Павлик… Сердце неприятно екнуло, но после забега по иномирью измена мужа – так, просто цветочки. Правда, непонятно, почему благоверного нет. Со Светкой празднуют мое исчезновение?

И ведь, гад, даже фотографию нашу свадебную из рамки на стене вытащил. А саму рамку зачем-то оставил висеть. Швырнула в нее подушку Павлика, рамка грохнулась на пол, хрустнуло стекло. Стало тихо-тихо.

Как там девочка? Брюнет о ней позаботится или выбросит на улицу? Глаза-то у него добрые, но кто знает…

Включив светильник, внимательно оглядела браслет: вдруг в переплетениях узоров прячутся щель, замок, шарнир. Нет, глухо. Магия, будь она неладна!

Думать не хотелось; я прошла в ванную, стараясь не глядеть на выбитое в кухонной двери стекло. Двадцать минут горячего душа, пять минут рыданий – и я была почти как огурчик, только мышцы ныли как после основательной тренировки.

Только девочку жалко.

Вытираясь полотенцем, вышла в коридор.

За окнами было темно. А в квартире по-прежнему тихо-тихо.

Ни громко работающего даже среди ночи телевизора справа вверху, ни круглосуточного детского плача ребенка с коликами под нами. И любитель рэпа слева тоже вел себя подозрительно тихо даже для ночи.

Что-то не так.

Холодок пробежал по нервам и под коленями защекотало.

Тихо.

Здесь неестественно тихо. Даже шума машин и гудения холодильника нет.

Выронив полотенце, пробежала в кухню, к окну, отдернула штору: темнота. Просто беспросветная тьма за стеклом.

И в гостиной.

И в спальне.

Попробовала открыть окна – заклинило намертво, будто отлиты вместе со стеной.

Вот теперь стало реально страшно. Страшнее, чем в неведомом городе волшебного мира.

Только бы меня не замуровали! С человеком можно справиться или договориться, с толстыми каменными стенами – нет.

Желудок скрутило, к горлу подступил ком. Задыхаясь от панического ужаса, я подошла к двери. Только бы там был выход! Меня начало потряхивать.

Быстро провернула замок, ручку и отворила дверь.

Подъезд. Все как обычно, даже скол на ступени и царапины от ножа на кнопке звонка у соседа-рэпера. Мрачный свет ламп. В окне между этажами – темнота, как за окнами моей квартиры. И тишина, точно в склепе.

Это не мой дом.

На руке резко потяжелел браслет.

Рванулась вниз, миг – и я у двери подъезда, такой родной, в черных и красных узорах граффити, с сакральной припиской из трех букв. Распахнула…

Неужели предкам не приходила мысль отправить жену в другой мир? Я вытащил из ящика свежую порцию заплавленных в консервирующее стекло древних листов. Или просто упоминания об этом не сохранилось?

Взглянул на портальный узел, вольготно лежащий посередине большого стола среди консервированных листов и хорошо сохранившихся страниц.

Этот инструмент пытались задействовать многие длоры до меня и после, но почему-то только мне он открыл дорогу в иной мир. Было это случайным совпадением? В голове яркими линиями начала свиваться мысль, что…

Стены громко, протяжно затрещали. Звук напоминал хриплый вой. Спину защекотали мурашки. Передернув плечами, я снова уставился на портальный узел. Мысль опять начала вкрадываться в голову…

Дом заскрежетал. Похоже, происходило что-то глобальное. Отложив пачку консервированных листов на край стола, я закрыл лицо рукой: никакого покоя!

– Тринь-хрясь-тру-у-у, – жалобно отозвались стены дома. – У-у-у-у…

Что-то заскрипело, словно ногти по грифельной доске, волосы встали дыбом.

– А потише нельзя? – обратился к потолку, хотя ему мое мнение, конечно, безразлично, я же всего лишь глава рода.

В общем, понимаю угрозу министра меня кастрировать, если не избавлю его от жены.

Но как я это сделаю, если мне и пяти минут спокойно подумать не дают?

Вытащил из нижнего ящика беруши. Они мешают думать, но не так, как ужасающий скрежет. Потрогал ухо, в котором неудачно поковырялся когтем – вроде зажило. Только поднес затычку, как из пола взмыло нечто в развевающихся лохмотьях.

Выронив беруши, я отскочил, врезался в стол, с края звонко посыпались пластины листов.

Нечто парило посреди лаборатории, из широких рукавов выглядывали пальцы в струпьях. Края капюшона колыхались, но под ними была лишь тьма.

– А?.. – выдохнул я, опуская руку, которой рефлекторно прикрылся.

