Прилетев в Киев, оформил машину и поехал в отель. Киев я знал. Жил здесь пару лет, поэтому добрался без проблем. Ужинать не хотел и сразу заснул. Рано утром я уже был в пути Мне предстояло проехать чуть более шестисот километров. Дорога была новая и очень ровная, практически без поворотов, уходящая к горизонту. Широкая, как автобан, но с ограничением до 110. Невысокую скорость компенсировала лёгкая музыка и прекрасная погода – яркое солнце, голубое и безоблачное небо, нежно зелёные поля по обе стороны дороги. Незаметно пролетели двести пятьдесят километров и по указателю пришлось свернуть на обычную двухполосную и проезжать много различных городков и деревень.

По дороге вспоминал своё детство. Почему – то вспомнил, как в детском саду, перевернул на себя тарелку с горячим супом. Получил сильный ожёг. Боль не помню. Но вспомнил, как отец на руках, две недели, носил меня в поликлинику, которая находилась в нескольких километрах от дома. Вспомнил, как болело ухо, и врач говорила родителям, что возможно я оглохну. Но ничего, всё обошлось. Только левым ухом слышу чуть хуже, чем правым. Но жить мне это не мешает. Потом, почему-то вспомнил, как в школе с пацанами задирали юбки девчонкам из класса. Баловались все, а наказали меня одного. Тогда мне было очень обидно, сейчас смешно. Вспомнил, как дрался с пацанами из старших классов, не желая отдавать мелочь, чем заслужил уважение и меня освободили от этой дани. Вспомнил смешную девчонку из класса, похожую на мышку. Её кажется звали Мариной и она мне очень нравилась. Своё внимание я выказывал во время уроков, постоянно поглядывая в её сторону. Был замечен и прилюдно высмеян всеми девчонками. После восьмого класса я ушёл из школы и детство кончилось. В техникуме была другая жизнь.

Во второй половине дня я добрался до Херсона. Там узнал, что до этого села ещё километров шестьдесят, которые проехал по пыльному просёлку. Аборигены указали на небольшой, под красной крышей, чисто побеленный домик, с большим двором. То, что здесь живёт целитель, было видно издалека по скоплению машин и людей у двора. Да, прелесть народной медицины налицо.

Перспектива простоять здесь несколько дней в ожидании своей очереди меня не радовала. За углом, в поле было несколько палаток. Возле одной из них развешивала детское бельё женщина лет сорока в цветастом халате. Я обратился к ней. - Скажите, а как записаться на приём? - К Димитрию?

Я кивнул.

- Там, во дворе, - она махнула рукой в сторону дома. Во дворе стояло несколько длинных скамеек, на которых сидели люди с детьми. В углу, в тени дерева, под навесом, был дощатый стол, а за ним сидел белобрысый парень лет пятнадцати и важно лузгал семечки. На столе лежал блокнот и ручка, указывающие на его статус. Я подошёл к нему. - Как мне записаться к Димитрию? Он оценил меня опытным взглядом и открыл блокнот.

- Вы откуда? - Из Москвы, - сказал я, в надежде, что парень учтёт расстояние, которое я преодолел. - Димитрий приймэ, - парень полистал блокнот. – Тока в субботу е врэмя, – глядя снизу вверх, сверкнул кривозубой улыбкой. - Через три дня? – удивился я, понимая, что ему всё равно, откуда я приехал. - Такова жизнь, - философски сказал парень и с важным видом закурил сигарету. Из дома вышла девушка с младенцем на руках. К ней подошла та женщина, которая была у палатки. - Ну, шо, дочка? – нетерпеливо спросила она. - Тихо, мамо, - цыкнула на неё девушка. – Бачиш, уснув. Доктор казав, шо щё завтра и всэ буде добрэ. - Ой, слава богу! – зашептала женщина, несколько раз перекрестив ребёнка и вытирая слёзы платком. Они вышли со двора. - Сивашко есть? – крикнул парень с блокнотом. Полный мужчина лет пятидесяти, постоянно качающий головой, встал со скамейки и рассеянной походкой, пошёл в дом. Остальные облегчённо вздохнули. Я сел на скамейку у стола, рядом с парнем и тихо спросил: - А что никак нельзя ускорить процесс? Ну, например на завтра, на утро, - и я подмигнул ему. Парень оживился, стряхнул шелуху с футболки и открыл блокнот. Полистал и тихо сказал: - Та можна, но завтра будэ дороже. Якшо у десять утра.

