Когда ЛаРон вошел в тир, там было пусто. Вернее, там был только Грейв, который стоял на огневом рубеже, уперев в бронированное плечо свою T-28.

 – Грейв, – мрачно окликнул его ЛаРон. – Как дела?

 С минуту Грейв не отвечал. Он продолжал стрелять, холодно и методично сбивая мишени, выставленные для него на стенде. ЛаРон наблюдал на мониторе, как Грейв поражает крестик за крестиком с точностью настоящего штурмовика-снайпера.

 «Не пришлось ли сегодня Грейву использовать свое мастерство?» – задумался он.

 Наконец бластер замолчал. Грейв продолжал стоять в позе стрелка еще несколько секунд, пока не умолкло эхо выстрелов, затем положил оружие на полку перед собой и снял шлем.

– Это было как что-то из эпохи Войны клонов, – сказал он, не оборачиваясь. – Целый город… все. Убиты на месте.

– Знаю, – вздохнул ЛаРон. – Я только что говорил с Корло Брайтуотером – ну, с этим, из моторазведки. Говорит, он слыхал, что в официальной сводке будет сказано, что повстанцы устроили засаду поисковой группе.

– Чушь, – заявил Грейв. – Я сидел на крыше с заданием выслеживать снайперов, и не видел, чтобы кто-то хотя бы нос высунул. Даже повстанцам хватило бы ума занять верхние этажи.

– Может быть, – согласился ЛаРон, почувствовав холодок сомнения. – Но все равно, я думаю, что повстанцы могли быть в одной из секций города, которую я не видел.

– Конечно, могли, – бросил Грейв. – А поскольку ни один из нас не видел всего города, каждый может убедить себя, что именно это и случилось. Типичная мистификация от ИСБ.

Он снова вскинул свою Т-28 и сделал ещё шесть выстрелов.

 – Вот только уши они нам забыли заткнуть, – проворчал он, положив «снайперку». – Все выстрелы, которые я слышал, были из E-11.

 – Знаю, – подтвердил ЛаРон. – Так были ли вообще в городе повстанцы? Или это был просто «наглядный урок»?

 Грейв покачал головой.

 – Откуда я знаю, ЛаРон, – сказал он. – Все, что мне известно… – он замолчал. – Ну ладно, насколько я представляю, похоже на то, что первыми целями были инородцы.

 – С моим отрядом было то же самое, – медленно проговорил ЛаРон. – Хотя я не помню, чтобы нам отдавали такой приказ. Люди из ИСБ просто показали нам цели и скомандовали: «Огонь!» – а потом смотрели, не стреляет ли кто-то из вас мимо?

 У ЛаРона свело желудок. Эта мысль не приходила ему в голову.

 – Хочешь сказать, они проверяли нас?

– Насколько я слышал, в ИСБ никогда не горели желанием принимать в армию волонтеров вроде нас, – пожал плечами Грейв. – Они хотели, чтобы штурмовики были исключительно клонами.

– Это было девять лет назад, – фыркнул ЛаРон. – Они должны были давно об этом забыть.

 – Нормальные люди забыли бы, – кисло ответил Грейв. – Но мы говорим об ИСБ, – он посмотрел ЛаРону прямо в глаза. – Надеюсь, ты сегодня стрелял исключительно точно.

 – Я выполнял свой долг, – сухо произнес ЛаРон. – Грейв, ты же не считаешь, что ИСБ знает что-то такое, чего не знаем мы? Например, что здесь все сочувствовали повстанцам?

 – Все? Ты имеешь в виду, как на Альдераане?

 Горло ЛаРона сжала судорога: Альдераан…

– Грейв, что с нами происходит? – тихо спросил он. – Что происходит с Империей?

– Не знаю, – ответил Грейв. – Может, это всё повстанцы виноваты. Может, они слишком нажимают, и где тонко, там начинает рваться, – он сжал губы. – А может, Империя всегда была такой. Может, мы просто не замечали до Альдераана.

– Что же нам делать?

– Ничего, ЛаРон, – отвечал Грейв с предупреждающими нотками в голосе. – А что мы можем сделать?

«Уйти к повстанцам?» – мелькнуло в сознании ЛаРона. Но он понимал, что это была абсурдная идея. Он и его товарищи поклялись защищать Империю и её граждан, и присоединиться к тем, кто пытается ввергнуть галактику в хаос… исключено.

– Не знаю, – сказал он. – Но я не для этого пошёл в армию.

