Они осторожно пробирались сквозь обломки и кирпичные завалы, пытаясь найти намёки на уцелевший кусок здания, но пока всё было тщетно. Ничего не обгорелого или не сломанного во всей округе не было. Между корпусами было раскидано множество грузовиков и всевозможной погрузочной техники, теперь напоминавшей своим чёрным металлом о развернувшейся здесь катастрофе.

Побродив некоторое время вокруг для разведки обстановки, люди двинулись к самому большому зданию, на котором и весел некогда внушающий гордость, а теперь сломанный и частично сгоревший кусок вывески с изображенным российским флагом. Вход был разрушен и завален, но его с легкостью заменил провал в стене, в который можно было въехать на машине, не то что зайти пешком. От крыши так же практически ничего не осталось и сверху свободно падали капли и струйки дождевой воды, образовывавшие на полу приличного размера лужи. По количеству найденного внутри пепла, золы и угля можно было догадаться о объемах почивших в безжалостном огне припасов. Вся зола уже успела пропитаться водой и слежаться в твёрдые чёрные холмы, по которым с лёгкостью можно было ходить.

Оказавшись в самом центре просторного помещения, люди остановились на небольшой горке и, оглядываясь, думали куда же им податься дальше. Внезапно раздался громкий хлопок выстрела, пробивший в полуразрушенной бетонной колонне, расположенной прямо за людьми, ещё одну дополнительную дырку. Стас с молниеносной реакцией упал вниз, выкрикнув остальным, чтобы следовали его примеру, а потом тихо сказал:

— Опять!? Что за издевательство? — Он скривил разочарованную гримасу и выкрикнул как можно громче: — Эй, ну кто там опять? Что за привычка вместо приветствия сразу стрелять без разбора!?

— Да я тут одних встретил уже, — раздался хриплый голос из дальнего конца помещения, — «отблагодарили» так, что на всю оставшуюся жизнь про хорошие манеры забыл напрочь!

— Это не те ли, которых мы вчера на рассвете встретили и взаимно поздоровались из автоматов? Семеро мужчин с полным рюкзаком риса и тушенки? А ещё с разнокалиберным оружием и учебной гранатой, которую они так «умно» решили в меня забросить.

Раздался тихий хриплый смех, а потом неизвестный мужчина продолжил:

— Они даже не поняли, что она учебная, когда я им её подсовывал… — Он на пару секунд замолк, и снова заговорил: — Вставайте уж. Стрелять всё равно нечем больше. Один патрон остался, да и тот для себя берегу. Смелости пока не хватает… Может подсобите?

Все вопросительно посмотрели на Стаса, ожидая, какое решение он примет. Вроде по голосу и не было похоже, что неизвестный их обманывает, но и напарываться на шальную пулю никому не хотелось. Немного поразмышляв, старлей всё-таки выдал:

— Давай лучше ты к нам! Это ты в нас стрелял без предупреждения, а не мы в тебя.

— Вышел бы, если б мог. Да и сыро там, не хочу напоследок ещё и промокнуть. А то буду тут потом тухнуть в луже, так хоть в углу сухом лежать останусь.

— Какой-то ты непоследовательный, а? То застрелиться помогите, а то в луже оказаться не хочу.

— Да ладно вам… могу пистолет выкинуть в сторону, если хотите. Только, если пообещаете мне его потом вернуть вместе с патроном. Именной он у меня, уж коли помирать, так лучше от него. Буду, как эти… как их… самураи, которые своим же оружием себе животы вспарывали.

После этих слов из-за одной из бетонных колонн отлетел небольшой тёмный предмет, приземлившийся всего в нескольких метрах от неё. Стас нехотя поднялся на ноги, снял автомат с предохранителя и медленно пошел вперёд, приготовившись к возможной внезапной атаке. Все остальные, кроме оставшегося лежать Дениса, последовали его примеру, но остались ждать на месте. Старлей подошел к упавшему на кучу углей предмету и наклонился за ним, не переставая смотреть по сторонам и не теряя бдительности. Выпрямившись, он повертел в руке подобранный пистолет и наткнулся на выгравированную на ручке надпись: «Полковнику Смирнову В.Н. за многолетнюю доблестную службу».