- Молодец. Сколько?

- Та обычно сотня, но з москвича дви, - он прищурился, наблюдая за моей реакцией. - А чем мы лучше обычных, - улыбнулся я. - Та за газ, - он смачно сплюнул. - Держи, - я не торгуясь, протянул ему под столом тысячерублёвую купюру, сложенную пополам. Это было чуть больше двухсот гривен. Купюра мгновенно исчезла в его штанах. - Завтра шоб не опаздывали. Прыходьте як за полчаса. Фамилия ваша як? - Самарин. Он записал в блокнот. - А где ночевать? – задал я глупый вопрос. - Та в машине. Можна заночувать у бабы Фроси або к Сидориным. А душ хотите, - он махнул рукой в дальний угол двора. – Так за сараем е. Вода тэпла и бесплатно. Поесть у центре. Добрэ готовят у Колыбе.

Дом знахаря был угловым. Сразу за домом было поле. За полем была видна река.

Поехал в центр села. Там оказалось целых три кафешки: «У Раи», У Тани» и «Колыба» Я выбрал третье, как рекомендовал пацан, и не ошибся. Внутри было скромненько, но очень чисто и уютно. Аппетитно пахло жаренным мясом. Это усилило моё чувство голода. Рот наполнился слюной, как у собаки Павлова. Розовощёкая хозяйка с пышным бюстом любезно согласилась приготовить мне постный овощной супчик. Она порекомендовала свой морс, но я отказался, не желая испытывать желудок в такой экстремальной ситуации. Взял простую воду в бутылке. Вспомнил, что про удобства у пацана не спросил. Но они наверняка где-нибудь во дворе, рядом с душем. - Шо к Димитрию? – поинтересовалась хозяйка, одарив меня своей золотой улыбкой. Три передних зуба у неё были золотыми. - А у вас ещё тут есть врачеватели? – удивился я. - Та не, - улыбалась она. – Он один такой, - и нежно добавила. – Кормилец наш. - В каком смысле? – не понял я. - Та до него мы тилькы своим хозяйством та городом спасались. А тепер живём як добри люды. И сыти и здорови. Старшому сыну ось у Хэрсони квартиру купыла, а младшой у нёго администратором робыть, - гордо сообщила хозяйка. - Так это ваш сын? Шустрый парнишка, – я понял, почему он рекомендовал именно это кафе. Правильно организованный семейный бизнес достоин уважения.

- Так, Сёмка, молодэць. На институт соби грошы збирае. У Киев хоче ехать.

- А почему колыба? – спросил я. – От слова Колыбельная?

- Ни. Так ранише корчмы называлы. Ну, трактиры по-руськи. Мои конкуренты, - она кивнула в сторону соседских заведений. – В честь сэбе поназывали, дуры, по-модному. А у мого прадеда своя колыба була. Тэпэр и в нас е.

- И всё за счёт приезжих к Димитрию? – не поверил я. - А то. Я ж кажу кормилец наш.

- И что многим помогает?

- Та усем, хто с добрым сердцем, - улыбалась она. - А с не добрым? - А з недобрым гонит. Но вы нэ хвилюйтэсь, у вас сэрце добрэ. Вам вин поможе.

