Камаз, рыча мотором и грохоча ящиками в кузове ехал вперёд. Стас приказал рядовому держаться подальше от крупных трасс, где риск напороться на неприятности был куда больше, поэтому дорога под колёсами сменялась с грунтовой на гравийную и обратно. Лишь изредка грузовик оказывался на ровном асфальте и несколько минут его пассажирам удавалось отдыхать от тряски и летящей из-под колёс грязи. Все населённые пункты, попадавшиеся на пути, представляли из себя печальное зрелище догорающих пожарищ, вводящее в полное уныние. Несколько раз прямо на дороге они натыкались на обломки всевозможного транспорта, которые Вася осторожно объезжал по обочине.

В результате, когда после оговоренных двухсот километров солярка кончилась и машина заглохла, то Стас с Васей очутились недалеко от печалящих своим видом развалин. И стали они таковыми ещё до текущих событий, ибо никаких следов огня на них не было. Судя по вывеске, это поселение когда-то давно, явно, в лучшие для него времена, представляло из себя колхоз «Труженик». Сейчас остатки этого колхоза выглядели, как скопление полуразвалившихся кирпичных остовов зданий без окон и дверей, зато с красовавшимися на стенах под крышами декоративными украшениями в виде завитушек, листочков, птичек и цветов. Вырезаны они были из дерева и давно потемнели от времени, но упорно продолжали висеть на своих местах в полной целостности. Надо сказать, что вкупе с весенней слякотью, полуобвалившейся штукатуркой и крошащимся кирпичом стен, такой сказочный декор только усиливали драматизм обстановки.

— Да-а-а-а, — протянул Стас, — вот так картина маслом. Иногда, чтобы всё разрушить, никакие налётчики не нужны.

— Как будто в фильм ужасов попали, — поёжился Вася. — Там внутри наверняка портал в подземный мир и оттуда сейчас нечисть какая-нибудь полезет. С клыками, с которых будет капать слюна…

Стас покосился на рядового и сморщил лицо в такую гримасу, что Васе сразу расхотелось развивать тему дальше. Потупив взгляд, он извиняющимся тоном пробубнил:

— Прошу прощения, товарищ лейтенант. Случайно вырвалось…

— Пойдём пройдёмся? — прервал его Стас. — Всё равно дальше никуда не уедем, а скоро вечер уже. Может хоть место для ночлега найдётся.

Повесив заряженные автоматы на плечо, Стас с Васей выпрыгнули из кабины и хлопнули дверями. Они пошли пешком через высокую желтую траву, оставшуюся здесь ещё с прошлого лета. Кое-где на земле под старыми желто-коричневыми стеблями виднелась только начинавшая пробивать себе путь к солнцу молодая зеленая травка. Уже совсем скоро наступит её время, и весна полновластно вступит в свои права. Но сейчас под стенами в некоторых местах всё ещё продолжали лежать снежные сугробики, напоминавшие о ещё совсем недавно покрывающих всё вокруг белых снежных одеялах.

Ближе всего к дороге стояло длинное одноэтажное здание с множеством окон. Крыша с одного его бока совсем провалилась внутрь, а вторая половина здания снаружи казалась довольно целой и пригодной для ночёвки и разжигания костра. Погода в это время года была по-прежнему крайне недружелюбной, и мужчины решили, что лучше подстраховаться от переохлаждения. А дыма повсюду и так предостаточно, так что вряд ли пришельцы будут его искать. Пронизывающий ветер подгонял их в спину, приукрашивая выбранное решение и заставляя двигаться шустрее.

Но, забравшись внутрь через один из пустовавших оконных проёмов, они сразу же поняли, что мысль была крайне неудачной, ибо изнутри всё оказалось в разы хуже, нежели могло представляться. Видимо, из пустовавшего многие годы бывшего коровника проезжающие мимо люди решили устроить не только общественный туалет, но ещё и несанкционированный склад бытовых отходов, ввиду чего амбре внутри царило просто ужасающее. Оба военных пулей вылетели наружу через то же окно, через которое залезали, и глядя друг на друга сделали глубокий вдох чистого воздуха. Слов для выражения эмоций относительно подобного запаха и вида не находилось. Да и не требовалось, ведь они и так друг друга прекрасно поняли.

Стоящие дальше за коровником здания были в ещё более плачевном состоянии: у всех них отсутствовали стены и части крыш, а то и вовсе оставался один лишь фундамент. Немного поразмышляв и оглядев местность через бинокль, военные решили дойти до стоявших поодаль от хозяйственных построек бревенчатых домиков. Выглядели они, слабо говоря, не самым лучшим образом. Бывшие когда-то жилыми дома страшно покосились и частично вросли в землю, а их древесина давно растрескалась и приобрела чёрно-коричневый оттенок. Однако, у некоторых из домов угадывались покрытые грязью окошки и оставшиеся на месте двери, что уже давало поводы надеяться на тепло и относительную сухость внутри.

