Груши

Мы сидели под старой узловатой грушей в саду у Карла. Точнее, я сидела, а Каспер лежал на клетчатой подстилке. Когда-то между этой грушей и яблоней-папировкой был натянут дедушкин гамак, и это место неизменно напоминало мне обо всем: о дедушке, его старой обкусанной трубке, альбомах и картах, долгих посиделках, о моих с ним вечных спорах насчет вреда курения, о добродушном и терпеливом нраве дяди, а еще о моей первой встрече с Брюгге и связывающей меня с этим городом неимоверной взаимной любви.

Когда-то сад принадлежал моему дяде Стефану, и именно из-за этого гамака началась наша дружба с Карлом. А вот теперь мы с его двоюродным племянником пришли в этот райский уголок, чтоб насладиться миндальным печеньем и ясным осенним полуднем.

Денек выдался чудесный: легкий, пахнущий спелым виноградом ветерок ласково колыхал слегка шуршащую листву, в воздухе разлился медово-золотистый солнечный свет, какой бывает только в сентябре и только после обеда. Немного мешали осы, но мы с Каспером собрали паданки, тут и там валяющиеся в густой траве, и осы, недовольно жужжа, переместились на другой конец сада к большой луже у садового шланга.

Пока мы расчистили себе место, собрав крупные, налитые ароматным соком груши частью в большой эмалированный таз, а частью – прямо в рот, пока нашли относительно ровный клочок земли, чтобы расстелить подстилку, пока с энтузиазмом копошились в корзинке с разнообразным печеньем от Оливии и пока перепробовали все его сорта, мы уже успели немного умаяться. Так что я села под самым деревом, спиной к шершавому стволу, а Каспер разлегся на подстилке, положив голову мне на колени.

Нам не нужно непрерывно болтать, чтобы чувствовать присутствие друг друга. Я смотрела на Каспера, на его длинные густые ресницы, на россыпь апельсиновых точечек на его белой коже, на бронзовые завитки волос – он давно не ходил к парикмахеру, и непокорные кудри вовсю пользовались недолгой свободой, – и не могла налюбоваться. Бывает же на свете такая красота! Этот сад, эта осень, этот человек рядом – неужели в мире и в самом деле существует что-то настолько совершенное?

Я запустила пальцы в упругие кудряшки и запела его любимую балладу о розах. Было что-то нестерпимо волшебное в том, как мой голос звенел в воздухе, сливался со щебетанием птиц и стрекотанием сверчков, как ласково мои пальцы перебирали густые пряди, как красиво смотрелись янтарные волосы Каспера на моей белой фатиновой юбке. Каспер вальяжно улыбался и довольно жмурился, словно огромный хитрый котяра. Я всей душой желала, чтоб это никогда не закончилось, я отчаянно хотела, чтоб это мгновение длилось вечно: осень, полдень, груши, я и Каспер.

Рыжик потянулся и накрыл левой рукой мою ладонь. Я вдруг заметила на его безымянном пальце обручальное кольцо. Что? Только сейчас я обратила внимание на то, что у меня на руке красуется такое же, только с маленьким темно-зеленым камушком. Осмотрев себя тщательнее, я обнаружила не просто белую фатиновую юбку, а настоящее свадебное платье в вышитый горошек. Сладкое тепло разлилось по всему телу: он все-таки меня любит!

– Каспер, – засмеялась я; он открыл глаза, и я вновь поразилась тому, насколько же они зеленые, – когда мы успели пожениться? Почему я ничего не помню?

Рыжик лучезарно улыбнулся, поднялся, сказал: «Погоди!» – и пошел почему-то не в дом, а в глубь сада. Я смотрела, как он уходит, а за его спиной постепенно сгущался мрак. Я ощутила внезапную глубокую тоску, я не хотела, чтобы он уходил. Куда он идет? Когда он вернется? Темнота поглотила моего свежеиспеченного супруга, потом весь сад, потом сгустилась вокруг меня так плотно, что стало трудно дышать. Потом я умерла. А потом проснулась.

 

Сон

Обычно, когда просыпаешься после кошмара, испытываешь облегчение: «Фух, это всего лишь сон!». Но на этот раз я ощутила разочарование. Леший с ней, с концовкой сна, но я вернулась из восхитительного мира в реальность, в которой ощущала полнейшую растерянность. В том мире я точно знала, что Каспер меня любит. В этом – то и дело сомневалась.

Нет, он по-прежнему был мил и заботлив, всегда интересовался моей жизнью, ценил мое мнение и с удовольствием где-нибудь со мной зависал. Дело в том, что не так уж часто нам выпадала возможность провести время вместе: у Каспера шел насыщенный последний год учебы, он готовил научную дипломную работу, ходил на консультации к куратору, а еще брал дополнительные дежурства в клинике, чтоб получить опыт и хорошую характеристику. Я не могла часто ездить в Берлин, а он редко вырывался в Брюгге. Ни о чем не напоминает?

У меня вроде бы не было причин в нем сомневаться, но я сомневалась. Он не избегал меня, не прятался, всегда был рад меня видеть, но мне постоянно казалось, что наши отношения под вопросом.

Может, дело в том, что он так ни разу и не сказал, что любит меня, – думаю, в этом состоит часть разгадки моего сна. Он говорил, что я ему очень нравлюсь, и в этом я не сомневалась, но он не говорил, что «любит». А еще ни разу не представил меня друзьям как свою «девушку», «половинку» и уж тем более «невесту».

Я рывком перевернулась со спины на живот и уткнулась лицом в подушку, почему-то влажную. Ну дожили, теперь я еще и плачу во сне! Или слюни пускаю? В любом случае – фу!

Я знала, что эта душераздирающая досада – просто утреннее обострение чувств, у меня так часто бывает. Вечерние и утренние эмоции обычно гораздо более насыщенные. Поэтому я по возможности предпочитаю подождать с разборками до полудня.

А еще во рту поселился отвратительный привкус лежалых креветок – я прибыла в Росас вчера поздно вечером, потом мы с мамой и Паоло смотрели какую-то передачу про то, как делают лампочки, и ели жареные креветки с красным перцем. Я доползла до постели уже после двух ночи и, конечно же, поленилась почистить зубы. Чем и обязана утреннему букету во рту.

Я выбралась из-под одеяла, надела огромные – размера на три больше моего – спортивки и такой же огромный свитер, сунула ноги в смешные желтые кроксы и осторожно выглянула из комнаты. Девять утра, мама наверняка ушла на рынок.

Быстро проскользнув в ванную, я умылась, ликвидировала наконец напоминание о вчерашней вопиющей небрежности (знал бы мой стоматолог!) и, не потрудившись расчесаться, но схватив первую попавшуюся резинку-пружинку, вышла во двор через заднюю дверь дома.

Мне было лень обходить весь дом кругом, да и на главной улице не хотелось показываться, так что я перелезла через каменную оградку прямо к ступенькам, ведущим на пляж, лишь немного ободрав локоть и испачкав задницу каменной пылью.

Росас славится своими пляжами, но пока что не сезон. Я устроилась на подогретой солнцем песчаной горке и наслаждалась покоем и шумом моря. Соленый воздух нежно выдувал из моей головы болезненные суетливые мысли. Какая, в конце концов, разница? До тех пор, пока на свете существует море, я справлюсь с чем угодно…

На пляже была только я да еще какое-то флегматичное польское семейство. Малыш сначала рылся лопаткой в мокром песке с упорством бульдозера, а потом ему вдруг захотелось исследовать глубины моря. Он уже успел намочить ботиночки и штанишки в холодной соленой воде, пытаясь набрать в совочек неуловимой морской пены, но нерадивая мамаша, видимо, очень не хотела вставать с насиженного места, поэтому только кричала ему:

– Jacku, nie chodź do wody!

Вдоль полосы прибоя прогуливался какой-то парень в синей штормовке, а вокруг него бодро скакал роскошный хаски. Я не представляла, что будет с его шерстью после подобных соленых ванн, но собака на фоне моря выглядела великолепно. Даже ребенок оставил свое безуспешное занятие и, неуверенно пошатываясь, побежал за псом, потрясая красной лопаткой. Хаски опасливо косился на двухлетнего бутуза, который пытался выразить свое восхищение, мыча что-то на невнятном детском языке, далеко не убегал, но и в руки не давался. Все это продолжалось, покуда мамаша не решила, что дитя уже достаточно хлебнуло вольной жизни и пора его свободу ограничить. Она поспешно догнала пеструю компанию и поволокла мальчугана в семейный табор, пока он распугивал чаек оглушительным ревом.

Я подумала о том, что неплохо бы и мне завести собаку: вот уж кому действительно начхать на всяческие проблемы – побегать бы по лесу, размять бы лапы да погрызть бы вкусную косточку. Хотя, скорее, мне было бы полезнее просто стать собакой, а это уже из другой оперы… Как там у Кафки? Может быть, однажды я проснусь шоколадным лабрадором и сразу побегу к Оливии выпрашивать кексики.

Я, конечно, просто прячусь. Мама терзает меня вопросами по поводу Каспера, а мне нечего ей ответить. Да и стыдно. Стыдно, ведь я сама не знаю, что происходит в моей жизни, и никак не наберусь решимости выяснить это раз и навсегда. Во время вчерашнего ужина, кроме познавательной информации о вольфрамовых нитях накаливания, лившейся из телевизора, основным лейтмотивом беседы было что-то вроде «поговори с Каспером». Мне все велят поговорить с Каспером: мама, Оливия, Мэр. А как я с ним поговорю? Что ему скажу? «Признавайся сейчас же, пара мы с тобой или нет?» Ага. А он посмотрит на меня, как на сумасшедшую, и спросит: «Китти, да с чего ты взяла?»

Нет уж, пусть все идет своим чередом. Это, разумеется, меня беспокоит и порядком отравляет жизнь, но от одной только мысли о том, что придется устраивать рыжику разбор полетов, меня начинает знобить. В конце концов, это должно быть его желание – как-то обозначить род наших отношений!

И вообще, все не так уж плохо! Почему я вдруг разволновалась? Наверное, всему виной дурацкая привычка забегать вперед и устраивать по любому поводу трагедию! Ведь приезжал же он на Новый год, и все было здорово! Мы играли с Мороцкими в настольные игры – «Элиас» и «Клюэдо», причем в «Элиасе» традиционно лидировала команда, состоявшая из меня и Карла (наверняка это связано с нашей работой в книжном), а в «Клюэдо» почему-то неизменно выигрывала Карина, хотя она никогда не могла похвастаться логическим складом ума. Мы пекли шоколадно-перцовое печенье, то и дело норовя приправить пару-тройку печений в каждой партии лишней дозой красного перца, так сказать, ради сюрприза, – Каспер потом выискивал самые острые, потому что они-то ему как раз и нравились больше всего.

Однажды Карина пожелала посетить театр, велела нам явиться в «пристойном виде», а затем затолкала в специально нанятую карету, не слушая никаких возражений. Как по мне, это курам на смех: двадцать первый век на дворе, да и театр совсем недалеко, а в карете нам пришлось ездить кругами, но тем не менее это придало нашему культурному вечеру особый шик, да и все приятельницы Карины, которых мы встретили у театра, были в восторге от подобной идеи. Эх, умеют же эти принцессы жить на широкую ногу!

Каспер рассказывал мне о своей первой любви, которая случилась с ним на первом курсе универа. Говорил: как зашел в аудиторию, как увидел Алицию, так и влюбился. Алиция сразу же ответила ему взаимностью (все-то у этого Каспера идеально, сплошная взаимность, прямо бесит!), встречались эти два ангелочка целых два года, ни о чем не беспокоясь и не думая о будущем. А куда им спешить? Учатся на одном курсе, одинаковая специальность – просто сказка. Везде вместе, абсолютное взаимопонимание! Все у них совпадало: и цели, и приоритеты. Первым делом – учеба, совершенствование своих знаний и навыков, а после уже всякие глупости вроде любви. Идиллия.

Потом, по словам Каспера, ему просто надоело. Несмотря на схожесть характеров и предпочтений, а может, именно из-за нее он вдруг почувствовал, что им с Алицией стало буквально не о чем разговаривать. «Жизнь психиатра, – говорил он, – конечно, интересна, но не до такой степени, чтобы двое могли разделить ее пополам и она по-прежнему оставалась насыщенной». По-моему, он просто придирался. Но это мое мнение.

Каспер очень терзался и не хотел ранить Алицию – они были не только парой, но и сокурсниками и близкими друзьями. Пока он решался, Алиция сама с ним порвала. Тоже всячески извиняясь и мучаясь угрызениями совести. Когда они выяснили, что их отношения просто исчерпали себя, что у них нет ни малейших претензий друг к другу, то с легкостью перешли к учебно-дружеским отношениям, в которых состоят и по сей день.

В этом месте меня обычно захлестывает волна ревности. Во-первых, меня беспокоит, что он до сих пор тесно общается с девушкой, с которой у него имеется солидный кусок общего прошлого. Ну как, объясните мне, как можно чувствовать себя уверенно и безопасно, если мой рыжик каждый день видится со своей умницей-красавицей бывшей, которая отлично его понимает и полностью разделяет все его убеждения? «Доверяй мне», – говорю я себе как бы от имени Каспера и сама же показываю себе фигу. Конечно, я не делюсь с ним своими опасениями. Потому что с какой стати, собственно, он должен передо мной отчитываться? Кто я ему такая?

И правда, кто я ему такая?

Во-вторых, от этой истории меня брала зависть: у этого гадкого Каспера даже расставание какое-то позитивное получилось. Было обидно за себя: почему у некоторых людей в жизни все просто, а мне нужно было пройти через всю эту ерунду, да и ерунда, в общем-то, до сих пор не закончилась! До сих пор я в сомнениях, а этот мерзавец просто живет и радуется жизни! Всплывала гадкая мыслишка подпортить ему всю эту малину, но я ее подавляла: Каспер не виноват в том, что у него все так гладко, а у меня – нет. Может, это вообще его заслуга. Может, это только я виновата в том, что со Стивеном все так вышло – ведь предупреждал же меня Грег! Да почему «может» – так и есть! И только я виновата в том, что сейчас чувствую глубокую растерянность, ведь именно я не решаюсь «поговорить с Каспером».

Ну как же мне быть?..

Я проснулась оттого, что на лицо легла тень. Тенью был Паоло, держащий в руках пакет, от которого нестерпимо воняло дарами моря. Оказалось, я, всласть потрепав себе нервишки грустными мыслями, благополучно уснула под шум волн. Паоло внимательно посмотрел на меня и авторитетно заявил:

– Китти, у тебя лицо обгорело. Почему ты спишь здесь, а не дома?

Я не ответила, с шипением потрогав горящие щеки. Вот блин! Ну кто еще может обгореть в начале апреля? Паоло еще раз внимательно посмотрел на меня, в его взгляде отчетливо читалось: «Поговори с Каспером, и не придется прятаться от всех на пляже», но он благородно это не озвучил, за что я была ему безмерно благодарна, и только сказал:

– Я купил у рыбаков свежих кальмаров. Пошли, я покажу тебе, как их правильно готовить. И намажешь лицо пантенолом, а то в аэропорту не совпадешь с фотографией в паспорте.

И он двинулся прочь. Его спина буквально кричала: «Поговори с Каспером!», но я проигнорировала послание, притворившись, что очарована морским пейзажем. Я поднялась с утрамбованной лежанки, попыталась вытряхнуть из волос песок, но он был буквально везде – и в кроксах, и в свитере, и в штанах, так что я была похожа на древнюю старуху, из которой песок сыпется в буквальном смысле.

Эх, а ведь скоро так и будет…

 

Кто-то еще

Я шагала следом за Паоло, щедро посыпая свой путь песком (в гололед мне цены бы не было!) и на ходу раздирая пятерней нечесаные волосы. Резинку-то я с собой взяла, а вот воспользоваться ею руки не дошли. Паоло по дороге здоровался с соседями, перешучивался с ними, мимоходом представлял им меня. Думается, угрюмое выражение моего лица и неряшливый вид не вызывали у них желания узнать меня поближе, но оно и к лучшему. Какая-то мадам вызвала у Паоло особый прилив радости: он разразился восторженной цветистой речью и даже расцеловал ее в обе щеки, как здесь принято и чего лично я категорически не понимаю.

– Это Мария, наш семейный стоматолог, – пояснил мне Паоло, когда мадам уплыла в глубь своего двора. – Прости, мне пришлось пригласить ее к нам на обед, мы ей давно обещали. Я знаю, что ты этого не любишь, но тебе необязательно сидеть там все время. Побудь с нами немного в самом начале, иначе будет выглядеть невежливо, а потом можешь опять уйти спать на пляж. Только зонтик возьми, а то ты цветом напоминаешь вчерашнюю креветку.

На этот раз я даже не очень расстроилась: стоматолог – дело святое. Надо и вправду пантенолом намазаться. И еще раз зубы почистить. Дважды. А вообще, мадам была очень симпатичная – милая, пухленькая, черноволосая, с хитрющими веселыми глазами. Мне казалось, все стоматологи должны быть похожи на моего – серьезные, собранные, говорящие исключительно о новых моделях ирригаторов и ультрасовременных составах для фотополимерной пломбы.

Пока я сооружала на лице из пантеноловой пены густую бороду, как у Санта-Клауса, пока яростно расчесывалась, нещадно выдирая волосы, пока плела из их остатков косу и искала приличную одежку, Мария уже успела занять место за нашим столом. Паоло накладывал ей в тарелку кальмаров, а мама заправляла салат лимонным соком.

Меня еще раз представили – Мария, как и положено, потрепала меня за щеку, но на этот раз я стерпела, ведь нельзя ссориться со стоматологами, – и мы сели за трапезу. Мадам попробовала кальмары, блаженно закатила глаза и заявила, что единственное, чего здесь не хватает, – так это домашнее вино. У ее свекра, мол, винодельня, сейчас она позвонит сыну, чтобы принес бутылочку, – и тут она хитро стрельнула глазками в мою сторону.

Я ожидала увидеть очередного сорокалетнего маменькиного сынка с круглым пузиком и маслянисто сверкающей плешью, но у сына Марии не оказалось ни того, ни другого. Вообще-то он был весьма хорош – просто возмутительно хорош: с темно-синими глазами и аккуратными, немного вьющимися выгоревшими русыми волосами. Он вошел в дом, учтиво поклонился присутствующим и представился Маркусом. Следом за ним в дверь попыталась протиснуться хитрая морда хаски, но хозяин велел собаке ждать снаружи. Ах вот кого я видела утром на пляже!

Маркус торжественно вручил Паоло запыленную бутылку (ее не протирали, чтобы сразу было видно: стояла в настоящем винном погребе, а не на полке супермаркета), а моя мама предложила ему кальмаров с салатом, на что он скромно согласился и добавил с очаровательной улыбкой: «Только совсем чуть-чуть, пожалуйста, я не голоден». Этот скромный тон и застенчивость вовсе не вязались с его ослепительной голливудской внешностью: по моему мнению, такой красавчик мог быть исключительно Дон Жуаном. Но, к моему стыду, он мне очень нравился. К стыду – потому что в моем понимании, пока я с Каспером, для меня должен существовать только он. А тут вдруг какой-то Маркус. И еще мне было стыдно за то, что мне приглянулся классический смазливый паренек, а это как-то вульгарно.

Пока я неловко размазывала вилкой остатки соуса по своей тарелке, искоса любуясь точеным профилем Маркуса (хоть бы никто не заметил!), за столом заговорили о свежей рыбе. Мария утверждала, что один знакомый рыбак обещал ей сегодня пару крупных палтусов, нужно будет сходить к дальней пристани и забрать.

– Маркус, – решилась я, – можно мне поиграть с твоей собакой?

Нельзя было упускать возможность потискать такого роскошного пса и заодно избавиться от искушающего общества его хозяина. Но не вышло.

– Да, конечно. – Маркус с готовностью встал из-за стола. – Пойдем, я тебя с ним познакомлю! – Глядя на недоверчивое выражение моего лица, он пояснил: – Обычно-то он очень дружелюбный, даже слишком, но все-таки лучше я скажу ему, что ты своя. А то он может и наброситься… – Парень сделал драматическую паузу и добавил: – И заслюнявить насмерть.

– Эй, сынок, – отозвалась Мария все с теми же хитрющими огоньками в глазах, – так может, вы с Китти сходите на пристань за палтусом? Петер говорил, что забрать его нужно до двух, а я здесь так хорошо устро-о-оилась… – Маркус улыбнулся. – А вы молодые, вам полезно ноги размять!

– Хорошо, мама, – покорно согласился красавчик, – мне не трудно. Китти, ты сходишь со мной за компанию?