- А откуда вы знаете? - Знаю, - уверенно сказала хозяйка. - А ось и ваш супчик. Кушайте на здоровьице. Вси овощи домашние. Вид ных нияакой хвори нэ будэ. Я попробовал суп. Он был очень горячим, но съедобным.

Перекусив, поблагодарил гостеприимную хозяйку и поехал обратно. Солнце уже клонилось к закату. Решил пройти к реке по натоптанной тропинке. Поле оказалось коротким, и я остановился на краю обрыва. Внизу была широкая излучина реки, за которой простирались бескрайние поля до самого горизонта. Солнце красиво отражалось багрянцем в спокойном зеркале воды. Воздух был удивительно чистым. От реки тянуло свежестью. Вокруг была удивительная тишина! Тут я заметил ступеньки, вырытые в земле по направлению к реке. Подошёл ближе. Они вели к небольшой площадке, прямо внутри обрыва. И на этой площадке, скрытый от людских глаз со всех сторон, сидел мальчик и смотрел вдаль, прямо перед собой. Его руки лежали на коленях, так будто он медитировал, но только ладонями вниз. Он не оглянулся на меня, а я не стал его беспокоить и отошёл в сторону. Полюбовавшись закатом и быстро наступающей темнотой, я вернулся к машине, разложил сидения, достал плед и включил фумитокс от комаров. Где-то далеко лаяли собаки. Под убаюкивающий стрёкот сверчков даже не заметил, как уснул.

Проснулся рано. Было шесть утра. Солнце уже встало, и в машине было немного жарко. Странно, но я выспался. Настроение было замечательное. Я даже поймал себя на мысли, что с момента прилёта в Киев, я как бы забыл о своей проблеме и ни разу не вспоминал о ней. В палатках ещё спали. Взял полотенце и прошёл во двор за сарай. Туалет действительно был рядом с душем. К моему удивлению, внутри был унитаз, а не выгребная яма. Ничего так, чистенько. Даже сидушка и туалетная бумага есть. Цивилизация! Душ тоже меня порадовал. Стены, как и в туалете, были облицованы бежевой вагонкой. Прохладная, утренняя водичка меня слегка взбодрила и освежила. Когда я закончил утренние процедуры, пацан Сенька был уже на посту. - Здорово, Самарин, - он улыбался мне, как старому знакомому. - Здравствуй Семён. Всё в силе? - У нас усё як в аптеке, - подтвердил он. – Як спалося? - Замечательно. Давно так не высыпался. - Мамо сказала, шо можете приехать на сниданок, если шо. - Сниданок? Это что? – не понял я

- Ну, завтрак по москальски.

- Спасибо. Наверное, сьезжу. Как зовут маму?

- Наталья, - заулыбался пацан, довольный, что я согласился.

- А во сколько же вы начинаете работать?

- Та у семь. Хто рано встае, тому бог дае, - важно ответил Сёмка.

Вдоль дороги шли коровы, которых хозяева выводили из дворов и провожали в стадо.

В «Колыбе» уже кипела жизнь. Хозяйка в красном фартуке стояла у плиты и что-то помешивала в большой кастрюле, а её помощница – девушка лет двадцати, нарезала овощи. - Доброе утро, Наталья, - поздоровался я.

- Доброе утречко. А вас як зваты? - Павел. Я из Москвы. - Та я знаю, Сёмка казав. Шо вам зробыть на сниданок? - А салатик без заправки и морковный сок. - Ну, шо вы ото, як девица красная, этот силос едите. Вчора овощи, сёгодни. Мужскую силу другим кормить надо, - она подмигнула мне. – Давайте, Павел, я вам борщеца мого налью. Од нёго враз силы прибавляться. - Нет, Наталья, спасибо. У меня язва, поэтому месячишко нужно воздержаться. - А, ну да, ну да, - с сочувствием посмотрела на меня. – Тоди салатик. А ты Верка соку з морковы надавы, - сказала она помощнице. - Дочка? - спросил я, кивнув на девушку. - Ни. Сусидська девка. Крестница моя. Через пять минут крестница Верка принесла стакан сока. Я попробовал. Сок был удивительно сладким. - Как вкусно! Вы что сахара добавили? - Ни, шо вы, - улыбнулась Верка. – Цэ наша морква. У нас зэмля солодка и родюча. - А ось ваш салатик, - хозяйка поставила передо мной большую тарелку с крупно нарезанными овощами, обильно посыпанными зеленью.