— Полковник Смирнов? — спросил Стас.

— Так точно, — ответил хриплый голос. — Или, по крайней мере, когда-то им был.

Стас аккуратно обошел колонну, не опуская оружия, и вышел прямо на сидевшего, прислонившись спиной к бетону, немолодого бледного мужчину. Остатки его формы выглядели не менее плачевно, чем он сам, насквозь пропитавшись грязью и уже успевшими высохнуть застарелыми пятнами крови. Стас в нерешительности на него посмотрел, а потом опустил автомат и отдал честь со словами:

— Здравия желаю, товарищ полковник! Старший лейтенант Князев…

— Во как! Лейтенант и даже старший? — Полковник натянуто ухмыльнулся. — Какие уж мы теперь полковники и лейтенанты… Звать то тебя как?

— Станислав Князев…

— Стас значит… Зятя моего Стасом тоже звали. Ух, и давал я ему жару, чтоб за дочкой моей ухаживал по протоколу, — Смирнов снова засмеялся, отвлекшись на свои мысли.

— Итак… — перебил Стас его смех. — Вы значит полковник? Тогда зачем по людям стреляете без предупреждения?

— Какая жизнь — такие люди. Человек человеку всегда был волком, а сейчас и подавно.

— Кто-то мне недавно подобное уже говорил… Только мне вот всегда казалось, что перед лицом общей опасности положено объединяться…

— Каждый спасает свою шкуру, как может. Кому-то выгодней спрятаться за чужую спину, а кому-то отобрать нужное у тех, кто послабее. Вот только людям зачастую свойственно переоценивать свои силы… — полковник опять хрипло и нервно захохотал, потом выглянул из-за колонны на стоящих чуть поодаль людей и сказал им: — Да чего вы там жмётесь? Идите сюда, тут хоть сухо. У вас, я гляжу, раненый имеется? Я бы рад помочь, да у самого ничего нет.

— А как же… — голос Стаса прозвучал с сомнением и разочарованием. — Мы ведь видели вынесенные отсюда запасы. И оружие…

Смирнов резко посерьёзнел и замолчал. Потом он с кряхтением поднялся на ноги, опираясь руками о колонну. Было видно, что это даётся ему с большим трудом, словно он не на ноги вставал, а взбирался на высокую гору. Оторвавшись от колонны и немного покачиваясь на нетвёрдых ногах, полковник махнул рукой, приглашая следовать за ним, и сказал:

— Следуйте за мной. Всё покажу и расскажу.

Обессиленный мужчина, шаркая ногами, медленно пошел к одной из куч обломков около стены. Дойдя до неё, он отодвинул металлический лист, внешне ничем не отличавшийся от остальных, и пригласил всех пройти с ним в узкий тёмный коридорчик, засыпанный внутри кирпичами и арматурой. Из него вело несколько дверных проёмов с выгоревшими дверями, а в конце обнаружилась лестница, ведущая вниз. Смирнов достал из кармана огрызок свечи и зажег его при помощи зажигалки, а потом, не оглядываясь на остальных, стал спускаться на подземный уровень. Переглянувшись между собой и недоумённо пожав плечами, команда Стаса потопала следом, осторожно ступая по обломкам.

Внизу было абсолютно темно, если не учитывать слабого света от единственной свечи. Пройдя ещё пару поворотов, люди оказались в небольшой комнатушке с письменным столом, парой стульев и целой кучей стеллажей с папками и коробками. Дверь в эту комнату была толстой и металлической, наверное, только поэтому и она сама и всё содержимое комнаты уцелело.

— Ну, вот в этой самой комнате меня и накрыло, — начал свой рассказ Смирнов. — Я как раз в архив спустился, бумагу нужную найти. Дверь за собой закрыл, что меня, по всей видимости, и спасло. Но потом её так заклинило, что все плечи расшиб, пока смог сдвинуть с мёртвой точки. Даже не знаю, сколько часов тут просидел, всё ждал пока дверь перестанет быть раскалённой от внешнего пожара. Хорошо ещё, что здесь вентиляция обособленная, чтобы климат нужный поддерживать, иначе задохнулся бы попросту.

