Я дежурил в составе оперативной группы. Ночь проходила спокойно. Особых происшествий по городу не наблюдалось, так, мелкое хулиганство, пьяные драки, семейные скандалы, доходившие до рукоприкладства, — все это пресекалось либо патрульно-постовой службой, либо выездом на место районных групп быстрого реагирования. Под утро меня несколько сморило, скорее от безделья, и я позволил себе прикорнуть, привалившись к стене.

То тревожное сообщение, которое подспудно ожидалось всю ночь, поступило полновесным летним утром, когда уже дворники отширкали метлами и на улицах появились спешащие на работу люди, и солнце, еще не знойное, заглядывало через окна, делая побудку нерадивым и просто любителям поспать, а я, потянувшись до хруста в костях и поглядев на часы, уже мысленно благодарил Всевышнего за спокойное дежурство. Оказалось, преждевременно.

Сообщение, автор которого назвался жильцом дома, было лаконичным: в соседней квартире он обнаружил труп хозяина, и назвал адрес.

Полусонный, я не вник в адрес, по которому мы выехали. Но утренний свежий воздух, врывавшийся в открытую форточку нашей старенькой машины, развеял мою дрему, и я попытался представить, где находится злополучный дом. Название улицы, конечно, мне было хорошо знакомо, и не только знакомо, но и навевало приятные воспоминания. Номер дома вызвал во мне нарастающую неясную тревогу, и я тотчас представил себе эту шестнадцатиэтажную громадину из монолитного бетона и, мысленно пробежавшись по этажам, остановился у квартиры, где произошло несчастье. В тревоге связался с дежурным по управлению и уточнил номер. Подтверждение ошеломило.

— Господи, неужто… — в отчаянии произнес я: слабенький прилив надежды помешал сорваться с моих губ страшному слову.

Стремительно, преследуемый двумя экспертами и кинологом с собакой, я взбежал на четвертый этаж. Худшие опасения подтвердились. Дверь в квартиру была распахнута настежь. На площадке толпились люди. В прихожей нас встретил врач вызванной «скорой помощи».

— Что? — еще сохраняя толику надежды, спросил я.

— Мертв.

Пашка Чегин лежал в кровати. Из одежды — только трусы. Его открытый лоб был пробит двумя пулями. На полу валялся пистолет — возможное орудие преступления. И еще — нож, вонзенный в живот по самую рукоятку.

За свою пока еще недолгую жизнь сыщика я видел и более ужасные убийства, а здесь основательно впал в замешательство: ведь жертвой оказался не только мой коллега, но и хорошо знакомый мне человек. В какой-то прострации я возвратился в прихожую и открыл дверь в зал. Вошел. Остановился перед креслом. В нем совсем недавно сидела Жанна, единогласно коронованная нашей компанией на звание красавицы. Возле этого стола суетился гостеприимный Пашка. А тут восседал серьезный Алешин.

Я вернулся в прихожую. В ней виновато поскуливал не взявший следа пес. Снял телефонную трубку и набрал домашний номер Алешина. Сонный недовольный голос буркнул:

— Слушаю.

— Пашку Чегина убили, — огрел я его жуткой новостью.

— Ты… Ты это… — донеслось в ответ.

— В своем уме. Нахожусь сейчас в его квартире.

— Понял. Выезжаю, — в трубке послышались короткие гудки.

Я набрал номер прокуратуры, зная, что там дежурит Писарев. Герка был в курсе происшедшего, но сломалась машина, и он ждал, когда ее починят.

После телефонных звонков взбудораженность во мне несколько улеглась, исчезла хаотичность в мыслях, необходимо было приступать к исполнению своих обязанностей, а то время могло унести что-то важное в раскрытии преступления. Первую информацию преподнес судмедэксперт:

— По внешним признакам смерть наступила до полуночи.

Я в ответ угукнул и осмотрел пристальным взглядом комнату. Идеальный порядок. Каждая вещь на своем месте, все закрыто, задвинуто, зашторено. Балконная дверь на запоре. Придется попытать счастья на лестничной площадке: нужно допросить соседей.

Выстрелы слышал лишь жилец сверху, болезненного вида сутуловатый мужчина, с лицом землистого цвета.

— Язва мучила, не спал, — пояснил он. — Да и соседи день рождения справляли, музыка вовсю играла, так что не до сна было. Два хлопка слышал, правда, не догадался, что это такое. А время? Ближе к полуночи, в районе половины двенадцатого.

Алешин и Писарев приехали почти одновременно. Я встретил их на месте преступления после обхода квартир. На лицах обоих больше растерянности, чем деловитости, Алешин к тому же еще и бледен. Плотно сжатые губы и не находящие себе покоя пальцы рук говорили об испытываемом им потрясении: он либо запоздало сожалел о чем-то, либо еще никак не мог объять разумом происшедшее.

Я взял его под локоть и открыл дверь на кухню. На столе два бокала и с полдюжины пустых бутылок из-под пива и одна из-под водки. Здесь могла начаться прелюдия к трагическому происшествию.

— Виктор! — позвал я эксперта-криминалиста.

Он заглянул на кухню.

— С бутылками и бокалами поработай, авось следы напарника по застолью обнаружатся, — попросил я.

— Пять минут, — предупредил эксперт и удалился в спальню.

На мой голос заглянул Писарев.

— Ну и какие предположения? — начал он с вопроса. — Почерк-то тот же.

— Похож, — согласился я.