- Так много? – удивился я.

- Кушайте на здоровьечко и одужуйте, - она искренне улыбнулась.

Салат тоже понравился мне, не смотря на то, что не был заправлен ни маслом, ни сметаной. Огурцы, помидоры, лук, перец были совершенно другими на вкус, по сравнению с Москвой, где все овощи и фрукты без вкуса и запаха, как будто из пластмассы. От этого салата исходил удивительный аромат живой еды. Я и не заметил, как съел всю тарелку. Всё-таки, правда нужна людям. Именно с того дня, как попрощался с Вознесенским, я начал получать удовольствие от этой простой пищи. Ведь опухоль требует особого питания, которое исключает вкус еды, к которому привык. А та еда, которая раньше нравилась тебе – очень нравится ей и она начинает расти и пускать свои корни - метастазы по всему организму. Женщины занимались своими делами и украдкой поглядывали на меня

- Добавки? – спросила хозяйка, очень довольная, что мне понравилось. - Нет, спасибо большое. Никогда столько не ел. - На здоровье. На обид я вам голубчики овощни зроблю, - предложила она. - Спасибо. Обязательно заеду.

Когда вернулся, было уже девять часов. Сёмка взглядом дал понять, что всё по плану. Минут через сорок вышла сухонькая бабулька в платке и меховой

жилетке, поверх халата. Улыбаясь и бормоча себе под нос, пошла к калитке. Остановилась, повернулась к людям,

- Спасыби люды добри. Дай вам бог здоровья, - она поклонилась в пояс и, перекрестившись, пошла на улицу.

- Самарин, - Семка смотрел на меня. Я встал и пошёл в дом. Открыв дверь, попал в небольшой квадратный коридор. Пахло какими-то травами. За занавеской было следующее помещение. Там стоял старый диван с вертикальной деревянной спинкой и мягкими боковинами. Рядом с диваном полированный столик и два тряпичных кресла с деревянными подлокотниками, тоже из советской эпохи. На диване и креслах были белые накидки. В углу чёрный металлический сундук и комод. На стенах висели фотографии людей, видимо, родственников. Окна были зашторены, поэтому в комнате был полумрак.

Сразу обратил внимание на то, что нет никаких шаманских или колдовских атрибутов.

И чего-то ещё явно не хватало в этом интерьере, но я никак не мог понять, чего именно. За свою жизнь я пару раз посещал деревенских бабушек, которые лечат заговорами. Так у них чего только не было. Особенно много было разных икон по углам и крестов. Вот! Вспомнил!

В этой комнате не было ни одной иконы. Я ещё раз осмотрел углы. Нет, ни икон, ни образов, ни крестов, ни лампадок. Странно.

Слева открылась дверь и в комнату вошёл темноволосый мальчик лет двенадцати в длинной рубашке с расшитым воротом и рукавами. На Украине такие рубашки называют вышиванками. Он сел в кресло и показал мне рукой на второе, приглашая сесть. Я сел. Сразу обратил внимание, что мальчик босой. Он, не мигая, и как-то по взрослому, смотрел на меня. «Видимо знахарь отошёл, а мальчика попросил присмотреть за мной», - подумал я. Так продолжалось несколько минут. - А Димитрий скоро придёт? – не выдержал я.

