Миф о «крупнейшем в истории войн танковом сражение под Прохоровкой», вероятно, наиболее живучий из всех тех легенд о минувшей войне, что закрепились в нашем обществе за последние 70 лет. Несмотря на то что в начале 2000-х г. о боях у этой крохотной станции российскими учеными был опубликован ряд фундаментальных исследований, основанных на рассекреченных советских и трофейных документах, где дана обоснованная оценка их масштабу и значению для дальнейшего хода войны, он по-прежнему продолжает жить и внедряться в сознание поколения россиян уже XXI века. Причем тиражируется он не только в публицистических статьях не обремененных глубокими познаниями нашей истории журналистами, но и в книгах, выпускаемых государственными учреждениями культуры. В подобного рода трудах бой четырех корпусов 5-й гв. танковой армии с двумя моторизованными дивизиями СС по-прежнему именуется не иначе как «самое крупное во всей истории Второй мировой войны встречное танковое» и даже «решающим сражением Великой Отечественной». При этом авторы не без основания утверждают, что их «литературно-мемуарные творения рождались не на пустом месте, а… опирались на исторические события, раскрытые в книгах ранее живущих писателей, трудах литературоведов».

Действительно, процесс возникновения и формирования мифа длился несколько десятилетий и уходит своими конями в лето 1943 г. Однако проследить эту «технологическую цепочку» историкам долгое время не удавалось. Лишь недавно, в 2011–2012 гг., после рассекречивания в ЦАМО РФ ряда документальных фондов такая возможность появилась.

Ключевым пунктом легенды о Прохоровке стал масштаб сражения. Согласно устоявшейся в советской историографии точки зрения, 12 июля 1943 г. у станции столкнулись во встречном сражении две танковые группировки общей численностью от 1200 до 1500 бронеединиц. Как и у большинства исторических легенд, прародителями ее стали непосредственные участники тех событий. Точнее, командующий 5 гв. ТА генерал-лейтенант П.А. Ротмистров и его штаб. Именно отчетные материалы управления гвардейской армии о летних боях 1943 г., а также книги и брошюры Павла Алексеевича, вышедшие после войны, легли в ее основу. Обратимся к архивным источникам.

Первым официальным документом, в котором была указана численность немецкой бронетехники, противостоявшей 5 гв. ТА под Прохоровкой (в двух районах, где действовали ее войска), стало донесение разведывательного отдела (РО) штаба Воронежского фронта «Данные о действиях противника за 12.7.1943 г.» за подписью начальника его информационного отделения подполковника Машкова. Сведения, включенные в него, в течение всего дня боев фронтовые разведчики скрупулезно собирали путем наблюдения за полем боя, опроса пленных и личным сбором информации в подразделениях первой линии. «Противник, – указывается в донесении, – до трех полков мотопехоты, при поддержке до 250 танков танковых дивизий «Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мертвая голова» с рубежа Прелестное – Ямки и до двух мотополков с группой танков до 100 единиц с рубежа Кривцово – Казачье – перешли в наступление в общем направлении на Прохоровку, стремясь окружить и уничтожить части 69-й армии». Если сравнивать эти цифры с реальными данными о наличии танков, которые были в дивизиях 2 тк СС, действовавших с рубежа Прелестное – Ямки (юго-западнее станции), и 3 тк – рубеж Кривцово – Казачье (южнее), то следует отметить: фронтовая разведка сработала успешно. Вечером 11 июля во 2 тк СС числилось в строю 297 бронеединиц (239 танков и 58 штурмовых орудий), а в трех дивизиях и 503-м отдельном тяжелом танковом батальоне 3 тк – 119 (100 танков и 19 штурмовых орудий). Хотя, как удалось установить в ходе анализа архивных источников в российских и западных архивах, непосредственно для отражения удара корпусов 5-й гв. ТА командование корпуса СС задействовало всю бронетехнику мд СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Дас райх», а из мд СС «Мертвая голова» не более 30–35 танка и штурмовых орудий из имевшихся 122. (подробнее см. табл. 21). Остальные находились в излучине р. Псёл, в полосе соседней 5 гв. армии.

Уже после окончания оборонительной операции, 24 июля 1943 г., член Военного совета фронта генерал-лейтенант Н.С. Хрущев включил данные РО в свое донесение «О танковом сражении 12 июля 1943 года в районе Прохоровки Курской области», адресованное лично И.В. Сталину. Тем самым подтвердив их достоверность.

Как уже отмечалось выше, командарм П.А. Ротмистров в течение 12 июля 1943 г. ввел в бой юго-западнее станции из 18 тк (149 танков), 29 тк (199 танков и 20 сау), 2 тк (52), 2 гв. тк (94) и южнее части и соединения передового отряда армии, 2-го гв. танкового 5-й гв. механизированного корпусов (всего 148 танка и 10 сау). Следовательно, на ставшем впоследствии знаменитом «танковом поле» юго-западнее Прохоровки в этот день действовало 514 советских танков и самоходных артустановок (сау) против 210 немецких танков и штурмовых орудий, а южнее станции – 158 танков и сау против 119 танков и штурмовых орудий. Следовательно, в общей сложности в двух районах под Прохоровкой непосредственно в боевых действиях в течение дня участвовала 1001 единица бронетехники, 672 и 329 соответственно, из примерно 1100, которые противоборствующие стороны имели в строю утром 12 июля.

Однако не эти достаточно значительные цифры стали достоянием советской общественности и легли в основу истории Курской битвы и войны в целом, а иные, подготовленные командованием 5 гв. ТА на основе предположения ее командующего и ошибочных данных разведки. В «Отчете о боевых действиях 5 гв. ТА за период с 7 по 24 июля 1943 г.» (далее – «Отчет…»), утвержденном 30 сентября 1943 г. командармом П.А. Ротмистровым и первым членом Военного совета генерал-майором П.Г. Гришиным, отмечалось, что в полосе наступления основных сил армии (юго-западнее Прохоровки) «развернулось необычное, по своим масштабам, танковое сражение, в котором на узком участке фронта с обоих сторон участвовало более 1500 танков, громадное количество артиллерии всех видов и назначений, минометов и авиации».

