.
Отошел подальше от полуголой женщины, снова указал на лианы и, глядя ей в глаза, приложил палец к губам.
Она кивнула.
А с ней можно работать, не то что со Смузом и Алвери! Я заулыбался. А потом вспомнил, что после решения проблемы с переводом жена может все накопившееся за время вынужденного молчания высказать.
Может, незнание языка вовсе не проблема и решать ее не стоит?
С каждой минутой голова тяжелела, мысли расплывались, зрение теряло четкость, а сопение склонившейся к моим коленям девочки растворялось в шуме сновидений.
Я положила голову на коробку, которую нам доставили мужчины в мундирах.
Лианы брюнет сначала ковырял, нюхал. Ходил вдоль стебля, делал подкоп к корням (в багажнике у него оказалась складная лопата). Затем на пальцах брюнета выросли когтищи зелено-голубого цвета, и указательным, точно ножом, он прорезал лиану. На землю закапал прозрачный, с коричневой взвесью сок.
Вытащенный из растения ноготь выглядел так, словно его окунули в кислоту. Резко захотелось убраться подальше от растений, а этот идиот даже на язык сок попробовал и, поморщившись, отошел. Сел на отросток размером с бревно и долго гипнотизировал лианы взглядом.
Последние минут десять он тростью, извлеченной из багажного отделения, чертил на земле размашистые символы. Темно-то как… А, это у меня глаза закрылись.
Потерла их и продолжала следить за брюнетом. Он стоял в центре чертежа и постукивал по одному из завитков тростью. Закусил костяшку указательного пальца.
Сейчас он напоминал гениального ученого – лохматого, погруженного в свои мысли, решающего сверхсложную задачу. Его темные волосы поднялись дыбом, побелели. Он повернулся ко мне и высунул язык, как Эйнштейн на знаменитой фотографии.
Вздрогнув, открыла глаза: брюнет что-то чертил, почесывая голову, отчего его волосы рисковали превратиться в прическу наподобие эйнштейновской.
Веки тяжелели. Казалось, ресницы сплетались между собой. Обняв теплую девочку, я сдалась на милость сна.
Получилось! Еще раз оглядел громадную формулу под ногами, просчитал действия и противодействия, остаточные флуктуации и вероятность спонтанных выбросов при переходах потоков в другие плетения. Все получалось!
Я гений!
Подпрыгнув, оглянулся на двуколку, чтобы хоть перед женой похвастаться, но той не было.
Как? Куда? Огляделся по сторонам. Химера спала, свернувшись калачиком и прикрыв незакрывающиеся глаза передними лапами.
А жены не было.
Подбежал к двуколке: жена просто спала на сиденье, обняв тощую девочку. Они тесно прижимались друг к другу, будто грелись.
Ой, да тут же прохладно! Стянул фрак и осторожно прикрыл их. Обе заворочались, устраиваясь удобнее.
А они ничего так, мило выглядели…
Вернулся к формуле и, закусив губу, пересчитал снова: ситуация слишком опасная, чтобы оставлять шанс случайностям. Кажется, я еще ничего опаснее этого не делал. Конечно, я много чего опасного делал, но не в масштабах нашего острова, а тут ошибка могла уничтожить его и всю длоровскую родовую магию.
Как-то нехорошо живот от этих мыслей скрутило. Вот что значит нервы!
Надо успокоиться.
– Я все могу, – поднял руки.
Как бы весь остров не разнести…
В животе закрутило сильнее.
А заклинание длинное. Это только Смуз с его феерической сообразительностью мог поверить, что магоед падет от мгновенного заклинания (иначе какое это, к Хуехуну, стратегическое оружие), настоящее контрзаклятие на сорок минут кастования получилось.
Живот холодел и урчал.
Нет, сначала в кустики, а потом спасать остров длоров.
Красные прожилки расползались по мясистым лианам магоеда, вскрывались нарывами…
Осторожно выведя запряженную химеру из-под навеса стеблей, сел на расширенное сиденье двуколки и наблюдал, как увядают огромные багряные цветы. Лепестки съеживались, стебли усыхали до коричневых морщинистых палок.
– Я ведь гений, – прошептал и взглянул на спящую жену.
Разбудить ее полюбоваться эффектным решением проблемы? Девушка (все же это девушка, после умывания она будет выглядеть лет на двадцать и премиленько) спала тревожно. Под ногтями набилась грязь, совсем как у меня во время экспериментов. Никогда прежде не видел у девушек таких испачканных рук. Удивительно, странно. Даже как-то волнительно.
По магоеду пробежала судорога. Недавно прятавшие нас стебли с хрустом обрушились на землю.
В общем, надо сматываться домой, пока меня не нашли, а там хоть трава не расти, дом длора – его крепость.
Особенно дом с хозяйкой. Холодок предвкушения прокатился по спине мурашками, интересно, как она в нем обживется?
Ах да, мне же надо разобраться, как жен в их мир возвращать. Дорогой министр внутренних дел обещал в случае задержки его супруги у нас позаботиться, чтобы мой идиотский род больше не продолжался. Да и попавшую к нему девушку жалко: наш министр одним грозным взглядом даже бывалых мужчин пугал до дрожи.