Сиплый с присвистом замогильный голос пробрал до печенок:

– К вам министр внутренних дел. Требует срочной встречи. – Нечто поклонилось.

Внимательно его оглядев, уточнил:

– Привратный дух?

– Да, мой длор, – с присвистом, жалобно отозвался несчастный дух.

Мне стало страшновато за родной дом.

– Министр говорит, что вынесет ворота, – просвистел дух.

– А почему ты шепелявишь?

– Удивительно, что я говорить умею, у меня ведь даже головы нет. – Он стянул капюшон, под ним оказался сгусток черноты.

Из какого же странного мира явилась жена, если под ее влиянием нормальный, человеческого вида дух превратился в такое?

– Министр… – прошелестел несчастный привратник.

– Да-да, зови сюда, – кивнул я и почесал затылок.

Дух исчез.

Мой настойчивый гость не из тех, кого можно обмануть изображением бурной деятельности, ему нужен результат. Которого не было.

Но ведь попробовать стоит!

Быстро поднял с пола листы и снял с портального узла корпус.

Когда разящий меч империи, он же самый молодой в истории министр внутренних дел, он же длор Раввер Вларлендорский влетел в мою лабораторию, я с умным видом перерисовывал схему расположения в узле кристаллов накопителей и колб с активным раствором.

– Работаю, – не отрываясь от дела, сообщил я.

– Результаты? – леденящим кровь голосом спросил министр.

– Я бы пока не хотел их озвучи…

Его широкая ладонь накрыла лист с чертежом. На безымянном пальце хищно блестели острия и грани перстня на всю фалангу.

Вот так всегда – никакого уважения к труду ученых.

Поднял взгляд на бледное, будто вылепленное из гипса лицо в обрамлении длинных черных волос. Раввер до сих пор носил траур, подчеркивающий его подавляющую мрачность.

Сразу хотелось встать и отойти подальше. Но я откинулся на спинку кресла и честно сознался:

– Работа на стадии сбора данных. Выводов пока нет.

Дом душераздирающе заскрипел. Министр поднял взгляд к потолку, скривил тонкие губы. И неожиданно мягко признался:

– В прошлый раз было не так… шумно.

– Может, потому, что они иномирянки? Ты же видел, во что жена превратила моего привратного духа.

– Он мне не показался. – Министр разглядывал мою любимую коллекцию эмбрионов.

– Дух, выходи, – позвал я.

– А может, не надо? – просипел из стенки дух.

– Выходи, – строже повторил я.

Сначала из стены показалась стыдливо опущенная голова в капюшоне, затем тело в развевающихся лохмотьях. Страшные руки дух спрятал в рукавах.

Оглядев его, министр велел:

– Руки покажи.

Мой дух моментально их высунул. Да, умеет наш министр командовать. Он холодно сообщил:

– Мой стал таким же.

– Что? – спросили мы с духом одновременно.

Министр приблизился к нему, обошел вокруг и произнес:

– Мой привратный дух сейчас выглядит так же.

– Может, у них водятся такие существа? – протянул я.

– Без головы? – Дух стянул капюшон, чтобы напомнить о сгустке тьмы вместо черепа.

– А у моего там гадкая кишка с ртом на конце, – сказал министр и содрогнулся. – Но это не важно…

Он решительно прошел к моему столу и вскинул тонкую бровь. Пришлось вставать и нести стул из угла.

Хорошо еще, министр в это время не занял мое место, как он любил делать в детстве, когда приходил с дядей в гости. Уже тогда он грезил постом министра, за что и получил в кругу близких прозвище, позже ставшее служебным званием: министр.

С минуту он смотрел на меня таким взглядом, что я начал лихорадочно вспоминать, не натворил ли в ближайшем прошлом чего страшного. Ну, кроме того, что неудачно его женил и чуть не уничтожил наш остров.

– Скажи, этот твой магоед мог убить главу рода? – спросил министр.

– Мой?

– По форме вопроса понятно. Но хотелось бы уточнить: а здесь есть еще чьи-то магоеды?

Да это почти оскорбление!

– Таких создал только я. Что касается первого вопроса, то если большой стебель потеряет опору и упадет на главу рода, то, конечно, может убить. Да и сухие при падении могут убить, если угодят в висок, например, или если неожиданно испугают – от разрыва сердца даже глава рода не застрахован.

Министр чуть склонил голову и мрачно взглянул на меня исподлобья.

– Я не твое любимое научное собрание, давай обойдемся без превратных истолкований вопросов.

– Кто убит?

– Ты не сотрудник министерства внутренних дел и не имеешь права получать секретную информацию.

– Через пару часов я все равно узнаю, почему бы не сказать сейчас?

Министр смотрел на меня ледяным взором, и мое возмущение сменилось непривычной растерянностью.