- Скоро. Вы трохи отдохнить, - сказал он и громко щёлкнул двумя пальцами. Мне показалось, что выключился свет. Вначале была полная темнота. Потом всё закружилось перед глазами и куда-то понеслось. Я, вдруг, оказался в светлой прозрачной пустоте. Ни сверху, ни снизу, ни сбоку ничего не было. При этом была абсолютная тишина. Никаких звуков и запахов. Тело налилось приятной тяжестью. Ни руками ни ногами я пошевелить не мог. Но голова была ясной как никогда. И отовсюду шёл голос. Громкий но тонкий, почти детский. Я слышал его и снаружи и как будто внутри себя. Страха не было. Во всяком случае я его не чувствовал - Твоя болезнь, цэ опухоль, - сказал голос. – Шо ты зараз чувствуешь – жар чи холод? - Мне холодно, - я вздрогнул, так как действительно почувствовал сильный озноб. Голос говорил на суржике – смеси русских и украинских слов, но я понимал его.

- Причина болезни - твий страх, одиночество, злоба. Ты сыльно переживав, – говорил голос, - Та довго жив в цёму состоянии. У тебэ пропалы сылы и организм нэ змиг побороты цю болезнь.

Вдруг, прямо перед собой я увидел совершенно голого человека без лица. При этом я видел все его органы. Видел, как у него билось сердце, и кровь бежала по сосудам.

В желудке у этого человека была кашица с крупными красными и зелёными фрагментами, плавающими в розовой жидкости. - Так это же мой желудок! - догадался я. – Это же я ел салат и запил морковным соком.

- Так, цэ твий желудок, - голос подтвердил мою догадку. – А внизу, злева твоя болезнь. Ты заболел два роки тому.

Я увидел слева небольшую выпуклость, которая как бы горела красным цветом. На фоне тёмных внутренностей её было очень хорошо видно. На снимках у профессора опухоль была просто чёрная. Профессор Вяземский называл эту больную кишку слепой. - Шо случилось два роки назад? – спросил голос.

Я задумался, вспоминая, что было два года назад. - Меня бросила жена, - сказал я, и передо мной сразу поплыли те события - как тяжело мне было в тот момент, как рвалось сердце от одиночества. Я не понимал, почему она ушла. Ведь мы любили друг друга. Четырнадцать лет прожили вместе как один день. Но она ненавидела Москву. Не могла жить в этом городе. Поэтому два года назад уехала на Украину к сыну. А я не смог, всё бросить, потому, что в тот момент депутатствовал. Да и бизнес не хотел бросать. - Да, - сказал голос. – А росты вона почала недавно. Шось ще случилось пивроку назад.

- В декабре я проиграл выборы, - перед глазами сразу понеслись картины тех событий, потому, что до сих пор не мог забыть этот период грязной, изнурительной борьбы с себе подобными за то, чтобы остаться у власти и не терять доступ к бюджетным деньгам. На меня опять накатила волна ненависти к своим бывшим коллегам, тем, кто остался в депутатском кресле. От нахлынувших чувств, очень сильно сжал подлокотники кресла. В этот момент выпуклость на кишечнике стала намного ярче, прямо алой и начала пульсировать. - Да, ось як вона реагуе, - сказал голос. - А ось и печинка, яку ты вбиваешь тым лекарством от своей болезни. Я действительно увидел, что печень по краям тоже пульсировала ярко алым цветом.

- Ладно, на сёгодни фатэ, - сказал голос и я опять услышал щелчок. Снова был в той комнате, а передо мной сидел мальчик. Удивлённо осмотревшись вокруг, никого больше не увидел.

- А где Димитрий? – спросил я. - Це, я, - спокойно сказал мальчик, похожим, но детским голосом. - Но ведь со мной беседовал мужчина. - Це вам так казалося, тому, шо представлялы Димитрия мужчиной. Якшо б я зразу сказал, шо це я, вы бы пишли. - Однозначно. Потому что все знахари - шарлатаны.

- А чому тоди прыехалы? - Скорее от скуки. Я один. Бизнес меня больше не интересует. А профессор порекомендовал.