Перебравшись вперед, я легким движением направил химеру между осыпавшимися проседающими стеблями к дому. Теперь, когда растительная преграда проредилась, нам оставалось ехать пять минут.
Ворота затянули отмершие лианы. Пришлось ждать, когда в створки поступит достаточно магии, чтобы их открыть.
Интересно, внутрь магоед пробрался или нет? Я нервно притопывал по дну двуколки.
Жена тихо застонала во сне, я замер. Химера заглянула через мою голову, один из подбородочных рогов слегка прошелся по макушке.
– Эй, – прошептал я больше для порядка. Химера курлыкнула. Я улыбнулся. – Подлиза.
Почесал ее пупырчатый подбородок.
Наконец с подозрительным скрипом двери расползлись в стороны. Химера на цыпочках потрусила внутрь, но даже так когти по гравийной дорожке скрипели знатно. Следов магоеда внутри не оказалось. Посмотрел на жену: покачивалась, но спала как младенец.
Внимательно оглядел ажурные галереи и шпили своего дома. Что нас ждет?
Двуколка остановилась у полукруглого крыльца в десять ступенек.
Вновь посмотрел на жену: спала. Устала, наверное.
– Помоги, – шепнул химере.
Вздохнув, она приподнялась. На пузе щелкнули замки, раскрылись створки, и моя розовая шестилапая гордость почти двухметрового роста вылезла из ониксовой брони с шипами. Чешуйки внутреннего тела тускло блестели на солнце, восемь темных глазок взирали на меня со звериным обожанием.
– Девочку возьми.
Протянув трехпалые верхние лапы, химера со змеиной грацией проскользнула в двуколку и подхватила девочку. Та выскользнула из слабых объятий жены. Темные глазки уставились на меня вопросительно.
Да, мне же надо решить, где их разместить! Подумав, велел:
– В гостевую ее, поближе к женским апартаментам.
Жена оказалась легкой. Раньше девушек не носил, но по тому, как кренились под ними экипажи, казалось, что они должны быть тяжелее. А, ну да, они обычно в платьях и украшениях. Так что хорошо, что жена у меня голая. Невольно покосился на ее грудь, но сухая ткань обтягивала ее не так плотно. Вздохнул.
У открытых ворот замаячили красные ящеры особого отдела, оседланные мужчинами в черных мундирах. Похоже, министр решил напомнить о необходимости избавить его от жены.
Дождался посланцев на крыльце, размышляя о том, что женские волосы, судя по щекотавшей руку пряди, могут быть удивительно мягкими. А у Сабельды локоны такие, что ими впору ингредиенты в ступке толочь. И у мамы тоже.
Первый из подъехавших офицеров взбежал по крыльцу и протянул конверт. Я закатил глаза:
– Вы что, не видите: у меня руки заняты. Вскрывайте уже.
Офицер побледнел:
– Секретная депеша.
Бывшие военные, что с них взять. Терпеливо объяснил:
– Вскройте и разверните письмо ко мне, я же не прошу его читать.
На бледном лице отразилась работа мысли, офицер сломал печать и развернул мне послание министра:
«Хватит развлекаться садоводством. Быстрее избавь меня от сам знаешь кого».
– М-министр просил написать ответ, – добавил офицер.
Вот вроде министр внутренних дел у нас умнее военного и научного министров вместе взятых раза в два, а тоже не понимает: катастрофу устроить легко, а ликвидировать последствия – долго и нудно.
Терпеливо пояснил:
– Перепиской мне заниматься некогда. Передайте на словах: сейчас, только от своей избавлюсь. – И повернулся к дверям.
Они распахнулись в мраморно-золотой холл.
Офицер сунул свернутое письмо через мое плечо, лист упал на мерно вздымавшуюся грудь жены.
Стоило шагнуть в холл, как воздух изменился, магическое напряжение вокруг новой хозяйки заставило вибрировать старенькие чары.
«И что за спешка? – мысленно возмущался я. – Можно подумать, жена ему мешает. Наверняка запер ее в самом глубоком подвале, а мне пишет так, словно ему жить не дают».
Нелестно думая об очередном торопливом государственном муже, я чуть не свернул в двери своей комнаты. Промчался к следующим. Они отворились.
Алый будуар блистал золотом и шелком еще со времени, когда мама была полновластной хозяйкой рода. В углу на последнем издыхании журчал фонтан. Я положил жену на громадную кровать с балдахином. Она хорошо смотрелась на расшитом золотом бархате, только помыть надо.
И одеть. Я ее точно из спальни призвал: не может девушка в таком виде где-то ходить.
Забрав письмо, укутал жену краем одеяла.
– Спокойного сна.
А мне пора разобраться с порталом в другой мир. Интересно, почему жены вернулись?
Тело ныло так, словно я пару часов в спарринге мочилась. С трудом повернулась, кровать отозвалась привычным скрипом. Я поморщилась. Веки темные, значит, еще глубокая ночь.
И тут воспоминания ударили адреналином, сердце взвыло в груди, глаза распахнулись: я была дома. Спальню тускло освещал ночник, окно за занавеской, и жалюзи казалось черным.
Руку плотно обхватывал браслет с эльфийскими узорами.
Спала я в грязной одежде. Но, главное, дома, а не в другом мире.