– Э-э-э, ам-м-м… – Я не ожидала такого подвоха. – Ну хорошо… Может, там и на меня палтусов хватит.

Мы вышли во двор, и Маркус с серьезным видом представил мне своего пса:

– Знакомься, Китти, это Кактус.

Я слегка опешила – с кактусами меня еще не знакомили, но юноша как ни в чем не бывало продолжил:

– Кактус, это Китти! Кактус, свои! Где Китти? – Пес потянулся носом в мою сторону и с готовностью завилял хвостом. – Кактус, дай Китти лапу! – скомандовал Маркус.

Псина охотно выполнила приказ, но, как только я присела, чтобы принять столь щедро предложенную лапу, эти двадцать пять кило счастья рванулись в мои объятия, вкусно облизав мне все лицо. Маркус хохотал. Кактус, кажется, тоже, по-своему. Я вытерла с глаз собачьи слюни и тоже улыбнулась: ну что ж, если Касперу можно общаться со своей бывшей, почему бы мне не общаться с Маркусом и его Кактусом?

Маркус помог мне подняться с земли после атаки кровожадного хищника, а я отряхнулась и погладила Кактуса. Затем я, уже осторожнее, предложила псу специально взятое для его умасливания угощение – кусочек вареного кальмара. Кактус благосклонно его принял, и мы отправились на пристань.

По дороге красавчик рассказывал мне о своей жизни: ему двадцать пять, он учится в Плимуте на морского биолога, планирует бороздить северные моря и исследовать их животный мир. Он предполагал, что собака тоже станет морским волком.

– Для Кактуса здесь слишком жарко, – пояснил Маркус, – поэтому я беру его с собой, только когда погода позволяет. Я в гости к родителям приехал, на следующей неделе возвращаюсь обратно.

– А почему Кактус? – поинтересовалась я. – Не самое подходящее имя для северной породы.

– Была одна история, – улыбнулся Маркус. – Встречался я с девушкой из нашего кампуса, она на ботаника учится. Ужасно любит пустынные растения, и был у нее какой-то редкий кактус. Когда она уезжала домой на каникулы, поручила его моим заботам, а я его слишком усиленно поливал. Ну, думаю, растение сочное, ему нужно много воды! Сгноил его, короче говоря. Стал гадать, что сказать Хелене, когда она вернется. Решил повиниться: ну не убьет же она меня, в самом деле, за кактус! Купил ей щенка: уж против этих голубых глаз устоять невозможно! Чистопородного, с прививками, с паспортом – все сбережения угрохал. Назвал Кактусом, мол, шутка такая: так ухаживал за твоим растением, что оно эволюционировало в щенка…

– А она что? – спросила я, сама тем временем прикидывая, пришлась бы мне по душе такая шутка. Очень сомневаюсь в этом.

– А она рассердилась, раскричалась, выгнала меня и дверью хлопнула. Я так и не понял: ей было так жаль свой кактус или собака не понравилась? В общем, остался Кактус у меня, а потом я решил, что это к лучшему: если бы Хелена уехала после учебы в пустыню, Кактусу бы там не поздоровилось. А со мной на севере ему будет хорошо!

С этим трудно было не согласиться. Но трудно было согласиться с тем, что шутка, придуманная будущим морским биологом, изначально являлась уместной. Как-то это не выглядело слишком уж ответственно. Впрочем, какое мне дело? Зачем мне анализировать характер и поступки Маркуса? Я с ним только полчаса как познакомилась.

Поэтому я рассказала этому Брэду Питту каталонского разлива о своих непростых взаимоотношениях с растениями, о многострадальной герани. Маркус рассмеялся и сказал, что, если когда-нибудь моя герань все-таки не выдержит, мне нужно будет тоже завести собаку и назвать ее Герань.

– Если ты, к примеру, выберешь хаски, то бери девочку, – посоветовал красавчик, когда мы уже возвращались от Петера с полными сумками рыбы. – Только гляди, симпатичную! – шутливо напутствовал он меня. – Тогда Кактус с Геранью составят отличную пару!.. Кстати, насчет пары… – вдруг многозначительно протянул он и искоса посмотрел на меня. – Китти, а может, вечером сходим на танцы? На танцплощадке прибережной таверны сегодня устраивают вечер сальсы, я тебя научу…

– Оу! Ну-у… э-э-э… – замялась я и подумала, что мои реплики в разговорах с Маркусом как-то не блещут интеллектом.

– У тебя есть парень? – Его, кажется, ни капли не смутило мое замешательство.

– Ну-у… как бы есть один молодой человек, – призналась я, – только у нас с ним как-то все немного неопределенно…

– То есть вы не договорились об эксклюзивности? – продолжал допытываться Маркус.

– О чем? – Тут я уж совсем растерялась.

– В смысле, о том, что вы встречаетесь только друг с другом! – охотно пояснил он. – У нас ведь как: пока вы не договоритесь друг с другом об эксклюзивности, можете встречаться с кем угодно!

– И как, часто тебе приходилось договариваться об эксклюзивности? – с сарказмом поинтересовалась я.

Маркус хохотнул:

– Ну, мне-то еще не доводилось! Я пока слишком молод, чтобы связывать себя обязательствами. Они напрягают, понимаешь? Ограничивают свободу!

– А в Плимуте наверняка осталась девушка, которая думает, что встречается с тобой, – предположила я.

– Ну, это ее проблемы! – отмахнулся красавчик. – Она ведь знает, как все устроено, значит, либо должна поговорить со мной, либо не может предъявлять мне никаких претензий.

«Да уж, – подумала я, – значит, где-то еще есть как минимум одна несчастная, которая никак не соберется “поговорить” со своим предполагаемым парнем».

– Ну так что, – не отставал он, – пойдем? Будет весело!

– Нет, прости, Маркус, я так не могу, – отозвалась я. – Ты милый, и собака у тебя замечательная, но я, кажется, слишком старомодна для такого уровня свободы.

– Смотри сама. – Он вовсе не выглядел расстроенным, просто принял мой отказ как факт. – Тогда я домой пойду, пора Кактуса кормить. – Он махнул рукой в сторону своего двора и добавил: – Если передумаешь, приходи! Я здорово танцую!

Маркус заговорщически мне подмигнул, свистнул псу и скрылся у себя во дворе, а я отправилась домой. Надо же, я впервые слышала об «эксклюзивности», должно быть, совсем отстала от жизни. Интересно, а Каспер тоже поклонник этой модной тенденции в сфере отношений? Может, у нас с ним все так туманно именно из-за этого современного правила?

К списку вопросов для разговора с Каспером добавился еще один безрадостный пункт. От этих мыслей у меня начал болеть живот. Не хочу! Просто не хочу об этом думать!

Я вернулась в дом, покрыла лицо еще одним толстым слоем пантенола и легла досыпать. Проснулась через несколько часов с гудящей головой. Мама с Паоло ушли: у них сегодня намечалась танцевальная встреча в клубе. Побродив по дому, как неприкаянное привидение, попытавшись поесть, почитать, посмотреть телевизор и во всем этом потерпев поражение, я опять вышла на пляж.

Над морем сгустились сливовые сумерки. С берега дул бриз, увлекая с собой запахи и звуки, захваченные из ресторанчиков. Я разулась и пошла по кромке мокрого песка. Холодные волны ласково омывали мои босые стопы, щекоча кожу между пальцами мелким ракушечным песком. На душе было легко и просто. Хорошо, когда все просто.

Приближаясь к танцплощадке той самой таверны, я заметила Кактуса, который носился по берегу и, похоже, преследовал какого-то крупного жука. На самой площадке царило бурное веселье: громкая музыка, темпераментные танцы – на собаку никто не обращал внимания. Вдруг мне прямо в голову врезался, наверное, тот самый жук; я взвизгнула от неожиданности, а он шлепнулся на песок. Псина сразу бросилась к нему, но не на того напала: жук оказался рогачом и вцепился Кактусу в морду. Пес тоже взвизгнул и мотнул головой, жук отвалился и попытался скрыться, летя низко над землей в сторону какой-то растительности, однако Кактус, судя по всему, был не из тех собак, которые учатся на своих ошибках: он снова радостно начал преследование. Я бросилась следом за ним, почему-то шепотом шипя: «Кактус, фу! Ко мне!», – и даже сумела схватить пса за ошейник у самого края густых колючих зарослей диких маслин, как вдруг услышала голос Маркуса.

Я резко упала на колени в песок, крепко прижимая к себе вырывающуюся собаку, затем аккуратно выглянула из-за кустов: в укромном безлюдном уголочке у задней стены таверны Маркус клеил какую-то девицу. Девица стояла, подняв голову к небу, а Маркус указывал в него пальцем, рассказывая что-то о звездах, по которым он будет ориентироваться, когда наконец станет морским биологом и уедет в экспедицию. Ага, это в век современных технологий и систем спутниковой навигации! Однако девица восторженно внимала, а красавчик тем временем все крепче обнимал ее за плечи.

Осторожно спрятавшись обратно за колючее укрытие, я убедилась, что жук успел улизнуть, и отпустила пса. Кактус, сразу же воспользовавшись свободой, смачно лизнул меня прямо в ухо и куда-то умчался, а я пошла домой. Нечего мне здесь делать.

На берегу стало еще тише, а волны, казалось, стали еще холоднее, если это возможно. Однако звезды нынче и в самом деле хороши! Интересно, а эта девица знает о правиле «эксклюзивности»?

 

Пасхальные каникулы

Через пару дней я вернулась в Брюгге и опять погрузилась в такой понятный и знакомый мир книг.

В честь Пасхи мы с Карлом решили устроить грандиозную распродажу, почти вечеринку: со светским общением, кофе и свежей выпечкой. Создали небольшие наборы книг схожей тематики, некоторые даже положили в красивые пасхальные корзинки вместе с пожертвованными Кариной кружевными салфеточками («Попала на одну ярмарку, было просто невозможно удержаться – такая красота!») и подарочными кексами от Оливии. Карл пригласил какую-то местную журналистку – приятную пожилую даму, которая писала заметки о светской жизни Брюгге и на которую, как оказалось, другие приятные пожилые дамы очень хотели взглянуть хоть одним глазком.

Оливия получила от Карла огромный заказ на куличи и кексы, мне даже пришлось немного помочь ей на кухне. К выпечке она меня и на пушечный выстрел не подпустила, но милостиво позволяла мыть фрукты, натирать лимонную цедру и просеивать муку. Мы договорились о взаимной рекламе: у нее в кафе стоял стенд с информацией о нашей распродаже и визите журналистки, а мы, естественно, всем и каждому охотно сообщали, чьи золотые руки испекли эти восхитительные вкусности, вдобавок вкладывая в продаваемые книги ее белые тисненые визитки.

Казалось бы, все складывалось именно так, как я и хотела, но тут приехал Каспер и вызвал у меня противоречивые чувства.

Я была очень, очень рада его видеть, очень хотела быть рядом, но в то же время его присутствие казалось мучительным. Несколько раз в день я обещала себе, что вот-вот соберусь с духом и поговорю с ним насчет наших отношений. Или хотя бы начну с малого – расскажу о Маркусе. Он заходил еще пару раз с Кактусом, пока я была в Росасе, и мы гуляли по пляжу. Ведь ничего такого в этом нет, правда? Ведь если ты кого-то любишь, это еще не значит, что тебе больше нельзя общаться с другими людьми, так?

Но я себя чувствовала виноватой. И пусть в моем поведении не было ничего постыдного: я не флиртовала с Маркусом, сама не искала с ним встреч и неизменно отказывалась от танцев, хотя в этом тоже вроде бы не было ничего криминального, – я сама себе казалась предательницей. Наверное, все дело в моей больной совести. Если бы я действительно воспринимала Маркуса как обычного нового знакомого, то и не страшилась бы рассказать о нем Касперу. Так что, получается, по вердикту собственной совести я действительно его предала…

Еще одним источником мучений были воспоминания о том сне. Я постоянно мысленно к нему возвращалась, даже записала его в подробностях и временами перечитывала, словно какая-то влюбленная школьница. Насколько восхитительным и прекрасным было чувство уверенности, что Каспер меня любит! Я смотрела на его отросшую шевелюру – прямо как во сне, – и мне нестерпимо хотелось запустить в нее руки, любоваться медными переливами, накручивать на палец отдельные кудряшки. Но вместо этого я сдержанно улыбалась, изредка шутила и избегала излишне долгих разговоров.

В этом мне очень помогала книжная распродажа – наплыв покупателей был просто неслыханным! Карл тоже разрывался в противоречиях: с одной стороны, он ужасно любил гостей, охотно разговаривал с ними о книгах и щедро накладывал им большие куски ароматных куличей на блюдца; с другой, когда он видел толпу (то есть больше трех) незнакомцев, шныряющих по его магазину, то и дело вытаскивающих книги с полок и как попало засовывающих их обратно, – он морщился, словно от зубной боли.

Тем не менее за этот день множество полок освободилось: специально приглашенная журналистка красноречиво расписала, сколь благотворно воздействие книг на индивидуума, насколько интереснее становится с ним общаться, насколько проще благодаря книгам находить общий язык даже с проблемными людьми, – чем зародила в присутствующих горячее желание немедленно обзавестись парочкой замечательных книг, дабы на собственных организмах испытать их благотворное воздействие. Мы с Каспером только и успевали записывать покупки и перевязывать книги ленточками, так что времени на разговоры, к моему постыдному облегчению, у нас не оставалось.

Какая-то старушка попросила Каспера достать ей сборник поэзии с верхней полки. Невозможно было им не залюбоваться в тот момент. Не только потому, что рядом с хрупкой миниатюрной женщиной рыжик выглядел еще более высоким, молодым и сильным, но и из-за того, как тепло и дружелюбно он с ней разговаривал. Как будто это его родная бабушка! И что мне могло понравиться в этом Маркусе? Вот же пример чистого сердца и доброго нрава! Эх…

Старушка тем временем получила свою книгу и бодро засеменила ко мне, пока Каспер отвлекся еще на кого-то.

– Вот, милочка, – она протянула мне книгу, улыбнулась, и все лицо ее покрылось веселыми лучиками-морщинками, – такой прекрасный молодой человек!

– Это да, – не стала спорить я, перевязывая покупку бордовой лентой, – Каспер замечательный…

– Повезло вам с супругом! – продолжала она. – И вы такая прелестная юная девушка! Совет вам да любовь!

– Э-э-м… спасибо. – Я издала неловкий нервный смешок. – Только Каспер мне не муж. Мы с ним вообще…

Я не закончила фразу и пожала плечами, но старушка, кажется, уже меня не слушала. Прощебетав на прощание что-то неразборчивое, она вышла в услужливо приоткрытую Карлом дверь. Я обернулась на Каспера и поймала его пристальный взгляд. И правда, «мы с ним вообще…».

Но я постаралась сразу же подавить досаду – не хватало еще испортить так хорошо начавшийся день. Каспер должен был вернуться домой тем же вечером, по уже знакомому мне маршруту: сначала на электричке в Брюссель, а потом прямым рейсом в Берлин. Я удивилась, что он приехал всего на день, точнее, даже на полдня, но он пояснил, что и так еле вырвался: была его очередь дежурить в клинике, однако Алиция, добрая душа, согласилась его подменить, при условии, что на ночное дежурство он все-таки вернется.

При упоминании Алиции я явственно скрипнула зубами, а Каспер это сразу же заметил.

– Что-то не так, Китти? – спросил он.

– Да нет, что ты, все в порядке, – фальшиво заверила его я и не без сарказма добавила: – Надо же, вы расстались, а эта Алиция все равно такая душка! Мне, наверное, недоступны столь возвышенные отношения.

– Ну, ситуация действительно нетипичная, – совершенно искренне согласился Каспер, аккуратно сматывая остатки лент и запечатывая получившиеся рулончики кусочком липкой ленты. – По крайней мере, насколько я понимаю. Говорят, бывшие редко остаются в таких дружеских отношениях после расставания. Но мне не с чем сравнивать: я никогда не страдал от одиночества, поэтому, кроме как с Алицией, ни с кем больше и не встречался… – На этом месте он осекся, а я поспешно полезла под стол, якобы для того чтобы убрать оттуда обрезки лент и упаковочной бумаги, скопившиеся за день, а на самом деле – чтобы он не видел, как я беззвучно, словно рыба, выброшенная на берег, хватаю воздух ртом, выпучив глаза.

Вот, кажется, и не понадобился разговор… Надо же, как интересно получилось. Но сейчас не время страдать по своей загубленной судьбинушке: я сделала пару глубоких вдохов-выдохов, собрала мусор и с непроницаемым, как мне казалось, лицом выползла из-под стола.

Каспер выглядел отрешенным и слегка угрюмым: он сосредоточенно раскладывал рулончики лент в деревянной шкатулке, но они скользили, рассыпались, в общем, всячески сопротивлялись. Рыжик с досадой буркнул себе что-то под нос, мне показалось, выругался, хотя крепких выражений мне от него слышать не доводилось, и захлопнул крышку. Когда я вылезла из-под стола, он повернулся ко мне, начал что-то говорить: «Китти, я…», но его прервал вернувшийся с улицы Карл с меловым штендером, специально приобретенным по моей просьбе, чтобы каждый день писать на нем какую-нибудь интересную цитату и таким образом привлекать покупателей. (На самом деле покупателей больше привлекали не цитаты, а рисунки, которыми я украшала доску: персонажи мультфильмов, пучеглазые единороги, а также лично выдуманные мной монстрики радовали их, словно печенья с предсказаниями. Некоторые даже признавались, что специально ради них по утрам делают крюк по нашей улице.) Прислонив штендер к моему рабочему столу, Карл посмотрел на часы и авторитетно произнес:

– Пэрри, тебе пора на вокзал, если хочешь успеть на самолет. Мы с Китти тебя отвезем, правда, Китти?

– Да, конечно! – как можно бодрее согласилась я: отказ выглядел бы крайне подозрительно и мог повлечь за собой вопросы, на которые я не имела ни малейшего желания отвечать.

Я, не отвлекаясь на объяснения, забежала в свою квартиру, прихватила пальто, с печалью взглянула на отцветший свое и давно уже засохший (я же говорила, ну я же говорила!) кустик хризантем в кадке на подоконнике и спустилась вниз. Каспер уже стоял наготове: в своей коричневой кожаной куртке и сером свитере он был великолепен как никогда прежде. А может, мне так только казалось. Но отныне не следует забывать, что это угощение предназначено не для меня. Судорожно сглотнув подкативший к горлу комок, я в очередной раз пообещала себе подумать об этом позже и на дрожащих ногах поскакала вниз по ступенькам, имитируя веселый свист и помахивая фетровой сумочкой.

– Ну что, идем? – спросила я и, не позволив рыжику вставить ни слова, поспешно вытолкала его за дверь, выключила свет, а затем заперла дверь и ставни.

Пока я возилась, Карл успел забрать свой «Мерседес» со стоянки и подъехать к нам. Каспер открыл мне дверь, я улыбнулась ему и села, хотя внутри меня прямо-таки передернуло от этой галантности. Я боялась, что он обойдет машину вокруг и сядет с другой стороны, но он занял переднее сиденье рядом с Карлом. Это и обрадовало меня, и раздосадовало.

По дороге говорил в основном Карл: одновременно с удовольствием и негодованием он удивлялся, насколько же успешной была эта акция и как много книг мы сегодня продали. Благодарил Каспера за то, что тот потратил свой выходной на такое утомительное занятие. Каспер отмахивался от благодарности, утверждая, что очень весело провел время и ни о чем не жалеет. Карл допытывался, как мне понравилась реализация моей идеи. Я заявила, что понравилась, и весьма, я даже ожидать не могла, и прочее, и прочее. Не удовлетворившись нашими немногословными ответами, но, возможно, предположив, что мы просто устали, Карл принялся вслух планировать, как он завтра с самого утра выедет на охоту за книгами, благо заранее договорился об этом с Кариной.

Мы успели на станцию вовремя: поезд уже ждал. Немного потоптавшись на перроне и ежась от холодного ночного ветра, мы все заверили друг друга в том, что это был прекрасный день, проведенный в прекрасной компании. Каспер с Карлом обнялись, потом рыжик как-то неестественно подался мне навстречу, аккуратно обнял и хотел поцеловать в щеку, но я, в последний момент как бы «не поняв» его, положила голову ему на плечо, и он ткнулся губами в волосы на затылке. Каспер с недоумением взглянул на меня, но уже объявляли об отправлении, так что он быстро заскочил в вагон, дверь закрылась, и рыжик помахал нам рукой. В глазах его читалась растерянность.

Я молчала всю дорогу, пока Карл вез меня домой. Думаю, он видел, что я расстроена, но воспитание не позволяло ему лезть в мои дела. Время от времени он бросал на меня сочувственные взгляды – и на этом все.