- Вы можэте сёгодня же поехать обратно.

- Нет, теперь я хочу узнать, чем всё это закончится. Я что, действительно видел свою болячку? - Ну, вам же наверняка её вже показували.

- Да, но там техника, учёные. - А тут простый хлопчык, - засмеялся Димитрий. - Я не хотел тебя обидеть, - извинился я. – Просто ничего подобного я даже предположить не мог. До сих пор не могу поверить в это. 

Сразу вспомнил вчерашнего медитирующего на закате мальчика. Значит это был он. Я был настолько поражён увиденным и услышанным, что на какое-то время впал в ступор.

- Мэни потрибно ше два сеансы, - Димитрий вывел меня из оцепенения.

- Всего два? - удивился я. – И сколько же это стоит?

- По сто гривен за сеанс.

- Как по сто гривен? – не поверил я. – Это же копейки!

- Вы можетэ заплатыты стильки, скильки завгодно. Я збыраю гроши на строительство малэнькой гостиницы для людэй, шоб вони не жылы у тых палатках. Но з людэй беру тильки сто гривен з дорослого и пьятдесят з малэнького. Для ных цэ велики гроши.

- И буду здоров? – я пытался скрыть иронию в голосе, хотя у меня это плохо получилось. Но Димитрий никак не отреагировал на моё недоверие. Он был совершенно серьёзен.

- Якшо прислухаетэсь до моих советов, то поправытэсь. Ваша болезнь рождена вамы и вылечить себэ можете тилькы сами. Сёгодни я показав её вам. Завтра покажу путь до излечения, а пислеязавтра проведу заключный сеанс. Но пройты цэй путь должны вы сами, – он замолчал, давая мне осмыслить сказанное. Потом улыбнулся. - А зараз можете йти. Менэ чекають инши больни. Сёмка вам скаже врэмя на завтра. Я вышел обалдевший. На улице ярко светило солнце. Я сел за Сёмкин стол и задумался.

Нельзя верить этому мальчишке. Всё моё сознание противилось этому. Целые институты бьются с раком, а большинство людей всё равно умирает. Профессор Вознесенский – светило науки! И тот развёл руками и отказался меня

лечить, мотивируя бесперспективностью. А этот мальчишка говорит, что я буду здоров через два дня. Чушь! Чушь полная! Да, зря приехал.

- Сомневаетесь? – спросил меня Сёмка.

- Конечно. Как может мальчик вылечить рак?

- А вы не сомневайтеся, - уверенно сказал он. – Делайте, усэ як говорит Димитрий, и проживёте ще сто лет. Он знаете, яких больных пиднимав. До нёго профессора из самого Киева приезжалы советоваться.

- Врёшь, - не поверил я. - Димитрий запрещает крестится, алэ я могу поклясться, - он перекрестился.

- А чего он запрещает креститься?

- Каже, шо лукави люды придумали цэ всэ. Верить, каже, нужно в свит и справедлывисть. Тоди равновесие в организме будэ, а болезней не будэ.

- Какое равновесие? – не понял я.

- Вин каже, шо в каждом из нас живэ мужчина и женщина. Они должны быть в равновесии. А коли одного бильше чи меньше, человек болеет. - А с меня ты, значит, по справедливости две сотни содрал? – улыбнулся я

- Я предложил – вы согласились. Цэ бизнес. Ничого личного.

Я опять задумался. За два дня меня не убудет. Хуже всё равно не будет. Зато интересный спектакль посмотрю.

- Сходить на речку, искупнитесь, - прервал мой мыслительный процесс Сёмка.

- Точно! Давно я в речке не купался. Как называется?

- Ну, ты москвич даешь! – удивился Сёмка. – Цэ же Днепр! Сама велика река Украины. Рэвэ та стогнэ Днипр шырокый, - начал декламировать он.

- Понял. Тем более пойду. В Днепре я ещё никогда не купался.