— Эй, смотрите-ка! Вон там! — вдруг заголосил рядовой, когда до домов оставалось идти ещё метров сто. — Свежие доски!

Он взволнованно указывал рукой по направлению к одному из домов и Стас, приглядевшись, понял, что так взбудоражило рядового. Они ускорили шаг и пошли прямиком к дому, на заднем дворе которого лежали штабелем свежеструганные доски и целая гора перемешанных со снегом жёлтых опилок. Сам дом на обитаемый вовсе не походил и своим покалеченным видом ничем не отличался от других, окружающих его. Разве, что тем, что его забор стоял на месте, хотя особой ухоженностью также не радовал.

Стас с Васей зашагали бодрее и уже совсем скоро неожиданно для себя вышли на едва различимую в траве дорогу, оставленную тяжелой машиной. Одна из полос дороги была немного шире, будто по ней ещё и регулярно ходили пешком. И вела она, петляя между бывшими огородами, прямиком к штабелю досок.

Военные едва миновали один из заброшенных домов, рядом с которым стояло несколько старых и таких же корявых, как и сам дом, яблонь, как внезапно раздался оглушительно-громкий выстрел. Ствол одного из деревьев рядом со Стасом размочалила россыпь влетевшей в него дроби. Он оттолкнул рядового за ближайшую яблоню, а сам прыжком залетел за угол дома. Вася мгновенно вытянулся вдоль дерева по стойке смирно, осторожно выглядывая из-за него одним глазом.

— Эй, вы там! — послышался с чердака соседнего домишки немолодой мужской голос. — А ну убирайтесь отсюда, фашисты треклятые!

— Слышь, дед? — закричал Стас в ответ. — Да какие мы фашисты то? Форму родной российской армии не признал? Мы свои, а ты по нам из ружья! Может мы спасатели!

Ответа с чердака на подобное заявление не последовало. Молчание затянулось на несколько секунд и Стас решил продолжить выбранную стратегию, приняв её за правильно выбранную:

— Ты слыхал, что напали на нас? Самолёты тут ещё такие странные круглые летали. А мы вот от своих отбились, да ещё и топливо у нас закончилось.

— Дезертиры небось! — снова раздалось с чердака. — Убирайтесь отсюда подобру-поздорову! А не то в полицию позвоню!

— Да какая полиция, если связи нет совсем!? Или у тебя телефон работает?

После этого на чердаке что-то загрохотало, повалилось, со звоном посыпалось и голос громко и с чувством выкрикнул: «Ай, да чтоб тебя к лешему!». Стас подал рядовому знак рукой, и они перебежали поближе к дому, из которого стрелял неизвестный и встали по бокам от закрытой изнутри двери.

— Дед! — снова закричал Стас. — А ну бросай свою пулялку! А то у нас тоже из чего пострелять есть! Слышишь? Выходи давай!

Сперва с чердака не доносилось ни звука, потом снова что-то начало грохотать и падать, а затем послышалось недовольное кряхтение и бурчание. Через несколько секунд за дверью раздались шаркающие шаги, и тот же голос сказал:

— Я выхожу, не стреляйте.

Дверь распахнулась, и из неё, словно чёрт из табакерки, с воинственным криком выскочил седой бородатый мужчина в многократно залатанной и изрядно выцветшей куртке. Он попытался навести своё ружьё на первого попавшегося на глаза «дезертира», коим оказался остолбеневший от неожиданности Вася. Стас подскочил к старику сбоку, вырвал из у него рук двустволку с деревянным прикладом и из этой же двустволки взял мужчину на мушку.

— Ишь ты, резвый какой! — сказал мужчина, поднимая вверх обе руки.

— Это ты, дед, больно резвый, — ответил Стас. — Ты чего в людей стреляешь? Да ещё и в военной форме!

— Да разве ж теперь разберёшь, где свои, а где чужие? По новостям такие страсти рассказывают, что волосы, значит, дыбом встают! Хорошо, что я и так уже седой, а то ещё пуще поседел бы. Телевизор то у меня, вишь, сломался недавно. Только радио осталось, по нему новости и слушаю.

— У тебя радио ловит?

— Теперича уже нет. Успели передать, что на Москву бомбы какие-то полетели, а потом только, значит, шипение одно. Ну, я и решил, что фашисты опять на нас напали. А раньше, значит, рассказывали в передаче в одной, что теперь эти самые фашисты везде есть, даже у нас.

Мужчина опустил руки вниз, а потом сказал извиняющимся тоном:

— Вы уж простите старика, если что. Водку будете, сынки?

— Будем! — кивая ответил Стас и протянул старику назад его ружье со словами: — На, держи назад свой агрегат.

— Вот теперь точно верю, что свои, — ехидно улыбаясь ответил мужчина и побрёл через заросший сорняками сад, пригласив военных взмахом руки следовать за ним. — Меня, значит, Василием Петровичем кличут. Можно просто Петровичем.

— Тёзки будете? — Стас показал на молча идущего сзади рядового. — Вот этого малого, которого ты пристрелить только что пытался, тоже Васей зовут.