Складывалась эта цифра из следующих данных. По мнению начальника штаба армии генерал-майора В.Н. Баскакова и начальника оперативного отдела полковника М.Ф. Белозерова, которые и подписали «Отчет…», готовясь к удару на Прохоровку, немцы сосредоточили на этом направлении: с юго-запада – семь танковых и четыре пехотных дивизии, а также две танковые и одну моторизованную – с юга, которые располагали в общей сложности до 1000 танков. При этом непосредственно против 5 гв. ТА якобы действовали шесть танковых дивизий, располагавших 700–800 боевыми машинами.

Удивляет перечень немецких соединений, приведенных в «Отчете…», которые якобы были развернуты у станции. В группу «сосредоточенных для удара на Прохоровку» офицеры штаба 5 гв. ТА отнесли все соединения 48 тк, которые наступали на Обоянь и западнее от нее (и никогда не были под Прохоровкой), а также все три дивизии (16 мд, 17 тд и тд СС «Викинг») 24 тк генерала В. Неринга, резерв командующего ГА «Юг» генерал-фельдмаршала Э. фон Манштейна, которые в ходе операции «Цитадель» не использовались. Столь же существенные нестыковки обнаруживаются и с дивизиями, отнесенными к группе – «действовавшие непосредственно против 5 гв. ТА». Например, в документе отмечено, что мд «Великая Германия» участвовала в наступлении на станцию, хотя в действительности она действовала вдоль Обоянского шоссе, т. е. 35 км западнее Прохоровки, и никогда ее части перед фронтом 69А или 5 гв. ТА не отмечались.

Что это – непрофессионализм офицеров штаба или намеренное искажение фактов? Как свидетельствуют документы, обнаруженные мной в ЦАМО РФ, и то и другое. К работе советской тактической и оперативной разведки всегда было много нареканий. Например, одной из главных причин неудач наступления Красной Армии в юго-западном направлении советско-германского фронта в феврале – марте 1943 г. явилась слабая работа разведки. Не случайно уже 19 апреля 1943 г. И.В. Сталин подписал специальный приказ о ее укреплении и повышении эффективности работы. В ходе летних боев 1943 г. в разведорганах войск Воронежского фронта проявился ряд существенных проблем. Главными недостатками были: низкая профессиональная подготовка офицеров, поверхностный анализ и обобщение поступавшей информации, а также склонность ее руководителей к перестраховке и преувеличению силы противника. Однако по сравнению с армейскими, фронтовые разведчики работали значительно эффективнее и точнее.

Не была исключением и разведка 5 гв. ТА. Вот лишь один пример. По данным ее штаба к исходу 12 июля: «На южном участке (южнее Прохоровки. – З. В.) действуют 19 и 7 тд противника и вновь подошедшая 6 тд, всего 400–600 танков». Эти данные были продублированы в 15.35 14 июля полковником Ф.М. Белозеровым в донесении в штаб фронта. Такого количества бронетехники не было не только в указанном районе, но и во всей армейской группе «Кемпф», которая действовала на всем корочанском направлении. На 6.00 14 июля в АГ «Кемпф» было всего 82 танка без учета 505 оттб, численность которого колебалась от 6 до 10 «Т-6». Причем наиболее боеспособная 7 тд (в строю 40 танками) не была нацелена на Прохоровку, она действовала в направлении г. Короча, а двигавшаяся с юга к станции 19 тд располагала лишь 28 боевых машин. В полдень 13 июля 1943 г. во время переговоров с П.А. Ротмистровым Н.Ф. Ватутин выразил сомнения в правдивости этих данных: «В отношении Ваших соображений и оценки на южном участке: вряд ли противник успел сосредоточить туда такое большое количество танков, как Вы доложили».

Понимая, что его штаб явно завысил данные, командарм попытался направить недовольство командующего фронтом на соседей. «На юге захваченными документами и пленными установлены две танковые и одна пехотная дивизии, – отвечает Ротмистров, – всего, я считаю, там может быть танков не свыше 300–400. Группировку танков в поселках и их число мне дала авиация, поэтому, очевидно, и получилось преувеличение танковых сил противника, если считать по данным авиации». Вот так обстояло дело с подсчетом немецкой бронетехники в советских штабах под Прохоровкой: в донесениях писали одно, а если вышестоящее командование сомневалось – говорили совсем другое, а как же было в действительности – никто не знал. Именно на этой почве, сдобренной догадками, предположениями, да и просто откровенными выдумками, и будет расти легенда о тысячах танков, столкнувшихся под Прохоровкой.

Как мне рассказывали офицеры – ветераны войны, численность вражеской бронетехники на каком-либо направлении советская сторона подсчитывала двумя способами. Во-первых, по номерам выявленных дивизий (документами, пленными, радиоперехватом): умножали их количество на штатную численность – 200 танков, а укомплектованность уже участвовавших в сражениях уменьшали на 10–15 за каждый день боя. Но в июле 1943 г. еще не было точно известно, что немцы перевели штаты танкового полка танковой дивизии из трехбатальонного состава (200 танков) на двухбатальонный (166). Как удалось выяснить, первые ориентировки по этому вопросу штаб БТ и МВ Красной Армии разослал фронтам только в августе 1943 г. Во-вторых, штабы наземных войск в основном ориентировались на авиаразведку, и уже свои цифры сверяли с ее данными, которые также нередко были ошибочными. С высоты, при задымлении и плотном огне ПВО все: и танки (стоящие, подбитые), и транспортеры с боеприпасами, и сау, казались бронетехникой. Были случаи, особенно когда линия фронта была нестабильной, советские самолеты – разведчики по ошибке залетали на свою территорию и вместе с немецкой считали и собственную технику, относя ее к вражеской. Об этом мне рассказывали ветераны 2-й воздушной армии, участники Курской битвы.