Карл высадил меня у книжного, пожелал хорошенько отдохнуть, пообещал передать Карине все мои горячие приветы и благодарности за содействие и уехал. Я едва доползла по ступенькам до квартиры, открыла дверь, бросила пальто и сумочку в коридоре, заперлась в ванной, свернулась калачиком под раковиной на куче простыней, приготовленных к стирке, и наконец расслабилась. Было обидно и непонятно, но плакать сил уже не было. Зато я смогла разжать крепко сцепленные зубы и расслабить мышцы пресса – их всегда сводит судорогой при большом нервном напряжении.

Мне казалось, я должна рыдать, топать ногами, звонить маме, жаловаться на негодного Каспера, но вместо этого было странное ощущение, будто произошло именно то, чего я ожидала. Я ведь изначально не верила, что у меня может все так гладко сложиться, не так ли?

Все-таки Каспер не считает нас парой. Он не «мой Каспер», не «мой рыжик» и не «мой психиатр». Это плохо. Я, конечно, именно так и подозревала все время, но что скрывать – это очень плохо. Плохо видеться с ним, дружить с ним, ходить с ним гулять и понимать, что он может вдруг встретить кого-нибудь и всему этому придет конец. Собственно, я не была бы от этого застрахована, даже будь мы женаты, – вспомнить хотя бы историю моих родителей, – но тогда у меня были бы причины хотя бы сердиться на него. А так он мне ничего не обещал, он абсолютно свободен. Как и я.

Полились запоздалые слезы. Не от боли или разочарования, скорее просто нервная разрядка. Я не хочу быть свободной! Не нужен мне никакой Маркус, будь он укомплектован даже тысячей великолепных псов, видеть его не желаю!

Мне нужен Каспер! Такой добрый, честный, терпеливый! Каспер, которому нравится дурачиться с вредными племянниками. Каспер, который может вот так запросто, абсолютно без всякой причины подарить малознакомой девушке симпатичную мягкую игрушку, как тогда, в Берлине. Просто потому, что он любит радовать людей. Каспер, который сегодня так мило разговаривал со старушкой в магазине… Ну почему-у-у?

Подумать только, еще пару месяцев назад я легкомысленно решила, что отложу всякие размышления по поводу наших с рыжиком отношений до конца весны. А теперь я то и дело об этом думаю. Меня мучит эта неизвестность, но у меня хотя бы есть возможность надеяться. А когда все будет уже решено… Вдруг не в мою пользу? Нет уж, я не готова ускорять наступление развязки. Потешу себя иллюзиями, пока есть возможность.

Кратковременная истерика иссякла, теперь я просто лежала и слушала, как в трубах шумит вода. Обожаю лежать под раковиной. Это всегда меня успокаивает. У нее какой-то особый терапевтический эффект.

«Но ведь он по-прежнему свободен! – мелькнула в голове весьма разумная мысль. – Он свободен и никого не ищет!»

А ведь и правда. Конец света не наступил, у меня все еще есть шанс. Каспер явно находит удовольствие в общении со мной, это взаимно, так что еще рано опускать руки! Да, меня беспокоит эта его чрезмерно услужливая Алиция, но ведь он сам говорил, что «жизнь психиатра, разделенная на двоих, не столь интересна» – или что-то в этом роде! Даже если она хочет вернуть его обратно, это еще не значит, что он жаждет того же!

Эй, Китти, а ведь нам еще не время раскисать! А вот чего не стоило делать, так это относиться к нему с холодком: он еще может решить, что я больше не желаю его знать. Дотянувшись через порог ванной до сумочки, я достала телефон и отправила Касперу сообщение: «Спасибо за прекрасную Пасху! Хорошего полета! Дай знать, что ты успешно добрался, пожалуйста!» Сразу же получила в ответ: «И тебе большое спасибо! Обязательно дам знать! Спокойной ночи:)».

На душе стало легче: добрые отношения в силе. Пусть думает, что моя угрюмость никак с ним не связана. Выкуси, Алиция!

Я достала из холодильника овощи и принялась организовывать поздний перекус: салатик с молодой капустой, помидорами и огурцами, заправленный лимонным соком. Ссыпала это все в огромную пластиковую миску, включила на планшете очередной выпуск «Quite Interesting» еще со старым ведущим и захрустела. Ванесса (моя навязчивая соседка с маниакальной приверженностью к здоровому образу жизни) мной гордилась бы, может, даже вернула бы меня в список друзей – а значит, хорошо, что салатиком я хрущу под покровом ночи, при задвинутых занавесках.

Параллельно я размышляла о нас с Каспером и все больше укреплялась в том, что отчаиваться рано. Вот закончит он свою учебу, и тогда в наших отношениях все окончательно прояснится. Нужно как-то продержаться до конца июня: рыжий лис станет полноценным доктором (ну, не совсем еще полноценным, но дипломированным), и ему придется выбирать – продолжать ординатуру при «Шарите» или переезжать в Брюгге в клинику доктора Штайнера. Вот тогда и посмотрим.

Я доела салат, вымыла посуду и даже полила герань. Затем получила сообщение от Каспера и, наконец успокоившись, легла спать. Нужно всего лишь подождать. Это ничего. Я умею ждать. Я ждала Каспера всю жизнь (вранье, конечно, но как красиво звучит!).

* * *

Утром меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Кому там не терпится? На часах пять утра, сейчас пойду и выскажу этому наглецу все, что о нем думаю!

Наглецом оказался Карл. Я сразу же испугалась: неужели что-то случилось? Он никогда не относился к моему личному времени пренебрежительно. Но, как оказалось, дело в другом:

– Китти, прости, что разбудил, но я вдруг подумал, что, возможно, ты захочешь в этот раз поехать со мной за книгами. Предстоит крупная закупка, и мне бы не помешала твоя помощь!

Ух ты, Карл никого раньше не брал с собой на охоту! Такая честь, такая честь, нужно скорее соглашаться, пока он не передумал!

– Да, конечно! – воскликнула я. – Сейчас, я мигом, только переоденусь!

– У тебя есть примерно полчаса на то, чтобы собраться и оставить записку на дверях магазина, – сообщил Карл. – Завтракать некогда, я заеду к Оливии за чем-нибудь.

– Но Карл! – вспомнила я. – Оливия же отдыхает после Пасхи. У нее в кафе сейчас только хлеб и вчерашние булки.

– Ах да! Совсем забыл, – признался Карл. – Ну хорошо, найду что-нибудь другое. Тебе капучино?

– Да, спасибо!

Карл пошел обратно к машине, а я засуетилась, пытаясь одновременно расчесаться, почистить зубы, влезть в юбку и натянуть колготки. Затем я черкнула записку постоянным покупателям: «Уехала на охоту. Вернусь с добычей. Заботьтесь о себе – ешьте творог!» – и нарисовала внизу кривоватого дикаря, который радостно потрясал копьем с насаженными на него книгами. Отрезав кусочек скотча, я заперла все замки и выскочила на улицу. Прилепив записку на дверь магазина, залезла в красно-белый фургончик Карла и устроилась поудобнее. Небо над Брюгге начинало потихоньку светлеть…

 

Охота и охотники

Карл всегда славился умением заботиться об окружающих, вот и сейчас в фургоне меня поджидал бумажный пакет с пышками, жаренными во фритюре и посыпанными сахарной пудрой с корицей, а также конвертик с картофелем фри и большой стакан капучино.

– О-о-о, шпашибо! – прошамкала я с набитым ртом. Одежда сразу же покрылась россыпью сахарной крошки. – Ты всегда знаешь, что нужно невыспавшемуся человеку с утра пораньше!

– Да, прости, что все так спонтанно получилось, – усмехнулся Карл. – Мне Карина буквально перед выходом подкинула идею взять в поездку тебя. Мол, что тебе делать в полупустом магазине? Но вообще-то я подозреваю, – конспиративным шепотом признался он, – она просто хочет, чтоб я побыстрее справился и вернулся. Хочет подрядить меня работать в саду: нашла себе новый рассадник и заказала столистные розы. Красивые, не спорю, но придется еще хорошенько подумать над тем, куда их приткнуть…

– Так у нее же прошлогодние вымерзли, целый ряд, она мне жаловалась, – вспомнила я.

– О, хорошо, что ты помнишь! – обрадовался мой начальник и наставительным тоном добавил: – Вот как иногда полезно прислушиваться к советам жены!

Вообще-то Карл – известный дамский угодник. Нет-нет, Карина для него одна-единственная и неповторимая, но ему в принципе все женщины нравятся, просто как вид. Вот кто-то любит уточек, кто-то млеет при виде енотов и так далее, а Карла умиляют женщины. И старушки, и молодые девушки, а уж о прелестных беззубых дошкольницах можно и не упоминать. Он считает нас волшебными существами, не осознающими своей хрупкости и, соответственно, нуждающимися в постоянной ненавязчивой заботе и внимании. Какие-нибудь ярые феминистки могли бы ужасно возмутиться столь вопиющему неравноправию, но, познакомившись с Карлом, они стали бы жутко завидовать женщинам, которым посчастливилось общаться с ним каждый день.

Карл такой с детства, его так отец воспитал. Он относился к матери и бабушке так, как будто они – хрустальные вазы, и всю жизнь мечтал о сестренке. Но с сестренкой как-то не складывалось, поэтому однажды, будучи храбрым шестилетним мальчиком, Карл решил забрать домой из песочницы девочку, которая, по его мнению, потерялась. На самом деле мама девочки просто заболталась и упустила чадо из виду, а какой-то хулиган (скорее, начинающий хулиганишка) отобрал у нее соломенную шляпку и принялся насыпать туда лопаткой песок. Девочка смотрела на это безобразие и грязными руками беспомощно размазывала по лицу слезы.

Тут откуда ни возьмись возник местный Робин Гуд в синих штанах с жирафами, отобрал у обидчика шляпку, произнес гневную речь, что-то вроде: «Сто ты, совсем дулак, сто ли? Не видис, сто ли, – это зе дееевоцка! Нельзя девоцек обизать!» Затем юный Карл отряхнул шляпку от песка и напялил ее обратно на голову девочке, которая никак не реагировала на происходящий прямо на ее глазах самый что ни на есть натуральный рыцарский подвиг, а продолжала немелодично реветь.

То, что ее настроение ничуть не изменилось, натолкнуло начинающего супергероя на мысль, что на самом деле она плакала не из-за шляпки! А почему тогда? Что может расстроить девочку больше, чем потеря соломенной шляпки с голубой ленточкой? Вывод может быть только один: она потерялась!

– Ты сто, потелялась? – заботливо поинтересовался спаситель.

Девочка продолжала реветь.

– Где твоя мама? – допытывался герой.

Ноль реакции.

– Будес моей сестлицкой? – не отставал Карл.

Девочка внезапно заткнулась и с интересом посмотрела на мальчишку. Наверное, ей еще не доводилось быть «сестлицкой», поэтому она безропотно позволила Карлу взять себя за руку и отвести к его родителям, сидящим на лавочке неподалеку.

– Мамоцка, папоцка, – начал юный рыцарь с серьезным выражением лица, – знакомьтесь, это моя сестлицка! Она будет зыть у нас! Как тебя зовут? – только теперь додумался поинтересоваться он у своей жертвы.

Родители считали, что в таком возрасте домой можно привести только «невесту», поэтому сестричка их весьма озадачила. Они тоже повернулись к девочке, надеясь, что она представится и получится вернуть ее законным родителям.

– Я – Малгалита Литликс! – гордо назвала себя малышка, впервые за все время подав голос, и размашисто вытерла нос рукавом.

То, что девочку звали Маргаритой, родители еще кое-как поняли, а вот обилие загадочных букв в ее фамилии заставило их максимально ускорить поиск незадачливой мамаши. А то потом сиди и гадай – Литликс, Ритрикс, Литрикс или кто там еще она на самом деле.

Карл ужасно расстроился, что новую сестричку пришлось вернуть маме. Но папа сказал волшебную фразу: «А ты представляешь, как бы обиделась ее мама? Она ведь тоже девочка!», и сын просто ужаснулся: надо же, он совсем не подумал об этом! Чуть не обидел девочку!

В дальнейшем он всегда подробно расспрашивал всех кандидаток в сестрички, надеясь, что однажды ему попадется хотя бы одна бесхозная. Представляю, как он был счастлив, когда вырос и смог обзавестись собственной «девочкой» – Кариной. А потом еще и дочерью, и внучками.

Ха, а ведь получается, в конце концов ему все-таки удалось найти себе бесхозную «сестричку»! Здравствуйте, меня зовут Китти.

– Кстати, а какой у нас план? – оторвалась я наконец от размышлений.

– Ну, первым пунктом у нас Париж, – ответил Карл, внимательно глядя вперед, на дорогу. – Потом Амьен и Кале.

– А почему не наоборот? – поинтересовалась я. – Кале ведь ближе.

– Потому что барахолки обычно работают только по выходным, реже – по пятницам или средам, но блошиный рынок на Порт-де-Монтрёй сегодня как раз работает. Если явимся туда поздно, ничего не застанем. А так успеем почти к открытию: сейчас выедем на скоростную дорогу и быстренько туда доберемся. А в Амьене и Кале я не на барахолку собираюсь, а прошвырнуться по букинистическому ряду. Крепись, Китти, нам нужно справиться за один день.

– Есть, капитан! Так точно, капитан! – с готовностью козырнула я.

Карл свернул на заправку, объявил пятнадцатиминутный перерыв на кофе-туалет-чипсики-всемирный заговор по желанию и направился к кассе. Я взяла в мини-маркете фисташки, вернулась в машину и подключилась к местному вайфаю. Как только соединение установилось, Каспер тут же набрал меня по видеосвязи.

– Ого, ну и видок у тебя! – сразу вырвалось у меня. – Кто это тебя так?

Каспер и вправду выглядел неважно: уставшие покрасневшие глаза, левая бровь, судя по всему рассеченная, заклеена пластырем.

– А-а, ерунда, – отмахнулся Каспер со своей дежурной улыбкой, – ночью буйного пациента привезли.

– Это он тебя так приложил?

– Ну, не совсем, – поморщился рыжик, потрогав бровь. – Я ему колол успокоительное, а он умудрился как-то вывернуться из рук санитаров и пнуть меня ногой.

– В бровь, что ли? – удивилась я.

– Нет, в грудь, – пояснил он, потирая ушибленное место, – но сильно. Это я потом уже о железный столик с инструментами ударился. Ничего страшного, просто ранка, даже шрама не останется. Хорошо, что не глазом о железный угол приложился. – Он нашел в себе силы пошутить. – А ты не дома? – Каспер наконец заметил необычную обстановку на заднем плане.

– Карл взял меня на охоту, – пояснила я. – Сейчас вот на заправке вайфай словила, но скоро уедем. Ты там поосторожнее, что ли…

– Не беспокойся, – улыбнулся Каспер, – я знал, на что иду. Просто немного устал и потерял бдительность. Такое вообще-то редко случается. А куда вы едете?

– Сначала в Париж! – ответил вместо меня Карл, садясь за руль. – Привет, Пэрри! О, у вас что, опять Громила сбежал?

– Привет, дядюшка! – помахал ему рыжик с экрана телефона. – Нет, Громила в порядке, это новенький.

– Такое что, уже не впервые происходит? – с подозрением поинтересовалась я сразу у обоих, чувствуя, что от меня что-то скрывают. – Я думала, доктор занимается исключительно интеллектуальным трудом. А он тут, оказывается, единоборствами с буйными психами развлекается на досуге.

– Китти, не бери в голову, – отмахнулся Каспер.

– Да, считай, что Пэрри просто немного перебрал и не вписался в дверной проем, – поддакнул Карл.

Меня немного рассердило то, что они так легкомысленно к этому относятся, поэтому я как можно более строгим тоном заявила:

– Во-первых, Каспер никогда не «перебирает», даже когда не за рулем. Во-вторых, у него все равно остается отличная координация, он по ниточке пройти может. Вы мне просто мозги пудрите!

– Ладно, не заводись, – примирительно сказал рыжик, – я просто немного забылся, хорошо? Ничего страшного, такое иногда случается. Я же в больнице, если что – меня сразу подлечат! – приободрил меня он. – Через полчаса моя смена закончится, и я поеду домой отсыпаться.

Я хотела возразить, что ему нельзя садиться за руль таким усталым, но прикусила язык, вспомнив, что не отдохнул он перед сменой именно из-за меня: два перелета, две поездки на поезде и целый день на ногах в книжном. Это я во всем виновата, мне ли возмущаться?

Но Каспер, кажется, прочитал мои мысли по напряженному выражению лица и поспешил добавить:

– Такси возьму, хорошо?

– Хорошо, – выдохнула я и решила сменить тему: – Мы сейчас в Порт-де-Монтрёй, тебе купить что-нибудь интересненькое?

– О, здорово! – оживился он. – Если заметишь что-то, ну, помнишь, в таком стиле, как мы видели? Ох, совсем мысли путаются…

– Я поняла. – Я действительно его поняла. – Хорошо, если что-нибудь такое замечу, то возьму. Ладно, Кас, мне тут уже Карл сигналит, нам пора. Ты давай там, отоспись хорошенько!

– Ну ладно, успешной вам охоты! – еще раз помахал рукой Каспер. Карл тоже махнул ему в ответ. – Пока!

– Пока! – ответила я и прервала звонок.

Карл пристегнулся, завел фургончик и аккуратно вырулил на трассу.

– А ты хорошо его знаешь, Китти, – как бы между прочим заметил он.

Мне показалось, он на что-то намекает, но не удалось понять, на что именно: я ведь тоже не выспалась. Так что я просто пожала плечами и неопределенно согласилась:

– Да, пожалуй…

Я его знаю. А что с того?

* * *

Я однозначно не отношусь к категории почитателей Парижа уровня «увидеть и умереть», но базилика Сакре-Кёр, несомненно, хороша. Жаль, что сегодня мы ею не полюбуемся: имея в запасе ограниченное количество времени и желая избежать утренних пробок, мы въехали в город со стороны Порт-де-Монтрёй.

Как только я увидела многочисленные будочки, лоточки, палатки и разложенное прямо на земле барахло, а кроме того, торговцев всех сортов и мастей, мне захотелось покрепче запереться в машине изнутри. Рынок только открылся, а шум уже стоял как… ну, как на рынке, в общем-то. После моего тихого Брюгге, безмолвного магазина и одинокой квартиры здесь было просто пугающе людно и шумно.

На парижских рынках нужно смотреть в оба: не успеешь и глазом моргнуть, как твой телефон «уплывет» на другой конец площади, и там его тебе же и продадут по двойной цене. Так что я достала свой «секретный кармашек» – маленькую плоскую сумочку на шнурке, которой я обзавелась, еще когда первый раз летела на самолете. Мама сочла своим долгом призвать меня к бдительности, но вместо этого так напугала перспективой оказаться в чужой стране без документов, денег и связи, что я полночи перед вылетом шила этот самый кармашек. Туда помещались только телефон, паспорт и деньги, выданные Карлом на закупку книг. Свою сумку я засунула в бардачок, а кармашек повесила на шею и спрятала за пазуху. Карл же легкомысленно распихал пачки денег, перевязанные банковскими резинками, по карманам джинсов. Хоть стопку своих кредитных карт в машине оставил, и на том спасибо.

Со своим кармашком я чувствую себя школьницей, боящейся потерять деньги на обед, но большие незнакомые рынки пугают меня гораздо больше, чем возможность выглядеть глупо.

Карл вытащил из машины небольшую садовую тележку на четырех колесах, с которой он обычно ходит на закупки. Вот уж кто не боится выглядеть глупо! Но, честно говоря, какой бы чепухой они с Кариной ни занимались, они делают это с таким чувством собственного достоинства, что даже в голову не приходит над ними смеяться. Наоборот, их занятие кажется разумным, исполненным смысла, в общем, единственно верным способом времяпрепровождения.

Мороцкий протер тележку от пыли старым шерстяным платком, спрятал его в карман куртки и кивнул мне: мол, садись.

– Ты шутишь! – неуверенно возразила я. – Мне садиться в тележку?

– А что? – искренне удивился Карл. – Мы с Пэрри друг друга катали.

– Когда это? – заинтересовалась я, убежденная, что такое могло случиться как минимум лет пять назад, когда рыжик еще не был таким серьезным почти доктором.

– Зимой, после Нового года. Когда всякую мишуру на помойку отвозили, – охотно пояснил он.

– Ну-у… э-э… – замялась я. – Так он же…

– Карина тоже не брезгует, – ухмыльнулся Карл, поняв, в чем суть моего замешательства. – Недавно сама упрашивала отвезти ее таким образом на пикник.

– Это Карина-то? – недоверчиво переспросила я.

