Непогода бушевала. Молнии сверкали, сопровождаемые трескучими раскатами грома; дождь низвергался на смятенную землю сплошным потоком, и ветер пригибал деревья до самой земли.
Старая Ефимья зажгла пасхальную свечу и, трепеща от суеверного ужаса, шептала молитвы перед иконою, отбивая поклоны. Весенин уже загасил лампу и приготовился заснуть, когда в соседней комнате услышал шаги и смятенный шепот.
— Кто там? — окликнул он.
— Федор Матвеевич, за вами с усадьбы! — отозвался из комнаты Елизар. — Степана пригнали. Экстра!
В один миг Весенин был на ногах и дрожащими руками зажигал свечу.
— Что случилось там? Где Степан?
Рослая фигура кучера показалась в дверях и отвесила низкий поклон Весенину.
— Не могу знать, Федор Матвеевич, только Сергей Степанович даже сами прибегли в конюшню и приказали гнать! — ответил он.
— Ты на чем?
— Как есть верхом! — ответил Степан.
— Елизар, подай Мальчика!
Весенин поспешно оделся в кожаную куртку и высокие сапоги. Испуганный непогодою, конь бешено рванулся из ворот и помчался по размытой дороге. Голова Весенина кружилась, сердце замирало от ужасных предчувствий.
Он бросил лошадь посреди двора и бегом вбежал в кабинет Можаева. Увидев его, он затрепетал от страха, так изменился Сергей Степанович. Одежда его была мокра, волосы растрепанны, глаза лихорадочно горели, и он, остановившись посредине кабинета, не сразу узнал Весенина.
— Вера? — с замирающим сердцем спросил Весенин. Можаев отрицательно качнул головою.
— Жена! — ответил он глухо. Весенин сразу успокоился, и мысли его прояснились.
— Больна?
— Вот, прочтите! Скорей только, дорога каждая минута! — он указал на свой стол, а сам тяжело опустился на диван и обхватил голову руками. Весенин поспешно подошел к столу и, взяв исписанный мелким почерком лист бумаги, стал внимательно прочитывать его. И по мере чтения негодование, сожаление, ужас попеременно овладевали его душою.
Это было последнее письмо Елизаветы Борисовны.
С отчаянием самоубийцы она рассказывала про свою измену, про свое преступление, про свое унижение и позор. День за днем она рассказала свою пытку последнего времени, невыносимые муки раскаяния и кончила мольбой о прощении. Она просила простить не ее, а память о ней, потому что она никогда больше и ничем не напомнит мужу о своем существовании…
Слезы застилали глаза Весенина, когда он, положив письмо опять на стол, обернулся к Можаеву.
— Что ты думаешь, — спросил он, — она умерла?
В первый раз он говорил ему «ты», и Весенин сразу понял, как сжились они с ним за все время и как прочна была их нравственная связь.
— Нет, — ответил он твердо, — она иначе бы прощалась тогда. Она бежала!
Можаев быстро встал и подошел к Весенину. На лице его блеснула надежда.
— Я сам так подумал. Я был у нее, там все раскидано. Видно, она брала что-то; нет ее плаща. Зачем плащ? Если бы она…
Весенин кивнул. Можаев взял его за плечи.
— Я люблю тебя и верю тебе, — сказал он порывисто, — помоги же мне! Я люблю ее и не могу допустить мысли, чтобы она вне моего дома искала защиты и спасения. Измена — ошибка! Виноват я, только я, старый дурак, увлекшийся перед смертью! — он взялся за голову, прошел по кабинету и снова подошел к Весенину. — Дорогой мой, — произнес он молящим голосом, — я совсем потерял голову и обессилел. Найди ее, уговори, верни! Она не могла уйти далеко. Смотри, — он указал на окно, — какая ночь! Она нежное, избалованное дитя. Куда уйти ей?..
Весенин нежно взял его за руки.
— Дорогой Сергей Степанович, — проговорил он дрожащим голосом, — прежде всего успокойся, ляг вот тут, а я сейчас подыму людей…
— Тсс! — Можаев судорожно схватил его за руку. — Бога ради, без огласки! Чтобы никто не знал. Слышишь, никто. Даже Вера. Ты да я…
Весенин кивнул головою.
— Только ляг! Дай мне слово лечь, а я не вернусь без нее.
— Милый, спасибо! — Можаев обнял его, и в горле его заклокотали рыдания. — Иди, иди! — толкнул он его к двери…
— Я пришлю тебе человека! — крикнул, выходя, Весенин.
— Иди к барину и уложи его в кабинете, — сказал он испуганному человеку, встретив его в прихожей, — барину худо. Смотри только, шуму не делай и не беспокой барынь.
— Слушаюсь! — оторопело ответил лакей.
Весенин выбежал на двор.
— Степан! — звонко закричал он. — Тройку лошадей и коляску. Скорее!
