Профессор Радзинховский оказался высоким дородным мужчиной лет пятидесяти с чистой, как у юноши, кожей, пухлыми яркими губами и румяными щеками. Можно было не сомневаться, что в молодости он выглядел этаким красавцем-паном и имел огромный успех у женщин. На это красноречиво намекали и его унизанные массивными перстнями (наверняка подарками бывших любовниц) пальцы. Да и по тому, как он посмотрел на вошедшую с вазой фруктов Анжелу своими светлыми серыми глазами, сразу было видно, что он понимает толк в представительницах прекрасного пола. В общем, этот человек напоминал кого угодно, только не солидного профессора медицины, врача, всю свою жизнь посвятившего науке и людям.

Анжела приложила к щеке похолодевшую ладонь — она почувствовала, что покраснела от одобрительной полуулыбки профессора так же, как всего несколько минут назад от комплимента Володи.

«Господи, неужели я хочу ему нравиться?! Да нет же, не может быть! Я просто перенервничала, устала», — пыталась успокоить себя Анжела, но от случайного прикосновения полных пальцев Станислава Яновича по телу бежали горячие токи.

Впрочем, мужчины, казалось, не обращали на девушку почти никакого внимания. Поговорив с полчаса на общие темы, они занялись обсуждением какой-то части Володиной диссертации и только вежливо кивали и улыбались, когда Анжела подливала чай или накладывала варенье.

Анжела держалась из последних сил, и ей стоило огромного труда не убежать, когда на прощание профессор поцеловал ей руку. От прикосновения его мягких влажных губ она вздрогнула, как будто на ладонь упала гусеница.

Как только Радзинховский скрылся за дверью, Анжела, понимая, что в таком взбудораженном и нервном состоянии не сможет даже улыбнуться Володе, юркнула в ванную. Она брезгливо сбросила с себя платье, еще несколько часов назад выбиравшееся с такой тщательностью, в грязное белье и встала под струю горячей воды. Какое-то время Анжела ни о чем не думала, ничего не чувствовала, только подставляла под теплый дождь голову, плечи, грудь, смывая с себя липкие взгляды профессора. Потом сделала воду немного похолоднее и попыталась разобраться в своих ощущениях. Она совершенно точно знала, что без памяти любит Володю и ни за что бы не согласилась ему изменить. К тому же одно воспоминание о мокрых губах профессора и обо всем его большом, немного рыхлом, несмотря на моложавость, теле вызывало у нее дрожь омерзения. Но что тогда значат горячие волны, накрывавшие ее всю от самого легкого прикосновения этого человека? Почему она так вспыхивала от его улыбок?

«Он же врач! — Анжела чуть не рассмеялась от радости, потому что разгадка вдруг была найдена. — И потому отлично знает чисто физиологические способы возбуждать чувственность. Он просто очень хороший специалист, а его порочность и большая практика развили в нем эти навыки до совершенства, в котором ему никак нельзя отказать».

Найдя такое простое объяснение своим странным ощущениям и почувствовав себя чистой и ни в чем не виноватой, Анжела мгновенно успокоилась, и на ее хорошеньком личике заиграла спокойная радостная улыбка. Она, напевая, с удовольствием понежилась в пене своего любимого геля для душа, вымыла чудесные волосы и выбрала флакончик с самыми обольстительными духами. Она была так счастлива сознанием своей невиновности, что ей хотелось петь и летать, улыбаться и делать счастливыми всех вокруг и особенно Володю — единственного и неповторимого, самого умного, нежного и красивого, ради которого она готова на все.

С такими мыслями и с улыбкой на лице Анжела вышла из ванной и, неслышно ступая, прошла в комнату. Володя сидел в кресле с какой-то книгой, но, кажется, был занят не чтением, а посторонними размышлениями. Он поднял глаза и хотел было что-то сказать, но, внимательно посмотрев на Анжелу, передумал и несколько принужденно улыбнулся.

— Ты устала, дорогая? — ласково спросил он и взял ее за руку. — Наверное, хочешь спать? Ты ложись, я позанимаюсь на кухне.

В голосе возлюбленного не было слышно ничего, кроме нежности и заботы, но Анжела успела уловить принужденную улыбку и насторожилась. К тому же, появившись в облаке чувственных духов и в почти прозрачном пеньюаре, она ждала не слов об усталости, а совсем другой реакции.

— Что-то случилось? — тихо, но настойчиво спросила она. — Что-то не ладится с работой? Профессор чем-то недоволен?

— Нет-нет, все хорошо. Я, наверное, переволновался сегодня и устал. А надо еще исправить кое-что в работе до завтра. Спокойной ночи! — И он вышел на кухню, оставив Анжелу одну, встревоженную и растерянную.

Всю ее веселость как ветром сдуло. Она залезла на кровать и свернулась клубочком, как котенок, оставленный злыми хозяевами зимой на улице. Что-то было не так. Володя что-то задумал и скрывает от нее. Она не могла догадаться о том, что бы это могло быть, но интуитивно чувствовала напряженность и обман. Так она и лежала, одна в темной комнате с распущенными пушистыми волосами и прозрачной рубашке, а ее грусть и тревогу равнодушно и безжалостно раздувал свистящий за окном ветер, то с шуршанием гонявший по пустынной улице обрывки газет и полиэтиленовые пакеты, то царапающий окна голыми черными ветками мокрых деревьев.