— Да извинился я уже. Не серчайте на старика-то…

Василий Петрович довёл гостей до калитки накренившегося забора и открыл её, пропуская их внутрь. Потом он вошел в дом, обтерев ноги о лежащий перед дверью коврик, снял ботинки и аккуратно поставил их на полочку, попросив остальных последовать его примеру. Военные в точности повторили действия старика и только после этого он открыл вторую дверь и позволил всем войти внутрь.

— Садитесь за стол, сынки, я сейчас, — сказал Петрович, направляясь вглубь дома.

Стас с Васей сели за большой стол, рассчитанный по меньшей мере человек на шесть, и стали ждать хозяина сего жилища, облокотившись локтями на столешницу, накрытую немного посеревшей от времени, но тщательно выглаженной скатертью. Старик откинул угол лежащего на полу коврика и открыл притаившуюся под ним дверцу в подвал. Затем он спустился вниз по лесенке и позвякивая банками принялся копаться там на полках, поочередно извлекая и ставя прямо на пол трёхлитровую банку с огурцами, затем маленькую баночку с грибами, и, наконец, пол-литровую бутылку водки.

Гости же в это время не упустили возможности детально рассмотреть внутреннее убранство дома. Сказать, что царящая вокруг обстановка была старой — значит, не сказать ничего. Обстановка просто источала дух старины. Вся мебель была деревянной, прочной, на толстых круглых ножках. В углу напротив стола расположилась царица всех старых русских домов — большая, выложенная из кирпича печь с полатями, на которых лежали подушки и цветастые лоскутные одеяла. На стене висели старые резные деревянные ходики, ритмичными постукиваниями отсчитывающие секунды. У Стаса с Васей сложилось впечатление, будто они провалились лет эдак на сто назад. Единственное, что выбивалось из интерьера, это стоящий на комоде ламповый телевизор, накрытый сверху скатертью с ручной вышивкой.

— У меня тут не роскошно, — сказал Петрович, расставляя на столе поднятые из погреба банки, — но, как говорится, чем богаты, тем и рады. Привык я ко всему этому, вросло оно внутрь меня, словно дерево вростает корнями в землю.

Затем старик направился к стоящему возле стола большому буфету, открыл скрипящую деревянную дверцу, и начал доставать оттуда белые тарелки с цветочным рисунком, гранёные стеклянные стаканы и начищенные столовые приборы. Посуда также была очень старой на вид, немного потрескавшейся и потерявшей былые краски, как и всё окружающее.

— А как Вы тут, Василий Петрович, оказались? — спросил Стас. — Мы решили, что здесь всё заброшено давно.

— Я тут один живу уже, значит, лет двадцать. Все постепенно в город перебрались, после того, как колхоз наш прикрыли. И жена моя с детьми. А я, значит, тут остался, не смог бросить это всё. Родился я тут, и вырос, вся жизнь моя в Труженике прошла. Даже помню, что раньше здесь был вовсе и не Труженик, а деревня Зайцево, — сказал старик с грустью и взялся за бутылку. — Давайте-ка по одной за знакомство, значит, а потом вы мне расскажете, что за вражина на нас нападать решилась.

Петрович уверенной рукой разлил в три стакана грамм по пятьдесят водки и первый схватился за один из них, а во вторую руку взял маринованный огурец из тарелки. Стас повторил действия старика и пристально посмотрел на рядового. Тот сидел и грустно гипнотизировал предназначенный ему стакан, не решаясь притрагиваться к нему.

— Ты бери, Вася, бери, — сказал ему Стас, — нервы надо расслабить немного. Главное меру знай, а то откачивать тебя потом не хочу.

Мужчины звонко чокнулись гранёными стаканами советских времён и залпом выпили их содержимое, закусив огурцами. Вася при этом чуть не задохнулся, его глаза резко увеличились в размере, а про закуску он и вовсе забыл. Стас пробкой затолкал ему в рот крупный огурец и похлопал по щекам, приводя в чувства.

— Что за молодёжь нынче хлипкая! — воскликнул Петрович, глядя на всё это. — Вот в наше время деды самогонку гнали, вот это я понимаю! Не ровня водке нынешней! — старик замолк, улыбнулся и продолжил извиняющимся тоном: — Закуска слабовата. Я бы предложил картошечки своей деревенской, но печь ещё не топлена. Вы грибочки испробуйте, местные, сам прошлой осенью собирал, значит, и в банки закрывал. Вас как звать то, сынки?

— Старший лейтенант Станислав Князев, можно просто Стас.

— Рядовой Василий Тихомиров. Вася то бишь. Водитель я.

— Значит, ты, старший лейтенант, рассказывай, что такое на земле нашей твориться? — снова спросил Петрович.

— Всего мы и сами не знаем, Петрович. Как ни печально это признавать, но я вовсе не уверен, что против этого врага нам удастся выстоять. От них нас ни холодная зима, ни обильные снега не спасут. Честно говоря, вообще не знаю, что дальше делать. Мы с Васей не ахти какая армия великая, а других выживших мы пока не видели, ты вот первый.