Кроме того, между РО армий Воронежского фронта не был должным образом налажен обмен информацией. Если бы армейские управления работали как положено, то командование 5 гв. ТА знало бы, что 6 тд ниоткуда не подходила (как указано в цитировавшемся выше донесении), а с 6 июля 1943 г. действовала против 7 гв., а затем и 69А. И имела она утром 14 июля всего 14 танков. В то же время нельзя не отметить важное обстоятельство, которое всегда влияло на боевую работу: завышенные данные были выгодны нашим генералам. Плохую организацию боя, неустойчивость войск, да и просто ошибки они списывали на превосходством неприятеля, в первую очередь в бронетехнике.

Но вернемся к подсчету немецких танков южнее Прохоровки. 15 июля 1943 г., когда основные события у станции уже произошли, советская инженерная разведка раскрыла военную хитрость врага. Штаб 69А доносил, что противник «…применяя вместо настоящих танков макеты и создает в районе Верхний Ольшанец, Раевка, Ольховатка ложное сосредоточение танков. Данные немедленно были сообщены зам. начальника штаба фронта по разведке». Таким образом, летчики 2ВА, доносившие П.А. Ротмистрову, что южнее Прохоровки находятся до 600 немецких танков, посчитали, в том числе и их деревянные макеты.

Тем не менее в обнаруженных в ЦАМО РФ документах 5 гв. ТА за 13–16 июля численность группировки врага южнее Прохоровки оценивается, как и предположил П.А. Ротмистров 13 июля в разговоре с Н.Ф. Ватутиным – 300 танков, хотя их там было в три раза меньше. Четкого объяснения этой цифре офицеры штаба армии не дают, но указанные в «Отчете…», якобы наступавшие с юга 16 мд, 17 тд и тд «Викинг», вероятно, должны были эту версию подтвердить. В практике работы советских армейских штабов существовало твердое правило: если нет пленных или документов, присутствие того или иного вражеского соединения перед фронтом своих войск считать лишь предположением. Ни одна из перечисленных дивизий 24 тк в период оборонительных боев не была зафиксирована объективными средствами контроля не только перед 5 гв. ТА, но и другими войсками фронта. Фронтовая радиоразведка 12 июля однажды перехватила работу радиостанции 16 мд в районе Яковлево. Но это не являлось очевидным подтверждением ее присутствия. Действительно, опергруппа этого соединения действовала здесь для подготовки ввода ее в бой, но изменившаяся обстановка нарушала планы врага. Поэтому появление в полосе обороны Воронежского фронта всех трех дивизий корпуса Неринга так и осталось предположением. Командование 5 гв. ТА знало об этом, но тем не менее включило их в свой отчет о сражении под Прохоровкой, для придания ему масштаба. Этот факт, как и утверждение П.А. Ротмистрова о действии против его армии мд «Великая Германия» и 11 тд, с полной уверенностью можно отнести к сознательному мифотворчеству командарма.

А теперь вновь обратимся к «Отчету…», чтобы выяснить, какое же количество техники 5 гв. ТА, по мнению генерала В.Н. Баскакова и его подчиненных, противостояло немецкому бронированному кулаку из 700–800 боевых машин 12 июля. «Всего армия с приданными корпусами (2 тк и 2 гв. тк. – В. З.) имела 793 танка», – пишут они. Проведенный мной анализ донесений частей и соединений дает иную цифру – 833 исправных бронеединицы. Но упрекать составителей документа не следует. Погрешность незначительная и, вероятно, связана с несовершенством учета бронетехники, идущей из ремонтных служб в войска, а также танков, подходящих с марша в район выжидательных позиций армии. Напомню, переброска 5 гв. ТА из Воронежской области под Прохоровку проводилась с 6 по 11 июля 1943 г. включительно.

Следовательно, если сложить обнаруженные (непонятно где) штабом Ротмистрова 800 немецких танков с таким же числом боевых машин его армии (793) и отнять примерно 100 танков, направленных им утром 12 июля 1943 г. на юг, для блокирования прорыва 3 тк, то получатся указанные в «Отчете…» 1500 боевых машин. При этом следует обратить внимание на важную деталь: если по данным РО фронта и докладной Н.С. Хрущева почти 1000 танков вели боевые действия под Прохоровкой в двух районах, расположенных один от другого на расстоянии 18–20 км, то штаб 5 гв. ТА свел все 1500 танков в одно место, на небольшое поле (примерно 5?12 км) юго-западнее станции густо изрезанное глубокими, непроходимыми для бронетехники, оврагами.

Так возникли две версии о численности бронетехники, участвовавшей в сражении 12 июля 1943 г., назовем их «фронтовая» и «армейская». Но если первая возникла естественным путем и отражала реальную действительность боя, то причина появления второй не совсем ясная. Зачем командованию 5 гв. ТА понадобилось через 2,5 месяца раздувать масштаб сражения и указывать немыслимое число танков там, где их не могло быть? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вкратце коснуться обстановки, сложившейся после Прохоровского сражения.

Как уже отмечалось, контрудар войск Воронежского фронта 12 июля 1943 г. поставленных задач не решил, а ударное объединение – армия Ротмистрова – примерно за 10–11 часов непрерывного боя понесла очень большие потери – более 50 % техники, введенной в бой. А к завершению оборонительной операции, 16 июля 1943 г., она оказалась фактически обескровлена: только сгоревших числилось 323 танка и более сотни машин находилось в ремонте. Для выяснения причин столь высоких потерь из Москвы прибыла комиссия во главе с секретарем ЦК ВКП (б) Г.М. Маленковым. Расследование продолжалось примерно две недели, затем ее выводы легли на стол И.В. Сталину. Ставился вопрос об отстранении командарма от должности и придании суду. Судьба Павла Алексеевича висела на волоске до конца июля, когда стараниями начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза А.М. Василевского гнев Верховного Главнокомандующего удалось отвести от него, а в конце августа командарм был удостоен ордена Кутузова I степени за участие в Курской битве. Тем самым вопрос, как оценивать события под Прохоровкой, фактически решился: считать сражение победоносным, на потерях внимание не акцентировать. Опираясь на эту оценку в начале сентября 1943 г., Военный совет армии утвердил первые наградные листы воинам, отличившимся под Прохоровкой, т. е. через 2 месяца после совершения подвига! Даже по меркам войны затяжка существенная и она еще раз свидетельствует о непростой ситуации, которую в июле – августе командованию армии удалось пережить.