– Ты пошел в армию, чтобы выполнять приказы, – отозвался Грейв, снова повернувшись к стенду. Он вынул из бластера батарею, снял с пояса свежую и вставил её на место разряженной. – И уж точно не для того, чтобы ИСБ вышвырнула тебя вон за мятежный образ мыслей.

– Это верно, – согласился ЛаРон; по его спине пробежал холодок. Перевод: «Впредь даже не заикайся об этом».

– Потому что через день-два у нас тут будет целое тактическое подразделение ИСБ, – продолжал Грейв. – Со своим транспортом, командирами, а возможно, даже со своими штурмовиками.

– Откуда ты это узнал?

– От Маркросса, конечно, – молвил Грейв, и на его угрюмом лице невольно промелькнула слабая улыбка. – Хотя откуда он всё это узнаёт, я понятия не имею.

– Ты думаешь, он сам из ИСБ?

– Чепуха, – проговорил Грейв. – Он для этого слишком хороший парень. Нет, он просто любит держать ухо востро.

– Понятно, – сказал ЛаРон. – Как бы то ни было, похоже, что кто-то решил затеять серьезную охоту на повстанцев.

– Меня это устраивает, – отвечал Грейв. – И я хочу быть в хорошей форме, когда мы встретимся с настоящими повстанцами.

Он надел шлем и нажал на кнопку, снова включив стенд.

Когда он расстрелял половину мишеней, ЛаРон тихо вышел из тира.

* * *

Прием был в самом разгаре; главный зал дворца моффа Гловстока сверкал огнями и флагами, оркестрик на балконе играл ненавязчивую музыку. Богатые и влиятельные особы, собравшиеся в зале, лишь немногим уступали в блеске её убранству; повсюду слышались приглушенные разговоры. Присутствовало по меньшей мере сто мужчин и женщин – примерно столько насчитала Мара Джейд, которая невозмутимо бродила между группками гостей – элиты элит всего сектора. Гловсток сегодня явно решил тряхнуть мошной.

 Интересно, где он взял столько кредитов, чтобы оплатить всё это?

 – А, графиня Клерия!

 Мара обернулась. Сквозь толпу к ней пробирался пожилой мужчина в генеральском мундире, которого сопровождал некто помоложе, одетый в простой деловой костюм.

 – Здравствуйте ещё раз, генерал Дириан, – улыбнулась ему Мара, окинув взглядом его спутника. Минк Боллис, определила она, один из помощников Гловстока. Отлично! Раз начали сходиться приближённые, значит, и сам мофф где-то неподалёку. – Думала, вы отправились в буфет.

 – Шёл туда, но по пути встретил мастера Боллиса, – генерал Дириан показал на молодого человека. – Вспомнил наш разговор о пиратах, докучающих вашей планете, и подумал, что он может предложить вам некоторую помощь.

 – Графиня, – Боллис поцеловал ей руку в традициях Старого Ядра. Его хищный взгляд упёрся в её зелёные глаза и золотистые волосы, коснулся её наплечного украшения в виде каскада цветов, смерил её стройную фигуру, облаченную в платье с глубоким вырезом. Пираты явно сейчас интересуют его в последнюю очередь.

 – Уверяю вас, мофф Гловсток и всё секторальное правительство готовы помочь вам в вашей беде. Почему бы нам не найти укромный уголок, где вы подробнее опишете мне вашу ситуацию?

 – Это было бы… – Мара запнулась, и на её лице промелькнула неуверенная улыбка. – Это было бы чудесно.

 – Вы в порядке? – спросил Дириан.

 – Мне просто вдруг стало не по себе, – ответила Мара. Она снова придала лицу странное выражение и слегка покачнулась.

 – Может, вы присядете, – сказал Дириан, пристально посмотрев на неё. – Амбростин коварен, если к нему не привыкнуть.

 – Наверное, вы правы, – согласилась Мара с легкой хрипотцой в голосе.

На самом деле ей были знакомы и амбростин, и симптомы, возникающие при чрезмерном его употреблении.

 А Боллис, по крайней мере, знал о том, что следующей фазой будет снятие внутренних ограничений.

 – Позвольте мне провести вас туда, где вы сможете прилечь, – предложил он; глаза его при этом загорелись. Он подошел ближе, протянув ей руку.

 К удивлению Мары, Дириан опередил его.

 – Мофф Гловсток рассчитывает, что вы поможете ему развлечь гостей, – напомнил генерал, ловко закрыв её от Боллиса. – Я знаю дворец и сам найду местечко, где она будет в безопасности.

 Прежде чем Боллис успел найти слова для вежливого возражения, Дириан с Марой прошли мимо семейной пары, целиком облаченной в «мерцающий шелк», и направились к боковым дверям.