— А где же войска все наши? Вы ведь не сами по себе должны быть?

— Получается, что теперь мы как раз-таки сами по себе и есть. Всю нашу базу с воздуха разбомбили, нам повезло, что мы за периметром в это время находились, только это и спасло. Ты, Петрович, корабли в небе видел? Круглые такие, странные.

— Да как не видеть, видел. Жужжали тут аки пчёлы, значит. Я в доме сидел, из окна на них смотрел. Потом взял своё ружьё да на чердак дома бабки Ефросиньи полез, оттуда видно получше. Так вас и заметил, когда вы пешком сюда шли. Думал, что вы тоже с этими леталками, значит, заодно.

— Ага, а потом решил нас пристрелить не представляясь, — пробурчал молчавший до этого Вася.

— Да извинился я уже, значит. Правда, сынки, виноват я, старый пень.

— А ружьецо у тебя знатное, Петрович, где раздобыл такой раритет? — спросил Стас.

— ИЖ-49, — сказал Петрович, бережно взял прислонённое к стене ружье в руки и с любовью погладил его по стволу. — Пятьдесят первого года выпуска, от отца мне досталось. Таких мало очень было, потом решили, что ствол слишком тяжёлый и перестали такие выпускать. А по мне так в самый раз. Если к вещи бережно относиться, так она тебе, значит, и служить долго будет.

— А патроны где берёте, Василий Петрович? — спросил Вася, за обе щёки уплетая очередной огурец.

— Вот давай только без «выканий», тёзка молодой. Я человек простой, и живу тут один, а не во множественном числе. А в ответ на твой вопрос: сам я их, значит, набиваю. Гильз пустых много в запасе, порох да дробь с капсюлями в городе закупаю. Меня отец этому ещё в детстве научил. Да как на зайцев охотиться. У нас их тут полно бегает, особливо развелись после того, как все уехали и охотиться стало некому, — сказал Петрович и первым съел гриб из тарелки, раз гости не решались, а потом добавил: — Кроме меня, значит.

— Как же ты в этих развалинах выжил? — спросил Стас, тоже накалывая на вилку гриб.

— Да как как… За домом доски лежат, видели?

— Именно по ним и распознали, что живёт здесь кто-то, — ответил Стас кивая.

— Вот я из этих досок вырезаю украшения всяческие. Раз в месяц Петька приезжает из города, привозит новые доски, а за готовую работу деньги платит. Сам же всё и забирает. Он тоже из Труженика нашего родом, в город уехал да магазин там открыл. Теперь, значит, предприниматель, «газелью» владеет. Кстати, на коровнике старом птичек с цветами видели?

— Видели, коровник рассыпался, а птички остались.

— Моя работа, — гордо заулыбался Петрович, — я этим многие годы промышляю. Древесину так обрабатываю, что десятилетиями вид сохраняет. — Петрович несколько секунд помолчал, размышляя о чём-то своём, а потом спросил: — Ещё по одной? Давно, значит, не приходилось в такой хорошей компании за одним столом сидеть.

Петрович поднялся с табурета, взял в руки бутылку и пронёс её над всеми стаканами, отмеряя равную дозу. Второй стакан был выпит Васей с не меньшим усилием, заставив его закашляться и прикрыть рот рукой. Глядя на это, Стас отобрал у него опустевшую тару и перевернул кверху днищем.

— Ты, Вася, закусывай, закусывай, — сказал он рядовому. — Грибочки вкусные.

— А попитательнее ничего нет? — спросил Вася у Петровича заплетающимся языком.

— Нет, к сожалению. Я как раз завтра собирался в город. Провизии закупить, значит. Здесь мимо автобус два раза в день проходит. Если попросить, то водитель останавливает и подбирает. Вернее, проходил. Теперь уж и не знаю… Вот что, вы, сынки, пока откушайте чего бог послал, а я пойду вам кровать постелю. Я спальней, значит, и не пользуюсь, на печи всё сплю. Пыльно там теперь стало, негоже так гостей встречать.

Продолжая кряхтеть и ворчать что-то себе под нос, Петрович встал из-за стола и пошел в соседнюю комнатушку, отгороженную деревянной дверью на скрипучих петлях. Наклонившись вбок, Стас разглядел там две узкие односпальные кровати, и большой сундук прямо под окном. Петрович наклонился к сундуку, покопался в нём пару минут и вытащил постельное белье. Стас уже представил себе запах пролежавшей неведомо сколько лет в сундуке старой ткани и заранее поморщился. Но выбирать не приходилось, им и так несказанно повезло с таким гостеприимным хозяином. Повернувшись назад к тарелкам, Стас наколол полную вилку грибов и все разом утрамбовал их себе в рот. Затем повторил то же самое, но на этот раз насильно затолкав грибы разомлевшему рядовому.