– Министерство постарается сохранить это в тайне? Все настолько ужасно?

Он не ответил, но во взгляде что-то изменилось, и мне стало совсем не по себе. Всякие неприятные ощущения исчезли в бурной мыслительной деятельности. Я вычеркнул из списка подозреваемых в смерти находящихся за границей глав (если я правильно их помню) и самых ярких звезд столицы, исчезновение которых просто не скрыть, убрал занимающих министерские посты… И все равно оставалось много.

– Итак… – Министр побарабанил пальцами по столу (значит, сильно нервничает, хотя лицо, как обычно, маска спокойствия). – Мог ли магоед убить главу рода?

– Нет. Однозначно. Он поглощает магию, а не жизнь. Я трогал его сок, пробовал на вкус – для физического тела это безвредно не только в теории, – пояснил я, у министра дернулась губа. – Магоед не чувствует длоров, можно им хоть обмотаться – ничего не будет.

– А при попадании в кровь?

– Семечком? Корнем?

– И тем, и другим.

Всерьез задумался. Министр сверлил меня взглядом. Я стал размышлять вслух:

– Теоретически существует вероятность, что насыщенный магией организм длора покажется капсулам достаточно благоприятной средой для выброса корней. Но все семена я засеял лично.

– Надо же, – с обманчивой любезностью заговорил министр, – а кому-то говорил, что просто забыл рюкзак у соседа.

– Ну ты же меня знаешь, – развел руками.

– Лжешь как дышишь.

– Когда налетают с обвинениями, как-то само получается. Что касается корней… Они статичны. Даже дополнительные растут медленно, человек может спокойно увернуться. Нет, конечно, можно предположить, что некий глава рода споткнулся, стукнулся головой, потерял сознание и пропустил момент, когда на него наткнулись и проросли насквозь корни, но вероятность этого…

– В доме. Это произошло прямо в доме.

– У Сомсамычевых?

– Не у них.

Волосы вставали дыбом, горло сдавило, и голос стал тоньше, с хрипотцой:

– В доме? С активным источником? С его главой?

– Да.

Калейдоскопом закрутились мысли.

– Нет-нет, в доме такого случиться не могло! Активный источник защищает всю территорию рода, даже стены у Вериндера магоед до конца не преодолел. К тому же проникновение в дом значило бы и поглощение источника, а тогда стеблей было бы в разы больше. Так что нет, магоед тут ни при чем.

– Все поместье было в стеблях.

Замотал головой:

– Нет-нет! Если магоед свободно пророс на земле рода, значит, источник уже… – Я шумно вздохнул и изумленно уставился на министра.

Тот холодно, будто о погоде говорил, докончил:

– …уже был уничтожен.

Облокотившись на подлокотник, я обхватил губы пальцами, невидяще уставился перед собой.

Уничтожен один из активных источников. Немыслимо!

Министр снова побарабанил пальцами по столу.

– Знаешь, как мне ситуацию обрисовал следователь?

– Нет.

Министр прищурился:

– Некий молодой, склонный к эксцентричным выходкам длор, напившись, пришел к соседу похвастаться новым изобретением. Ситуация вышла из-под контроля, сосед погиб. И молодой длор засеял изобретением остров, отвлек внимание ученых длоров внезапным браком, тем самым создав себе алиби. А потом переложил вину на другого соседа, у которого якобы оставил это изобретение.

Кровь отлила от лица, я старался успокоиться, но подозрительно близко замаячила перспектива окончить дни под мечом палача. Я же полноправный глава рода, если меня признают виновным в убийстве длора, меня придется уничтожить, чтобы освободить место следующему главе.

– Послушай, я… – подался вперед, чувствуя, как сердце непривычно колотится у горла, и не зная, что сказать, кроме тривиального «не виноват».

– Я думаю, ты слишком прямолинеен и импульсивен для осуществления такого плана. По моему приказу следователь будет держать эту версию при себе, но… Он в нее верит, а когда человек во что-то верит, его разум начинает искать подтверждения и игнорировать противоречия. Поэтому существует большой риск, что со временем эта составленная из домыслов версия обретет фактическое подтверждение, и тогда уже, дорогой Лавентин, результаты расследования могут передать через мою голову.

Казалось, мир рухнул… Опять. Что-то последнее время он часто рушится.

– А если отстранить следователя? – Я поднял палец. – Заставить подписать магический контракт!

– Он уважаемый сотрудник полиции. Уволю его – и его версию будут копать с удвоенной силой. И он не длор, поэтому такой тонкий контракт умолчания с ним не подпишешь.

Наверное, я впервые не знал, что делать. От бессилия сжал подлокотники кресла.

