Дождь начал стихать еще до того, как такси достигло восточной границы Манхэттена. Когда машина доехала до федеральной трассы и повернула на север, на западе сквозь облака стало проглядывать голубое небо. Как и предсказывали зеленые, устанавливалась хорошая погода для поездки.

Но явно не все пассажиры обратили на это внимание. Кэролайн до сих пор не произнесла ни слова и всякий раз, когда Роджер взглядывал на нее, смотрела в окно. Она продолжала держать его руку у себя на колене. Но пальцы были напряженными и холодными, и он хорошо понимал, что страх и неуверенность только отчасти тому причиной.

Ясно, сердится… да и нетрудно угадать, отчего она кипит. Конечно, думает: тряпка. И, наверное – трус.

И возразить нечего.

Когда машина выехала на федеральную трассу, он сначала подумал, что их везут обратно к дому Янгов на то место, где исчезла Меланта. Но водитель проехал поворот, не снижая скорости. Тогда он решил, что их везут в западную часть Центрального парка. Но такси прошло и этот поворот.

Он уже было подумал, что их вообще увозят с Манхэттена, когда водитель свернул на Сто шестнадцатую улицу и направился на запад по Гарлему. Машина проехала этот район и наконец, остановилась у Морнингсайд-парка.

– Приехали. – Зеленый, сидевший рядом с Роджером, открыл дверцу и вылез наружу. – Давай выходи.

Роджер молча повиновался и протянул Кэролайн руку, когда она подвинулась к выходу. Зеленый, сидевший рядом с водителем, тоже вышел.

– Прошу, – показал он рукой в сторону парка.

– Куда мы идем? – Роджер оглянулся по сторонам.

– Туда. – Зеленый указал вверх по склону, где возвышалась внушительная каменная стена. – Колумбийский университет.

– А почему было просто не подъехать с другой стороны? – спросил Роджер.

По спине у него побежали мурашки. Колумбийский университет, которому принадлежит театр Миллера, куда они с Кэролайн ходили перед тем, как встретились с Мелантой. Совпадение?

– Потому что так привлечем меньше внимания, – ответил зеленый. – Да и не развалитесь. Пошли.

От парка до университета вверх по склону было довольно далеко, и, несмотря на то, что подъемы перемежались с ровными участками, К тому времени, когда они добрались до вершины, у Роджера болели ноги. Пройдя немного, но улице, зеленые провели их через открытые ворота в мощенный тротуарной плиткой дворик и дальше, по короткой дорожке, к зданию с вывеской «Преподавательский корпус». Поджидавший там еще один зеленый открыл дверь.

– Кабинет ректора, – сообщил он своим. – Второй этаж.

Войдя в кабинет ректора, они обнаружили сидевшего возле круглого стола у окна пожилого человека с морщинистым лицом и пробивающейся в черной шевелюре сединой.

– Роджер и Кэролайн Уиттиер! – приветствовал он их, поднимаясь со стула.

На нем был белый свитер с высоким воротом, просторные черные брюки и форменный пиджак с приколотым на лацкане конусообразным украшением из темной меди.

– Садитесь, пожалуйста.

Усаживаясь напротив, Роджер быстро оглядел старика. Несмотря на морщины и седые пряди, в нем было благородное достоинство, какое он уже раньше заметил у Сильвии.

– Рад, что вы смогли сегодня зайти, – произнес он, когда Кэролайн уселась по левую руку от Роджера. – Меня зовут Николос Грин.

– А! – кивнул Роджер. – Командующий.

– И сын вождя Элимаса, – тихо добавила Кэролайн. – Для восьмидесяти лет вы хорошо выглядите.

– Спасибо. – Николос улыбнулся углом рта и опустился на стул. – Хотя, если честно, зеленые стареют иначе, чем люди.

Он взглянул на двоих зеленых:

– Свободны.

– Есть, – отрапортовал один.

Оба вышли из комнаты.

– Уютное местечко тут у вас, – заметил Роджер. – Если верить вывеске, по выходным здесь закрыто.

– У меня есть определенные привилегии, – пожал плечами Николос.

– Эти привилегии включают похищение и угрозу оружием? – возразил Роджер.

Николос поднял брови.

– Похищение? Ну что вы. Вас пригласили ко мне, и вы приняли приглашение.

– Приглашение было выгравировано на ножах?

