Когда мы приехали в расположение бригады, в которой жизнь как всегда бурлила, кипела и била ключом… То первое, что мне сразу же бросилось вглаза… Ведь военная жизнь била ключом не только в переносном смысле, но и прямо по головам… То я моментально отметил тот разительный контраст, который был чётко написан на лицах наших солдат. Мои подчинённые и солдаты денисовской группы разгружали два Урала и складывали имущество около нашей палатки… Причём, выражения их лиц были хмурыми, растерянными и даже подавленными… И я вовсе не думал о том, что столь резкая перемена в их настроениях была вызвана такой обыденной работёнкой как разгрузка своего же имущества… На прощальном построении перед выездом из Грозного настроение личного состава, казалось, плавало белым облачком на седьмом небе. Так они были рады и просто-таки счастливы…
А теперь наши разведчики занимались разгрузкой машин и при этом глядели на окружающий мир глазами незаслуженно побитой дворовой собаки. Которая служила своему хозяину исправно и хорошо, да чем-то вот не угодила… Попав явно под пьяную руку своего «кормильца и благодетеля».
«Что-то здесь не так!» — подумал я.
Напротив нашей палатки пудановские бойцы занимались тем же самым, то есть освобождали кузов своего Урала от многочисленного военного имущества третьей группы. Но они оставались весёлыми и жизнерадостными. И Урал разгружали играючи, и шутили при этом… И громко смеялись… Тогда как наши военные ходили словно в воду опущенные.
«Что за ерунда? — подумал я чуть ли не вслух. — И Юра Денисов ходит слишком уж загрустившим. С чего бы это?»
Тем временем комбриговский УАЗик проскрипел своими военными тормозами и остановился около штаба. Подполковник Мартемьянов молча выбрался наружу и пошёл под раскинутую между КУНГами масксеть. Так и не получив от него каких-либо дополнительных указаний, я отправился в свою родную роту…
Но на полпути к ней я заметил неширокую щель между многотонных створок левого ангара, в котором ранее содержались местные многоцелевые истребители-бомбардировщики, а теперь располагались склады нашей спецназовской бригады: ракетно-артиллерийского вооружения и инженерной службы. Мне, конечно же, хотелось покрасоваться перед бойцами и товарищами-офицерами с двумя отбитыми у хапуг-комендачей ружьями на плече… Но за сегодняшний день эти двустволки так мне надоели!.. Что я без лишних раздумий свернул к подземному самолёто-хранилищу.
С большим трудом проскользнув во-внутрь, я обнаружил там именно того, кого мне и было нужно… А именно капитана Тёскина! Который в данную минуту самым кропотливым образом занимался наиважнейшим для себя делом. Он считал патроны…
— Здравия желаю… — начал было я.
Но Тёскин мотанул головой… Делая мне знак, чтобы я ему не мешал. Ведь он пересчитывал патроны не цинками и даже не пачками, что было бы намного проще и целесообразнее. Товарищ капитан Тёскин являлся рьяным служакой, которого совсем недавно назначили настрашно ответственную должность начальника службы РАВ нашей бригады. Именно поэтому он сейчас считал автоматные патроны по-штуч-но!
Я стал ждать. У входа тускло и неровно горела сиротливая лампочка, чей свет дрожал как пламя свечи на слабом ветру. Электрического освещения явно не хватало и товарищ капитан расположился неподалёку от входа таким образом, чтобы на него и пересчитываемое им богатство падал дневной свет из неширокой щели меж двух створок. Я постарался разглядеть всё то, что сейчас находилось в ангаре. Но вроде бы ничего новенького тут не появилось…
— Здорово! — сказал вдруг начальник службы РАВ, перестав звенеть 5,45 миллиметровыми патрончиками. — Чего тебе?
Я развернулся к нему… А капитан Тёскин в эту минуту с большим наслаждением разминал свою усталую спину.
— А-ах! — простонал он в своём военно-патриотическом экстазе. — Хорошо-то ка-ак!
Но затем всё пошло уже по накатанной колее… Ибо товарищ капитан свои таинственно-складские фантазии оставил при себе. Чему я был только рад…
— Вот! — гордо произнёс я и даже стукнул обеими ружейными прикладами об бетонный пол. — Пришёл сдать на склад трофеи! Вернее, боевые результаты!