— Кто теперь возьмет ответственность за убийство? Еще кто-то из шизофреников?

Неуместные вопросы Писарева остались без ответа. Но тут вдруг прорезался голос у Алешина.

— Я вчера с Пашей по телефону разговаривал, — сообщил он. — В десять вечера.

— Ну и?

— Веселенький он был, чувствовалось, «подшофе». Музыка играла. Я поинтересовался. Он сказал: есть повод, но какой — не назвал. Пригласил в гости, а следом, проговорив кому-то в сторону: «Что-что?» — пошел на попятную: шутливо принес извинения и заявил, что гости на сегодня отменяются. У него в эти минуты кто-то находился, и этот кто-то может быть убийцей, — Алешин запнулся и следом негромко выдал: — Он ведь предчувствовал такой исход. Позавчера, во время нашей последней встречи, он неожиданно заявил, что его, видимо, ожидает та же участь, что и Макарова.

И тут меня осенило. Едва ли это была ниспосланная свыше мысль, скорее, это явилось следствием мгновенной оценки ситуации и быстрого сопоставления фактов.

— Стоп, ребята! — я поднял вверх указательный палец. — Есть соображение.

Они оба напряженно уставились на меня.

— Ну! — не выдержал Алешин.

Я начал несколько издалека, чтобы было понятнее.

— Мы пришли к выводу: почерк убийств идентичен. После случая с Макаровым в прокуратуру пришла бумажка, и Чегин стал подозреваемым. До сей поры появление на ноже отпечатков его пальцев — загадка. Но, думаю, преступник едва ли пришлет еще одну депешу в прокуратуру, он и так сделал выразительный жест в сторону кого-то из нас.

— Что за жест? — теперь уже потерял терпение уравновешенный Писарев.

Я недовольно поморщился: не люблю, когда перебивают во время изложения чего-то особенно важного.

— Он оставил свою визитную карточку, нож в животе. На нем наверняка отпечатки пальцев: или мои, или Алешина.

— А мои? — как-то простодушно вырвалось у Писарева.

— Маловероятно. Ты почти не контактировал с Чегиным.

— Но это же какая-то фантасмагория, — неверяще проговорил Алешин.

— Конечно, чепуха, — поддержал его Писарев.

— Боюсь, что не то и не другое, — возразил я. — Все походит на издевательство над нашей беспомощностью. Он одного из нас убивает, а другого делает подозреваемым, этим и потешается.

— Но тогда позволь спросить, — загорячился Писарев, — в чем мотив, теперь уже без сомнения, хорошо спланированных преступлений?

— Гера, — я ткнул пальцем в грудь Писарева, — над этим надо мозговать нам всем, как можно быстрее и плодотворнее, пока одного из нас не сделали жертвой, а другого подозреваемым.

— И что же ты предлагаешь? — оборвал Алешин зарождающуюся между мною и Писаревым полемику.

— Пока выполнить здесь наш профессиональный долг, а затем пройти дактилоскопию.

Алешин скривился: он явно со скепсисом воспринимал излагаемое мною.

— И в случае, если на ноже обнаружатся отпечатки пальцев кого-то из нас… — начал он не без сарказма.

Я вполне серьезно продолжил:

— Тому придется крепко поработать головой: где, когда и при каких обстоятельствах мог их оставить.

— Ерунда, — качнул головой Алешин. — У тебя чересчур разыгралась фантазия.

— Посмотрим, — я не стал затевать спор.

Результаты дактилоскопической экспертизы могли бы повергнуть в шок человека, не ждущего больших неприятностей. Но мы их в какой-то мере прогнозировали, особенно я. Отпечатки пальцев на рукоятке ножа оказались идентичны отпечаткам пальцев, взятым у следователя прокуратуры Алешина.

Сие известие мы получили, сидя втроем у меня в кабинете.

— Мне что ж, прямиком отсюда в следственный изолятор? — Алешин резко поднялся, зябко поежился и, потирая плечи, заходил по тесноватому помещению. — Фантасмагория, — пробормотал снова.

— Ну, насчет следственного изолятора — как решит господин Писарев, — и я вытянул руку в сторону насупившегося Герки. — Скорее всего, он это дело примет к производству, так как оно наверняка будет объединено с делом об убийстве Макарова.

— Творить глупости, как с Пашей Чегиным, не будем, — заверил Герка, словно все находилось в его компетенции. Заверил и следом посомневался: — Хотя представляю, какой шум поднимется и у нас, и у вас по поводу результатов экспертизы.

— Думаю, не поднимется, — успокоил я. — Идея проведения подобной экспертизы принадлежит нам, а значит, с нас снимаются всякие подозрения в причастности к совершенному преступлению. Разумное восторжествует.

Алешин остановился перед моим столом.

— Вадя, — умоляюще обратился он, — давай сходим к трассологам. Я хочу посмотреть нож.

— Да-да, давайте сходим, — поддержал его Писарев. — Заодно ознакомимся с протоколами.

Он долго осматривал нож, поданный ему сотрудником лаборатории в прозрачном полиэтиленовом пакете, словно это был достойный внимания редчайший исторический экспонат.

— Похож, — еле внятно пробубнил Алешин.

— Очень похож? — призвал я его к ясности.

— Имею подобный в кухонной утвари, — уже твердо заявил он.

— Уверен, что он на месте?

Он пожал плечами:

— Полной гарантии дать не могу, надо проверить.