– Ножах? – озадаченно переспросил Николос. – Нет-нет. Уверен, вы видели всего лишь трасск. – Он отстегнул булавку от лацкана. – Вот такой.

– Ничего подобного, – проворчал Роджер, раздражаясь от этой детской игры.

– Возможно, сыграло шутку освещение.

Николос переложил булавку в левую руку, медная филигрань блеснула на солнце. С минуту он задумчиво поглаживал ее пальцами. Потом накрыл булавку правой рукой, прижал и сдвинул ладонь вперед.

У Роджера перехватило дыхание. Булавка исчезла. Вместо нее на ладони Николоса лежал длинный узкий нож.

– Видите, какие шутки может играть освещение, – сказал Николос.

Он снова накрыл нож правой рукой и нажал на конец острия, словно складывая телескоп.

– Может создаться впечатление, будто вы видите то, чего и быть не может.

Он несколько раз нажал правой ладонью на левую, как бы меся тесто, и, когда открыл руку, вместо ножа появилась миниатюрная, покрытая медью копия статуи Свободы.

– Очень мило, – заметил Роджер. – Можно?

– Конечно. – Наклонившись вперед, Николос протянул булавку.

Роджер внимательно осмотрел ее. Мини-статуэтка выглядела совершенно однородной и совершенно обыкновенной – безделушка, какие тысячами продаются в сувенирных магазинах на Таймс-сквер. По весу она напоминала пистолет, который грабитель вручил ему в среду вечером, и трасск, все еще лежавший у него в кармане.

– Впечатляет. – Он передал статуэтку Кэролайн.

Николос пожал плечами.

– Дежурный фокус, – с какой-то странной грустью произнес он. – Полезный, но это не более чем воспоминание о счастливых временах.

– Как вы это делаете? – спросила Кэролайн, вертя статуэтку в руках. – Это дар?

– Нет, трасском может манипулировать любой зеленый, – ответил Николос. – И, конечно же, только зеленый. Мы умеем превратить его в любой видимый предмет, такой же по массе. Металл очень прочный, но, как золото, вытягивается почти до бесконечности.

Он протянул руку, и Кэролайн вернула статуэтку. Он снова помял ее в ладонях и растянул в диск размером с обеденную тарелку.

– Как видите, он получился гораздо больше, чем можно себе представить, учитывая первоначальный размер статуэтки. – Он поднял диск. – Не видно лишь, насколько тонким стал металл, чтобы так растянуться.

Николос легонько постучал диском по столу.

– И даже в таком состоянии он достаточно прочный, чтобы держать форму. А можно сделать его гибким и даже совершенно эластичным. – Он снова потер диск, обратив его в огромную гибкую ленту. – Вот так. – Он растянул ее почти на полтора метра и снова отпустил.

– Как долго он остается в таком состоянии? – спросила Кэролайн.

– Принимает прежнюю форму через несколько минут или несколько часов, в зависимости от того, как зафиксировал владелец. Разумеется, зеленый может изменить форму в любой момент, если захочет.

– Универсальный инструмент для каждого приличного зеленого в этом сезоне, – пробормотал Роджер.

– Когда-то так и было, буквально, – ответил Николос. – Теперь уже нет. Перед бегством из нашего мира мы собрали все трасски, что могли, но с тех пор нас стало гораздо больше, и потребность в трассках возросла. Сегодня их хватает только на воинов и нескольких избранных.

– У Меланты тоже был, – заметила Кэролайн.

– Достался ей по особому случаю. Этот трасск когда-то принадлежал моей матери. – Его губы дрогнули. – Она погибла на войне еще до прибытия сюда.

– Сочувствую, – прошептала Кэролайн.

– А почему не изготовить еще? – спросил Роджер. – Забыли секрет?

– Нельзя забыть то, чего никогда не знал, – печально ответил Николос. – На самом деле много лет назад трасски изготовили и передали нам… серые.

– Как серые? – заморгал Роджер.

– Давно, когда мы сосуществовали в мире и гармонии. – Николос взял отливающую медью резиновую ленту за концы, нажал, и трасск принял первоначальную форму. – Повторюсь, воспоминания о счастливых временах.

– Что же случилось? – спросила Кэролайн.