Разобравшись с кроватями, Петрович вернулся в кухню и принялся растапливать печь. Процесс оказался не таким уж простым, чем вызвал удивление у всегда жившего в городе Стаса, и ностальгические воспоминания из детства у Васи. К этому времени за окном совсем стемнело и закончив с растопкой Петрович убежал во двор, загадочно пообещав скоро вернуться.

— Ну так что, Вася, делать то будем? — спросил Стас. — Пешком идти до твоей Ивановки, думаю, не лучшая идея.

— Куда-то идти нужно, так почему бы и не до Ивановки?

— Тут ты прав, на месте оставаться тоже нельзя. Тогда собираем походные сумки и выдвигаемся завтра с рассветом?

Ответить Вася не успел, потому что в этот самый момент лампочка, висевшая прямо на проводе посреди потолка, неожиданно замигала и ярко разгорелась. В стоящем на столе стареньком радио с выдвигающейся длинной антенной раздалось громкое шипение и треск. Недовольно сморщившись Стас протянул к нему руку и выключил, нажав на кнопку. Через несколько секунд в комнату вернулся Петрович, с довольной улыбкой рассматривая своё светило, словно там была не голая лампочка, а настоящая хрустальная люстра.

— Сам-то я обычно со свечкой вечерую, — пояснил он, — но для гостей не жалко и генератор включить.

— Стоп, — сказал Стас, выставляя вперёд ладони. — Говоришь, генератор? А на чём он у тебя работает?

— Да на солярке. Мне Петька подсобил. Для работы с деревом станки и инструменты нужны, а они электричества, значит, требуют.

— Так чего ж ты молчал, дубина старая!? — выкрикнул Стас, подскочив со стула. — Наш грузовик на солярке как раз и ездит, можем отсюда на колёсах укатить. Сколько у тебя топлива в запасе?

Петрович не сразу сообразил, чего такое от него хотят. Обработав в голове всю информацию, он внезапно воссиял и прямым ходом отправился на улицу, зазывая остальных с собой:

— Пойдём, сами поглядите, значит.

Вся троица снова натянула на ноги свои ботинки, толкаясь в узком коридорчике, и вышла во двор. Петрович подвёл их к пристроенному к стене дома сараю, открыл его и показал гудящий внутри генератор, рядом с которым стоял большой синий пластиковый бак под топливо. Бак был высотой с полтора метра и шириной почти метр, но наполнен был меньше, чем на половину.

— Литров двести осталось? — со знанием дела спросил Вася. — Довольно неплохо. Километров на шестьсот хватит, если с умом расходовать. А там, глядишь, ещё раздобудем.

— Только вот канистра у меня одна всего, — сказал сзади Петрович. — На двадцать литров.

— Да нам завестись главное! — воодушевился Вася. — А потом грузовик сюда подгоню и остальное зальём.

— Хорошо, коли так, — согласился Петрович. — И ещё это… Я с вами поеду. Знаю, что старый я, и толку с меня мало, забот больше. Но тут мне не выжить, раз автобусы теперича не ходят. Да и Петька больше с досками и деньгами не приедет… — Петрович с грустью махнул рукой и повернул назад к дому, спросив на ходу: — Пошли, лейтенант, ещё по одной бабахнем?

Вернувшись назад за стол и выпив на этот раз уже на двоих ещё по пятьдесят грамм водки, они продолжили обсуждать возможные варианты развития будущего:

— Да мы, Петрович, и сами не знаем, куда податься, и что дальше делать, — сказал Стас.

— А я вам подскажу, — ударился в нравоучения охмелевший старик. — Мне мой батя всё детство рассказывал, как они в лесу во вторую мировую партизанили. Столько вражин перебили да поездов под откос пустили, что и не сосчитать. Так кто ещё вас этому научит, ежели не я?

— Провизии у нас совсем нет никакой. И воды бы ещё запасти побольше, — вставил реплику Вася.

— Так это тоже можно организовать. Погребок мой опустошить, значит. Там у меня банок ещё хватает, сколько-то протянем. Да и картошечка осталась, на посадку всё берёг. Грузовик то у вас знатный, много веса потянет.

— Ага, КамАЗ-5350, семейства «Мустанг» — загордился Вася, будто это была собранная его собственными руками машина, а вовсе не казённая.

— Тогда генератор ты, Петрович, лучше вырубай, — сказал Стас. — Топливо экономить будем, а посидеть мы и при свечах можем. Их, кстати, тоже с собой погрузим. И ружьё своё раритетное не забудь вместе с патронами.

— Да ни в жисть! Я скорее портки свои, значит, забуду.

После такого заявления Стаса, а следом за ним и Васю разобрал гомерический хохот, к которому присоединился и сам виновник веселья. Успокоиться им удалось лишь спустя несколько минут, применив всю имеющуюся у них силу воли для восстановления душевного равновесия.

Дабы не терять время зря, собирать сумки начали сразу же. Всю поклажу упаковывали, как получалось, в пакеты и сумки, а трёхлитровые банки с соленьями так и вовсе решили связать по две, просто обвязав горлышки верёвками. Пригодную для дороги одежду и обувь так же перевязали верёвкой, соорудив таким образом удобные для переноски тюки с ручками.