Воображение сразу же нарисовало картину: Карина гордо возлежит на тележке в шляпе с большими полями и солнечных очках. Выглядела она, между прочим, крайне элегантно.

– Ох, Китти, Пэрри ты неплохо изучила, а Карину еще не очень-то понимаешь, – со смешком ответил Мороцкий, пока я решительно садилась на телегу: пример Карины, нарисованный воображением, убедил меня в том, что это весьма достойный и подходящий способ передвижения. – Между прочим, в Греции на пляже она в меня медузами бросалась! – наябедничал начальник, катя тележку с пассажиром к началу рынка. Потом подумал и добавил: – Правда, я первый начал… но она тоже бросалась!

Я хохотнула и покачала головой. Нет, я верила, что Карл не выдумывает, просто прикинула, насколько вероятно, что у меня тоже когда-нибудь сложатся такие же восхитительно безумные отношения, как у них с Кариной. Когда нам с Каспером станет под шестьдесят, будем ли мы кататься в тележке и бросаться медузами друг в друга на пляже? Будем ли мы с Каспером вообще вместе? Вот в чем вопрос.

Как бы там ни было, стоило нам въехать на рынок, я все-таки слезла с тележки. Ну правда, неловко как-то. Карл покачал головой, но не стал возражать, а только предложил приступить к «охоте». Некоторые торговцы сами были готовы отнести наши покупки, куда нам будет угодно, так что несколько раз я водила их к машине, чтобы загрузить большие партии сразу в нее.

Сколько разных вещей было на прилавках! Прямо-таки всё, что можно вообразить: и старинные коралловые бусы, и новенькие китайские подделки под коралловые бусы, чашки, расписанные под «гжель», – все до одной с отбитыми ручками, огромная супница без крышки, целая коллекция старых трехколесных велосипедов, полный комплект потускневших доспехов, корзинка с шерстяной пряжей, возле которой я, кажется, даже сумела рассмотреть настойчивую моль. Очень трудно было сфокусироваться именно на книгах, хотелось пощупать все эти штучки – и сокровища, и откровенный хлам.

Я рискнула примерить роскошную пиратскую шляпу с пышными перьями, надеясь, что не подхвачу вшей от ее предыдущего носителя, но она шилась явно для кого-то с головой размером с тыкву. Карл же присмотрел английскую вазу в подарок Карине, оставил меня с тележкой и лично понес в машину на вытянутых руках свое сокровище, обернутое множеством слоев пузырчатой пленки.

Пока он устраивал вазу поудобнее (надеюсь, что не на мое место), один торговец предложил мне большую партию книг практически бесплатно – все они были без переплетов. «Внучек оторвал», по его словам. Воздержавшись от комментария, что за такое внучку впору оторвать пакостные ручонки, я сгрузила книги в тележку и продолжила поиски. Скоро ко мне присоединился Мороцкий.

– О, Китти, что это? – удивился он, рассматривая одну книгу из только что купленных мной. – Такие даже просто почитать не берут!

– Я хочу попробовать сделать переплеты сама, мне Карина рассказывала, как они с девчонками в детстве оформляли свои дневники, – пояснила я.

– Зачем тебе эта возня? Тут же штук пятьдесят, ты с ними до осени не справишься!

– Ну пожалуйста! – взмолилась я. – Он все равно за бесценок продавал, а у меня классная идея. Все получится, вот увидишь!

– Ну, смотри сама, – нехотя согласился начальник. – Приспичило тебе маяться…

Я понимала его недоверие: мы оба не очень-то любили возиться с потрепанными книгами. Карл, наверное, опасался, что мне это занятие быстро наскучит и я его заброшу. Но мне действительно казалось, что я могу подарить этим произведениям новую жизнь, я даже придумала, какие именно обложки сделаю для некоторых из них. К тому же мне определенно требовалось трудоемкое занятие, которое сумеет надолго отвлечь меня от мыслей о Каспере.

Кстати, о Каспере. В одном магазинчике я приметила вещичку, которая точно должна была ему понравиться: огромные настенные часы с римскими цифрами.

– О, смотри! – потянула я Карла за рукав. – Вот бы Касперу такие!

– Эти? – удивился он. – Они же насквозь ржавые! Или ты и их хочешь отреставрировать?

– Нет, ты не понимаешь! – Я подбежала к часам и потрогала ветхие стрелки. Ничего, не отваливались. – Весь смысл именно в том, что они такие старые и ржавые. Они как бы еще раз напоминают о неумолимости времени!

– Ты думаешь, ему нужна такая громоздкая и бесполезная штука? Возьми лучше… – Карл выудил из кучи металлического хлама замысловатую подставку под зонты, – вот это. Пусть поставит у себя в кабинете, выглядит солидно.

– Нет, у него такие были, – ответила я. – Кас говорил, из-за них его любимый зонт ржавыми пятнами взялся. А похожие часы мы видели в одном кафе. Он еще посмеялся, мол, если такие повесить в приемной, сразу можно будет вычислять типов с обсессивно-компульсивными расстройствами: их нерабочие и ржавые часы просто из себя выводят. Не знаю, всерьез он это сказал или пошутил, но часы ему понравятся, я уверена.

– Тогда берем, – согласился Карл.

Я заплатила торговцу, а он помог мне аккуратно обернуть циферблат пленкой, чтобы можно было нести их под мышкой.

– Так, здесь мы, кажется, закончили. – Карл посмотрел на часы, затем взялся за ручку тележки и направился обратно к машине.

Нести огромные часы с круглым циферблатом было ужасно неудобно: я и так и эдак пыталась за них ухватиться, но они полностью заслоняли обзор. Тогда я аккуратно водрузила их на голову и поспешила следом за Карлом, словно гигантский гриб, придерживающий шляпку руками.

– А где он будет вешать эти часы? – поинтересовался Карл, когда мы уже загружали добычу в фургончик. – В «Шарите» или у Штайнера? Может, нет смысла отправлять их ему? Пусть уже здесь дождутся…

– Ну-у… я не знаю, собирается ли он переезжать в Брюгге, – нехотя отозвалась я: тема была скользкой. – Не знаю, дал ли он ответ профессору.

– Как так? – поразился Карл, на минуту даже перестав выстраивать книжные пирамидки. – Пора бы уже решить: либо он переезжает в Брюгге, либо ты в Берлин.

– Ну, я точно в Берлин не собираюсь… – потупилась я. – Что мне там делать?.. А он пусть сам решает.

– Но как же? Что же это за отношения такие? – возмутился Мороцкий. – Чтобы встречаться с девушкой, нужно как минимум находиться с ней в одном городе! Я еще могу понять, что сейчас он учится, но потом ведь не будет никаких препятствий!

– Карл, – еле слышно прохрипела я, – мы с Каспером не встречаемся…

– Что за чушь! – рассмеялся он, но посмотрел на меня и понял, что я не шучу. – То есть как это?

– Ну… мы с ним этот вопрос ни разу не поднимали… Я все боялась спросить… – Было очень трудно выдавливать из себя слова, а перед Карлом еще и почему-то особенно стыдно. – А потом, в магазине, он как-то сказал, что ни с кем, кроме Алиции, не встречался…

– Ну, может, он имел в виду, что ни с кем, кроме Алиции, не расставался? – предположил Мороцкий.

– Я не знаю, – прошептала я. – Все не могу набраться смелости поговорить с ним об этом.

– С какой это радости ты должна начинать этот разговор? – У Карла, кажется, включился режим «защиты девочки», он в этом состоянии беспощаден даже к любимым родственникам. – Это вообще-то его задача как порядочного молодого человека, чтобы между вами все было предельно ясно! Что это еще за шуточки такие?

– Ну, может, ему как раз все предельно ясно… – грустно заметила я. – Это я ничего не понимаю. Значит, я и должна разобраться. Но не могу… не сейчас.

– Не оправдывай его, Китти! – сердито сверкнул глазами Карл. – Это просто позор, что мой племянник морочит девушке голову! Не так воспитывают мужчин в нашей семье!

– Карл, прошу, не надо вмешиваться! – взмолилась я. – Мне будет ужасно стыдно перед Каспером! Стыдно, что говорю об этом с тобой, а с ним – никак не решусь. Но я и правда пока не могу. Я еще немножко подожду… Не говори ему ничего, пожалуйста!

– Ну что ж… – Карл внимательно посмотрел на меня, недовольно нахмурился, потом решительно захлопнул заднюю дверь фургончика. – Прости, с моей стороны нетактично было так нахально влезать в твою личную жизнь. Конечно, только ты можешь решить, как тебе поступить, я больше не буду беспокоить тебя по этому поводу. Но, если вдруг тебе понадобится поддержка или просто захочешь поговорить, не стесняйся обращаться ко мне или к Карине. Ты же знаешь, как ты нам дорога!

– Спасибо, Карл, я очень это ценю! Все будет хорошо! – пообещала я и попыталась улыбнуться.

Я села на свое место, пристегнулась и отвернулась к окну, стараясь скрыть стоявшие в глазах слезы.

«Все будет хорошо». Не очень-то я в этом уверена.

 

Дальше

Утро встретило меня ярким солнышком, лучи которого просачивались под веки и подсвечивали их изнутри ярко-алым. Я попыталась заслониться от нахального светила вазой, но через пятнадцать минут оно переместилось из-за нее и продолжило меня будить.

Все-таки усталость – полезная вещь, я считаю. Когда мы с Карлом прикатили вчера, а точнее, уже сегодня поздно ночью в Брюгге, пробежав марафон по лавкам знакомых букинистов и забив фургон книгами под завязку, я, кажется, неспособна была уже даже видеть, не то что соображать – глаза и мозг словно заволокло плотным туманом. Поэтому, когда Мороцкий объявил два следующих дня выходными и на автопилоте направился домой, к родной жене, я с пятой попытки попала ключом в замочную скважину, натянула любимую пижаму, добралась до своей мягкой уютной постельки и отключилась.

Убедившись, что солнце настроено решительно, а мне даже нечем обороняться, так как я уже который месяц ленюсь повесить на окно плотные шторы, я вылезла из постели и направилась на кухню. Оказалось, в холодильнике не то что мышка повесилась, она, видимо, сжалившись надо мной, оставила мне гуманитарную помощь в виде единственной сморщенной картофелины с уже проросшими глазками. «Значит, уютный домашний завтрак отменяется по техническим причинам», – подумала я.

У меня возникли какие-то сентиментальные чувства к этой одинокой замерзшей картофелине, которая так доверчиво пустила корешки там, где ей явно не светило счастливое будущее. Словно какая-то родственная связь, честное слово. В порыве сострадания я выдернула засохший скелет хризантемы из горшка, распушила оставшуюся землю, сунула картофелину в центр и заботливо полила тепленькой водичкой. Теперь у нее, по крайней мере, есть шанс.

Однако одними лишь добрыми намерениями сыт не будешь. Поэтому, тщательно умывшись и причесавшись, я наскоро оделась и вышла на улицу. На улице жизнь текла в привычном русле: людишки спешили или не спешили по своим делам, в воздухе ошалело и беспорядочно носились букашки, чья-то кошка обгрызала растения в вазончиках, выставленных у двери цветочного магазина. Я вытащила из подъезда свой желтый велосипед, протерла сиденье и отправилась на поиски еды. Лениво вращая педалями, я сворачивала в разные симпатичные улочки и держала нос по ветру. Вдруг откуда-то запахло томатным соусом с чесноком и базиликом. «Кажется, мне сюда», – решила я.

Оставив своего гордого железного коня на парковке и похлопав его на прощание по «крупу», я окунулась в красноватый полумрак незнакомого итальянского ресторанчика. В ресторанчике было безлюдно: одиннадцать утра для честных тружеников – слишком позднее время для завтрака и слишком раннее для обеда. Из-за барной стойки выглянул кудрявый черноглазый юноша, совсем еще подросток; под его носом красовались жиденькие, только пробивающиеся усики. Однако итальянцами не становятся, а рождаются: мальчишка сверкнул белоснежными зубами, выразил свое величайшее удовольствие от лицезрения прекрасной синьорины и, перемежая свою речь итальянскими словечками, усадил меня за лучший, по его словам, столик. Через пару минут парнишка принес мне меню и стакан малиново-розового лимонада «за счет заведения». Вы когда-нибудь пили малиново-розовый лимонад? Это очень похоже на детскую попытку попробовать мамин шампунь, только в результате получаются не пузыри изо рта, а очень вкусный и приятный напиток.

Я проигнорировала меню, подозвала мальчишку и конфиденциальным шепотом призналась, что в их прекрасное заведение меня привел этот восхитительный запах, который витает вокруг, и поинтересовалась, нельзя ли мне получить порцию этого самого волшебства. Официант очаровательно улыбнулся, заявил, что синьорина знает толк в итальянской кухне, и вскоре принес мне тарелку с горячей, источающей ароматный пар пастой болоньезе.

Вдумчиво и с наслаждением позавтракав, я оплатила счет и попросила мальчишку передать повару мою горячую благодарность. Микеле – так его звали – искренне, совершенно по-детски обрадовался и даже проводил меня до двери, успев попутно немного рассказать о себе. Оказывается, они с семьей только недавно решили обзавестись бизнесом и открыли этот маленький уютный ресторанчик, поэтому мнение каждого посетителя, особенно позитивное, имеет для них чрезвычайное значение.

– Раз так, тогда я обязана добавить, что лимонад у вас просто восхитительный! – честно призналась я.

– О, синьорина, grazie mille! – расчувствовавшись, залепетал Микеле. – Я так рад, что вам понравилось: я ведь сам придумал рецепт и боялся, что посетители не оценят!

– Правда? – поразилась я. – Тогда я надеюсь, что это не последняя твоя идея! Мне кажется, твои лимонады, особенно ближе к лету, будут иметь грандиозный успех. В любом случае желаю твоей семье и вашему общему делу благополучия и процветания!

– Спасибо, синьорина, очень приятно, синьорина! – пробормотал официант мне вслед и даже помахал рукой на прощание.

Думая о вдохновляющих семейных ценностях итальянцев, я сделала покупки на рынке, но не отправилась сразу же домой, а спешилась в парке, разулась и пошла босиком по молодой травке вдоль выстеленной плиткой дорожки, катя велосипед рядом. Земля была еще прохладной, но сочная зелень мягко щекотала стопы, как будто даже упрашивая пробежаться, разминая ноги.

Утренняя солнечная погода сменила настроение: небо надулось тяжелыми тучами, беспокойный ветер стал шнырять между домами, то порывами налетая на редких прохожих, то терзая молодые кроны, еще не обретшие свой обычный темно-зеленый окрас. Брызнули первые робкие капли, запахло мокрым асфальтом. Я ускорила шаг, но дождь, как будто заметив это и боясь меня упустить, вдруг усилился, разросся, чтобы успеть продемонстрировать себя во всей красе. Пискнув, я стала судорожно искать в корзинке свои туфли, но они мастерски ускользали и прятались между покупками, притворялись картофельными клубнями или чем-то еще. Плюнув на обувь, я вскочила на велосипед и помчалась домой. Педали ощутимо впивались в босые ноги, крупные холодные капли колотили по макушке и плечам, стекали по лицу, заслоняя обзор.

Все-таки не зря дождь считается благословением: никакой полив, никакие удобрения не придают растениям настолько живой и свежий вид. Вот и сейчас, несмотря на спешку и юркие ручейки, пробегающие по моей спине и ногам, я все-таки сумела обратить внимание на то, как красиво потемнели ветви деревьев, как приободрились курчавые листья и глянцево заблестели лепестки тюльпанов на клумбах. Я хмурила лоб и щурила глаза, пытаясь защитить их ресницами от точечных попаданий капель, но губы все равно расплывались в улыбке. Уверена, вид у меня тоже стал весьма живой и свежий.

Добравшись домой, я втащила сопротивляющееся средство передвижения в подъезд и оставила его там обсыхать, а сама, забрав покупки и оставляя за собой на ступеньках мокрые следы, поднялась в квартиру. Незапланированный душ не испортил моего настроения, даже наоборот: я люблю промокать под дождем, но выползать под него нарочно без зонта мне кажется нечестным. Суть промокания именно в том, чтоб дождь застал тебя врасплох. Таковы правила, не я их придумала.

В ванной я сняла сочащуюся водой одежду и бросила ее в раковину. Достала из коробки чистую майку, шерстяные носки, влезла в старый джинсовый комбинезон с разноцветными заплатками. Пока пыталась попасть пуговицей шлейки комбинезона в петлю, запищал планшет: Каспер звонил по видеосвязи. Я прислонила его к корзинке с печеньем на кухонном столе и приняла звонок.

– Привет, Кас! – помахала я в монитор.

– Привет, Китти, я тебя не разбудил? – бодро отозвался рыжик. Он явно отоспался, отдохнул и пребывал в недурном настроении.

– Скажешь тоже, – фыркнула я, – я уже успела прогуляться и попасть под дождик.

– О, ты с этим не шути! – наставительным тоном произнес он. – Так можно сильно простудиться, даже если кажется, что дождь теплый!

– Ничего себе! – притворно возмутилась я. – Значит, как тебе глазом о стол – так можно, а мне уже и под дождем нельзя гулять?

– Во-первых, не глазом, а бровью, – поправил Каспер, ухмыляясь. – А во-вторых, я же все-таки мужчина!

– Молодец, – буркнула я. – И что это означает? Что тебя не жалко?

– Смотря кому, – туманно заметил он и сменил тему: – Как вы с Карлом покатались? Тебе понравилось?

– Ой, слушай, очень здорово! – Я охотно поддержала разговор. – Загрузили фургон книгами так, что я боялась, как бы он не стал брюхом царапать асфальт!

– Ну, это вряд ли: там от старого автомобиля только скорлупка осталась, всю начинку Карл заменил на новую. Так вам теперь предстоит еще разобрать гору книг?

– Ну да, но не сегодня: Карина его подрядила сажать розы в саду, – пояснила я. – Так что у меня есть пара выходных. Ой, а что я тебе купила! – вспомнила я и стала рыться в телефоне в поисках нужной фотографии.

– Что же там такое? – заинтересовался он.

– Вот. – Я ткнула телефон в камеру планшета. – Вот такие часы. Почти как те, что тебе понравились, только еще более старые.

– Вау! – присвистнул Каспер. – Вот это да, ты прямо в яблочко попала! Спасибо, Китти, это самое то!

– Да, удачно получилось, я их сразу заметила, – призналась я. – Их попробуй не заметь! Только теперь нужно придумать, как их тебе передать…

– А они не могут пока постоять у тебя или у Карла? У меня еще и кабинета своего нет, даже вешать их некуда, – развел руками рыжик. – А вот когда меня возьмут в штат, после выпускных экзаменов, вот тогда я приеду в Брюгге на машине и заберу часы. Это тебя не затруднит? – вежливо поинтересовался он.

Я досадливо поджала губы: маленькая хитрость не удалась. Втайне я надеялась, что вопрос передачи часов поможет мне понять планы Каспера, но не выгорело. Придется действовать по-другому.

– Да нет, что ты, они мне совсем не мешают! – Я махнула рукой. – Вообще-то мы их даже из фургона еще не вытащили. Но в магазине для них найдется уголок. Кстати, а ты уверен, что тебе не запретят вешать такую оригинальную вещь в «Шарите»? – невиннейшим тоном поинтересовалась я, для отвлечения внимания грызя огурец.

– Вообще-то я принял предложение профессора Штайнера, – как-то странно дернув челюстью, напряженным тоном ответил Каспер. Вид у него был настороженный.

– Ах, я совсем забыла! – Я изображала дурочку, и Каспер это видел, только, кажется, не понимал зачем. – Или ты не говорил? Не помню… Тогда еще лучше! Значит, не придется их везти через пол-Европы. Уверена, в твоем будущем кабинете в клинике Штайнера такие часы будут смотреться великолепно!

– Да-да, я тоже уверен, – поддакнул Каспер, задумчиво глядя на меня через монитор. Так и не придя ни к какому выводу о причинах моего странного поведения, он тряхнул непослушными кудряшками и добавил: – Ну, я тогда пойду читать о мнестических расстройствах. Передавай Мороцким привет!

– Обязательно! – проникновенно пообещала я, послала в камеру воздушный поцелуй и помахала рукой: – Ну все, пока!

– Пока… – озадаченно протянул рыжик и прервал связь.

Я удовлетворенно потерла руки и даже немножко попрыгала от радости: а жизнь-то, оказывается, налаживается! Пусть мы с Каспером пока и не пара, но в Брюгге он все-таки переезжает. Как бы там ни было, а чем дальше он окажется от этой подозрительно любезной Алиции, тем лучше!

Ничего, ждать осталось каких-то два с половиной месяца. Тик-так, тик-так.