В слабом освещении комнату было трудно осмотреть детально, но она явно была пристанищем полковника довольно долгое время. На полу лежала подстилка из тряпья и бумаги, чистота которой оставляла желать лучшего. На письменном столе теперь вместо рабочих бумаг пирамидками стояли консервные банки с уже знакомой тушенкой, а в углу на полу беспорядочно лежала куча точно таких же банок, но уже вскрытых и опустошенных. Старое алюминиевое ведро с небрежно написанной красной краской надписью: «ПОЛ — ТУАЛЕТ», стояло прямо под тонкой струйкой стекавшей сверху по трещинам дождевой воды, и было наполнено почти до самых краёв. Тишину нарушала только булькающая в этом самом ведре вода, ну, и ещё, разумеется, шаги и перешептывания так давно не бывавших здесь гостей.

Заметив озадаченность своих нежданных посетителей, полковник тяжело опустился на лежанку и продолжил рассказывать:

— Когда я наконец смог вылезти наружу, продукция на складах ещё продолжала тлеть. Не знаю, как огонь проник так глубоко под землю, он стекал сюда, словно был жидким. Я завязал на лицо свою рубашку, чтобы поменьше дымом дышать, и кое-как выбрался наружу. Облазил все окрестности в поисках выживших… — Смирнов ненадолго замолк, окунувшись в воспоминания, а потом продолжил: — Кричал, звал… надеялся. Потом, когда потухло и стало остывать, разгребал руками всё, что можно было разгрести. Но не нашел никого… Ничего кроме костей. Только жалкие останки. Лучше бы я тогда сгорел вместе со всеми остальными.

Никто не пытался перебить полковника. Все поняли, что ему просто необходимо было кому-то излить душу. Всё пережитое грызло его изнутри и не давало покоя, а они оказались единственными слушателями, кто мог не только посочувствовать, но и понять. А полковник всё говорил и говорил дальше, глядя перед собой в пустоту и всё глубже погружаясь в свои мысли:

— Потом я стал собирать всё, что удавалось найти более-менее целое. Сначала просто носил с собой, а потом стал стаскивать сюда. Когда я нашёл штабели тушенки и понял, что она вся ещё раз хорошенько проварилась, но осталась вполне пригодной в пищу, то прямо там ножом вскрыл несколько банок и ел до тех пор, пока мясо влезало мне в желудок. Так, бродя тут часами, я нашел некоторое оружие и боеприпасы, которые оказались заваленными и уцелели. Потом снова навалилось отчаяние… Я набросился на кучу пепла и стал грести его руками, разбрасывая в стороны… Сейчас даже сам не знаю зачем. Но если бы ни это, то я никогда бы не понял, что некоторые штабели прогорели не насквозь. Из самой середины кучи посыпался белоснежный рис, вид которого тут же вернул меня в чувства. Я пробовал уходить отсюда дальше, но каждый раз возвращался назад, не найдя ничего… Абсолютно ничего…

— А потом пришли они. Ах, как я обрадовался живым людям. Говор у них был несколько странным, то ли на братков каких похожи, то ли на зеков бывших. Только мне тогда всё равно было, кто они, лишь бы живые… Я готов был отдать им всё, что у меня есть, лишь бы забрали меня с собой подальше от этого кладбища. И они мне обещали… «Дядькой» называли, словно я им родственник какой. Когда собрали сколько смогли в котомки и уже собирались выходить наружу, один из них вдруг резко обернулся и протянул мне руку для рукопожатия. А когда я ему её дал, то он притянул меня к себе, обхватил в объятия и сказал: «Спасибо, дядька, тебе за всё. Но ты уж прости, обуза в виде старика нам в дороге не нужна». И «наградил» меня подарком на дорожку — ножичком в бочину. — Полковник истерически рассмеялся и задрал бок рубахи, показав всем небрежно перебинтованный каким-то тряпьём бок. — Потом просто выпустил меня из рук, развернулся и молча ушел вместе со своими дружками, на ходу вытирая окровавленное лезвие о собственные штаны.

— Вот ведь… — пробормотал Стас и, оглянувшись на Марину, закончил более мягким на его взгляд словом, нежели требовалось: — сволочи…

— Извините… — нерешительно заговорила Марина, — а Вы знаете, что у Вас температура высокая? Вы болеете? Мама мне всегда заваривала вкусный травяной чай, когда я болела.