Особо Стаса порадовал запас пустых пластиковых бутылок, хранившийся у Петровича в сарае для возможного применения в хозяйстве. Их было порядка десятка, что в общей совокупности позволило запастись почти двадцатью литрами питьевой воды из колодца. На первое время этого должно было хватить, а потом опустевшую тару можно будет наполнить в другом месте.

Собрав всё, что посчитали нужным и полезным около выхода, мужчины разошлись по кроватям. Им предстояла последняя ночь на нормальной кровати. И пусть эти кровати были древними и скрипучими, а постельное бельё пахло нафталином и старыми нитками, но следовало насладиться ею сполна и сохранить в своей памяти мягкость, тепло и сухость. Мерное тиканье ходиков на стене, треск дров внутри печи, стол, накрытый скатертью. Предстоит ли им вновь увидеть и услышать всё это?

Все трое лежали под одеялом, каждый на своём месте, но уснуть не удавалось никому. Они лежали с открытыми глазами и молча смотрели в одну точку, прислушиваясь к звукам вокруг. Делали они это неосознанно, но теперь именно эта привычка становилась главным залогом их выживания в этом одновременно старом и новом для них мире.

* * *

Где-то в середине ночи на начался сильный дождь. Он нещадно лупил по окнам и крыше старенького дома, хлюпал по быстро образовавшимся на земле лужам и шуршал прошлогодней желтой травой. Под мысль о том, что такой дождь обязательно затушит всё, что ещё продолжало гореть, Стасу наконец удалось забыться и заснуть тревожным сном.

Утром его разбудило громкое шуршание, раздававшееся из погреба. Стас поднялся и увидел Васю, продолжавшего с сопением дрыхнуть на соседней кровати. Тогда он тихо встал, надел на ноги выданные Петровичем домашние шлёпанцы и подошёл к спуску в погреб, негромко спросив:

— Эй, Петрович? Ты где там?

Шуршание прекратилось и через несколько секунд снизу вынырнула непричёсанная голова Петровича.

— Да я тут подумал, что неплохо было бы и семена с собой прихватить, которые я для весенней посадки заготовил. Как знать, куда нас новая дорожка приведёт.

Петрович выбрался наружу и вытащил вслед за собой небольшой полотняный мешочек, перевязанный шнурком.

— Запасливый ты дед, Петрович. Хозяйственный.

— Батя мой всегда говорил: поезжай на неделю, а хлеба бери на две. Сюда мы уж не воротимся, а ежели и воротимся, то всё при нас будет.

— Верно говоришь… Может мы с тобой соляра в канистру наберём и вещи выносить начнём пока Вася спит? Пусть отдыхает, ему ещё нас везти, — Стас направился к выходу и обернувшись добавил: — Поторопиться бы нам, чутье подсказывает, что долго сидеть на месте не стоит. Наверняка будут местность прочёсывать.

Вдвоём со стариком они накинули тёплую одежду и вышли на улицу. Дождь прекратился, но трава была густо покрыта водой, а земля превратилась хлюпающую в грязевую кашу. Пронизывающий ветер заставлял ёжится, выдувая из-под курток домашнее тепло. Добравшись по всей этой мерзопакости до сарая, они наполнили полную канистру и отправились обратно к дому. Стасу пришлось буквально вырвать у упрямого старика из рук наполненную и отяжелевшую тару, чтобы донести её самому.

Когда эта парочка снова вернулась в дом, то застала там проснувшегося Васю в недоумении бродящего по пустому дому. Лицо его было настолько помятым, а взгляд озадаченным, что Стас невольно засмеялся:

— Ну ты прям как с великого бодуна! Если доведётся ещё с тобой водку пить, то стакан отберу уже после первой дозы.

— А я уж было подумал, что меня тут бросить решили, — пробурчал Вася сонно.

— Ты же наш водитель, куда мы без тебя? Давай просыпайся, хватай канистру и подгоняй нам транспорт. Грузиться будем.

Вася покивал и отправился к умывальнику, чтобы ополоснуть лицо и бритую голову прохладной водой. Данная процедура немного привела его в чувства и запустила мысленный процесс. Рядовой по-солдатски быстро оделся в уличное и выскочил наружу, где сразу же съёжился от пробирающего холода. Канистра ждала его около порога, Вася схватил её и через поле помчался к машине. Обе брючины его штанов скоро пропитались водой в высокой траве, и Вася запоздало подумал, что нужно было бежать не напрямую, а по натоптанной Петровичем тропинке.

Стас принялся вытаскивать собранные в дорогу вещи на крыльцо, а Петрович пошел к растопленной спозаранку печке, чтобы сварить на завтрак овсянки. В долгий путь лучше отправляться на сытый желудок, да и возможностью в последний раз приготовить еду в нормальных домашних условиях грех было не воспользоваться.