* * *

Дома делать было категорически нечего, а после приятных новостей от Каспера я ощутила подбадривающее покалывание пресловутого шила.

Конечно, совсем не обязательно, что он переезжает в Брюгге ради меня, может, его привлекают рабочие перспективы. Хоть зимой он и заявил, что именно я повлияла на его мнение насчет будущей карьеры, он ведь мог сказать это не всерьез. Парни частенько вешают девушкам лапшу на уши. Мне казалось, что Каспер к этой категории не относится, но после моей несостоявшейся свадьбы со Стивеном я склонна думать, что не знаю о мужчинах ровным счетом ни-че-го.

Но от одной только мысли, что мы будем жить в одном городе и наверняка часто видеться, как минимум в гостях у Мороцких, на душе становилось тепло. Столько будет возможностей узнать его получше! И позволить ему узнать меня. А что, я очень даже ничего! Я нравлюсь и Мороцким, и Оливии, и Мэр, а они сами – ого-го! Короче говоря, я считала, что у меня неплохие шансы.

Не в силах дольше терпеть заточение в своей маленькой квартире, я накинула толстый свитер, влезла в резиновые сапоги и отправилась к Карлу с Кариной, надеясь если не напроситься на чай, так хотя бы отвоевать себе несколько книг из новой партии.

Дождь уже прошел, и на небо выкатилось золотистое солнце. Я любовалась своим отражением в каждой луже, а потом наступала на него носком сапога, и оно расплескивалось по краям.

Мороцкие копались в саду, несмотря на мокрую после дождя землю, – я увидела их через забор еще на подходе. Парадом командовала Карина: указывала Карлу, где и насколько глубоко копать яму, на сколько сантиметров вправо или влево подвинуть кустик, чтоб насаждения смотрелись симметричнее.

– Душа моя, это же кусты, они все равно будут расти как попало! – возмущался Карл, отирая пот со лба. – Мы с тобой и так все отмерили по семьдесят раз, дальше уже от тебя зависит, как их формировать!

– Не ворчи. – Карина была непреклонна. – Еще немного левее. Левее! Не смотри на меня так, левее, говорю!

Карл, устав передвигать куст из одного конца ямки в другой, внезапно потянулся к вредничающей Карине и попытался цапнуть ее перепачканной в земле рукой за штанину элегантных нежно-кремовых брюк с наглаженными стрелочками – даже в сад Карина выходила при полном параде, – но она успела отскочить и теперь показывала ему язык с безопасного расстояния.

– Даже не надейся застать меня врасплох! Левее, говорю! – как ни в чем не бывало продолжила она.

– Добрый вечер! – поздоровалась я с Мороцкими, аккуратно закрывая за собой калитку.

– Кто там? – Карина вытянула шею, высматривая гостя. – Ааа, Кицци! Здравствуй! – обрадовалась она. – Хорошо, что ты зашла! Ты только посмотри, как криво Карл пытается посадить этот куст, может, хоть перед тобой ему станет стыдно! Эй! – Дама еще раз отскочила подальше от карающей длани мужа. – Я же говорю: даже не надейся застать меня врасплох!

– Привет, Китти! – Карл охотно воспользовался возможностью перевести дух, с хрустом разогнулся и потянулся. – Теперь видишь, зачем мы, оказывается, так спешили с книгами? Трудились изо всех сил, без передышки, можно сказать! И все это для того, чтобы с галер попасть на рудники! – патетически воскликнул мой начальник и благодетель.

– Давай, давай, рудокоп! – Карина с видом бывалого надсмотрщика похлопала в ладоши, подгоняя работничка. – Скоро уже стемнеет, а ты до сих пор не разобрался, что значит «левее»! С Китти можно поболтать и при свете луны, а розы сами себя не посадят. Не отвлекайся, работай!

– Ну ты это видела? – притворно посетовал Карл. – Между прочим, моя дорогая, рабство запрещено Женевской конвенцией еще с 1926 года, а ты все в позапрошлом веке живешь! О, Китти, какие у тебя кудряшки! – вдруг заметил он.

У меня и вправду волосы собрались в очаровательнейшие пружинки – так всегда бывает, когда я промокаю под дождем. Никакие бигуди, никакие плойки или пенки для укладки не способны сотворить подобное. Даже жаль расчесываться. Уловка Карла сработала: Карина сразу же забыла о розах и их симметричном расположении и по традиции обрушилась на мою голову, на этот раз – с восторгами.

– Вот это да, Кицци, я и не замечала, что у тебя так волосы вьются! Прямо как у нашего Пэрри! – цокала она языком, трогая мои локоны.

– Ну, до Каспера мне далеко, – ради справедливости заметила я, – но дождевая вода почему-то оказывает на мои волосы такой эффект.

– Прелестный эффект! – выдохнула Карина, восторженно перебирая пальцами мои кудряшки. – Ты просто счастливица! В мое время для такого эффекта барышням, у которых волосы от природы не вьются, приходилось носить парики!

– Дорогая, ты незаслуженно присваиваешь себе столь почтенную древность, – резонно заметил Мороцкий. – Даже в твое время барышням для таких кудряшек было достаточно сделать химическую завивку!

– Ох, вот же зануда! – фыркнула его супруга.

– За то и люби́м! – веско заметил Карл и, изловчившись, цапнул-таки Карину грязной ладошкой за коленку.

– Ну Каарл! – обиженно завопила она, глядя на довольно хохочущего мужа огромными глазами. Постояв с минуту, оценивая нанесенный своему внешнему виду урон, она махнула рукой и расхохоталась сама: – Ладно уж, твоя взяла! Закапывай этот куст как есть, и на сегодня все!

Отдав такой приказ, Карина направилась в дом переодеваться, на ее красивых брюках четко пропечатался след пятерни. В дверях она обернулась и добавила напоследок:

– А потом спрячь инструменты, пусть Китти тебе поможет открыть гараж, и идите в дом: я испекла ореховый кекс.

* * *

Мы сидели у Мороцких на кухне, пили ароматный белый чай – мягкий, почти безвкусный, но изумительно пахнущий какими-то неместными цветами, – заедали его фисташковым кексом и болтали о всякой ерунде.

Карл, конечно же, все-таки подвинул куст немного левее, как Карина и просила, но когда я ей об этом по секрету сообщила, она только загадочно улыбнулась и призналась, что иначе и быть не могло. Едва ли когда-нибудь наступит такое время, когда я перестану поражаться отношениям в этой семье. Спустя столько лет брака, перестирав тысячи грязных пеленок сначала своих детей, а потом и внуков, эти чудесные люди по-прежнему способны чувствовать радость сосуществования, удовольствие от общества друг друга, от каких-то совместных занятий. Им даже до сих пор есть о чем шутить, они не прекращают баловаться, флиртовать и поддразнивать друг друга!

Мне оставалось только с умилением наблюдать за этим со стороны. Ну и, честно говоря, завидовать. Даже страшно становилось: а вдруг со мной никогда не случится ничего настолько волшебного? А если случится, но вовсе не настолько волшебное, смогу ли я быть счастливой, сумею ли принять унылую реальность? Вот такие посещают мысли под белый чай.

Когда я пришла домой, я первым делом нарисовала календарь с количеством дней, которые остались до переезда Каспера в Брюгге. Повесила его на кухне по соседству с картофелиной в горшке и стала с нетерпением ждать, когда же наступит следующий день и можно будет вычеркнуть первый квадратик. По моим расчетам, ждать оставалось около семидесяти трех суток. То есть чуть меньше чем два с половиной месяца. Уже в конце июня Каспер должен получить диплом, а значит, где-то к началу июля я буду знать точную дату его приезда.

Минут пятнадцать я сверлила календарь взглядом, но от этого количество оставшихся до приезда Каспера дней так и не уменьшилось, так что мне пришлось придумать, чем бы себя занять, и я стала планировать свой отпуск. Я уютно устроилась в постели, положила планшет на подушку, намереваясь найти-таки миниатюрный деревянный домик у моря, в какой-нибудь рыбацкой деревеньке, где я смогу скоротать последнюю, самую трудную неделю ожидания, но очень быстро у меня стали слипаться глаза, и я решила отложить все дела на завтра. Как всегда.

* * *

Ожидание – очень трудная штука. Я пыталась занять свое время по максимуму, частенько засиживалась в магазине допоздна, вырезая, клея и переклеивая обложки для истерзанных чьим-то невоспитанным внучком книг. Сначала у меня получалось из рук вон плохо, но потом Карина сжалилась и разок показала мне, как это делается, и процесс пошел.

В свободное время я на стенку лезла от скуки и разных мыслей, теснящихся в голове. Пару раз еле сдерживалась, чтоб не устроить Касперу скандал на ровном месте просто потому, что мои нервы были истощены постоянным напряжением. Сам же рыжик вел себя как раньше: дружелюбно и неопределенно. Звонил, спрашивал, как дела, рассказывал свои студенческие или больничные байки. Слишком часто в его рассказах мелькало имя Алиции, это меня однажды достало до такой степени, что я даже рискнула заметить:

– Каспер, мне кажется, ты заблуждаешься насчет ее мотивов. Очень наивно с твоей стороны думать, что ею руководят исключительно дружеские чувства.

– Ах, Китти, опять ты о том же! – отмахнулся Каспер. – Я понимаю, на что это похоже, но, поверь, это не так. Я знаю Алицию очень давно, к тому же я как-никак психолог, – пошутил он. – Думаю, я сумел бы распознать, если бы Алиция испытывала ко мне какие-то романтические чувства. Иначе меня нужно срочно выгнать из университета за некомпетентность!

Это прозвучало очень пафосно и самонадеянно. Я была абсолютно уверена, что не зря эта бывшая все время возле него вертится. Может, Каспер и психолог, даже психиатр, но все же мужчина. Сказала Алиция ему однажды, что они «просто друзья», а он и поверил. Конечно, ему было удобно в это поверить: иначе пришлось бы предпринимать какие-то меры. А так все шло вроде бы хорошо. Эх, Каспер-Каспер, простодушное ты дитя!

Пусть медленно, но время все же проходило. Каждый день я, как маньяк, зачеркивала на своем календаре очередной квадратик. Чем ближе к финалу, тем больше меня трясло. Это не ускользнуло от цепкого взгляда Карла, и он насильно выгнал меня в отпуск раньше положенного, запер дверь магазина на огромный навесной замок и забрал с собой ключ. Дважды я ходила к Мороцким домой – канючить, чтобы мне открыли магазин, потому что мне грустно, и скучно, и нечем себя занять, но Карл был непреклонен: сказано отпуск, значит, отпуск!

Я планировала вскоре отправиться к дяде Стефану в Остенде, точнее, не совсем к нему: они с женой уезжали в Норвегию и разрешили мне пользоваться их домом по своему усмотрению. Это был отличный вариант: недалеко от Брюгге, на море, весь дом в моем распоряжении, да еще и бесплатно!

Только вот моим планам не суждено было сбыться: буквально за пару дней до конца июня позвонил Каспер и сообщил, что его финальный экзамен переносится еще на неделю. Какие-то там семейные обстоятельства у главы комиссии.

– Но ты знаешь, нам, студентам, это только на руку! – пояснял Каспер. – Этот профессор славится своей строгостью, говорят, он многих завалил на последнем экзамене. Представляешь – пять лет учебы, и все насмарку! Будет лишняя неделя на подготовку!

– Ну-у… э-э-э… тогда поздравляю, наверное! – Я вымученно улыбнулась, хотя меня уже начинала бить мелкая дрожь: еще целая неделя!

– Спасибо! – поблагодарил рыжик. – Мы планируем готовиться вместе, поэкзаменуем друг друга заранее, натренируемся по максимуму. Алиция предложила свой дом: ее родители уехали в командировку, и мы всей группой сможем расквартироваться у нее, здорово, правда?

– Здорово? – тупо переспросила я.

– Ну да, мы ведь все время будем вместе, не придется ездить друг к другу, сможем учиться день и ночь! – Каспер, кажется, искренне так считал.

– День и ночь… – протянула я и наконец не выдержала: – Каспер, мне это уже осточертело!

– Что? – опешил рыжик. – Рассказы о моей учебе?

– О твоей Алиции! Ну как можно быть таким слепым: она к тебе недвусмысленно подкатывает, постоянно оказывается рядом, а ты, весь такой невинный ягненочек, этого не замечаешь! «Ой, мы просто друзья, Алиция такая классная!» – передразнила я его.

– Китти, что с тобой? – спокойно спросил он. – К чему эти нападки? Ты устала?

Его тон врача, беседующего с больным, окончательно меня разъярил:

– Я устала? Я устала?! – рассердилась я. – Да, я устала! Я устала от этого вранья! Ты хоть сам-то себе веришь? Только друзья? Каспер, вы и так проводите вместе львиную долю времени, а она все выискивает предлоги, чтобы видеться еще чаще. Ну как, как можно этого не замечать? Нет, знаешь что? Я не верю, что ты этого не замечаешь. Не зря же ты ее все время защищаешь! Я думаю, ты просто сам хочешь быть с ней вместе!

Каспер молчал, глядя в сторону и крепко стиснув челюсти. Потом посмотрел прямо на меня и тем же спокойным тоном поинтересовался:

– Китти, а тебе-то что? Мы же с тобой вообще…

Я захлебнулась криком. Действительно… Действительно… С третьей попытки я сумела произнести это вслух:

– Действительно… Какое мне дело? Даже странно, почему я так разволновалась… – Мой голос звучал хрипло и безжизненно. Каспер хотел было что-то сказать, но я его перебила: – Удачи тебе на экзаменах, Каспер! И удачи тебе с Алицией!

И прервала звонок. Выключила планшет, телефон, а если бы знала, как это сделать, то вырубила бы и электричество в квартире. Затем подошла к окну, сняла оттуда вазон с геранью и с размаху швырнула его на пол. Горшок разлетелся на глазированные осколки, герань обиженно смотрела на меня, лежа на темных досках, вся в земле. Я опустилась на колени рядом с разбитым горшком, потрогала порванные корешки и горько расплакалась.

 

Опять

Больше всего почему-то было стыдно перед геранью. Она вообще никакого отношения к этому не имела. Я вытерла слезы, размазав землю по лицу, поднялась с пола, нашла в шкафу пластиковое ведерко из-под мороженого и пересадила в него многострадальный цветок. Конечно, не факт, что он переживет такую встряску. Но тогда я просто куплю себе собаку и назову ее Геранью, как Маркус и советовал. Давно пора.

Что ж, кажется, я теперь свободна. Свободна от обязанности ждать переезда Каспера в Брюгге, свободна от Каспера в принципе, а значит, могу общаться и встречаться с кем угодно. Даже хотя бы с тем же Маркусом! И пусть уже он выпрашивает у меня эксклюзивность!

Разумеется, я размышляла об этом в гневе, пока заканчивала собирать чемодан, благо большая часть вещей уже была уложена для поездки в Остенде. Просто находиться здесь не было никакой возможности. И к дяде ехать не хотелось – слишком близко к дому. Пусть меня никто не трогает, пусть оставят меня в покое. Мне нужно подумать.

Каким-то чудом я собрала вещи и, кажется, даже ничего не забыла. Наверное. Я очнулась только в Брюссельском аэропорту, не имея понятия, как сюда добралась. Посмотрела на расписание ближайших рейсов: Тиват, Черногория. Ну что ж, там тоже есть море. И, главное, меня там не знают.

Пройдя контроль безопасности, я купила в аптеке какое-то успокоительное. Таблетки были ужасно горькие, и мне не с первого раза удалось их проглотить. Какое-то время я слонялась по магазинчикам дьюти-фри, затем дождалась посадки, и только в кресле самолета меня немного отпустило. Я опять повторяла свой путь: сбегала от проблем куда глаза глядят. В Брюгге я, конечно, все равно вернусь. Сомневаюсь, что найдется еще один такой город, в котором я могла бы спрятаться от своих сердечных травм. Да и ситуации, откровенно говоря, неравноценные: как можно сравнивать предательство Стивена и то, что Каспер, с которым у меня и так все было очень туманно, захотел снова сойтись со своей бывшей девушкой? Или не захотел, но на мое положение это практически никак не влияло.

Первое гнетущее впечатление от размолвки с Каспером прошло. Это даже трудно ссорой назвать – так, повздорили, не поняли друг друга. Может быть, все еще наладится. А может, я вернусь домой и узнаю, что Каспер передумал переезжать в Брюгге и вообще сделал Алиции предложение. Все может быть. Но я устала ждать и мучительно раздумывать, что там и к чему. Я ужасно сердилась на саму себя: если бы не трусость, я могла бы уже давно расставить все точки над «ё» и не жила бы несколько месяцев в таком кошмарном напряжении! Нет смысла откладывать боль на потом: только отравляешь себе «сейчас».

Если Каспер ко мне безразличен, я все равно не сумею его удержать. Я могу себя уговаривать, что нужно просто потерпеть, нужно дождаться, когда он переедет, нужно отвадить от него Алицию, – но все это чушь. Уйдет Алиция, появится какая-нибудь Йоганна, Агнесса, Клеопатра – да кто угодно. Просто пора уже осознать, что я ничего не контролирую. И что на самом деле это к лучшему.

Тиват встретил меня удушающей жарой. Я вышла из прохладного салона самолета, и она обрушилась на меня со всех сторон одновременно. Сначала мне показалось, что я вот-вот задохнусь, но вскоре легкие приспособились к горячему влажному воздуху, и я двинулась к терминалу. Рядом с выходом ожидал какой-то рейсовый автобус. Я спросила у водителя, куда он направляется, но ни одно название населенных пунктов вдоль маршрута ни о чем мне не поведало, поэтому я только уточнила, есть ли там где-нибудь море. Водитель только сдавленно хихикнул и подтвердил, что море там есть везде.

Из окна автобуса виднелась изнывающая от жары растительность. Справа от меня раскинулось море, слева – горы, а между ними находилась я, словно запертая в духовке утка. Оглушительно трещали цикады или что тут у них в Черногории трещит.

Я вышла на автостанции в каком-то маленьком городке, зажатом между пляжем и горами в чрезвычайно узкой долине. Наверное, если бы я жила в крайней верхней точке горного хребта, то постоянно боялась бы во сне скатиться прямо в море. Городок был вкривь и вкось исчерчен узкими крутыми улочками, крупный автобус пробирался по ним словно бы на ощупь.

Интуиция или, скорее, даже чувство самосохранения потянуло меня вниз, ближе к морю и более плоской местности. На глаза попался супермаркет «Voli» с вывеской, испещренной сердечками. Слоган «Voli vas voli», что означает «Воли вас любит», показался мне хорошим знаком – хоть кто-то меня здесь любит, а это, знаете ли, приятно.

Сомнения относительно чувств супермаркета ко мне растаяли, как только я ступила под его крышу: действительно любит, и любовь эта, похоже, уже взаимна: здесь работали кондиционеры, да так мощно, что я не отказалась бы накинуть какую-нибудь кофточку. Затариваться всерьез пока не было смысла, поэтому я только взяла пакетик сушеных бананов и бутылку воды и, воспользовавшись отсутствием других посетителей, поинтересовалась у кассирши, как называется этот город и можно ли здесь у кого-нибудь снять комнату. Девушка округлила глаза, но послушно ответила: город называется Петровац, снять комнату вообще не проблема, нужно только поинтересоваться у торговцев на рынке либо послоняться по городу и посмотреть на вывески. Вежливо ее поблагодарив, я покинула освежающую прохладу и снова окунулась в кипящее марево петровацких улиц.

Искать рынок под испепеляющим солнцем совершенно не хотелось, поэтому я наметила извилистый маршрут к морю, надеясь, что моя судьба сама меня найдет. Так и случилось: я заметила небольшой частный домик, утопающий в зелени. Тесный дворик был огорожен невысоким деревянным забором с облупившейся бирюзовой краской, во дворике под живым навесом из переплетенных лоз киви и винограда ютился кованый столик со стеклянной столешницей и несколькими коваными же стульями. К сиденьям стульев прилагались подушечки с веселеньким огуречным принтом. Я имею в виду не орнамент «огурец», а действительно крупные, желтобрюхие, колючие на вид огурцы. Из открытой двери как раз вышла дородная мадам с не очень приветливым выражением лица, неся в руках большую садовую лейку. Я уж было засомневалась в своем выборе – мадам посмотрела на меня отнюдь не гостеприимно, – но вдруг заметила на внешнем подоконнике фарфоровые чашечки с посаженными в них анютиными глазками. Ну не может человек, выращивающий цветы в чашках, быть плохим!

– Эм-м… добрый день! – как можно приветливее обратилась я к хозяйке. – У вас случайно комната не сдается?

Дама окинула меня критическим взглядом, потом буркнула:

– Пьешь?