— Что, уже со стороны видно? Да девочка, я заболел, только от моей болезни чай не поможет. Сначала всё было хорошо. Я раскалил над огнём свой складной нож и прижег рану. Кровь, как мне казалось, остановилась. Вот только изнутри я залечить ничего не мог. Да и с чистотой, как вы уже заметили, здесь напряженка. Постепенно становилось хуже, а вчера я понял, что меня знобит. Без львиной доли антибиотиков меня теперь уж не откачать, у вас не найдётся случайно? — Полковник поднял пустые глаза без проблеска надежды.

Стас только молча помотал головой, а Гриб высказал всеобщее мнение:

— Вообще-то, мы сами надеялись здесь лекарства найти.

— Тогда, ребятки, извините. Медикаментов нет. Можете унести тушенки и риса сколько сможете, я вам объясню куда идти. Даже есть несколько спёкшихся в единую карамельную массу кусков сахара. Но больше мне вам помочь нечем. Только взамен у меня к вам будет небольшая просьба, надеюсь, вы не против?

— Всё, что сможем, — убитым голосом сказал Стас.

— Посидите со мной пока я помираю? Стыдно признаться, но страшно умирать в одиночестве. А выстрелить себе в голову я, пожалуй, так и не решусь. И засыпьте меня потом сверху чем-нибудь, чтоб не тух здесь, как дохлая собака на дороге. А то вдруг ещё кто забредёт, не хочу, чтоб меня нашли воняющего и полусгнившего.

— Это без разговоров, — ответил Стас и окинул быстрым взглядом топчущихся рядом товарищей. — Я надеюсь, что кто-нибудь когда-нибудь тоже посидит со мной, если понадобится.

Полковник объяснил, где найти продукты и Серый с Саней и Грибом сразу отправились с опустошенными рюкзаками за долгожданными припасами. Марина с сияющими глазами особенно просила их набрать побольше карамели, известие о которой пробудило в ней прилив сил и бурю эмоций. Небольшой кусочек она тут же получила в подарок от полковника и принялась с удовольствием его грызть и сосать, даже не взирая на пригорелость и горчинку. Сопроводив троицу до нужной развилки коридора, Стас отправился наружу, чтобы следить за местностью. Хоть об этом месте предположительно больше никто и не знал, но расслабляться было нельзя.

Денис и Марина остались с полковником. Сначала они перевязали и промыли дождевой водой ногу Дениса. Хотя чистота этой воды и оставляла желать лучшего, но ничего больше у них не было. Смирнов с сочувствием и пониманием смотрел на молодого мужчину, не осмеливаясь произносить вслух, что того скорее всего вскоре ожидает та же участь, что и его самого: заражение и сепсис. Когда ногу Дениса вновь замотали, то принялись за бок полковника. Тот усиленно сопротивлялся, мотивируя это тем, что нет смысла обрабатывать рану полутрупа, но Власов всё же сумел настоять на своём. Тогда бок тоже размотали, обмыли и перевязали вновь, использовав для этого наиболее чистые тряпки из имеющихся. Когда оба раненых тяжело дыша уселись рядышком отдыхать, Денис подозвал Марину и тихо спросил у неё, шепча склонившейся девушке на ухо:

— Слушай, а ты не можешь ему температуру сбавить? Чтоб не так мучился, а то колотит его совсем.

— Неа, — Марина отрицательно мотнула головой, — я людей тушить не могу, он ведь не костёр. Только вижу, что горячий. Но жар внутри него, а не снаружи.

— Ясно… жаль.

Марина грустно опустилась рядом с ними на пол, упершись спиной о стену и продолжая поедать спёкшийся сахар. Так они и сидели молча, ожидая возвращения остальных, пока девушку совсем не сморило, и она не улеглась спать в уголке около письменного стола. В ведре всё так же тихонько журчала стекающая сверху дождевая вода, но больше не было слышно ни единого шороха. Как бы двум тяжело раненым мужчинам хотелось сейчас услышать так надоевший в прежние времена городской шум. Потолкаться вместе с людьми в очереди в супермаркете. Или поругаться с соседом за место на парковке возле дома…

Ночью, когда уже совсем стемнело и все легли спать, устав от дневных приключений, Стас тоже спустился вниз. В тусклом освещении он смог разглядеть прислонённые к стене наполненные до отказа рюкзаки и расположившихся рядком на полу людей. Старлей, осторожно ступая через спящих, пробрался внутрь комнаты и собрался завалиться на расстеленную куртку, но услышал тихий шепот полковника, который подзывал его к себе.