В это же время в августе был подготовлен и упоминавшийся выше «Отчет…». Он имел два варианта, предварительный, который был направлен в штаб командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии, и окончательный, утвержденный 30 сентября 1943 г. Принципиального различия в них, относительно рассматриваемого вопроса, нет. Первый был лишь более кратким. Это типовой для штаба армии документ, который готовился оперативным отделом после завершения определенного периода боев. Его главная задача: обобщить опыт, выявить новые приемы и методы борьбы противника и довести вышестоящему командованию предложения по совершенствованию боевой работы войск. Вместе с тем он являлся уникальным способом, позволявшим командованию корпусов и армий, не опасаясь резкой критики и тем более последствий (данные, включенные в него непосредственно уже влиять на боевую работу не могли), представить свои войска (а значит, и себя) в лучшем свете перед вышестоящим командованием и «поставить дымовую завесу» над просчетами и ошибками, допущенными в это время. За многолетнюю работу в ЦАМО РФ мне довелось познакомиться с несколькими десятками таких документов, значительная часть из них – яркий образец тщеславия и изощренного вранья!

Все это было и в отчете 5 гв. ТА, но в меру. Ее командование тоже попыталось использовать этот документ как канал информации для того, чтобы сгладить негативное впечатление от контрудара под Прохоровкой и еще раз подчеркнуть перед вышестоящим руководством заслуги своих войск. Но не простым перечислением сотен подбитых танков и тысяч уничтоженных немецких солдат, как делали другие, а созданием образа грандиозного сражения, в котором армия разгромила небывалую по численности танковую группировку врага. Поэтому не случайно в «Отчете…» дважды упоминается цифра 1500 танков. Первое упоминание я цитировал выше, а второе – в разделе «Выводы», хотя оно было там явно не к месту. Причем, чтобы еще раз подчеркнуть масштаб происшедшего под Прохоровкой, офицеры штаба использовали не обычную для военных лаконичную лексику, а слова и выражения из арсенала органов пропаганды: «12 июля с.г. произошло величайшее в истории Отечественной войны танковое сражение, в сквозной атаке которого участвовало до 1500 танков с обеих сторон. Нанеся огромный урон противнику в людях и технике и задержав дальнейшее продвижение врага, частям армии пришлось в течение некоторого времени вести оборонительные бои». В целом же документ хотя и трудно назвать информативным, но он вполне соответствовал предъявлявшимся в то время требованиям, без явных перекосов и откровенных славословий. Это и понятно, для составителей было важно, чтобы профессионалы из штаба БТ и МВ Красной Армии, которые будут с ним знакомиться, восприняли прежде всего главную мысль – «армия понесла огромные потери не из-за ошибок командования, а потому, что участвовала в небывалом сражении и победила». А для этого необходимо, чтобы эта идея не потерялась в массе другой информации, была рельефно обозначена и проходила красной линией от начала и до его завершения.

Но почему именно «армейский» вариант, а не «фронтовой» был принят за основу советскими историками? Сработала военная система делопроизводства, с характерными для нее секретностью и особыми требованиями к документообороту. Донесения РО фронта и докладная Н.С. Хрущева, как документы, подготовленные штабами более высокого уровня (нежели «Отчет…»), а главное, иного характера – оперативные, да к тому же имевшие гриф «Секретно» и «Совершено секретно», осели на полвека в военном архиве. Документальные фонды штаба Воронежского фронта в ЦАМО РФ, где хранилось донесение РО, были открыты в 1993 г., а письмо И.В. Сталину опубликовано впервые в открытой печати лишь в 2007 г. «Отчет…» из армии Ротмистрова поступил в штаб командующего БТ и МВ Красной Армии уже в августе 1943 г. в отдел по изучению и использованию опыта Отечественной войны. Эти структуры были сформированы в штабах Красной Армии в 1942 г. для обобщения, изучения и доведения до командного состава действующей армии успешных приемов и методов ведения боя и управления войсками. Офицерам, служившим в них, предписывалось на основании отчетов соединений и объединений готовить аналитические материалы для дальнейшего использования их в статьях, публиковавшихся в журналах родов войск и сборниках по использованию опыта войны Генштаба РККА, а также в военных академиях для подготовки лекций и семинаров.

В конце августа заканчивался летний период боев, и штаб БТ и МВ КА был обязан оперативно проанализировать опыт боевой работ войск и напечатать эти материалы в военных журналах, в том числе и в «Сборнике Генштаба по изучению опыта войны» («Сборник…»). Поэтому 10 сентября 1943 г. начальник отдела по изучению и использованию опыта Отечественной войны в штабе БТ и МВ РККА полковник Г. Сапожков направляет начальнику одноименного отдела Генштаба генерал-майору П.П. Вечному для публикации две статьи, в том числе и материал «Июльская операция 5-й гвардейской танковой армии на Белгородском направлении». В ее основу лег «Отчет…» генерал-майора В.Н. Баскакова, из него в статью перекочевала и цифра 1500 танков. А чуть позже, 31 октября 1943 г., генерал П.П. Вечный этот же материал и черновой вариант статьи полковника Гончарова «Танковые войска в современной оборонительной операции», в которой тоже использовались данные «Отчета…» о боях под Прохоровкой, направил заместителю начальника Военной академии бронетанковых и механизированных войск, где готовили старший командный состав танковых войск Красной Армии для использования на кафедре высших соединений.