Я была не совсем уверена, что она имеет в виду (неужели я так плохо выгляжу?), но на всякий случай помотала головой.

– Куришь?

Дама не унималась, было непонятно: то ли она не хочет связываться с проблемным клиентом, то ли ищет подходящую компанию. Тем не менее я снова покачала головой и твердо ответила:

– Нет, не курю.

– Хахалей водишь?

– Тоже н-нет. – Под ее пристальным взглядом я все больше терялась, но тут лицо ее немного смягчилось, и она, уже чуть более доброжелательно, сообщила:

– У меня есть свободная комната с кондиционером и душем, но питание я не предоставляю. Можешь пользоваться плитой, холодильником, посудой, только все мыть после себя сразу, мыть тщательно! – Мадам сделала особое ударение на последнем слове.

– Да-да, конечно! – У меня отлегло от сердца. – Меня все устраивает!

Хозяйка еще раз подозрительно осмотрела меня и мой чемодан, составила какое-то мнение, открыла передо мной калитку и пошла в дом, видимо, приглашая меня следовать за ней.

Выделенная мне комнатка была небольшой, но очень уютной: идеальной чистоты постель, на окнах – белоснежный тюль и занавески восхитительного местного морского оттенка; узкий шкафчик, комод темного дерева и крупный ларец с запасным комплектом постельных принадлежностей и свежими полотенцами. Сама хозяйка, оставив меня обустраиваться, чем-то шуршала на кухне.

Я немного осмотрелась. Похоже, у нее была страсть к фарфору, но какая-то нестандартная, поскольку в доме оказалось множество растений, рассаженных, как и те анютины глазки, по различным элементам кухонной утвари. Были здесь и кактусы в чашках, и мини-сад с разнообразными суккулентами в глубоком блюде, кустик малины в огромной салатнице, а у меня в комнате на подоконнике в пузатом заварочном чайнике рос душистый горошек, аромат которого просто сводил с ума.

– Как красиво! – восхитилась я. – А у меня прямо-таки руки-крюки в том, что касается растений! А то я бы позаимствовала у вас идею и тоже посадила бы душистый горошек в старом сервизе – такая прелесть!

Мадам на кухне затихла, и я уже пожалела о своей несдержанности: кто знает, как она относится к таким восторгам? Сейчас выдворит меня отсюда под палящее солнце.

– Тебе нравится душистый горошек? – настороженно поинтересовалась она, высунувшись из кухни.

– Очень! – храбро призналась я и добавила: – И кактусы в чашках!

Но честность моя была вознаграждена: хозяйка растаяла и впервые одарила меня благосклонным взглядом.

– У тебя хороший вкус, – авторитетно заявила дама. – Кстати, меня зовут Лиллá.

– О, по-итальянски «сирень», – заметила я, чем заслужила еще один одобрительный хмык от мадам. – А меня зовут Китти.

– Ну что ж, добро пожаловать, Китти, – отозвалась Лилла, возвращаясь к своему шуршанию на кухне. – Думается, мы сумеем найти общий язык. Будешь жареную картошку с салатом? – Кажется, она уже забыла о своем решении не кормить постояльцев.

– С удовольствием, спасибо. – Я решила избавиться от ложной скромности и отныне не отказываться от предлагаемых мне благ.

Закончив раскладывать свои немногочисленные пожитки в комнате, я направилась к хозяйке на кухню, где на сковороде уже шипела и изумительно при этом пахла румяная картошечка.

– Помочь вам? – вежливо поинтересовалась я.

– Да, можешь нарезать салат, овощи в холодильнике, – через плечо ответила мадам, непрерывно вороша деревянной лопаткой рассыпчатые золотистые ломтики.

Поскольку мне не было велено достать какие-то конкретные овощи, я решила рискнуть и соорудить салат на свой вкус: помидоры, огурчики и репчатый лук, ничего лишнего.

Лилла поглядывала на меня одобрительно; судя по всему, мне удавалось раз за разом предпринимать удачные шаги. Она накрыла на стол, рассыпала по тарелкам еще шипящий деликатес и, подумав, даже вытащила из холодильника бутылочку домашнего красного вина. Налила по чуть-чуть в два стаканчика и, подняв один, доверительно мне призналась:

– Я вообще-то не беру постояльцев, совсем не беру. Но ты хорошая девушка, Китти. И, мне кажется, ты не зря попала именно ко мне.

– Мне тоже так кажется, Лилла! – искренне ответила я и положила ей в тарелку большую порцию свежего салата.

Вино оказалось вовсе не вином, а гранатовым соком собственного урожая и приготовления: при доме у Лилла росло несколько каких-то чрезвычайно породистых гранатовых деревьев – предмет ее гордости и черной зависти соседей. Вообще в Петроваце гранаты как сорняки растут. Я больше привыкла к кленам, ну, или к вишням, а здесь – гранаты. Пока что деревья могли похвастаться только маленькими зелеными шариками, из которых, как я надеялась, вырастут роскошные плоды.

После позднего обеда (или раннего ужина?) Лилла занялась своими делами, а я опять вышла в город. Я надеялась, что к вечеру духота спадет, но ничего подобного: казалось, воздух был насыщен паром, как в сауне, а горы защищали побережье от малейшего ветерка.

Я прошлась по пляжу, но отдыхающие за день так взбаламутили воду, что на поверхности плавали целые мусорные островки. В крайнем левом углу бухточки виднелся вход в какую-то пещерку. Я прошла через него и очутилась на маленьком закрытом пляже, даже не на пляже, а просто в локации с шезлонгами и лесенкой меж двух скал, ведущей к морю.

Заплатив за аренду шезлонга, я оставила вещи на нем и окунулась в невероятную насыщенно-бирюзовую воду. Здесь отдыхающих было поменьше, так как не все были готовы пользоваться платными услугами, да и от основного пляжа локация была отгорожена скалами, так что вода была кристальной чистоты: на глубине больше моего роста виднелось дно с разноцветными камушками и шныряющими между ними рыбешками.

Волны попытались швырнуть меня на скалы, но я доплыла до буйка, вцепилась в него, чтобы перевести дух, и призадумалась. До сих пор меня подгоняла вперед потребность куда-то сбежать от мыслей о Каспере, потом – необходимость найти жилье, затем немного отвлекла оригинальность моей хозяйки, а теперь больше не осталось того, за чем можно было спрятаться. Как будто открылись все шлюзы в сознании. Тело сразу затрясло противной нервной дрожью, но я постаралась переключиться на тепло воды и солнечного света.

Я понятия не имела, что мне делать. Конечно, я рассердилась и наговорила лишнего. Конечно, Каспер не мог знать о том, до какого состояния я себя довела за эти несколько месяцев. Просто я слишком долго молчала. Не сказала Касперу о своих чувствах, не поинтересовалась его взглядом на наши отношения, только молча строила какие-то свои догадки и планы насчет него, не имея ни малейшего понятия, каково, собственно, его мнение по этому поводу.

Возможно, я была слишком холодна с ним и он решил, что мы только друзья. Возможно, я ему сначала нравилась, а потом он ко мне охладел. Нет смысла гадать. Мне просто нужно было с ним поговорить, как мне и советовали. Черт побери, да мне буквально все это советовали! Эх, что уж теперь…

Казалось, я должна бы злиться на себя или на Каспера, но на самом деле мое состояние скорее походило на какую-то безмятежную обреченность. Все катится в тартарары, и так тому и быть. Гораздо более насущным чувством была глубокая усталость: эта ноющая боль в голове, эти панические размышления, тревога, суетливые предположения – как мне это надоело! Я не хочу бороться, от меня ничего не зависит. Пусть Каспер решает. Я переживу любое его решение. Не сегодня и не завтра, но обязательно переживу. Просто, если я ему не нужна, лучше перестрадать и успокоиться как можно скорее. Чем дольше я буду мариноваться в своих иллюзиях, тем больнее будет пробуждение.

Рядом послышался плеск, я подняла голову и встретилась взглядом со смущенным спасателем. Оказывается, локация уже закрывалась, мне кричали об этом с берега, но я не слышала, при этом еще и судорожно хваталась за буй. Сотрудники забеспокоились, что мне стало плохо, и отрядили за мной спасателя. Он вежливо поинтересовался, все ли со мной в порядке, и попросил меня выйти на берег. Черт знает что! И почему все меня спасают без спросу? То в Берлине, то здесь, – неужели я так ненадежно выгляжу?

Тем не менее пришлось вернуться на берег, натянуть на мокрый купальник моментально прилипшую к нему одежду и пройти через пещерку обратно к набережной. Для очистки совести еще немного послонявшись вдоль прибережных магазинчиков и ресторанчиков, полюбовавшись местными обнаглевшими кошками, я опять вернулась к дружелюбному «Воли», накупила всяких вкусностей, чтобы было чем задабривать свою суровую хозяйку, и вернулась в дом.

У Лилла как раз была посетительница – длинноногая загорелая красотка примеряла свадебное платье. Мадам суетилась вокруг нее, закалывая ткань булавочками и сетуя, что клиентка с последней примерки умудрилась снова похудеть. Красотка поддакивала ей, но довольно улыбалась. Я не стала вмешиваться в производственный процесс, а разложила продукты в холодильнике, вытащила ведерко йогурта с крупными кусками персиков и залегла с ним в постели, читая книгу.

Узнав, что Лилла – местная портниха, причем весьма искусная, я еще больше укрепилась в мысли, что меня в этот дом привела милостивая рука Провидения. Моя хозяйка отлично подошла бы на роль строгой, но любимой тетушки, которая вовремя даст не только дельный совет, но и подзатыльник, если не станешь ему следовать. Вообще-то меня окружало множество людей, способных давать хорошие советы, но они большей частью отличались ненавязчивостью, а, судя по итогам моего бездействия, не хватало мне именно волшебного пинка.

«Кстати, если не вымыть ложку, то пинок можно получить уже сегодня», – мелькнула в голове резонная мысль. Так что я с неохотой выбралась из постели, выбросила пустую тару, дважды, до пронзительного скрипа вымыла ложку, насухо вытерла ее белоснежным полотенцем и положила на место. Затем вернулась в свою комнату, еще раз с наслаждением понюхала горошек на подоконнике и улеглась наконец спать.

Пинок пусть подождет до завтра.

 

Петровац

Жара в Петроваце не спадала ни днем, ни ночью. Разве что ночью нельзя было получить солнечные ожоги.

Дни тянулись долго и однообразно: я завтракала, иногда в компании своей хозяйки, затем шла купаться на дальний пляж, до которого было максимум два километра, но местные почему-то советовали пользоваться такси. Днем я либо ложилась спать, либо коротала время за книжкой у себя в комнате или в каком-нибудь кафе, а вечером выходила гулять по городу. Городок из-за своих скромных размеров был не способен удовлетворить мои аппетиты в плане пеших прогулок. Я подробно изучила все местные достопримечательности, прогулялась по всем улочкам и даже забрела на частную территорию, откуда была вежливо, но непреклонно выдворена. Где-то на третий день я обнаружила в крайнем правом конце залива мощеную аллею, ведущую вдоль горы, по которой вечерами гуляли парочки. Пройдя по ней до конца, я очутилась в длинном тоннеле через скалу, местами неосвещенном. Вообразив себе тайные ходы, прорубленные в камне опальными монахами, замурованных в стенах тоннеля жертв пиратов позапозапрошлого столетия вкупе с банальными грабителями, я решила не рисковать и вернуться попозже с фонариком.

Лилла рассказала мне, что этот тоннель ведет к недостроенному отелю и грубому каменистому пляжу, обычно безлюдному. Туристы, приехавшие, чтобы днями лежать на песке в позе тюленя, считают этот пляж просто невероятно далеким, к тому же такси туда не ездят. Учитывая то, что я выходила из дома в семь утра, чтобы занять клочок побережья на дальнем, то есть менее загруженном, пляже, я не могла представить, какое же расстояние до безлюдного уголка возле моря можно считать непреодолимым.

В час пик на городском пляже было негде ступить, люди укладывали подстилки впритык к незнакомцам, что вызывало у меня, привыкшей к обширному личному пространству, откровенное омерзение. Ну знаете, как-то меня смущает, когда пышная соседка по пляжу возвращается после купания и стряхивает на меня капли со своих обгоревших… хм… ног. Потом приходит ее муж с орехово-коричневой спиной и белыми, как сметана, ляжками, в неприлично узких плавках, становится рядом с женой, «чтоб вода стекла», лениво закуривает и с философским выражением лица вглядывается в даль.

Я пыталась смотреть в сторону моря, но там мелькали такие же персонажи, пробовала смотреть в небо – но надо мной то и дело проходили персонажи еще похлеще. В конце концов я нашла для себя приемлемое решение: бултыхаться в воде, пока коленки не приобретут изысканный синюшный оттенок, затем немножко – обязательно с закрытыми глазами – погреться на солнышке, после чего совершить еще один заплыв до буйков и возвращаться домой. За освобожденное мной место случались целые сражения…

На следующий день я купила местную сим-карту, чтоб сообщить маме и дяде о своем местонахождении, пока они не объявили меня в розыск. Мне еле удалось отвертеться от подробного допроса о том, что же все-таки произошло у нас с Каспером, да и то только благодаря тому, что я зашла в тоннель и пропала связь. Вздохнув с облегчением, я достала фонарик и двинулась навстречу приключениям.

Тоннель, вопреки моим ожиданиям, был аккуратным, просторным и возмутительно современным. Время от времени по нему проходили люди, каждый раз приводя меня в режим боевой готовности. Но, к моему счастью, в Петроваце у грабителей был не сезон.

Когда я вышла из другого конца тоннеля, мне открылась великолепная картина: огромное побережье, окруженное горами с неизвестной мне растительностью, крупные каменные глыбы и только один катамаран с пассажирами, да и тот проплывал мимо. До выбранного места нужно было добираться по камням, так что я стала немного понимать ленивых туристов, но открывшиеся перспективы оправдывали все тяготы пути.

Я достигла конца залива, заняла самое уютное местечко, оставила вещи и поковыляла по острым камням в воду. Правду говорят, что «на вкус и цвет…»: меня настолько воодушевило отсутствие надоедливых соседей, что было абсолютно наплевать на все неудобства. Я провела на пляже целый день и насчитала от силы два десятка отдыхающих. Они рассредоточились по берегу на достаточном расстоянии друг от друга, их было не видно и не слышно, и это был настоящий отдых! Всегда бы так.

* * *

Назавтра я решила вдвое сократить пребывание у воды, так как после долгого купания у меня весь вечер болела голова. Проведя безмятежное утро в, пожалуй, самом тихом уголке Петроваца, я возвращалась домой и думала, стоит ли мне пообедать в какой-нибудь таверне или лучше зайти на рынок и затем приготовить нам с Лилла что-нибудь эдакое. Я обнаружила какое-то симпатичное на вид заведение и подошла к нему, чтобы изучить меню и решить, хочу ли я, чтобы меня этим накормили. Возле вывешенной на улице доски с названиями блюд уже стоял какой-то парень, который показался мне знакомым. Я старалась одним глазом читать меню, а другим незаметно рассматривать молодого человека, но тут он кашлянул, характерным жестом прикрыв рот, и я его сразу узнала:

– Грег?

Грег повернулся ко мне, сразу же узнал и радостно воскликнул:

– Китти! Сколько лет, сколько зим!

– Да уж, неожиданная встреча, – согласилась я. – Что ты здесь делаешь?

– Да вот, приехал настраивать работу в одном загнивающем отельчике. Я нынче кризис-менеджер по отельному бизнесу! – похвастался он.

– Звучит солидно!

– Так и есть, – с улыбкой согласился Грег. – А ты здесь какими судьбами? С мужем в отпуске?

Это была настолько банальная уловка, что я поморщилась: Грег мог бы и проявить изобретательность.

– В отпуске, но одна, – призналась я и добавила: – Ты же знаешь, как со Стивеном получилось…

– Ну, знаю, конечно… Просто подумал, может… – Он, похоже, немного смутился и сразу же сменил тему. – Тем не менее я рад, что ты здесь одна! Теперь я могу пригласить тебя на обед! Ты как, никуда не спешишь?

– Ммм… Нет, я абсолютно свободна и как раз собиралась пообедать! – Я решила не отказываться от приятной компании.

Мы зашли в ресторанчик, заняли свободный столик и, пока Грег расспрашивал официанта о представленных в их заведении сортах вина, я осторожно его рассматривала. Да, он был по-прежнему хорош, даже еще лучше: за более чем шесть лет, прошедших с нашей последней встречи, он перестал казаться просто милым пареньком и приобрел особую мужественность, не сказать, чтобы совсем зрелую, но однозначно привлекательную.

Официант принес нам кофе, я изучала меню, а Грег, видимо, решил не терять времени даром.

– Откровенно говоря, Китти, наша с тобой встреча здесь не кажется мне простым стечением обстоятельств… – вкрадчиво начал он.

– Неужели? – Я заинтересованно оторвалась от меню.

– Именно так! – горячо заверил меня старый знакомый и, как бы смущаясь, продолжил: – Вынужден признать, ты всегда мне очень нравилась… даже более того… – многозначительно заметил Грег, внимательно наблюдая за моей реакцией.

– Хм, – выдала я глубокомысленную реплику.

– И я подумал… Может, как раз сейчас самое подходящее время… для нас, – продолжал он. – Ты знаешь, еще в университете я надеялся, что у нас с тобой может получиться что-то серьезное… Но потом возник Стивен… А когда у вас с ним все так грустно закончилось…

– Да, знаю, ты меня предупреждал… – уныло признала я. – Ты оказался совершенно прав на его счет.

– Поверь, я бы предпочел ошибиться, лишь бы не видеть твоих страданий! – высокопарно воскликнул Грег, но я видела, что он сказал это только из вежливости. – Мне казалось, будет слишком нетактично навязываться тебе в такой момент. Я решил подождать какое-то время, пока ты немного придешь в себя после разлуки…

С одной стороны, я понимала все его аргументы и пояснения. Да и сама я избегала его после расставания со Стивеном. С другой – мне представлялось несколько неправдоподобным то, что при такой якобы сильной симпатии он не попытался пробиться сквозь мое отчуждение хотя бы просто для того, чтобы быть рядом и поддержать в трудную минуту. Впрочем, я уже говорила, что совершенно не разбираюсь в мужских характерах.

– А потом ты вообще пропала, – продолжал Грег, – бросила учебу… Я так волновался за тебя… Так вот, я подумал, может быть, теперь…

Грег изъяснялся намеками, не заканчивал предложений. Очень странно было снова видеть его рядом, немного изменившегося внешне и очень – внутренне. Когда-то мне нравились его прямота и безукоризненная честность. Грег был честен перед собой, передо мной, перед другими – и именно это внушало мне глубокое уважение к нему. Я влюбилась в Стивена, но Грег казался мне воплощением достоинств, которыми, по всеобщему мнению, должны славиться истинные джентльмены, – благородства, чести, бескомпромиссности. Но то ли я была молода и глупа, то ли Грег за последние шесть лет измельчал, – теперь я не находила в нем всех этих качеств. Появилась какая-то скользкая вкрадчивость, какая-то слащавая изворотливость – все что угодно, лишь бы добиться цели.

Как бы то ни было, я в любом случае не собиралась прямо сейчас начинать новые отношения. Наверное, во мне еще теплилась слабая надежда на то, что с Каспером все может наладиться. Но даже если не наладится, мне казалась отталкивающей идея сразу же пытаться впустить в свое незажившее сердце кого-то нового. Поэтому я решила быть предельно откровенной с Грегом и постаралась как можно мягче ответить:

– Грег, ты знаешь, я всегда тебя уважала и ценила. И я очень благодарна, что ты не изменил своего мнения обо мне, несмотря на все мои ошибки. Я приехала в Петровац, чтобы сбежать от проблем в личной жизни и немного поразмышлять без помех…

– Ты рассталась с парнем? – поинтересовался собеседник.

– Не то чтобы… Это все очень сложно, – вздохнула я. – Формально мы с ним не были парой, но он очень много для меня значил. И, пожалуй, по-прежнему значит. Думаю, он не чувствует того же – и скоро я наверняка узнаю, так ли это. Но и начинать сейчас какие-то новые отношения я не готова. Прости. И спасибо за предложение, мне очень приятно…

Едва ли существует какой-то безболезненный способ отказать человеку. Но хоть здесь хотелось какой-то ясности, раз уж мне не удалось обрести ее с Каспером.

– Ну что ж, – Грег мужественно принял удар, – все равно стоило попытаться! Но это же не помешает нам пообедать?