План быстро созрел в его голове. Все равно метаться по дорогам нет смысла. Она уйти или уехать далеко не может, если не по железной дороге; по железной он нагонит ее в городе, куда поедет сейчас, и там посоветуется с Яковом Петровичем. Возьмет его…
— Не жалей, Степан, гони! — крикнул, впрыгивая в коляску, Весенин. — В город! В два часа!
— Го-го-го! Милые! — загоготал Степан.
Лошади рванулись. Коляска металась по колеям, комья грязи летели под навес коляски, конские копыта звонко шлепали по лужам и грязи.
Весенин сидел нагнувшись и только кричал «гони»! Быстрая езда среди непроглядной тьмы при блеске молнии и грохоте грома возбудила его, и мысли его быстро проносились в голове. В то же время он зорко смотрел по сторонам дороги при мерцающем свете экипажных фонарей. Дорога была пустынна. Будь она на ней, тройка бешено скачущих лошадей давно бы нагнала ее, но на дороге не было даже пня, похожего на человека.
— Стой! — крикнул Весенин подле дома Долинина. — Проводи лошадей, пусть передохнут. Нет! — поправился он. — Иди на почту, возьми тройку свежих и сюда назад! Тех пригонишь завтра в усадьбу. Если из ямщиков свободен Николай, пусть едет он.
Яков вскочил с постели, услышав оглушительный звонок. Что это? Кто это может быть?
Торопливые шаги раздались внизу, потом по лестнице. Яков поспешил зажечь свечку. Сердце его упало. Не случилось ли чего с Николаем?
— Простите! — раздался голос.
На пороге комнаты, весь забрызганный грязью, стоял Весенин.
— Я к вам как к другу!
— Что такое? Несчастье? — Долинин откинул одеяло и сел, забыв даже, что он в одном белье.
— Да! Помогите, что делать?
Весенин опустился в кресло и быстро рассказал суть дела. Яков внимательно слушал.
— Ну? Что делать? Где искать?
— Прежде всего бегите на вокзал. Ее все там знают. Справьтесь. Хотя бы вы должны были ее догнать… Сколько прошло времени?
— Пять, шесть, семь часов!
— Двадцать пять верст! Нет, ее не может быть в городе, даже если поехала, — уверенно сказал Яков. — Погодите! — он вдруг ударил рукой о колено. — Лапа!
Весенин не понял.
— Что Лапа?
— Если он согласится, он поможет. Никто, кроме него. Постойте, я оденусь и приведу его. Мигом!
— Но… Ловко ли?
— Такое дело! — воскликнул Яков и стал одеваться.
— А с этой канальей церемониться нечего, его бы под суд надо, да неловко. Вы просто разрешите мне еще как нотариусу, и я сделаю судебному приставу заявление о существовании векселей Можаева и Дерунова.
— Отлично! — согласился Весенин.
— Далее, — говорил Яков, уже одетый, — Лапа, наверное, уедет с вами. Надо его познакомить с Можаевым; я же вплоть до известия от вас буду сторожить все отходящие поезда. Ну, до свидания! Я прикажу подать вам чаю!
Он кивнул Весенину и сбежал вниз.
Гроза утихла, но дождь все еще лил как из ведра и напоминал Весенину громкий плач. Смутно было на душе. Он жалел и его, и ее и мгновениями вдруг пугался при мысли, что, может быть, в поисках своих они найдут только труп.
Как поступил бы он на месте Можаева? Конечно, так же. Даже без любви — так же; может ли тут быть два решения?.. Однако он и устал!.. Он вздрогнул и открыл глаза. Заспанная прислуга внесла стакан чая и ром.
Он с жадностью стал пить горячий чай.
Внизу хлопнули двери, послышались шаги.
Вошел Долинин с незнакомым человеком.
Так вот он, Лапа! Этот полусонный апатичный господин с полуприкрытыми глазами. Весенин подал ему руку и с недоумением взглянул на Якова, но тот твердо сказал:
— Алексей Дмитриевич согласился помочь вам. Он знает в лицо Елизавету Борисовну, и это облегчит дело. Он готов хоть сейчас, и потому…
— Едем! — делая последний глоток, окончил за него Весенин и встал. — За все вам спасибо, — благодарил он Долинина, крепко встряхнув ему руку.
— Глупости! — ответил тот. — А я сделаю заявление и буду следить! Ну, помоги вам Бог.
Лапа молча следовал за Весениным и молча уселся с ним в коляску.
— Гони вовсю! В Можаевку! — приказал Весенин, и коляска снова заметалась из стороны в сторону. Весенин первый прервал молчание.
— Как вы думаете ее искать? — спросил он.
— А? Что? — переспросил Лапа, словно очнувшись. Весенин нетерпеливо повторил вопрос.