Но меня тут поджидал маленький конфуз. Ведь Тёскин засел в своём подземелье не с самого утра.
— А-а! — воскликнул товарищ капитан. — Из пудановской группы? А почему ты их принёс?
Я замялся, даже и не зная что сказать. Если правду, то вроде бы подведу своего товарища. Поэтому я слегка соврал.
— Мне их доверили! Из Грозного вывезти… И тут… Поохранять.
Тёскин молчал, усаживаясь за свой шаткий стол. Значит, он ещё ничего не знал о злоключениях нашего боевого отряда на местном КПП. Что меня вполне так устраивало.
— Так-так. — пробормотал начальник службы. — Куда бы мне их вписать? Это ж охотничье оружие? Гладкоствольное…
Товарищ капитан сосредоточенно полистал свою большущую книгу, затем вписал в нужном месте сегодняшнее число и пристально посмотрел на меня сквозь толстые очки.
— Какие там номера? — спросил он. — Посмотри их, пожалуйста! И название завода! Или модели? Что там вообще написано?
Я зачитал ему все буквы и цифры, которые имелись на ружьях. Капитан Тёскин аккуратно вписал их в свою амбарную книгу, которую затем осторожненько закрыл.
— Ну, вот и всё! — произнёс он, выйдя из-за стола и взялся за ружья. — Куда их мне теперь? Только лишняя морока!
Тут я сразу же вспомнил горящие глазки военного коменданта и сразу же подсказал товарищу начальнику вроде бы дельную идею.
— Какому-нибудь генералу нашему подарить! Чтобы он потом на охоту ходил.
Товарищ капитан Тёскин уже шёл в таинственные недра своего склада, когда он услышал и понял мои слова. Он немедленно остановился и повернулся ко мне.
— Ты это серьёзно? — спросил товарищ начальник.
— Шучу-шучу!
Я действительно шутил. Но не тогда, а именно сейчас. Однако капитан Тёскин меня понял правильно и через минуту он вернулся уже без ружей.
— У наших генералов зарплаты большие. — проворчал начальник службы и одновременно склада. — Пусть покупают!
Поскольку процедура приёмки уже была окончена, я попрощался и взялся за тяжеленную створку. Когда щель стала шире, то в увеличившуюся полосу наружного света попал один автоматический гранатомёт, притаившийся в глубине склада. Я узнал тот самый АГС-17. У которого отсутствовала крышка лентоприёмника. Стало быть, «не мой» боевой трофей, а уже денисовской группы.
— А чего вы бойцов не возьмёте? — спросил я Тёскина, вновь засевшего около двух полных ящиков с наваленными патронами. — Не дают что ли?
— Да ну, их! — товарищ капитан опять мотанул головой.
Я его понял снова и очень даже хорошо. Нынешний начальник службы РАВ отлично знал о судьбе своего предшественника и именно поэтому капитан Тёскин в своём уголовно-ответственном деле не доверял никому, а тем более солдатам, от которых можно было ждать чего угодно. Не говоря уж о более опытных ловкачах-прапорюгах… Один из которых и подвёл под статью УК слишком уж доверчивого к подчинённым майора Ильюшенко. То есть старого начальника службы РАВ. Поэтому я не стал мешать товарищу капитану собственноручно пересчитывать патроны, видимо, сданные кем-то на его склад после стрельб.
«Пусть считает свои патроны дальше! До вечера ведь ещё уйма времени…»
Хоть я и спешил в своё подразделение… Но эту тяжеленную «дверь» при её закрывании следовало хорошенько придерживать обеими руками. А то она могла захлопнуться со всей своей силой. И тогда товарищ капитан замучается толкать её изнутри. Вот я и надрывался…
Наконец-то, многотонная створка затворилась так, что осталась небольшая щель. Как и прежде. Поэтому я со спокойной совестью и чистой душой пошёл в свою палатку, над которой почти по-домашнему курился лёгкий дымок.
— Вы чего такие хмурые? Что случилось-то?
Это были мои слова, обращённые ко всем сразу… И к товарищу командиру второй группы, и к остальным нашим бойцам, всё ещё пребывавшим в жесточайшей меланхолии. не удержавшись от любопытства, я остановился около Юры Денисова и стал допытываться о причинах столь массовой депрессии.
— Что тут такого произошло? Раз у всех такие рожи кислые-прекислые?