Генерал-лейтенант П.П. Вечный (ЦАМО РФ)

Все перечисленные работы были напечатаны в 1944 г. Следует подчеркнуть, что при подготовке публикаций редакция «Сборника…» отнеслась к статистическим данным о численности бронетехники в бою под Прохоровкой с осторожностью. В основной статье «Танковые войска в обороне Курского плацдарма», размещенной в Выпуске 11 (март – апрель 1944 г.), не содержалось общей цифры советских и немецких танков, принимавших участие в боях 12 июля, и упоминания о «величайшем сражении». Однако именно эта работа стала важнейшим «кирпичиком» будущего мифа. В ней цифра «1500» была разбита на две части и повторены те же небылицы из «Отчета…» о действии под Прохоровкой 17 тд и еще 168 пд. В начале раздела «Боевые действия 5-й гвардейской танковой армии» указано, что к утру 12 июля немцы имели западнее станции четыре танковых и одну пехотную дивизию, в которых насчитывалось более 600 танков, в том числе «тигров» и неизвестно откуда взявшихся «фердинандов», а 5 гв. ТА располагала 793 машинами. Таким образом, авторы недвусмысленно давали понять читателю, что 12 июля западнее Прохоровки (на «танковом поле») столкнулись две группировки общей численностью более 1400 бронеединиц. Со временем в открытой печати эта цифра приобрела «стройность», превратившись в 1500 танков.

И хотя «Сборники…» не поступали в широкую продажу и в публичные библиотеки, информация, подготовленная лишь для высшего командного состава армии, стала доступна более значительной аудитории – практически всем старшим офицерам и генералам. Таким образом был создан фундамент для формирования того масштабного мифа о величайшем танковом сражении, со сквозными атаками, бесчисленными таранами и терриконами подбитой и уничтоженной немецкой бронетехники, которым в послевоенные десятилетия потчевали страну советские историки и средства массовой информации.

Полковник Г.Я. Сапожков (ЦАМО РФ)

Рассчитывало ли тогда командование 5 гв. ТА на то, что эта цифра станет столь востребованной и будет использована так широко? Думаю, нет, вначале задача была сугубо утилитарная, и лишь потом, после войны, пришло осознание выгодности ситуации. Поэтому генералы, причастные к сотворению легенды, начали настойчиво ее поддерживать и популяризировать в своих книгах, статьях, выступлениях лишь с конца 1950-х. гг.

Корреспондент «Красной Звезды» майор К.И.Буковский (крайний справа) на КП 17 гв. стрелкового корпуса. Центральный фронт, сентябрь 1943 г. (РГАКФД).

Могли ли офицеры Генштаба и штаба БТ и МВ перепроверить информацию о 1500 танках и пресечь ее распространение? Да, могли, причем без особых усилий. В Генштабе в это время существовала «Группа офицеров Генштаба Красной Армии при штабах армий и фронтов», ее сотрудники контролировали выполнение приказов войсками действующей армии, выявляли случаи неправильного ведения боя и использования войск, намечавшиеся негативные тенденции и информировали об этом руководство Красной Армии специальными записками и отчетами. Эти документы не подвергались цензуре и направлялись непосредственно от офицера-составителя в три адреса: командованию армии или фронта, где он был прикреплен, руководителю группы офицеров Генштаба в войсках фронта и начальнику Генерального штаба. В начале августа 1943 г. такой отчет поступил в Москву и от майора Черник, офицера Генштаба при штабе 5 гв. ТА. По объему он был больше отчета генерала В. Н Баскакова и значительно информативнее с точки зрения обобщения опыта боев. Его автор тоже дает высокую оценку действиям войск Ротмистрова и результатам боевых действий 12 июля 1943 г., но ни о каком грандиозном сражении с привлечением 1500 танков там не упомянуто. Этот материал были доступен всем сотрудникам Генштаба, в том числе и отдела генерала Вечного. Его также могли запросить и подчиненные полковника Г. Сапожкова. Но, к сожалению, в их обязанности не входило перепроверять данные, присланные из армий и фронтов. Информация из этих документов априори считалась правдивой и сразу использовалась в дальнейшей работе. Хотя другие отделы, напрямую связанные с действующей армией, часто перепроверяли донесения из войск, справедливо полагая, что в столь важном деле, как сбор информации, контроль излишним не бывает.

Я далек от мысли, что все офицеры, использовавшие материалы «Отчета…» 5 гв. ТА, знали, что данные из него не соответствуют действительности. Тем не менее отсутствие «фильтра» для отсева всякого рода непроверенной информации в отделах полковника Сапожкова и генерала Вечного снижало ценность разработок его сотрудников и явилось одной из главных причин продвижения мифа в научную среду (в академию БТ и МВ) и средства массовой информации (сначала военные, затем гражданские).

Не менее интересной оказалась и технология внедрения мифа в широкие массы. Первыми историографами и Курской битвы, и Прохоровского сражения следует считать советских военных журналистов. Уже во второй половине июля 1943 г., после срыва операции «Цитадель», в центральных газетах появились очерки и статьи на эту тему участников и очевидцев боев. Их авторы в основном описывали отдельные сражения и бои, героизм советских воинов, а также пытались обобщить некоторый опыт, полученный войсками. Особо следует остановиться на статье «Прохоровский плацдарм» (см. «Приложение. Документ 7») военного корреспондента майора К.И. Буковского напечатанной 29 июля 1943 г. в «Красной Звезде». Во-первых, в ней впервые в открытой печати было рассказано о событиях у затерянной на просторах Центрального Черноземья крохотной железнодорожной станции, ставшие впоследствии символом мужества и трагизма. Во-вторых, она стала одним из важных источников распространения мифа о Прохоровке. Автор не участвовал непосредственно в этом сражении, вся изложенная им информация была почерпнута в основном из общения с командованием 5 гв. ТА, высокопоставленными политработниками и офицерами ее штаба. Поэтому главные тезисы статьи, составившие впоследствии каркас легенды о Прохоровком танковом сражении, почти в точности повторяют мысли из послевоенных книг и статей П.А. Ротмистрова и его соратников. Главные: армия сосредоточилась скрытно, враг не ожидал столь мощного удара, атака наших танкистов оказалась сквозной, сражение стало небывалым по размаху, «определившим собой провал всего июльского наступления немцев на белгородско-курском направлении». После окончания боевых действий прошло лишь две недели, только завершила свою работу комиссия Г.М. Маленкова, расследовавшая высокие потери танкистов, вероятно, поэтому еще не все аспекты мифа были отточены. Например, в статье представлены не столь фантастические цифры численности немецких танков, участвовавших в якобы лобовом столкновении 12 июля 1943 г. (всего около 400), указаны очень скромные (почти реальные) потери немцев (свыше 100 боевых машин) и главное – сражение у Прохоровки названо лишь «одним из крупнейших в этом году». Напомню, что в направленном в Москву буквально через несколько дней отчете штаба 5 гв. ТА будут указаны совершенно иные данные: в бою участвовало 700 немецких танков, потери врага поднялись от 350 до 400, а бой 12 июля стал «величайшим сражением в истории отечественной войны».