Вася подогнал машину как можно ближе к сараю. Длинным огородным шлангом всю солярку перелили из бочки в топливный бак, который потом тоже не забыли погрузить внутрь. После этого грузовик перегнали на другую сторону к заборной калитке. Сияющий, как медный таз, Вася радовался, что его любимый «Мустанг» не пришлось бросать и с довольным видом крутил баранку.

Оставив кашу вариться, Петрович тоже подключился к погрузке. Некоторое время он с любопытством поглядывал на ящики в глубине грузовика, а потом всё же не выдержал и спросил:

— А чего у вас за груз, солдатики? Если это не государственная тайна, конечно.

— Оружие. Мы его на учебный полигон должны были доставить, да судьба другую дорогу подкинула.

— Оружие — это очень и очень кстати, значит. С оружием всегда лучше на войне, чем без него. А взрывчатка там у вас имеется? А то какая же диверсия без взрывчатки?

— Вот чего нет, того нет, — Стас сокрушаясь пожал плечами. — К тому же, я не уверен, что нам будет что подрывать. Мы этих вторженцев на земле ещё ни разу не видели.

Завтракали все молча. Так как большая часть посуды была уже погружена, то Петрович достал из шкафа декоративный сервиз, не использовавшийся по назначению множество лет. За выглядящим по-праздничному столом сидели люди с совсем не праздничными лицами и наедались до упора, словно это был их последний завтрак в жизни. Отмахиваясь от всех отговорок, Петрович после еды начисто вымыл всю посуду и аккуратненько расставил её назад по полкам.

Затем Стас с Васей пошли грузить сумки в поставленную за забором машину, а Старик остался в одиночестве проститься с домом, в котором прошла вся его жизнь от самого рождения. Всё о чём он мечтал, так это и закончить свою жизнь здесь же. Но мог ли он отпустить воевать молодых парней, а сам отсиживаться в четырёх стенах и молиться, чтобы его никогда здесь не нашли? Его жизнь уже прожита и стоит теперь не так уж много. Так пусть она завершиться с пользой, а не в качестве деревянного чурбака, из которого так и не успели сделать ничего путнего.

Петрович прошелся по всему дому, прикасаясь рукой и прощаясь с каждым предметом: с печкой, выложенной ещё отцом, со столом, сделанным уже им самим, с ходиками, которые он когда-то дарил своей жене, и со старым сундуком, принадлежащим его матери. Напоследок Петрович снял со стены старое чёрно-белое фото семьи, пожелтевшее и выцветшее от времени, вытащил его из рамки, аккуратно сложил и убрал в нагрудный карман. Затем он повесил ружье на плечо, закинул на спину свой походный рюкзак с патронами и порохом, и, тяжело выдохнув, шагнул за порог.

Стас и Вася к тому времени уже ждали старика около грузовика, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу.

— Ружьё под рукой держи, — напутствовал Петровича Стас, провожая старика к кабине. — Может и зайцев нам где в дороге найдёшь, раз ты по ним специалист.

Уже задрав одну ногу, чтобы забраться внутрь, Петрович вдруг с силой хлопнул себя по лбу и запричитав: «Дубина я стоеросовая! Совсем память дырявая стала!», — помчался куда-то через мокрую траву.

— Эй, ты куда? — с недоумением крикнул ему вслед Стас.

— Я сейчас! — обернулся Петрович, не останавливаясь. — Ждите там, я на минутку!

Миновав несколько домов, старик открыл запертую на деревяшку дверь крайнего к бывшему колхозному полю сарая. Он торопливо выдвинул на середину старый шатающийся табурет и взобрался на него. На висевшей посредине потолка балке висели подвешенные на верёвках куски недовялившегося заячьего мяса. Петрович всегда вялил его именно здесь, так как в сарае были просто идеальные для этого условия: пропускающие воздух стены, защита от солнца и дождя, и высота, на которую не залезет никакая лисица. И погода сейчас была как раз подходящей: прохладной и ветреной. Эх, повисеть бы ему еще несколько деньков, да чего уж тут! Не бросать ведь? Да ещё и гостей вчера, пень трухлявый, угостить забыл из-за переживаний всех!

Петрович с усилием затрамбовал все кусочки в рюкзак и затянул верх. Водрузив ружьё назад на плечо, он отправился обратно, по-хозяйски заперев за собой дверь на деревяшку. Не успел он пройти ещё и десяти метров от сарая, как где-то поблизости раздался знакомый жужжащий звук, от которого всех сразу бросило в дрожь. Петрович бегом бросился к грузовику, а Стас кричал ему, сделав рупор из ладоней, чтобы тот бросал рюкзак. Но как он мог себе позволить бросить столь ценный груз? Старик продолжал придерживать руками сползающую с плеч ношу и перебирал ногами так быстро, как только мог.