– Мы встретились, в общем, случайно. – Николос пристегнул булавку к лацкану, и взгляд его устремился куда-то вдаль. – Оба наших народа бежали от других, которые правили нашим миром. Зеленые переселились на юг, серые – на север, и мы встретились в месте, которое всегда называли просто Большая долина. Вы никогда такого не видели, – тихо произнес он, качая головой. – Быстрая река, на одном берегу поднимающиеся из воды утесы. Их обжили сотни семей серых. По другую сторону раскинулся лес, поднимаясь к горам, где поселилась другая колония серых. Лес тянется на целые мили, заполняя это пространство, давая место для многих поколений зеленых. Доступ туда был затруднен, и оно находилось в стороне от торговых путей других. Все это позволяло надеяться спокойно, жить многие годы.

Он потрогал трасск.

– Серые сделали нам вот такие игрушечки – они были искусными мастерами, намного превосходя лучших из наших создателей и манипуляторов. В свою очередь, мы, используй наши дары, влияли на природу там, где мастерство серых было бесполезно. Наши манипуляторы и трудящиеся создавали сады и особые виды деревьев, а дальновидны подыскивали серым места для охоты и показывали, где прячется дичь и стаи рыб. Наши жизнепевцы во многих случаях могли излечивать их от болезней и ран.

– Мне все-таки непонятно, как эти дары действуют, – сказал Роджер.

– Существует всего несколько основных, которые могут по-разному сочетаться. Высшие дары, называемые также умственными, – провидец, заклинатель, сказитель, жизнепевец, командующий и землетряс. Они также разделяются по силе воздействия: к примеру, дальновидец – это провидец, обладающий меньшей прозорливостью, а дальневещатель – менее сильный заклинатель. С другой стороны, вождь – это редкое сочетание дара провидца и заклинателя. В общем и целом один из восьми зеленых является умственным работником.

– А остальные? – спросил Роджер.

– Их называют работниками ручного труда. Создатель в какой-то степени обладает провидческим даром, принадлежащим провидцам и дальновидцам, а манипулятор является менее сильным землетрясом. Остальные в большинстве обладают дарами разной степени силы и сноровкой, позволяющей быть трудящимися. Они составляют от двух третей до половины населения.

– А воины? – спросила Кэролайн.

– У них дар такой же силы, как и у трудящихся, но больше быстроты и ловкости. Еще они в гораздо большей степени владеют ревуном.

– И вы заранее знаете, в какую из этих категорий попадет каждый ребенок? – спросила Кэролайн.

– Осуждаете? – Николос пристально взглянул на нее.

Кэролайн выдержала взгляд, не мигая.

– Мне трудно поверить, что зеленые настолько не властны над своей судьбой.

– Не сомневаюсь, – спокойно согласился Николос. – Но мы не такие, как вы, Кэролайн. Дар – это не то, что человеческие способности к искусству или механике, которые можно развить или не использовать по собственному выбору. Мы рождаемся с этим так же, как вы с разрезом глаз или цветом кожи. В двенадцать лет каждый ребенок приходит к вождю или провидцу, который проводит ряд испытаний, определяющих дар. У ребенка остается еще три года на познание своих обязанностей и возможностей перед вступлением во взрослую жизнь.

У Кэролайн дрогнули губы.

– Не очень справедливо.

– Не могу не согласиться, – признал Николос. – И должен сказать, какое-то время я завидовал способности людей выбирать судьбу, невзирая на необходимость бороться с природными недостатками или годами постигать мастерство, которым мы, зеленые, обладаем от рождения. – Он пожал плечами. – Но, люди или зеленые, мы такие, какие есть. Можно только принять это и продолжать жить.

– Возможно. – Кэролайн постаралась ответить спокойно. – Как долго вы жили в Большой долине?

– Не знаю точно, сколько лет. Знаю только, что дедушка отца рассказывал ему о переходе на север и первой встрече с серыми.

– Значит, где-то три поколения. – Роджер с облегчением перешел на обсуждение менее глубокомысленных вопросов. – Вы сами видели Большую долину?

– Конечно. – Кэролайн опередила Николоса. – Веловски же говорил, что Элимас был с сыном, разве не помнишь?

– Все верно, – подтвердил Николос. – Я застал Большую долину, когда закончились добрые времена и начались дурные.

– Как началась война? – спросила Кэролайн.

– С обычного спора. – Николос покачал головой. – Ведь чаще всего так и бывает? У серых стали кончаться запасы каких-то металлов, и они хотели открыть новые шахты вниз по течению. Наши вожди указали, что селения других постепенно приближаются к границе Большой долины с той стороны и шум выдаст нас. Мы предложили, чтобы серые отправили экспедицию и закупили металл у других.