Подполковник И.М.Маркин (ЦАМО РФ)

В ряде публикаций, а также на интернет-форумах часто встречается утверждение о том, что широкая советская общественность узнала о Прохоровке только через 10 лет, из книги полковника И.И. Маркина «Курская битва», вышедшей в 1953 г. Однако это не совсем так. Первой работой, ставшей доступной гражданской аудитории, в которой довольно подробно излагался ход Курской битвы, в том числе и события под Прохоровкой, стала небольшая книга (можно сказать брошюра) группы военных историков Генштаба «Битва под Курском. Краткий очерк», опубликованная в 1945 г. тем же Военным издательством Народного комиссариата обороны (Воениздат), который чуть позже выпустит в свет работу И.И. Маркина. Это исследование было рассчитано на широкую аудиторию и имело достаточно большой тираж. И сегодня с ним можно свободно ознакомиться не только в столичных, специализированных, но и областных публичных библиотеках России. В его основу были положены все те же материалы, подготовленные офицерами отделов по изучению и использованию опыта войны, в том числе и о действиях 5 гв. ТА в июле 1943 г. Поэтому немудрено, что сражение в районе Прохоровки оценивалось в нем как «невиданное по своему размаху», в котором участвовало 1500 танков.

Книга И.И. Маркина «Курская битва» 1953 г. издания не несла ничего принципиально нового. Подготовленная на скудной базе пропагандистских источников, таких как статьи из газеты «Правда», сборник И.В. Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза» и т. д., она почти полностью повторяла работу офицеров Генштаба, со всеми ее ошибками и преувеличениями в оценках отдельных событий. Главной ее особенностью было то, что благодаря ее появлению миф о грандиозных событиях под Прохоровкой вышел на всесоюзную читательскую аудиторию, что позволило впоследствии придать ему статус официальной точки зрения. Тем не менее эта работа явилась заметным событием в общественной жизни страны. В это время библиография о Курской битве была очень скудной, архивы для исследователей закрыты, поэтому информация из него имела широкое распространение. Приведенные автором данные использовались и в научной, и в мемуарной литературе, а также в газетных и журнальных публикациях. Особенно в преддверии праздников и знаменательных дат.

Исследователи редко обращают внимания на второе, переработанное издание труда И.И. Маркина, вышедшее в 1958 г., а ведь это была совершенно иная книга. Работа почти в два раза увеличилась в объеме и существенно изменилась по содержанию. Ее отличительной особенностью и в то же время сильной стороной стало привлечение автором архивных советских боевых и трофейных документов. А также использование при изложении хода боевых действий в районе Курска и особенно их итогов, информации из мемуаров немецких генералов и фельдмаршалов. Для того времени этот подход был новаторским. Кроме того, в этом издании была еще одна очень важная особенности. С середины 1950-х гг. в военно-научной среде сторонников критического подхода к официальной оценке сражения за Прохоровку и численности бронетехники, участвовавшей в нем, становилось все больше. И.И. Маркин эту тенденцию учел и удалил пассаж о 1500 танков из своей работы, что ясно показало – автор не был склонен к тиражированию мифов и искренне стремился к научному подходу при разработке данной темы. Даже если была опасность навлечь на себя гнев участников сражения, которые в то время занимали в Вооруженных Силах СССР высокие посты.

Важным этапом в развитии легенды стал 1960 г. В это время выходят из печати воспоминания П.А. Ротмистрова о его участии в боях под Прохоровкой, в которых фигурировали данные из того самого «Отчета…» его штаба. Авторитет маршала был высок, поэтому, хотя его книга, по сути, была брошюрой в несколько десятков страниц, она существенно укрепила легенду о «величайшем Прохоровском сражении» и дала новый толчок к ее распространению. Воспоминания быстро были включены в пропагандистскую систему СССР и начали широко печататься во всесоюзных журналах и сборниках воспоминаний участников Курской битвы, которые активно готовились к изданию в преддверии 20-й годовщины событий на Огненной дуге. Авторы – составители отдельных книг не смогли соблюсти чувство меры. В одних и тех же изданиях по несколько раз повторялись «панегирики» сражению под Прохоровкой. Оно называлось «небывалым по масштабу», «крупнейшим в истории Второй мировой войны» и обязательно «в нем участвовало более 1500 танков и самоходных артустановок». Поэтому не случайно, когда встал вопрос об освещении событий 12 июля 1943 г. в очередном томе «Истории Великой Отечественной войны» его редакция использовала наряду с материалами отдела генерала П.П. Вечного, публикациями второй половины 1940-х и 1950-х годов и воспоминания П.А. Ротмистрова. Причем, как мне рассказывал Г.А. Колтунов (член авторского коллектива), для редколлегии шеститомника было очень важно, что информация из всех трех групп источников совпадала в главном – в оценке сражения и в них фигурировала одна и та же цифра – 1500 танков. Это тогда было расценено как подтверждение ее правди– вости.