— Что-то случилось? — тоже шепотом спросил Стас, подойдя поближе.

— Садись рядом, Князев. Я тебе кое-что рассказать хочу.

Стас осторожно пристроился рядом с полковником и показал, что всецело готов его выслушать. Он ожидал очередного рассказа о блужданиях по развалинам, о полученной ножевой ране, или о воспоминаниях из прошлой жизни. Но он никак не ожидал услышать то, о чём заговорил Смирнов:

— Не стал я этого при всех рассказывать. Не хочу зря людей будоражить. Я тебе свою идею передам, а уж ты дальше как знаешь, так и поступай. Значит вот: работал я несколько лет назад на одном секретном объекте. Официально — он давно законсервирован и бездействует.

— А неофициально? — заинтересовался Стас.

— А неофициально там до сих пор храниться много чего интересного, и всё это обслуживается немалым количеством персонала. Это подземная база, она же хранилище всяких секретных разработок. В советские времена там велась очень бурная научная деятельность, скрытая от общественности. Постепенно эта деятельность затихла, но окончательно не прекратилась. Оборудование там крайне устаревшее, а на обновление средств не выделялось. Потому, нечего там стало делать учёным, и большинство из них оттуда разбежалось.

— И что нам с этой базы? Если это военный объект, то от неё тоже наверняка одни угли остались.

— Да ты пойми, старлей, база ПОДЗЕМНАЯ. Она внутри скалы и может послужить ядерным бункером, хотя защиту в эпицентре взрыва гарантировать и не может. На поверхности нет ничего, что могло бы указать на её существование: никакой техники, никаких наблюдательных вышек и никаких ракетных шахт. Только кучка людей, сидящих в «пещере», как её там все любовно называют.

— Ты думаешь…

— Я думаю, — перебил Стаса полковник, — что если они вели себя разумно и не высовывались почём зря, то эта база должна стоять на том самом месте целая и невредимая.

Князев молча сидел в задумчивости, не зная, что ответить, и полковник продолжил говорить дальше:

— Тут в архиве старые карты есть, я могу тебе дорогу обрисовать, если захочешь. У тебя людей много, машина есть, я бы на вашем месте туда рванул, авось повезёт. Всё лучше, чем скитаться бесцельно.

— А что на базе той есть? Они там сами с голоду ещё не вымерли без поставок?

— База закрытая, люди там по полгода живут не вылезая. Продуктовые запасы на пару лет вперёд, плюс снаряжение, одежда, и полная автономность, включая очистные сооружения и электричество. За всем этим следят военные и гражданский обслуживающий персонал, ну и несколько человек из области науки, упорно продолжающих там работать. Всего человек сто пятьдесят должно быть примерно. На всех возможных подступах скрытые камеры, так что сразу предупреждаю, что не стоит пытаться подкрасться незаметно, только лишние подозрения вызовите. Дай-ка мне вон ту большую коробку с верхней полки.

Стас встал, подошел к указанному месту и достал сверху наполненную всяческими бумагами картонную коробку. Затем он отдал её полковнику и тот некоторое время перебирал бумаги, пока не выудил из них искомую сложенную вчетверо старую советскую карту. Разложив её на своих коленях, полковник заговорил снова:

— Вот смотри, это в Уральских горах. Как туда добраться уж сами разберётесь, карты России у меня в наличии нет. Видишь вот эту дорогу? — Полковник ткнул пальцем в карту и дождался утвердительного кивка от Стаса. — Здесь прямо перед развилкой есть неприметный отворот, с виду на сельскую грунтовую дорогу похож. Там стоит знак, что тупик, дороги нет, проезд закрыт и всё в таком духе. В этот самый отворот вам и нужно ехать. Вдоль дороги будет ещё куча предупреждающих знаков, мол не влезай — убьёт. Дорога через какое-то время станет асфальтовой и пойдёт серпантином вдоль склона горы. Ехать нужно по этому серпантину до тех пор, пока не упрётесь в закрытые ворота. Раньше подъезжающих видели через камеру и выходили встречать, сейчас уж не знаю, как там у них…

— Что ж… — ответил Стас после некоторых раздумий. — Я могу взять эту карту?