Я с улыбкой покачала головой: хорошо, что он все так легко воспринял, я не хотела бы расстаться с ним врагами. Однако это было еще не все. Грег наклонился ко мне через стол и, уверенно глядя мне в глаза, сообщил:

– Только знай, Китти, если этот парень настолько тебя не ценит, то он не заслуживает тебя. Сегодня я уступлю, но этот вопрос еще не закрыт. Я так просто не сдамся! Я частенько бываю в Брюсселе и буду наведываться к тебе на огонек. Уверен, рано или поздно мы будем вместе!

Эта нахальная откровенность на минуту напомнила мне старого Грега. Признаю: услышать такие слова было очень приятно. Я почувствовала, как лицо заливается краской, выдавая меня, но потом в голове вдруг что-то щелкнуло.

– Постой… Но я ведь уже шесть лет как переехала в другой город…

– О! Я не знал, – ответил Грег и тем же настойчивым тоном поинтересовался: – Так куда же мне наведываться на огонек?

– То есть… – Я его не слушала, в голове в аккуратную цепочку стали складываться составляющие этого паззла. – То есть ты ни разу не приходил ко мне?

– Ну, я… – Он вмиг растерял всю свою уверенность.

– Ты сказал, что переживал за меня… – ошеломленно выдохнула я. – Ты сказал, что я тебе нравилась. Даже более того. Но я пропала, и ты даже ни разу не зашел ко мне поинтересоваться, жива ли я вообще?

– Китти, я… – Грег судорожно искал объяснение, но было уже поздно: я увидела ситуацию при дневном свете.

– Грег, ты так много рассказывал о том, что мужчина познается по поступкам. Я хорошо это запомнила. Так позволь тебя спросить, – я встала, оперлась руками о стол и наклонилась над Грегом, не позволяя ему спрятать взгляд, – где же твои поступки?

Тот растерянно молчал. Я вышла из-за стола, взяла свой рюкзак, положила на стол деньги за кофе, к которому так и не притронулась, тихо сказала: «Прощай, Грег!» – и ушла.

Он не стал меня догонять. Все равно это было бы бессмысленно.

* * *

Я была так зла, что напрочь забыла и о голоде, и о палящем солнце. Внутри все кипело, бурлило, гнев требовал выхода. В спешке покинув ресторан, я отправилась куда глаза глядят, точнее, куда ноги несут. Задыхаясь от жары, я быстрым шагом пробиралась по улочкам города, стараясь измотать себя, сбросить напряжение. Через полчаса бесцельных блужданий я достигла окраины городка, где начиналось шоссе без пешеходной зоны. В одной точке мне открылся прекрасный вид на залив внизу. Вид безмятежной, безукоризненно бирюзовой водной глади, укрывшейся от ветра в объятиях скал, немного меня успокоил. Стали появляться первые проблески благоразумия: мне было плохо видно приближающиеся машины, скрытые крутыми поворотами и густой растительностью. Все-таки ни сам Грег, ни какие-либо его поступки не стоили того, чтобы по нелепой случайности попасть под машину.

Аккуратно пробравшись вдоль шоссе обратно в город, я таким же быстрым маршем пересекла его вдоль, нашла какую-то дорожку, которой раньше не видела, и смело двинулась по ней. Духота сжимала мои легкие, словно тисками, вдохи и выдохи бестолково толкались в груди и вообще вели себя самым возмутительным образом. Дорожка привела к невысокой деревянной оградке, какие обычно бывают на пастбище. Поскольку за ней ни коровок, ни овечек, ни прочих братьев наших меньших не наблюдалось, я толкнула незапертую, противно скрипящую калитку и вошла. Насколько я в этом разбираюсь, за оградкой росли дикие маслины, а если не дикие, то наверняка одичавшие. Красивые искривленные стволы и мелкие серебристые листики наводили на мысль о зачарованном лесе.

Чуть дальше за поворотом тропинки скрывалось чье-то насиженное местечко: под открытым небом, вдали от зданий и дорог, стояла пара старых ободранных кресел рядом с импровизированным столиком. Перед ними виднелось обложенное камнями кострище, небольшая аккуратная стопка заготовленных чурбачков и крупное полено, судя по всему для колки дров. Я сразу представила, как, должно быть, здорово сидеть здесь вечером у потрескивающего костра, далеко от туристических троп, и смотреть вниз, на освещенный огнями форт и тихо шепчущее море. К сожалению, топора рядом не нашлось, а то я пополнила бы чьи-то запасы, заодно выпустив пар.

Немного побродив между деревьев и не рискнув присесть на подозрительные кресла, я почувствовала, что уже достаточно остыла (или скорее перегрелась) и устала, чтобы повернуть наконец домой.

Лилла сидела на кухне и раскладывала пакетики с цветочными семенами. Я вошла, злобно хлопнув входной дверью, бросила рюкзак у порога своей комнаты, молча помыла руки, открыла холодильник, достала сыровяленое мясо, отрезала от куска огромный кривой ломоть и так же молча и мрачно вгрызлась в него. Лилла с интересом наблюдала за мной, затем невинным тоном поинтересовалась:

– Что, трудный денек выдался?

– Все мужики – придурки! – уверенно заявила я, размахивая куском мяса.

– Надо же, какое свежее открытие, – как ни в чем не бывало заметила хозяйка, перебирая какие-то мелкие семечки на блюдце.

– Ну ладно, может, и не все… – поправилась я, вспомнив о Карле, но потом воинственно добавила: – Но однозначно большинство!

– И, конечно же, все они сосредоточились вокруг тебя. – Лилла как будто мои мысли читала.

– Именно! – воскликнула я и закашлялась, подавившись спешно проглоченным куском. Затем отдышалась, отрезала новую порцию и села за стол. – А что, ты не собираешься сказать что-нибудь умное, чтобы меня переубедить?

– Ха! Деточка, ты еще так юна! – снисходительно улыбнулась мадам и продолжила: – Сегодня они все придурки. Завтра они все красавцы. Такова, как говорится, «се ля ви».

– Ну почему мне так не везет? Стивен, Каспер, а теперь еще и Грег!

– По-моему, я не имею чести быть знакомой с этими молодыми людьми, – невозмутимо заметила Лилла.

– Ну, об истории со Стивеном я тебе уже рассказывала: он был моим женихом и тайно волочился за другой девушкой ради карьеры. Потом расстался со мной, якобы потому что был не готов к созданию семьи, а сам через два месяца женился на той, другой!

– Да, гнусная история, – согласилась Лилла.

– Да! Более чем! – подтвердила я. – Я долго не могла оправиться от такого предательства! Потом появился Каспер: я думала, что он совсем не такой. Он казался мне чистым, искренним. Но мы уже достаточно долго общаемся, он несколько раз приезжал, но в итоге – ничего! Я так и не смогла понять, зачем я вообще ему нужна, зачем было тратить на меня столько времени и сил, если никаких видов на меня у него нет! – Хозяйка только загадочно хмыкнула. – Но совсем до ручки меня довел Грег, помнишь, тот парень из моего университета: я так давно его знаю и всегда была уверена, что он на голову выше остальных, весь такой прямолинейный и благородный! Упрекал Стивена в том, что он болтун! «Китти, оценивай людей по поступкам, а не по словам! Мужчина узнается по делам!» – передразнила я его.

– Ну, вообще-то это звучит весьма разумно, – резонно заметила Лилла, не отвлекаясь от своего занятия.

– Звучит разумно, но сегодня я случайно встретила его впервые за шесть лет. Мы немного пообщались, и оказалось, что после того, как я бросила университет из-за Стивена, Грег даже не пытался меня найти! То, что не пытался, – это меня само по себе не особенно задело, он ведь и не был обязан, но зачем тогда рассказывать, что, мол, я ему так дорога, он так переживал за меня! – Я вскочила со стула и стала метаться по кухне, размахивая руками. – Понимаешь, Лилла, он ведь ничего мне не должен. Тогда зачем врать, что он хотел быть со мной, переживал за мое самочувствие, если этих переживаний было недостаточно, чтобы просто заскочить ко мне и проверить, как дела? Когда я стала встречаться со Стивеном, Грег меня предупреждал насчет его гнилой натуры и оказался прав. Он пичкал меня нравоучениями, которые действительно имели смысл, да вот только сам он своим словам не соответствует! А как только мы случайно увиделись через шесть лет, он сразу же стал ко мне подкатывать и всячески морочить голову!

– Похоже, ты имеешь определенный успех у молодых людей, – сказала Лилла непонятно зачем.

– Ах, какой там успех! – махнула я рукой. – То их нет совсем, то они прямо кишат вокруг. Да только вот толку от этого все равно никакого.

– Ну, я разделяю твое возмущение, но не вижу в этом такой уж трагедии. Со Стивеном, конечно, дело серьезное: его поступок и в самом деле был чрезвычайно гадким. Но этот второй, – мадам пожала плечами, – ничего особенного. Подумаешь, ну заврался, хотел понравиться. Отшила его – и делу конец, зачем так нервничать?

Я об этом не думала. И правда, ну и что? Я ведь не расстроилась из-за того, что у Маркуса такие своеобразные взгляды на жизнь. Просто приняла к сведению. А Грег… Ну хочет он казаться лучше, чем есть. Забыл обо мне, или поленился, или в кого-то влюбился, а теперь вдруг решил закадрить и наврал о своих пылких чувствах. И что такого? Сказала ему, что он свинья, да и пошла себе дальше…

– Но ведь тебя на самом деле не он волнует, правда? – проницательно заметила Лилла.

Да. Меня действительно волновал не Грег и не Стивен – я уже давно успокоилась, смирилась с его предательством, даже стала находить в этом благо: если бы мы поженились, я бы не переехала в Брюгге и не познакомилась бы с Каспером.

– Каспер… – сказала я вслух.

– Именно, – мадам победно сверкнула глазами, – то-то я думаю, ты насчет него немногословна!

– Ну… я просто до сих пор ничего не понимаю…

– Вот сейчас и разберемся! – твердо заявила хозяйка, собрала свои семена в корзинку и поставила на плиту чайник, затем села напротив меня и велела: – Рассказывай все с самого начала!

– Ты уверена? – недоверчиво поинтересовалась я.

– А что, ты куда-то спешишь?

Я пораскинула мозгами и поняла, что мне действительно спешить некуда, а поделиться со «строгой, но любимой тетушкой» своими проблемами и услышать ее соображения на этот счет было бы весьма полезно. Поэтому я поведала историю своего знакомства с Каспером с самого начала, со множеством подробностей, раз уж Лилла сама нарвалась. Вопреки моим ожиданиям, ей было действительно интересно: она то и дело задавала дополнительные вопросы, уточняла разные детали и вовсе не выглядела утомленной моей бесконечной болтовней. Когда я дошла до той части, где вся на нервах ждала его переезда в Брюгге, а потом спровоцировала ссору, Лилла меня перебила:

– А чем ты была недовольна?

– Как чем? – опешила я.

– Просто перечисли мне конкретно, что тебя так нервировало. Он ведь собирался переезжать в твой город!

– Ну-у… – Оказалось, что не так уж просто выразить свое недовольство словами. – Мне не нравилось, что он ничего не говорил. Не говорил, что чувствует ко мне.

– Но ведь он еще зимой сказал, что ты ему нравишься, – заметила мадам.

– Да, но это было еще зимой! Мало ли что могло измениться с тех пор! И эта его бывшая вечно рядом, он ее так защищает…

– Не ее, а себя. Просто не хочет верить, что он в ней ошибся, а ты раскусила, – уверенно заявила Лилла. – Если б он хотел быть с ней, то и был бы. Ему вообще ничего не препятствует, зачем ему отчитываться перед тобой, куда и с кем он идет? Он мог просто с ней встречаться, а ты бы и не знала.

– Ну как-то это…

– Китти, – перебила меня хозяйка, – ты же сама себе ставишь палки в колеса. Ты хоть сама-то понимаешь, чего хочешь?

– Я хочу, чтоб Каспер меня любил! – Уж в этом-то я не сомневалась.

– Так он тебя и любит, дурочка!

– Откуда мне знать, он никогда этого не говорил!

– Вот же упрямая коза, прости господи, – разозлилась Лилла. – Мы с чего начали разговор? С того, чтобы оценивать людей не по словам, а по поступкам! Этот твой – как его там, Гризли? – говорил о чувствах, но ты возмущалась, что за ними не следовали поступки. Каспер совершает поступки, но тебя не устраивает отсутствие слов. Вот я и спрашиваю: ты хоть сама-то понимаешь, чего хочешь?

Я обиженно надулась: это еще кто из нас упрямая коза! И почему это Лилла так уверена, что разобралась в ситуации? Ее ведь там даже не было!

– Послушай, может, и было что-то похожее на поступки, но он совершал их по какой-то другой причине, точно не из-за любви! – убеждала я ее. – Почему тогда он не считает нас парой? Сам ведь в магазине сказал…

– Да мало ли почему он так сказал! Ты ведь не спросила, что это значит!

– А что это еще может значить? – возмутилась я, хотя сама уже начала сомневаться в своих выводах.

Лилла в раздражении возвела глаза к потолку, шумно выдохнула, в очередной раз поставила чайник на плиту, достала из холодильника половину пирога, оставленного на завтра, и нарезала его крупными кусками. Мы так долго разговаривали, что у меня ноги затекли, а на улице стемнело.

– Тогда почему он прилетел на полдня из Берлина, неужто затем, чтобы целый день проторчать с вами в магазине?

– Ну, Карл ведь его двоюродный дядя… – парировала я, лишь бы возразить.

– Скажешь тоже! – Лилла прямо-таки подпрыгнула от негодования. – Вместо того чтобы провести время с родителями, сестрой, любимыми племянниками, друзьями в конце концов, он отпрашивается с дежурства, тратит кучу денег, чтобы на несколько часов прилететь к двоюродному дяде (тоже мне родня!) и бесплатно поработать в его магазине книг?

– Это все из-за меня? – ошеломленно спросила я.

– Да ты совсем, что ли, дуреха? – гневно воскликнула моя хозяйка, выразительно постучав себя пальцем по лбу, но на этот раз я не обиделась: в сердце опять поселилась робкая надежда.

– Это все из-за меня… – Я повторила фразу, веря ей все больше. – Всегда все было из-за меня! Он меня любит! Лилла, он ведь и в самом деле меня любит! – кричала я, игнорируя ее фырканье, и вдруг осознала: – Боже мой, ну и дров я наломала! Мне нужно срочно возвращаться домой! Нужно узнать расписание автобусов!

Я вихрем ворвалась в свою комнату, вытащила из рюкзака маленькую сумочку с деньгами и паспортом, выбежала прочь, но на полпути к входной двери вернулась, крепко обняла самодовольно ухмыляющуюся тетушку и чмокнула ее в щеку, а потом наконец выскочила на улицу.

* * *

Погода по-прежнему не баловала прохладой: воздух был густым и горячим, словно парное молоко. К ночи духота не только не спала, но, казалось, наоборот, усилилась. Я пару мгновений постояла на неосвещенной улице, чтобы глаза привыкли к темноте, потом определила направление и быстрым шагом двинулась к автобусной станции. От скорости, жары, подъема и еще непонятно по каким причинам у меня жутко кололо в боку, ныли голени и немного кружилась голова, но я не снижала темпа, как будто это могло помочь мне поскорее все исправить. Вероятнее всего, сегодня рейсов до Тивата уже нет, но мне хотелось хотя бы начать планировать свое возвращение и разговор с Каспером. Я ни минуты не сомневалась, что ночью не усну: буду так и эдак прикидывать, что ему сказать, что спросить, как вообще начать разговор.

В голову пришло, что проще всего было бы позвонить прямо сейчас, и плевать на роуминг, но оказалось, что я оставила телефон на кухонном столе.

– Вот же дура! – вырвалось у меня.

Казалось, каждая секунда на счету.

К тому времени, как я дошла до вокзала, – а это совсем недалеко, учитывая размеры городка, – мои легкие уже разрывались. Я бросилась к окошку кассы, но, как я и предполагала, оно было закрыто. По расписанию последний автобус ушел еще два часа назад. Ближайший рейс будет лишь завтра в шесть утра. Правда, только что появился какой-то запоздалый автобус, наверное, дополнительный рейс. Я подбежала к нему: нужно узнать, где у этого автобуса парк, возможно, как раз в Тивате и я смогу напроситься к ним. Я не думала о том, что буду делать дальше, как доберусь до Берлина и где буду искать Каспера. Я даже не думала о том, что все вещи и даже телефон оставила у своей хозяйки. Это не важно! Потом, все потом. Мне нужно с ним поговорить.

Смутно помнилось, что как раз завтра у него окончательный экзамен, значит, я смогу подкараулить его возле университета. Лишь бы успеть!

Я подождала, пока из автобуса выйдут немногочисленные пассажиры, которые, как всегда, двигались отвратительно медленно: их багаж застревал в проходах, а дети ныли и никак не желали покидать салон. Как только в пассажиропотоке образовалась брешь, я бросилась в нее и столкнулась с каким-то парнем в дурацкой футболке с Бэтменом.

– Китти! – выдохнул кто-то до боли знакомым голосом.

 

И кто бы это мог быть?

Я подняла глаза: это был Каспер. Коленки сразу подкосились, но тут рыжик опомнился и сразу же заключил меня в объятия. Представляете себе липкие мокрые объятия двух измученных жарой людей – при этом один два часа ехал в раскаленном автобусе, а вторая целый день слонялась по самому солнцепеку? Ну, так себе удовольствие. Но это не имело значения: мой Каспер был здесь, и теперь это действительно был «мой Каспер» – если только я не опоздала.

– Каспер, что ты здесь де… – просипела я ему в грудь, неудобно вывернув шею. Рыжик отлип от меня – в буквальном смысле – и гневно перебил:

– Китти, ты с ума сошла – одна по каким-то темным пещерам бродить?

– Что?! – Чего-чего, а подобных упреков я от него уж точно не ожидала.

– Мало того что взбрыкнула, отключила все средства связи, уехала невесть куда, так еще и на приключения нарываешься? – Рыжик возмущенно, хотя и аккуратно потряхивал меня за плечи, как молодую грушку. С меня чуть листики не посыпались.

– Да я ничего такого не делала, откуда ты взял? – опешила я. – И вообще, откуда ты взялся?

– Да вот, приехал от глупостей тебя отговаривать! – фыркнул рыжик. – И почему ты гуляешь здесь одна посреди ночи?

– А с кем мне здесь гулять? – возмутилась я, моментально надувшись. – Что ты наезжаешь на меня? Приехал и наезжает! Я вообще-то собиралась к тебе в Берлин – мириться, а ты… Грубиян!

– Прости. – Каспер так же внезапно остыл, как и завелся, снова обнял меня, на этот раз уже не угрожая случайно свернуть мне шею. – Просто переживал. Ну вот, я здесь, давай мириться.

– Ну, это… – Я не думала, что мириться придется так скоро, и не отрепетировала свою речь. – Как бы… Прости меня, пожалуйста!

– За что? – поинтересовался он.

– Ну… я наговорила тебе всякого… Про Алицию, да и тебе досталось…

– Не бери в голову, чего только люди в сердцах не скажут! – отмахнулся Каспер, все так же не отпуская меня. – Я это и не воспринял всерьез.

– Как? – Я растерялась и опять нахмурилась. – А почему ты тогда сам сказал…

– Я повторил твои слова, которыми ты ответила той пожилой леди в магазине, – пояснил он. – Вот здесь я виноват, прости, это было низко. Месть какая-то… Я тогда это услышал, и меня это порядком зацепило, если честно… Сам-то я представил тебя этой леди как свою возлюбленную, а для тебя это, оказывается, «вообще»…

– Как… Ничего не… Что… – Я разрывалась между желанием перевести тему на «возлюбленную» и стремлением объяснить свою фразу. Победило почему-то второе. – И совсем не «вообще»! Просто… просто я не знала, как ты ко мне относишься!

– Китти, ты не знаешь, как я к тебе отношусь?

– Ну, не то чтобы… – Я начала юлить и мямлить. Мне было ужасно неловко за то, что я в нем вообще сомневалась. Особенно меня это угнетало после вразумляющей беседы с Лилла.

– Я тебя люблю, – спокойно сказал Каспер, придерживая меня за плечи и глядя прямо в глаза. – Так понятнее?

* * *

– Кас, как ты меня нашел? – поинтересовалась я, уже когда мы шли от автостанции к моей хозяйке.

Хотя она и была категорически против «хахалей», я все-таки надеялась, что моему рыжику она выделит какой-нибудь ортопедический коврик у двери, не выгонит на улицу. Тем более что завтра мы с самого утра должны были уехать в Тиватский аэропорт, чтобы успеть на экзамен: я вызвалась лететь вместе с ним, ведь в Петроваце меня больше ничто не держало.