Таким образом, миф, созданный штабом 5 гв. ТА в 1943 г., пройдя за 20 лет через основные каналы массовой информации СССР (сборник по обобщению опыта войны Генштаба, лекции в академии БТ и МВ, книгу группы офицеров Генштаба, публикации в гражданских средствах массовой информации и в мемуарной литературе), несколько подправленным был включен в третий том «Истории Великой Отечественной войны». Тем самым получил статус официальных данных. Поправки были несущественными. Вместо «величайшего в истории Отечественной войны» бои 12 июля назвали скромнее – «одно из самых напряженных танковых сражений Великой Отечественной войны», при этом цифра 1500 танков и самоходных орудий осталась неизменной.

Если до этого момента в среде военных историков, преподавателей военных академий были сомнения в подлинности этой цифры (в неофициальной обстановке на эту тему велись жаркие споры), то теперь опровергать ее было бесполезно и небезопасно для карьерного роста. Однако к концу 1950-х г. сложилась неформальная группа высокопоставленных военных, которым не нравилась активность П.А. Ротмистрова и его сторонников по возвеличиванию командования 5 гв. ТА в сражении под Прохоровкой таким сомнительным способом как навязывание обществу дутых оценок и цифр. Например, как уже упоминалось выше, Маршал Советского Союза Г.К. Жуков вообще считал, что 12 июля 1943 г. у станции чего-то очень значимого, повлиявшего на результаты войны, не происходило. Он утверждал, что второстепенные и по размаху, и по масштабу боевые действия получили столь широкую известность лишь стараниями П.А. Ротмистрова, и призывал его быть скромнее. Довольно резкую отповедь бывшему командарму маршал включил даже в книгу своих мемуаров, хотя цензура ее и не пропустила. Выброшенный тогда текст был опубликован в десятом (дополненном по рукописям автора) издании его книги воспоминаний. Другие генералы действовали дипломатичнее, но не скрывали своего отрицательного отношения к подобному мифотворчеству. Это были уважаемые в армии и народе люди, мнения которых было трудно не учитывать.

П.А. Ротмистров в редакции газеты «Известия». В центре – главный редактор Л.Н. Толкунов, за столом первый слева – заведующий военным отделом В.П. Гольцов. 1960-е г. (Архив Н.Ю. Ротмистрова)

Почувствовав серьезное недовольство среди соратников по оружию и прекрасно понимая, что их упреки справедливы, П.А. Ротмистров уже в 1963 г. предпринимает попытку скорректировать цифру 1500 на 1200. В интервью, опубликованном в № 7 «Военно-исторического журнала», он снижает численность бронетехники своей армии, участвовавшей в бою юго-западнее Прохоровки, с 800 до 500, но делает это не резко, а постепенно. Павел Алексеевич, как и раньше, утверждал, что юго-западнее Прохоровки неприятель ввел в бой до 700 танков, а «войска первого эшелона 5 гв. ТА, сражавшиеся непосредственно с этой группировкой, имели в своем составе немногим более 500». Следовательно, в этом районе во встречном танковом сражении должно было участвовать не 1500, как он утверждал ранее, а 1200 боевых машин. Но в «Отчете…» армии написано, что всего обе стороны имели более 1600 бронеединиц, 100 были направлены южнее Прохоровки (левый фланг армии), а где же еще 300?

Чтобы не отвергать уже растиражированную цифру, Павел Алексеевич начинает выдвигать новую легенду о том, «что второй эшелон и резерв армии были задействованы для ликвидации создавшейся угрозы обхода противником обоих флангов». Следовательно, читатель должен был решить, что эти три сотни машин он мог направить или на свой правый фланг (в район х. Остренький, полоса соседней 5 гв. А) или ввести в бой юго-западнее станции. Действительно, в течение 12 июля 1943 г. на оба фланга армии были выдвинуты три механизированных и две танковых бригады, а также отдельный танковый полк, имевший в своем составе всего 234 танка. Но как же быть со следующими фактами?

Во-первых, о выдвижении части сил армии на другие направления отмечалось в «Отчете…», и тем не менее тогда в 1943 г., это никак не повлияло на мнение Военного совета (и самого П.А. Ротмистрова), который утверждал, что во встречном сражении юго-западнее станции участвовало 1500 танков. Во-вторых, если согласиться с данными, приведенными в интервью, то получается: на правый фланг армии были направлены 300 танков. Но в «Отчете…» указано: в этот район ушли всего две бригады – механизированная и танковая, имевшие в строю всего 92 танка (к тому же в боях они в этот день не участвовали). А где же еще более 200 боевых машин? Учитывая, что «Отчет…» и другие боевые документы, которые рассматриваются нами, находились тогда на секретном хранении, а бывшему командарму было необходимо выйти из щекотливой ситуации, сохранив лицо, он не гнушался никакими уловками и не опасался, что на его «жонглирование цифрами» кто-то сможет указать.

А о том, что к этому времени Павел Алексеевич был прекрасно осведомлен и о действительном положении дел 12 июля 1943 г. в полосе его армии, и о нереальных цифрах, направленных его штабом вышестоящему командованию, свидетельствовали многие старшие офицеры и генералы, которым доводилось близко общаться с ним после войны. В конце 1990-х – начале 2000-х гг. в музей в Прохоровке, где я работал заместителем директора по научной работе, не раз приезжали коллеги Павла Алексеевича по бронетанковой академии, ее слушатели и при встрече с сотрудниками вспоминали, что в кругу профессионалов бывший командарм был более откровенным и точным в оценках происшедшего в июльские дни сорок третьего. Так, например, в 2008 г. в беседе со мной генерал-лейтенант Н.Г. Орлов вспомнил разговор, который завязался в ходе научного семинара по проблеме применения танковых войск в обороне, который проводился в 1963 г. под руководством П.А. Ротмистрова. Тогда маршалу задали несколько неудобных вопросов, в том числе и такие: «Какие причины повлияли на то, что 5 гв. ТА, имея превосходство в бронетехнике, не смогла разбить противника 12 июля 1943 г.» и «Вы в своих мемуарах пишете, что противник под Прохоровкой в один день потерял 400 танков и самоходок. Эту цифру можно считать точной или она выверялась на глазок, ведь поле сражения осталось за немцами?»