Министр признался:

– Я считаю тебя безответственным, капризным ребенком. И, конечно, не могу доверять длору, которого исключили из Быкослова через две недели обучения.

– Три, – тихо поправил я. – Они меня после перекраски профессоров в зеленый еще неделю в карцере держали. Надеясь, что одумаюсь, а я им карцер разнес.

– Продемонстрировав свои преступные наклонности, что будет использовано против тебя в суде, – мрачно добавил министр, он же лучший выпускник двух курсов Быкослова, гордость и слава университета. И портрет его вывесили в галерее самых выдающихся студентов в год моего поступления (а я ему платье пририсовал). – Но вынужден признать: когда дело касается всяких магических штук, равных тебе нет. Поэтому… – Он вытащил из-за пазухи сложенный втрое лист. – Подписывай. Теперь ты внештатный сотрудник особого отдела министерства внутренних дел. Если подпишешь, конечно. А если нет… – Министр пожал плечами.

– А что, если нет?

Его взгляд недовольно сверкнул. Что, обычно не уточняют, что будет в случае отказа? Я удивленно приподнял бровь. Министр вздохнул:

– Тогда расследование проведет лишь подозревающий тебя следователь и его команда. Это же очевидно, разве нет?

– Ну мало ли, – пожал плечами. – Вдруг ты собирался меня на фронт отправить или еще что. В тюрьму там или на освидетельствование в дом для людей с отклонениями душевного состояния.

– Последнее, кстати, весьма заманчивый вариант. – Министр кивнул на контракт. – Подписывай.

Развернув бумагу, я пробежался взглядом по договору найма с условием неразглашения полученной на службе информации. Отрастив клык, надкусил подушечку безымянного пальца и, передернувшись, приложил кровоточащую рану к низу листа.

Контракт объяло зелено-голубым светом, который утонул во тьме магии министра. Я поднял на него вопросительный взгляд: это значило, что договор я подписал не с императорской семьей, как обычно происходит в таких случаях, а лично с ним. Складываемый контракт глянцево блеснул в цепких пальцах министра и исчез за пазухой.

Поднявшись, министр застыл, глядя на моих эмбриончиков. Бровь поползла вверх:

– Твою коллекцию засасывает.

Я оглянулся: тщательно подогнанные по цвету и размеру баночки вместе с полками втягивались в стену.

– А-а-а! – ринулся к ним, схватил, потащил к столу, побежал за следующими, поставил их на пол. – Помоги, помоги мне, – причитал я, вырывая банки из пасти размякшей стены. – Нет, только не шнюбубера!

– Как ты раздобыл эмбрион шнюбубера? – без малейшего сочувствия поинтересовался министр. – Они запрещены к хранению.

– Отец подарил. Помогай! – Я лихорадочно составлял банки на пол.

– Они и в пол проваливаются, – заметил министр. – Похоже, жене твоей они очень не понравились.

Двадцать две оставшиеся на полке банки продолжали втягиваться в стену, остальные проваливались в пол, точно в болотную трясину. Схватился за голову: вот она, супружеская жизнь, во всей красе! Так и знал! И не собирался показывать лабораторию жене!

– Стол, – подсказал министр.

Обернулся: да, стол не принадлежал дому, отец привез его из Черундии, там на рудниках трудился какой-то искусный столяр, вот и вырезал ему из каменного дерева. Банки с эмбриончиками стояли на нем незыблемо.

Перекинув портальный узел и бумаги на кресло, я начал переставлять банки на стол, сначала – последние с полок, потом – выдранные из пола. Понаблюдав, министр тоже принялся спасать моих эмбриончиков.

– Быстрее, нас ждут, – ворчал он (насколько может ворчать такая хладнокровная личность) и заставлял стол банками. – Ну и гадость!

На огромной столешнице места для всех не хватало, я готов был выть от отчаяния и не мог быстро определить, что спасать первым. Спасать надо все!

Банки встали во второй ряд.

Когда попытался соорудить третий, министр перехватил меня за запястья и заставил посмотреть на себя.

– Хватит. Иначе упадет и лишишься всех.

– Но… – С ужасом оглянулся на пропадавшие в полу эмбрионы.

– Потом с женой договоришься, чтобы вернула. – Министр развернул меня к выходу. – А сейчас быстро переодеваться – и на место преступления.

– А если не вернет? Если они там испортятся?

– Тем важнее быстро разобраться с делами, чтобы скорее начать ее уговаривать.

Прижимая баночки к груди, я поплелся за министром. Держать «эту гадость», пока я переодеваюсь, министр отказался, так что я просто надел свежий фрак и в обнимку с банками отправился на свою первую официальную государственную службу.