 В коридорах дворца было пусто, только на каждом пересечении стояло по двое охранников в ливреях. Никто из них не остановил Дириана, и после двух поворотов генерал ввёл Мару в тёмный кабинет.

 – Я заказываю мебель для своих кабинетов у того же поставщика, у которого мофф Гловсток покупает мебель для своих подчиненных, – поведал он Маре. Он зажёг приглушённый свет и подвёл её к столу для переговоров. – Могу вас заверить по личному опыту, что на этом диванчике вы сможете отлично подремать.

 – Я бы сейчас заснула хоть в гравийном карьере, – пробормотала Мара заплетающимся языком и сделала вид, что у неё слипаются глаза. – Спасибо вам.

 – Не стоит благодарности, графиня, – произнес Дириан, помогая ей устроиться на диване. – Как я сказал, амбростин – коварный враг.

 – Я имела в виду… ну, вы понимаете.

 Генерал улыбнулся.

 – Тоже не стоит благодарности, – заверил он её. – Сколько вам лет? Восемнадцать? Девятнадцать?

 – Восемнадцать.

 Дириан погрустнел.

 – Моей внучке столько же, – сказал он. – Я бы тоже не хотел оставлять её наедине с Боллисом. Отсыпайтесь, графиня. Я позабочусь, чтобы вас не беспокоили.

 Он ушёл, закрыв за собой дверь. Скатившись с дивана, Мара быстро пересекла комнату и прижала ухо к двери, одновременно пустив в ход технику улучшения слуха, которой обучил её Император.

 Но даже так ей удалось расслышать лишь несколько слов из того, что Дириан говорил ближайшим охранникам. Впрочем, она догадывалась, что он давал им распоряжение проследить, чтобы в течение неопределенного времени никто не беспокоил юную леди. Разговор закончился, и шаги Дириана затихли вдалеке. Восстановив нормальный уровень слуха, Мара выключила свет и скользнула обратно в комнату.

 Пора приниматься за работу.

 За время своей относительно недолгой карьеры в роли Руки Императора Мара обратила внимание, что многим политикам высшего эшелона Империи присуще странное сочетание осторожности и небрежности. Гловсток не был исключением. Даже здесь, на десятом этаже, окна были закрыты решётками, а ключ от этой решетки хранился под подоконником, чтобы при желании можно было подышать свежим воздухом, не обращаясь к охране. Ключ нашёлся быстро; отключив решетку, Мара открыла окно и осторожно выглянула на улицу.

 Кроме караульных, ходивших внизу, и аэромашин, патрулировавших далекий периметр дворцовой территории, больше ничего видно не было. Потянувшись Силой, Мара нащупала свёрток, спрятанный ею заранее под декоративными кустами, которые росли под стеной, и потянула на себя.

 Несколько секунд ничего не происходило. Мара сосредоточилась, и рукоять взмыла в воздух и поплыла вверх, волоча за собой трос. Вскоре она оказалась в её руках; Мара нажала на кнопку, и спрятанный внутри мотор начал сматывать трос, поднимая гораздо более тяжёлый чёрный свёрток, привязанный к концу этого троса.

 Минуту спустя пакет был уже в комнате, а его содержимое разложено на полу. Ещё две минуты понадобилось, чтобы сменить переливающееся платье на серый боевой комбинезон, изящное наплечное украшение – на струйный посох стокхли, заброшенный на плечо, а украшенный вышивкой пояс – на ремень со световым мечом.

 В пакете также находились баллон со сжатым воздухом и манекен, изображавший её саму и одетый в точно такое же платье, в каком Мара была только что. Она надула куклу и положила её на софу – пускай думают, что она здесь; спрятав свое настоящее платье под столом, она вернулась к окну.

 Со струйным посохом Мара познакомилась всего несколько месяцев назад и с тех пор приложила много усилий, чтобы освоить его и добавить в обширный арсенал своего оружия и инструментов. В сущности, этот приём она неоднократно отрабатывала в тренировочном центре Императорского дворца. Ступив на подоконник, она направила устройство вверх, в направлении стены, и нажала на спусковой крючок.

 Послышалось резкое шипение; посох ударил Мару в плечо, а из его конца вырвалась струя тумана. Соприкоснувшись с воздухом, туман превратился в жидкую ленту, которая быстро затвердела на каменной поверхности, образовав скрученный «мост», по которому можно было подняться наверх. Выключив струю, Мара забросила посох на спину и полезла по стене.