Сверху из тяжелых дождевых туч вынырнула одинокая тёмная точка и с жужжанием понеслась к заброшенным деревенским домам. Она приближалась всё ближе и ближе, а Петрович уже выдохся и больше не мог бежать, и ноги слушались его плохо. Шаровидный корабль подлетел на расстояние выстрела и из него вырвался первый огненный заряд. Стоявший с самого края и без того развалившийся дом разлетелся в мелкие щепки. Корабль без остановок выплёвывал из себя сгустки, разбрасывая вокруг брызги всепожирающего пламени, и каждый попадавшийся на пути его следования дом или сарай превращался в обломки.

Петрович собрал остатки сил и вновь побежал, ежесекундно оглядываясь на приближающийся к нему сбоку шар. Шар был уже всего в пятидесяти метрах от него, когда Петрович споткнулся о толстую ветку, валявшуюся в траве и, выронив ружьё, повалился в мокрую прошлогоднюю траву. Стас, увидев это, бросился в кузов Камаза и принялся раскидывать и разгребать в нём принесённые вещи, добираясь до самых нижних ящиков.

— Чёрт! Где печенеги? — кричал он. — К ним должны быть снаряженные ленты.

— Думаете эту штуку можно сбить? — Вася с испуганным взглядом заглядывал внутрь.

— Думать, Вася, будем потом! А сейчас нужно что-то делать! Или этот шарик скоро пустит на материал для костра и весь наш Камаз, невзирая на его принадлежность к лошадиному семейству.

После этих слов Вася тут же подорвался как ужаленный и тоже забрался в кузов, принимаясь судорожно шариться по всем ящикам. Первыми обнаружились ленты, а вот сами пулеметы были уложены в самый низ, поэтому добраться до них в забитом грузовике никак не удавалось.

Пока Стас с Васей гремели ящиками внутри кузова, Петрович перевернулся на спину, приподнялся и дотянулся до верного отцовского ружья. Он дрожащими руками нащупал в боковом кармане валявшегося рядом рюкзака несколько патронов и вытащил их наружу. При таком волнении он, разумеется, выронил их на землю, но благо раскатиться в траве они далеко не могли. Судорожно перебирая пальцами, старик схватил два первых попавшихся патрона и зарядил их в ружье, а затем прицелился в стремительно приближающийся к нему корабль. Жужжащий шар к тому времени подлетел уже совсем близко. Он завис над стариком всего метрах в десяти, словно разглядывая его и смеясь над его бесполезными попытками сопротивления.

— Да чтоб я сдался без боя!? — на лице Петровича страх сменился злостью. — Не дождётесь, вражины поганые!

И издав боевой крик старик выстрелил прямо в корабль. Дробь звякнула о броню и срикошетила, разлетевшись в разные стороны. Тогда Петрович недолго думая выстрелил второй раз, и корабль в это самое мгновение сделал то же самое. Внутри одного из его орудийных отверстий начал разгораться сгусток огня. Но тут произошло нечто, чего предположить никто бы не смог: дробь угодила прямо в собирающийся вылететь из корабля снаряд. Раздался оглушительный взрыв. Петрович повалился назад на спину и на него картечью посыпались мелкие металлические осколки.

Корабль взрывом отбросило в сторону, из его пробоины с шипением посыпались синие искры, а жужжание стало намного громче. Бешеным шмелём шар хаотично закружился в воздухе, а затем резко спикировал вниз, угодив прямо на дом Петровича и разломав его на брёвна. Спустя мгновение раздался ещё один взрыв, намного мощнее и громче первого, а от дома в разные стороны полетели горящие обломки.

Выбежавшие после первого взрыва из машины военные с молниеносной реакцией упали на землю и прикрыли головы. Прямо над ними вместе с ударной волной пронеслось несколько кусков бывшего корабля, со звоном врезавшихся в борт грузовика и оставивших там солидные вмятины. Благо, что машина стояла не настолько близко, чтобы огонь перекинулся и на неё. Поняв, что всё что могло взорваться уже взорвалось, военные поднялись на ноги и изумлённо смотрели на произошедшее, абсолютно потеряв дар речи.

Петрович подобрал рассыпанные патроны, скидывая их в карман прямо вместе с травой и грязью, перехватил покрепче ружье с рюкзаком и поднялся с земли. Он с горечью посмотрел на объятые пламенем остатки своего дома и бегом направился к машине, победно сотрясая в воздухе оружием.

— Ну, ты, дед, даёшь… — Стас встретил подбежавшего старика уважительным рукопожатием. — Такое ружьё я бы пуще своей жизни хранил.

— Так я… и храню… — надломленным голосом ответил Петрович, снова с любовью погладив шершавой ладонью ствол.

— Петрович, запрыгивай в кузов, там хоть отлежишься, — Стас помог старику забраться наверх и поднял за ним борт. — Вася, гони что есть мочи. Наверняка, здесь скоро станет очень оживлённо. Не спишут ведь они потерю корабля на неожиданный порыв ветра.

Спустя несколько секунд Камаз резко рванул с места и поехал по двухколейной дороге, разбрызгивая чёрную грязь большими колёсами. А объятый пламенем бывший колхоз «Труженик» удалялся всё дальше и дальше от глаз печально наблюдавшего за ним из глубины кузова Петровича.