— Разумеется. Кому она теперь нужна.

— Я ещё поразмышляю на досуге и со всеми своими людьми переговорю, как назад к машине вернёмся. Возможно, действительно стоит попытаться ещё раз. Вдруг там мы найдём больше, чем здесь.

— Может я повторяюсь, но призрачный шанс лучше, чем никакого шанса. А теперь я попытаюсь поспать, если ты не против. Ну, или хотя бы полежу в бреду с закрытыми глазами…

Стас снял мокрую тряпку с горячего лба полковника, которую кто-то ему заботливо положил, и сходил к ведру с водой, чтобы смочить и охладить её. Смирнов выглядел совсем плохо, хотя и пытался держаться изо всех сил. Его состояние выдавала глубокая бледность на лице, стекающий по вискам холодный липкий пот и надломленный голос, который вырывался из уст полковника с видимым трудом. Стас понимал, что полковник и так прекрасно знает о своем состоянии и напоминать ему об этом лишний раз не стоит, а поэтому старался общаться с ним, будто тот и вправду просто очень сильно хочет спать. Он вернул мокрую прохладную тряпку на лоб полковника и, пожелав ему спокойной ночи, уложился на свою куртку, для экономии задув горящий на столе огрызок свечи.

Утром первой проснулась Марина. Ей показалось, что в окружающей обстановке что-то стало не так, но что именно сразу она понять не смогла. Из дверного проёма пробивался едва заметный свет, который можно было заметить только благодаря привыкшим к полной темноте глазам. Марина поднялась на ноги. Придерживаясь рукой о стену, она осторожно нащупала стоящий рядом письменный стол, а потом и свечу. Свеча зажглась ровным тёплым пламенем, сперва слабым, а потом более ярким, постепенно захватывающим всё большее пространство внутри комнаты. Марина оглянулась и только теперь поняла, что именно её смутило: в комнате не хватало того горячего пятна, которое представлял из себя полковник вчера вечером, выделяясь от всех других. Марина осторожно ступая подошла к месту, где спал полковник Смирнов и дотронулась ладошкой до его щеки. Он был холодным. Нет, не совсем окоченевшим, но примерно той же температуры, что и обычные люди. Или даже слегка похолоднее. Девушка тихонько, чтобы никого не разбудить, позвала его, но ответа так и не дождалась. Тогда она всё же приняла решение разбудить Стаса и доложить о случившемся.

— Он мёртв, — грустно прошептал Стас, снимая со лба мужчины тряпку и подправляя его голову в более ровное положение.

Полковник Смирнов, заслуживший именное оружие за свою службу, лежал бездыханно и с таким умиротворённым выражением на лице, будто он и вправду всего лишь спал. Возможно, находившиеся рядом люди и вправду позволили ему почувствовать себя спокойно. По крайней мере, спокойнее, чем раньше. Перед смертью он увидел, что выжившие остались, что они борются за своё существование и не опускают руки, и держатся друг за друга, защищая и не бросая слабых и раненых. А возможно, успокоиться ему позволило то, что он смог поделиться с кем-то своей тайной и дать кому-то новую надежду и новую цель. Как бы то ни было, но умереть вот с таким выражением на лице, а не сгоревшим заживо, загрызенным неизвестным зверем или простреленным исподтишка в спину, теперь желал каждый.

Полковника, как он и просил, заложили принесёнными сверху камнями и аккуратно разместили на них его пистолет. Чтобы каждый, кто найдёт эту могилу знал, кто здесь лежит. Потом минуту простояли молча вокруг импровизированной гробницы, в которой Смирнову предстояло пролежать будущую вечность, и, нагрузившись рюкзаками с едой, вышли из заваленного пеплом склепа на свежий после вечернего дождя воздух.

Предстояла долгая обратная дорога через разрушенный город к грузовику.