 Дважды ей пришлось останавливаться, чтобы продолжить «дорожку» новой струей; наконец она добралась до двадцатого этажа, где находились апартаменты Гловстока. Окна здесь были закрыты такой же решеткой, как в её кабинете, и эта решетка имела такое же слабое место. Потянувшись Силой сквозь транспаристаль, Мара отключила решетку и повернула защёлку. Минуту спустя она была внутри.

 В апартаментах было пусто, Гловсток и его приближенные находились внизу, на приёме. Тем не менее Мара, бесшумно переходя из комнаты в комнату, держалась начеку. Мофф вполне мог оставить одного-двух дроидов, чтобы те следили за его имуществом. Но дроидов можно обнаружить сканером или перепрограммировать, и Гловсток, очевидно, не пожелал рисковать. Вместо этого он доверил охрану двум хитроумным системам сигнализации, встроенным в потайное хранилище.

 Вернее, «хитроумным» с его точки зрения. Профессиональные воры, которым Император поручил обучить Мару своему ремеслу, посмеялись бы над обеими системами. Сама Мара, далеко не столь опытная, просто улыбнулась и нейтрализовала их за десять минут.

 После всех этих подготовительных мер взлом самого хранилища показался практически рутиной. Через две минуты Мара отворила тяжёлую дверь и вошла внутрь.

 Одна стена хранилища оказалась целиком заставлена шкафами с инфочипами, в которых хранились копии всех административных данных сектора. Интересно, конечно, но даже если Гловсток настолько безрассуден, чтобы оставить след, могущий выявить его финансовые злоупотребления, потребуется целая армия счетоводов, чтобы докопаться до них. Мара проследовала в дальний конец, надеясь найти более личные вещи. И там она нашла доказательство, которое было ей нужно. Мара долго смотрела на шесть произведений искусства, которые высветил луч её светового стержня. На первый взгляд коллекция могла показаться незначительной, особенно учитывая количество картин, скульптур и гобеленов, украшавших дворец.

 Но Мару скромность собрания не обманула. Произведения искусства, выставленные внизу, были великолепны, но сравнительно дешёвы. А главное – они вполне умещались в смету расходов честного администратора, занимающего такой пост, как у Гловстока.

 Шесть предметов, хранившихся в сейфе, относились к совершенной иной категории. За любой из них богатейшие коллекционеры галактики без вопросов заплатили бы сто миллионов кредитов. Вместе они стоили, наверное, в три раза больше, чем дворец Гловстока со всем, что в нём было.

 Итак, подозрения Императора подтвердились. Гловсток утаивал часть доходов, которые перечислял в Центр.

 Взяв в руки одну из картин, Мара повернула её тыльной частью. В свете стержня поверхность холста казалась гладкой и чистой. Но торговцы произведениями искусства использовали одну маленькую хитрость, о которой Гловсток мог не знать. Мара настроила стержень на определенную частоту в ультрафиолетовом диапазоне и попробовала снова.

 Вот он – полный список торговцев, аукционных домов и посредников, через руки которых прошла картина за свою долгую историю. Мара улыбнулась. Торговцы делали эти списки невидимыми, оберегая свой мир изящных искусств от грубой коммерции. Профессиональные похитители обычно затирали эти метки, чтобы их новые приобретения было труднее отыскать. Гловсток этого не сделал, а это значило, что он приобрел эти произведения не у профессионала. Интересно.

 Мара переписала последнюю запись («Аукционный дом Певен, Кровна») и положила картину на место. То же самое она сделала с ещё двумя предметами, затем вышла из хранилища, закрыла дверь и включила сигнализацию.

 Обратный путь вниз оказался быстрее и легче, чем вверх. Затвердевшие нити стокхли испарятся через несколько часов и исчезнут без следа, так что у людей Гловстока не останется ни единой зацепки.

 К тому времени, когда в дверь осторожно постучали, Мара снова была в своем платье, а снаряжение лежало внизу, в кустах.

 – Графиня? – негромко позвал Дириан.

 – Да, генерал, – откликнулась Мара и села на диване, сладко потягиваясь. – Пожалуйста, заходите.

 – Надеюсь, вам уже лучше? – спросил Дириан, входя в кабинет.

 – Гораздо лучше, – заверила его Мара, поднимаясь ему навстречу. – Спасибо вам за заботу.

 – Всегда к вашим услугам, – генерал улыбнулся и протянул ей руку. – Не желаете ли вернуться на праздник?

 – Да, конечно, – сказала Мара.

 Надеюсь, приятно будет всем, подумала она, когда они прошли мимо часовых. Потому что это последний праздник в карьере Гловстока.