– И что серым не понравилось? – спросил Роджер.

– Те сказали, что другие думают, что все мы погибли, и появление там приведет их в долину гораздо быстрее, чем любой шум. – Николос тихонько фыркнул. – Не знаю, чем они насолили другим, с которыми жили вместе до своего бегства, но, зная их буйный нрав и недисциплинированность, думаю, у них могла быть не одна причина, чтобы уклоняться от встречи. Так или иначе, они дали понять, что выступают против любых контактов с другими.

– А кто такие эти другие? – спросил Роджер.

Николос пожал плечами.

– Сам я их, конечно, не видел, но сказители сохранили воспоминания о людях, похожих на нас с вами. Кое-кто из зеленых даже считает, что они – результат скрещивания зеленых и серых, поскольку обращаются с камнем и металлом как серые и в то же время обрабатывают почву и пользуются деревьями, как мы. – Он махнул рукой. – Теория, конечно, совершенно нелепая, учитывая огромные различия в физиологии между зелеными и серыми. Но, во всяком случае, по культуре и искусствам другие действительно стоят где-то посередине.

– Что, в конце концов, решили с металлом? – спросил Роджер.

– Так ничего и не решили, – мрачно ответил Николос. – Однажды ночью, когда все спали, несколько серых с восточных скал перебрались через реку и подожгли лес.

– Господи! – ахнула Кэролайн.

– Да! – Николос прикрыл глаза; лоб исказили глубокие морщины. – Это невозможно себе представить, – глухо продолжал он. – Перепуганные малыши в деревьях, вокруг которых полыхает пламя, родители отчаянно пытаются вытащить их оттуда. Взрослые и дети, бегущие по горящей листве к спасительной реке.

Когда он открыл глаза, в них горел мрачный огонь.

– И все это время свист молотов-пистолетов серых, выпускающих по лесу залп за залпом.

– Что же ваши воины? – спросил Роджер. – Разве они не отбивались?

Николос горько улыбнулся.

– Конечно, отбивались. Но серые сидели на своих скалах за рекой, слишком далеко, чтобы достать ревуном. В темноте лучники не видели целей, а воины не могли взобраться по скалам, чтобы вступить в рукопашную. В отчаянии вожди собрали землетрясов и приказали снести утесы.

– В каком смысле – снести утесы? – осторожно спросил Роджер.

– В прямом, – ответил Николос. – Как серые использовали нашу зависимость от деревьев, так и мы теперь обратили их любимые скалы против них.

У Роджера закололо в затылке.

– Вы хотите сказать, что вызвали землетрясение?

– Зеленые – это могучий народ, – с гордостью произнес Николос. – Как вожди и провидцы обладают моральным авторитетом, так землетрясы несут в себе физическую мощь.

– Но вы же сказали, что на тех скалах жили семьи серых. Женщины и дети.

– А они думали о наших женщинах и детях, когда поджигали лес? – отрезал Николос.

Он замолчал, прикрыв глаза рукой.

– Извините, – глухо проговорил он. – Конечно, мы сожалели о смерти невинных. Но выбора не было. Серые продолжали стрелять по деревьям, нам пришлось защищаться. Единственным способом остановить их было снести утесы.

Он снова закрыл глаза.

– Серые продолжали стрелять, даже когда скалы стали рушиться вокруг; теперь они целились в землетрясов. Но поздно. Восточные скалы обрушились, и их атака наконец, захлебнулась.

– Да, – тихо проговорил Роджер. – Но ведь осталась еще колония серых на другой стороне Большой долины.

– И весьма большая, – подтвердил Николос. – К утру, когда солнце начало пробиваться сквозь дым пожарища, началась настоящая война, В течение нескольких дней она охватила всю Большую долину.

Он грустно покачал головой.

– А всего через несколько месяцев стало ясно, что мы погибнем. Большая долина, которую мы так любили, превратилась в поле боя: тысячи убитых, тысячи деревьев сгорели или разбиты в щепки. Конечно, погибли и многие тысячи наших врагов. Но если бы война продолжалась, нас ждал один конец: взаимное истребление наших народов.

– Вот тут и начал рассказ Веловски, – сообразил Роджер. – Вожди решили бежать.