На что маршал ответил примерно следующее: «Планировали одно, а в действительности произошло иначе. Во-первых, артиллерия фронта нас фактически не поддержала, немцы не дали. Тяжелый самоходно-артиллерийский полк и истребительно-противотанковая бригада, выделенные для нашего усиления не подошли. Во-вторых, два раза подряд меняли район развертывания ударных корпусов, в результате мы были вынуждены развертываться в теснине, а противник 11 июля занял удобную для обороны местность. В-третьих, наши танки уступали немецким, в армии было много легких. Поэтому остановили противника, понеся большие потери. В высоких потерях есть и моя вина как командующего. Я не настоял, времени не хватило, на том, чтобы перед переходом армии в контрудар была проведена нормальная артобработка переднего края, а при планировании использовались не только разведданные фронта, но и нам дали возможность провести разведку в полном объеме. Ведь нам говорили, что главные силы немцев действуют против армии Катукова, а оказалось иначе. В итоге мы не продвинулись вперед, не разбили корпус СС, но наметившуюся брешь надежно прикрыли.

Что касается потерь немцев, то, откровенно говоря, эта цифра сложилась в штабе нашей армии из донесений частей. А ведь на переднем крае по одному танку часто стреляют орудия нескольких частей, и, подбив его, каждый доносит как свой успех. В результате на поле стоит один уничтоженный танк, а докладывали о 3–4, а то и с десяток».

Таким образом, сразу после Курской битвы штаб Ротмистрова сочинял небылицы о Прохоровке, чтобы сгладить горечь от крупной неудачи при вводе в бой армии и стремился отвести от себя ответственность, а после войны все пошло по накатанному пути. Командарм лишь изредка подправлял: для публики – краски посочнее и фантазии помасштабнее, а для тех, кто профессионально занимался военным делом, – беседы пооткровеннее.

К моменту выхода интервью 3-й том «Истории Великой Отечественной войны» был уже сдан в печать. Таким образом, с 1964 г. сложилась запутанная ситуация. Опираясь на последние высказывания П.А. Ротмистрова, появились публикации, в которых авторы приводили цифру 1200 бронеединиц, хотя официально уже была названа «1500». Новые данные, например, приводят в статьях, направленных в адрес научной конференции, посвященной 25-й годовщине победе в Курской битве, даже непосредственными ее участниками, Маршалами Советского Союза А.М. Василевским и К.С. Москаленко. Игнорировать положение, когда в официальных изданиях фигурируют две разные цифры, к концу 1960-х г. было уже трудно.

Поэтому из идеологического отдела ЦК КПСС руководству созданного в 1966 г. Института военной истории Министерства обороны СССР (ИВИ МО РФ) поступило распоряжение: принципиально ничего не меняя, каким-то образом объяснить в научном издании, что обе цифры, по сути, верны. При этом никаких дополнительных исследований проводить не предполагалось. Другими словами, мифу о Прохоровке надо было придать стройность и «осовременить». Исполнить эту непростую задачу было поручено военному историку полковнику Г.А. Колтунову. В своей части рукописи книги о Курской битве, которая была им подготовлена вместе с начальником отдела института полковником Б.Г. Соловьевым, он попытался найти компромисс между устоявшейся точкой зрения (1500 танков), новой информацией (1200) и мнением тех, кто отрицал значительный масштаб сражения.

Он разделил группировку противника в 700 танков, указанную П.А. Ротмистровым, на два района. Якобы это была общая численность 2 тк СС, атаковавшего с юго-запада (до 500 танков) и 3 тк (до 200), который двигался на Прохоровку с юга. Кроме того, он ясно указал, что в составе эсэсовского корпуса было три дивизии, и отмел утверждение офицеров штаба 5 гв. ТА об участии в боях за Прохоровку 11 тд и мд «Великая Германия». Как рассказывал мне в 1999 г. Георгий Автономович, по его мнению, это могло несколько умерить пыл тех, кто считал обе версии Ротмистрова выдумкой. В то же время численность 5 гв. ТА была оставлена в пределах тех цифр, что были указаны в «Отчете…» ее штаба: 800, при этом оговорился, что до 700 – действовали на «танковом поле», а 100 – в составе отряда Труфанова, южнее станции. Кроме того, он умолчал о бригадах, направленных в полосу 5 гв. А. Это, конечно, могло вызвать недовольство бывшего командарма, но скандал разгореться не должен был, так как в конце своего объяснения, Г.А. Колтунов четко отметил: «Таким образом, юго-западнее Прохоровки с обоих сторон приняло участие в сражении до 1200 танков и самоходных (штурмовых) орудий, а южнее Прохоровки – до 300 бронеединиц. С учетом обоих районов в танковом сражении западнее и южнее Прохоровки приняло участие до 1500 бронеединиц». Причем чтобы снизить значимость двух абзацев, в которых была изложена эта точка зрения, авторы разместили их не в основном тексте, а в виде сноски.

Все это в комплексе сыграло свою роль, и с тех пор обе цифры получили официальное одобрение. Так возникла «обновленная» версия мифа о Прохоровке, которая продолжает в той или иной мере присутствовать в исследованиях и публикациях российских историков до сегодняшнего дня. Причин несколько. В конце XX в. начался естественным процессом уход от активной деятельности советских военных историков, смену же им, квалифицированным специалистам, способным воспринять все лучшее, что было создано, и двинуться вперед, подготовить сразу не удалось в связи с развалом СССР и начавшимися социальными потрясениями. Кроме того, развитие исторической науки подразумевает поиск и ввод в научный оборот новых документальных источников, работать же в архивах – дело дорогостоящее, очень трудоемкое и кропотливое, не каждому по плечу. Поэтому авторы значительной части изданий, из которых сегодня молодое поколение россиян узнает о нашем прошлом, идут по проторенной дорожке: комментируют уже опубликованные факты без должного изучения ситуации на фронтах и имеющихся материалов, подгоняя их под свое видение проблемы. Так создаются теперь уже новые легенды и мифы Огненной дуги.