— Я еще ничего не думаю, — ответил он, — Яков Петрович попросил меня. Я для него согласился. Мне нужно прочесть письмо, видеть дом, комнату, тогда…
Он замолчал и, казалось, погрузился в дремоту, потом вдруг спросил:
— Как вы спохватились ее? Когда? Кто?
— Я не знаю!
— Надо все знать, — ответил он и опять замолк.
Восток уже алел; дождь слабо сеял с хмурого неба, дул свежий ветер. Коляска сделала два бешеных скачка, завернула и въехала во двор.
— Ее бегство тайна для всех, — торопливо предупредил Весенин Лапу, выходя из коляски. — Я привез доктора!
Лапа молча кивнул головою и поплелся следом за Весениным.
Можаев вскочил при его входе. Он лежал на диване, прикрывшись пледом, одетый, и теперь, при борющемся свете лампы с дневным светом, показался Весенину еще страшнее.
— Ну, что? Нашли? Кто это? — вскрикнул он, отступая при виде Лапы. Тот скромно поклонился. Весенин поспешил объяснить.
— Разве нельзя было без этого? — с упреком прошептал Можаев. Весенин покраснел.
— Нет, — ответил он твердо, — надо быть в доме, надо следить на вокзале, надо везде искать! Долинин и Алексей Дмитриевич по службе умеют хранить тайны.
Можаев опустил голову.
— Что же, пусть ищет! — сказал он упавшим голосом.
Лапа выступил вперед и твердо изложил свои желания видеть письмо, видеть ее комнату, дом.
— Проводи его, покажи! Письмо вот! — покорно ответил Можаев.
Лапа сел к столу и внимательно прочел письмо, потом, нагнувшись, он поднял с полу конверт, разгладил его рукою и внимательно осмотрел его.
Можаев оживился. Следя за Лапою, он становился все внимательнее. Наконец, Лапа обернулся к нему.
— А как вы получили это письмо? — спросил он.
— Я не получил, а сам взял у нее со стола, — ответил Можаев.
Он замолчал. Молчал и Лапа. Можаев провел рукою по лицу и продолжал:
— Было часов одиннадцать. Я пошел проститься с нею, комната растворена… беспорядок. Я увидел письмо и взял…
— Одиннадцать? — Лапа вынул часы и взглянул на них, потом встал.
— Покажите ее комнату! — сказал он.
— Скажите, она жива? — дрогнувшим голосом спросил Можаев.
Лапа пожал плечами.
— Верно одно только: она не думала о смерти, когда писала, а там… по дороге!
— Ах! — простонал Можаев.
— Ты ляг! — сказал Весенин, выходя с Лапою. Они прошли и осмотрели комнату. Потом Лапа обошел дои и через балконную дверь вышел в сад.
— Ворота запираются? — спросил он. Весенин кивнул.
— Сад выходит на двор, на дорогу и?..
— На луг, — ответил Весенин.
— Идемте туда, — твердо сказал Лапа.
Весенин повел его по саду к стороне, выходящей на луг. С каждым словом, с каждым шагом он проникался уважением и доверием к этому полусонному человеку.
— Она не могла выйти через двор. Надо было бы беспокоить сторожа; не могла и на дорогу, потому что, я видел, — там каменная ограда. А здесь?..
Весенин указал на длинный забор, закрытый до половины кустами малины и крыжовника.
— А! Посмотрим!
Лапа подошел вплотную к забору и осторожно пошел вдоль него.
— Вот! — сказал он, остановись подле выпавших из забора досок. — И вот! — он нагнулся и снял лоскут материи, зацепившийся о гвоздь нижней поперечины.
Весенин вскрикнул.
— Куда можно выйти через этот луг? — спросил Лапа, вылезая на луг.
Весенин пролез за ним.
— Если идти прямо, то будет проселочная дорога на деревни Ворсклово, Турово, Слезино и Погост.
— Так! Ехать можно?
— Понятно!
— Дайте мне лошадь и объясните дорогу, — сказал Лапа, пролезая обратно в сад.
Весенин торопливо повел его домой.
— Он нагонит ее, — уверенно сказал он, вводя его к Можаеву. — Я ручаюсь вам!
Можаев с мольбою взглянул на Лапу.
— Я ничего не пожалею, найдите ее. Скажите ей…
— Вы сами ей все скажете, — перебил его Лапа, — я найду ее, и вы к ней приедете!
— О, да, да! Боже, как мне благодарить вас за услугу, — вскричал Можаев.
Лапа покачал головою.
— После, после. Вам отдохнуть надо, укрепиться! — сказал он добродушно.
В дверь кабинета постучали.
— Лошадь готова, — сказал Весенин, — идемте!
Лапа приостановился.
— Дайте мне денег, мелочи!
Можаев кинулся к столу и раскрыл ящик, полный мелкой монеты.
— Вот, — торопливо сказал он, — это для конторы. Для расчета, берите!
Лапа взял несколько свертков и опустил их в карман пальто.
— Теперь ведите меня! — сказал он.