– Спасти оставшихся, – поправил Николос. – Были отобраны шестьдесят, обладавших основными дарами, отца поставили во главе. Дальновидны нашли подходящее место, мы построили корабль. Оставшиеся землетрясы и манипуляторы объединили усилия под руководством провидцев, и в мгновение ока мы оказались здесь.

Он взглянул за окно.

– Этот мир оказался странным: шумный, грязный, населенный людьми, говорящими на непонятном языке, – негромко продолжал он. – Но для нас было главным то, что страшная война с серыми кончена и мы, наконец, оказались в безопасности.

Роджер хмыкнул.

– Ну да, а всего через одиннадцать лет Адольф Гитлер развязал самую ужасную войну в нашем мире.

– Наша Вселенная определенно обладает странным чувством юмора, – улыбнулся Николос.

– Ваши люди сражались на этой войне? – спросила Кэролайн.

– Ни на этой, ни на какой другой. Думаю, вы понимаете, что позволить военным врачам обследовать нас было бы катастрофой. Нет, заклинатели спасали нас от призыва, а мы, в свою очередь, находили возможность послужить новой родине.

– На военных заводах? – спросил Роджер.

– Да, многие работники ручного труда поступили туда, – кивнул Николос. – Другие использовали свои творческие возможности. Вы когда-нибудь слышали о немецкой диверсионной группе, которая высадилась с подлодки на Лонг-Айленде в июне сорок второго года?

Кэролайн покачала головой.

– Нет.

– Думаю, я что-то слышал. – Роджер наморщил лоб, вспоминая. – Они, кажется, сразу напоролись на солдата, патрулировавшего берег.

– Берегового охранника, – поправил Николос. – Молодой человек, всего двадцать один год, совершенно один, а вокруг туман. Но вместо того, чтобы просто убить его и двинуться дальше, диверсанты попытались подкупить его, а потом просто отпустили. Историки объясняют их поведение нежеланием убивать такого молодого человека.

– У вас на этот счет другая теория? – предположил Роджер.

– Я знаю правду. Наши воины патрулировали береговые районы Нью-Йорка, включая Лонг-Айленд, как раз на такой случай. Воин, обнаруживший диверсантов, находился недалеко от заклинателя и смог вызвать его. Он и заставил их отпустить парня.

Он ухмыльнулся.

– Спустя неделю он заставил одного из диверсантов сдаться, после того как усилия береговой охраны, военно-морской разведки и ФБР не принесли никаких результатов.

Роджер вдруг вспомнил: в доме зеленых у Центрального парка Ставрос открыл дверь, даже не постучав, словно ему уже разрешили войти.

– Насколько я понимаю, воин, вызывая заклинателя, обошелся без рации?

– Да, мы можем общаться друг с другом на небольших расстояниях, – подтвердил Николос. – Большинство примерно в радиусе квартала. Те, у кого дар дальневещателя сильнее, способны принимать и посылать мысли на более далекие расстояния.

Он слегка улыбнулся.

– Мы не можем читать мысли людей, если вас это интересует.

– Но можете передавать мысли нам, – вступила в разговор Кэролайн. – Зеленые, которые вчера приходили к нам домой, обращались ко мне.

– Это не иначе как был Сирил, – поморщился Николос. – Только заклинатель или дальневещатель в состоянии передать мысли человеку.

– Или уговорить домоуправа открыть нашу квартиру, – добавил Роджер. – Как он вообще нас нашел?

– Предыдущим вечером мы засекли серых, прочесывающих этот район, и решили, что они знают что-то, чего мы не знаем. Когда Сирил узнал от Сильвии ваше имя, то решил взять дело в свои руки и проверить всех Роджеров на «У» в этом районе.

Николос перевел взгляд на Кэролайн.

– А когда узнал ваше имя, видимо, решил войти с вами в контакт.

– И попробовать забрать Меланту прямо у нас? – спросила Кэролайн.

Николос помедлил с ответом.

– Как и все мы, Сирил использует дар только ради блага нашего народа.

– И как же именно убийство Меланты может послужить такой благородной цели? – поинтересовался Роджер, скрестив руки на груди. – До сих пор все, с кем мы встречались, не хотели отвечать на этот вопрос, ходили вокруг да около.

– Я слишком стар, чтобы ходить вокруг да около, – устало ответил Николос. – Дело в том, что Меланта родилась с очень необычным даром, который должен был появиться, лишь, когда наша численность увеличится, по меньшей мере, вдвое. Видите ли, – вздохнул он, – Меланта – землетряс.