– Да Паоло позвонил и принялся меня ругать, – спокойно пояснил рыжик.

– Что? Как это? – не поняла я.

– Ну, мы повздорили, к тебе нельзя было дозвониться… Я подумал: ничего, отойдешь немного и выйдешь на связь. Но через пару дней от тебя все никаких вестей не было, я стал волноваться. Надеялся, что ты все-таки к дяде уехала. Позвонил Стефану на домашний – помнишь, ты сама мне номер дала? – а тебя нет, все в панике. Вот тут уж я не на шутку перепугался. Кто тебя знает, что ты на эмоциях учудить можешь? Звоню Мороцким, а они на меня почему-то злы, представляешь? На любимого племянника! Карина даже обозвала меня олухом и вертопрахом! Никогда не слышал от нее таких оскорблений. Карл тоже, он вообще в боевом режиме «защита девочки» не знает жалости. Наслушался, короче говоря… «Уморил девчонку! Довел! Опять куда-то сбежала!» – Каспер с усмешкой покачал головой.

– Ого, – присвистнула я: не ожидала, что мой детский побег вызовет такую бурю. – Но мама мне ничего такого не сказала, когда я ей звонила! И дядя тоже!

– А она и не знала. Стефан сам позвонил Паоло, но просил пока ничего Соне не говорить, чтоб не волновалась раньше времени. Мы были уверены, что ты найдешься, но нервы ты нам, конечно, пощекотала.

– Уф, – вздохнула я, – об этом я совсем не подумала…

– Больше так не делай, – попросил Каспер и шутливо (а может, и нет) пригрозил: – Не то мне придется запереть тебя в клинике, чтобы круглосуточно за тобой следить!

– И что было дальше? – Я подергала его за руку, не позволяя сменить тему.

– Вчера вечером мне позвонил злющий Паоло и буквально накричал на меня за то, что я чем-то тебя обидел. Он не знал, чем именно, но обещал в любом случае открутить мне голову.

– Это Паоло-то? Кричал? Угрожал? Он же добрейшей души человек!

– Не знаю, звучало это весьма убедительно. Видимо, он лишь частично слышал твой разговор с мамой, понял только, что ты в Петроваце, живешь в домике у какой-то знаменитой швеи со знаменитыми гранатовыми деревьями во дворе и гуляешь в одиночестве по каким-то темным и страшным пещерам. Я всем святым клялся, что знать ничего об этом не знаю, вроде бы ничего такого ужасного между нами не произошло, немного не поняли друг друга. Обещал найти тебя и убедить не делать глупостей. Вот, прилетел, как только смог…

– И как же ты собирался меня найти, без адреса-то?

– А как ты собиралась найти меня в Берлине, не зная даже фамилии? – хитро прищурился рыжий лис.

– Ну, я не то чтобы прямо собиралась… Просто подумала: а вдруг? Разное же случается. – Я пожала плечами. – Но мне повезло, а ты как хотел меня искать здесь среди ночи? При том, что завтра утром у тебя обратный рейс?

– Что ж, я все чуть получше продумал. – Кас самодовольно подчеркнул это «я». – Сначала собирался расспросить местных жителей насчет швеи. Вряд ли здесь их так уж много. А потом решил пойти в полицию и солгать, что ты моя жена и незаконно прячешь от меня наших детей!

– Что-о? Ты с ума сошел? – У меня прямо-таки глаза на лоб полезли. – Лгать полиции? А вдруг тебя арестовали бы? Или сказали бы, что по таким делам в суд нужно обращаться, а не самому решать…

– Китти, ты меня недооцениваешь…

Я посмотрела на него: да, этот жулик везде выкрутится. До чего же хорош!

– Кас, прости, что я не доверяла тебе! – Я вдруг вспомнила о своей оплошности. – Ты на самом деле столько раз показывал мне свое отношение, так заботился, стольким жертвовал, лишь бы почаще видеться… А меня на Алиции заклинило…

– Ну… Я тоже дал маху: нужно было с тобой поговорить, – повинился без пяти минут доктор. – Но я откладывал все объяснения до переезда в Брюгге. Просто ты порой так пугалась моих ухаживаний, что я старался быть деликатнее. Чтобы не оттолкнуть тебя раньше времени, так сказать.

– «Раньше времени»? – передразнила я. – А потом можно, что ли?

– Ну а в Брюгге ты уже никуда от меня не денешься, – невозмутимо заметил Каспер. – В крайнем случае я еще раз пролью на тебя кофе.

Я сделала вид, что возмутилась его самомнением, но на самом деле мне было ужасно приятно. Приятно знать, что он так решительно настроен, приятно, что он гораздо спокойнее и сдержаннее меня, что не принял мою истерику слишком близко к сердцу, что так легко простил, что так любит… Сама я в своих чувствах металась из крайности в крайность, сомневалась, злилась, страдала – и на это уходили все мои силы. А Каспер был спокоен и уверен, что все перетрется, решится, преодолеется. И в этом заключалась огромная надежда для меня. Надежда, что он не позволит мне все испортить. По крайней мере, не сразу.

– Кас… – робко перешла я к больной теме. – Так а что там все-таки с Алицией? Объясни мне… Ты же видишь, что я начинаю сама додумывать и ничем хорошим это не заканчивается…

– Об Алиции тебе вообще не стоит беспокоиться! – с улыбкой махнул рукой рыжик. – Она твоя заядлая фанатка!

– Как это? – Звучало слишком уж сомнительно.

– Так и есть. Я ей много о тебе рассказывал, а она смеялась и поддразнивала, что поделом мне. Мол, она будет счастлива познакомиться с девушкой, которая способна вывернуть мне всю душу наизнанку. По ее мнению, мне такая и нужна: неспокойная и переменчивая, словно море. Чтобы не расслаблялся. Вообще-то, она бывает довольно жестокой… – задумчиво произнес он.

– А ты что? – взволнованно спросила я.

– А я… А я что? – развел руками рыжик. – Будто у меня есть выбор. Уж какая есть. Море так море. Плаваю я вроде неплохо…

– Прямо-таки, бедненький, нету тебя выбора… – Мне вообще-то хотелось услышать, что я особенная и распрекрасная и вообще свет на мне клином сошелся, а тут оказывается, что у него просто нет выбора.

– Китти, – хитро улыбнулся Каспер, и я поняла, что он просто дразнит меня, – ты совсем, ну просто катастрофически не разбираешься в мужчинах!

* * *

Кто-то скажет, что все у нас с Каспером как-то слишком уж гладко складывается. И любовь, и взаимность, и перспективы светлого будущего. А я вам вот что отвечу: отношения, которые потребовали вмешательства каталонского балета, бельгийской аристократии и немецкой психиатрии, простыми уж точно не назовешь!

– Что меня порядком напрягает в этой ситуации, так это то, что меня, практически тридцатилетнюю тетку, буквально со всех сторон контролируют родственники и знакомые! – недовольно заметила я, когда мы уже сидели на кухне у Лилла и уплетали ее восхитительное овощное рагу с нутом, картофелем, баклажанами, помидорами и чесноком.

Касперу посчастливилось: и ортопедический коврик, и ночевку на клумбе под пальмами пришлось перенести на потом. Лилла несколько минут пристально изучала рыжика и задала ему несколько вопросов на немецком, которые он мне впоследствии категорически отказался перевести. После этого она смилостивилась и разрешила временно бездомному студенту расположиться в прихожей на диване. Диван был довольно-таки куцым: на нем у Каспера помещались либо ноги, либо голова, но никак не то и другое одновременно. Однако рыжик был всем доволен, горячо благодарил за возможность спать в доме с кондиционером, а не в кипящем пекле на улице и вообще заявлял, что это только его вина, что он вырос таким дылдой.

– Во-первых, – тоном продвинутого зануды завел волынку дылда, – тебе осенью только двадцать восемь исполнится, не перевирай. Во-вторых, они не контролируют, а волнуются!

– Каспер, но я же не маленькая, зачем устраивать светопреставление, если мне вдруг вздумалось отдохнуть в одиночестве?

– Если бы тебе просто захотелось отдохнуть в одиночестве, то, уверяю, никто бы и слова поперек не сказал. Но ты поступила именно как маленькая – просто сбежала, спряталась и обиделась на весь белый свет! – поучал меня он. – А учитывая твои былые заслуги на ниве самоуничтожения, нет ничего странного, что близкие люди за тебя переживают! Они ведь тебя любят, козу упрямую!

Хм, уже второй раз за день меня называют козой, и начинает казаться, что в этом сравнении есть доля правды…

– Но ничего… – продолжал рыжик, целеустремленно накалывая на вилку ускользающий нут. – Вот когда я перееду в Брюгге, уж я за тобой пригляжу! Смотри мне, у Штайнера много пустующих палат, а я твердо намерен злоупотребить своими служебными полномочиями, если ты опять начнешь дурить.

– Бе-бе-бе, – мрачно передразнила я. – Хороша любовь, с такими-то угрозами…

– Суровая, но справедливая, – поучительно заметил он, собрал посуду, вымыл ее до такого скрипа, что я даже услышала довольный хмык Лилла, подшивающей свадебное платье в своей комнате, затем скомандовал: – Так, объявляю в лагере отбой. Подъем завтра, точнее, уже сегодня в пять утра.

Я не стала пререкаться: и так уже последние полчаса остервенело терла глаза от усталости. Я удалилась в свою комнату, переоделась в любимую пижаму, так и сяк поворочалась в постели, но сон все не приходил. Слишком уж хороша была реальность. Вместо того чтобы думать, как мне придется привыкать к жизни без Каспера, как было всего пару дней назад, я могла помечтать о том, какой же будет моя жизнь с ним. Вечерние и ночные прогулки по всему Брюгге – потому что в сутках слишком мало часов, чтобы наговориться. Завтраки у Оливии, обеды у Микеле, ужины у Мороцких. Много ужинов у Мороцких. Возможно, Карл нас даже как-нибудь возьмет с собой на охоту за книгами. И я наконец смогу увидеть местную психушку! Возможно, мое воодушевление по этому поводу настораживает, но там такие красивые здания! Нужно это видеть! Будем кататься на велосипедах, на лодке по каналу, на лошадях по полям. Я обязательно найду лошадей и соответствующее поле, чтоб покататься! Будем сидеть допоздна в магазине, читать книги и пить чай с миндальными меренгами Оливии. Я буду приносить ему на работу пирожки с малиной…

– Каспер, – прошептала я в розетку возле изголовья кровати, вспомнив о еще одном нерешенном вопросе.

– М-м-м? – сонно промурлыкал рыжик, почему-то не удивляясь источнику голоса.

– А мы… – Я собиралась с духом. – А мы же теперь как бы встречаемся, да? Это я так спрашиваю, на всякий случай. Чтоб уж наверняка…

С другой стороны розетки молчали. Воздержавшись от порыва потыкать туда чем-нибудь для получения сколь-нибудь ясного ответа (ясность мне в этом случае, конечно, светила, но совсем не та, которой хотелось), я настроилась на ожидание. Из розетки послышался тихий смешок:

– Это настолько оригинально, что я не мог себе представить подобное даже в самых безумных фантазиях! Да, Китти, мы определенно встречаемся. Еще с зимы. Но я рад, что ты наконец признала это вслух. – И, пока я пыталась определить, как отношусь к подобному тону, он ехидно добавил: – Чтобы уж наверняка.

* * *

Оказывается, в Тиват можно было добраться на такси. Дорого, но не так чтобы совсем неподъемно. А я-то все утро прыгала по домику Лилла, подгоняя Каспера, удивляясь его ленивой безмятежности. Уезжать без завтрака рыжик наотрез отказался, и, пока я в дикой спешке нарезала кривыми ломтями мясо и сыр, пока паковала бутерброды, пока, обжигаясь и чертыхаясь, заливала нам кофе в термокружки, он спокойно проследовал в ванную мыть голову. Я взвыла и разразилась возмущенной речью, на что услышала: «Китти, не суетись, возьмем такси возле рынка».

– А почему я тогда здесь бегаю как угорелая?

– Откуда мне знать? Я подумал, ты всегда такая по утрам… – послышался невозмутимый голос из-за двери ванной. – Времени еще полно. Хочешь, я нажарю гренков, когда выйду?

Сдержав еще один гневный комментарий, я вышла на улицу, дабы немного успокоить нервы путем созерцания прекрасных цветочных композиций Лилла. Они и вправду немного меня успокоили: я решила, что экзамен все-таки будет у Каспера и на кону стоит именно его карьера, а у меня вообще-то отпуск, мне спешить некуда. Я достала фотоаппарат и принялась бегать за шмелем, пытаясь поймать в кадр его толстенькое пушистое брюшко. Прошло, наверное, всего минут пять или десять, как Каспер вышел в полной готовности, с потемневшими от воды кудряшками, неспешно прихлебывая кофе из термокружки и ведя ненавязчивую светскую беседу с Лилла.

Время, казалось, работало на него: при всей его неторопливости мы не только успели на рейс, но еще и минут двадцать ждали, когда нас пустят на посадку. Для меня это почти равнялось опозданию, а Каспер еще успел выстоять очередь в каком-то магазинчике и презентовать мне огромную шоколадку с соленой карамелью, причем буквально за миг до того, как нас пропустили на летное поле.

– Каспер, мне кажется, я беспокоюсь из-за твоего экзамена больше тебя самого! – воскликнула я, отчаявшись понять его особые взаимоотношения с временем.

– Мне тоже так почему-то кажется, – ответил рыжик, засовывая свой рюкзак на полку и усаживаясь рядом. – Только ты это совершенно напрасно: поверь, я хорошо подготовился. Да и приедем мы туда заранее, еще целый час будем болтаться по университету.

– Ну, может, ты еще со своими успеешь пообщаться, повторите материал? – предположила я.

– Китти, если я за столько лет все еще не выучил материал, то лишний час не поможет. Только зря будем трястись под дверью и заражать друг друга волнением. Не люблю таких ожиданий. Хочешь шоколадку?

– Помнится, – сказала я, отламывая треугольник «Тоблерона», – когда-то ты все-таки приехал на одну встречу гораздо раньше и настроился на длительное ожидание.

– То было не ожидание, – улыбнулся Кас, поудобнее устраиваясь в кресле и закрывая глаза, – то было предвкушение.

Ну вот что ему сказать?

Как только самолет взлетел, студент сразу же преспокойно уснул, а я то выглядывала в окошко, наблюдая, как пробегают внизу горы, то любовалась спящим Каспером, пересчитывая его веснушки. Волосы его уже подсохли и пахли моим абрикосовым шампунем, который я так и забыла в ванной у Лилла, а кудряшки опять заблестели медью. Чувствую, мне столько еще предстоит о нем узнать, к стольким вещам приноровиться. Ссориться будем, наверное. Да что там, наверняка! Бедный Каспер, как бы не пожалел он о своем выборе…

От этой мысли я тяжело вздохнула, а рыжик, не открывая глаз, сунул мне в руки шоколад.

 

Конец

Оливия декорировала свой очередной грушевый шедевр, а я, изгибаясь под самыми невероятными углами, мыла ее витрину для выпечки. Изнутри, снаружи – везде, даже некоторые детали отвинчивала, чтобы уж наверняка ничего не пропустить.

Я пришла в ее кафе с самого утра и потребовала для себя самой грязной и трудоемкой работы: от длительного пребывания дома в одиночестве мне потихоньку сносило кукушечку. Там висело мое великолепное свадебное платье в горошек, сшитое, конечно же, Лилла, но от близкого соседства с ним мне становилось слишком волнительно, а все возможные и невозможные дела в магазине я уже переделала несколько раз.

В преддверии свадьбы любимого племянника Карина превратилась в ласкового тирана: полностью оттеснила меня от организации мероприятия и постоянно норовила отправить на какие-нибудь массажи и спа-процедуры, так что при виде приветливых девиц в форменных халатиках у меня уже начинал дергаться глаз. Хотелось чего-то менее изысканного, поэтому я и сдалась в рабство Оливии.

Подруга вначале возмущалась: «Что Каспер скажет, если я заставлю его невесту накануне свадьбы драить кухню?», но быстро смекнула выгоду от старательной и бесплатной рабочей силы и с удовольствием выдала мне тряпку и перчатки. Я вздохнула с облегчением и принялась за что-то предельно понятное.

У Оливии зазвонил мобильный, она подняла трубку, сказала пару фраз, потом крикнула мне через все кафе:

– Китти, это Каспер, он сердится, что ты отключила телефон!

– Но я не отключала, наверное, батарея села… – возразила я, проверяя мобильный, однако он выскользнул у меня из рук и булькнул в ведро с грязной водой. – Ну вот, теперь он точно отключился! Возможно, уже навсегда…

– Каспер, Китти утопила телефон в ведре… – проинформировала Оливия трубку. – Нет, случайно, я свидетель. Нет, она мне здесь помогает. Нет, сама напросилась. Каспер, вот приезжай и забери ее отсюда, раскомандовался!

– Эй, что вы там ругаетесь! – вмешалась я, лежа на краю холодильного отделения, придавленная тяжелой стеклянной дверцей, которая не желала фиксироваться в открытом положении. – Скажите и мне, я тоже хочу!

Оливия включила громкую связь, и из динамика послышался недовольный голос Каспера, обычно спокойного, как удав, а сейчас уже несколько раздраженного:

– Китти, ты что опять творишь? Стоило на минуту отвернуться, ты опять куда-то сбежала!

– Ничего подобного! – возмутилась я от такой несправедливости: действительно ведь не сбегала. На этот раз. – Просто телефон сел, подумаешь! Это ты уже сам себя накрутил! Не думала, кстати, что ты на это в принципе способен…

Каспер фыркнул, застигнутый врасплох (Ха! Как там Алиция говорила – «всю душу наизнанку»?), и я буквально почувствовала, как он мысленно считает до десяти, чтобы успокоиться. Как же! Великий психиатр, доктор и вообще железобетонный мужчина – и вдруг боится, что невеста сбежит в последний момент!

– Хорошо, ты права, прости, я перегнул, – обреченно согласился рыжик все тем же недовольным тоном, но я решила не придираться. – Просто я волнуюсь…

– И не надейся, – хихикнула я в трубку, которую Оливия принесла и сунула мне под нос. – Тебя уже от свадьбы ничего не спасет! Сам выбрал, сам теперь и майся, я не намерена облегчать твою участь!

– Вот же негодница! – опять фыркнул жених, но я по голосу слышала, что он улыбается. – Я с заправки звоню, мы уже едем, часа через четыре будем в Брюгге…

Семейство Каспера решило посетить торжественное событие в полном составе: родители, Кассандра, Сальваторе и непоседливые близнецы, перспектива встречи с которыми вызывала у меня одновременно умиленную нежность и тихий ужас, – разнесут ведь все декорации в пух и прах, чертенята этакие! Разномастную компанию пришлось разместить по двум машинам, но зато Каспер смог немного отвлечься от предсвадебной нервотрепки и сосредоточиться на дороге. Тоже, кстати, нашел себе простое занятие, а меня еще обвиняет!

Карьера моего суженого при клинике Штайнера за год продвинулась так, как нельзя было и надеяться: буквально через шесть-семь месяцев после сдачи экзаменов (весьма успешной, кстати) и начала работы его перевели из интернатуры в штат и наделили солидным куском ответственности. Судачили, будто Штайнер готовил из молодого немецкого специалиста себе замену. Я немного переживала, как бы он не пожалел о том, что оставил практику в одной из крупнейших клиник Германии и переехал в небольшой городишко ради отношений со мной, но рыжик заявил, что это нарочно: теперь я у него в долгу и просто обязана выйти за него замуж. И если вы думаете, что я хоть секунду колебалась, то вы однозначно сумасшедшие и мы вас ждем в нашей клинике!

Заверив будущего супруга в бездонной и преданной любви, я прервала звонок, попросила Оливию выпустить меня из-под дверцы и направилась к санузлу – вылавливать свой телефон и менять воду в ведре. Суицидально настроенный девайс я обернула пучком бумажных полотенец и оставила на столике, подальше от других соблазнов, затем выплеснула грязную воду, сполоснула ведро, налила свежую порцию воды и добавила в нее моющее средство. Поставив ведро на пол, я сладко потянулась, хрустнув уставшей спиной, и увидела свое отражение в зеркале. Пожалуй, никогда я еще себе так не нравилась: блестящие счастливые глаза, слегка загорелая кожа, небольшой румянец после физических упражнений и крайне стильный кособокий хвостик, подвязанный разрезанной медицинской перчаткой за неимением другой резинки.

Я вернулась в основной зал и с удовлетворением оценила проделанную работу. Жизнь хороша просто до неприличия! Мне срочно нужна еще одна грязная витрина!

P.S.: Ах да, герань все-таки выжила! И даже картошка выросла!