Солдаты молчали, упорно продолжая заниматься разгрузкой машин. Тогда я перевёл свой взгляд на капитана Денисова.
— А-а-а!.. — мой коллега обречённо махнул рукой и взялся за новую сигарету. — Вздрючили нас… Даже и не знаю как сказать! Причём, только наш восьмой батальон… А третий погладили по головке! Обидно…
— Нифига себе! — пробормотал я, почувствовав за собой какую-то вину. — Это из-за комендачей что ли?
— Да из-за всего! — ответил капитан Денисов и кивком головы указал мне на нашу старую палатку. — Иди! Там Серёга тебе всё расскажет…
Командир роты капитан Батолин находился внутри и в данную минуту возился с какой-то документацией. Я коротко доложил ему о своём прибытии и даже слегка похвастался тем, что мне удалось отстоять наши ружья от гнусных посягательств оборзевших комендатурщиков.
— Это очень хорошо! — сказал Серёга, но его радость была слишком уж коротенькой. — А нас ту-ут! Скажем так… Отругали по полной программе и в грязь втоптали! Только нас, то есть разведгруппы из 8-го бата! Пудановскую группу даже не тронули.
Как оказалось, едва наша колонна прибыла в расположение бригады и едва только личный состав построился в две шеренги… Весь в предвкушении праздничных речей и радостных поздравлений с благополучным возвращением из боевой командировки… Как высокое бригадное командование вместо хотя бы сухих слов благодарности за успешно выполненные задания и отсутствие каких-либо потерь среди личного состава… Вместо предполагаемого и долгожданного торжества военной справедливости наши солдаты с офицерами услышали жесточайший разнос.
— И всё это из-за двух несчастных телевизоров, раздолбанного вентилятора и ящика с вином! — рассказывал мне ротный. — И акцент делался только на две группы из восьмого батальона! Пудановская группа ведь из третьего бата и поэтому она осталась самой лучшей! Им теперь выдадут новенькие камуфляжи, бушлаты, тельники и ботинки… А всем нам — кукиш с машинным маслом! И увольнения им разрешили, а нашим нет!
— Жалко! — произнёс я и даже вздохнул. — Обидно, что из-за этого барахла… Серёга! Ты уж извини, что так оно всё вышло! Ну, с этими чёртовыми телевизорами!.. Мои бойцы хотели из двух слепить один и поставить его в нашей палатке… А оно, сам видишь, как получилось!.. А ведь всё это из-за этих…
Далее я употребил крайне непечатное выражение… И коротко рассказал о своих приключениях на КПП: как комендачи попытались сначала отобрать ружья и даже обезоружить меня, а потом старались изо всех сил, чтобы найти мало-мальски подходящий повод…
— Чтобы эти ружья преподнести своему шефу! — говорил я и виновато улыбался. — Он уже приехал на КПП! Забежал в комнату и даже руки потирал от радости… Но я им устроил маленький облом… Если бы ты видел всё это блядство!
Однако командир нашей роты и весь остальной личный состав стали участниками другого поистине незабываемого зрелища…
— Представляешь?!.. — возмущался Батолин. — Мы стоим в строю, такие радостные и воодушевлённые! Но вышло начальство и как только открыло рот… Так и давай нас поливать матюками! Как грязью!.. Даже спасибо нам не сказали! Хрен с ним, с этим барахлом вещевым! Хотя новое обмундирование и бушлаты нам бы не помешали! И ведь всё это есть на складе! Другое неприятно!.. Пудановская же группа всю командировку протащилась и пробалдела в своём карауле на втором этаже. Только один раз выехала вместе с нами, да и то… Просидела на блок-посту, когда мы на первую засаду вышли… И всё ведь!.. А мы сколько там по ночам шастали? И сколько раз мы местность прочёсывали? А они на всё это наплевали…
— А что же Тарасов? — спросил я после короткого молчания. — Он-то что?
В палатку уже вошёл капитан Денисов, который наверняка слышал все наши разговоры-пересуды…
— А что Тарасов?! — усмехнулся Юра. — Мы построились, а он пошёл на доклад в штаб бригады. Может быть именно от него комбриг и узнал про все наши сегодняшние залёты: про напившихся в дороге бойцов и про всё это барахло… Особенно про твои телевизоры. Хорошо, что тебя здесь не было! А то бы они тебя прямо тут сожрали!
— Это из-за телеков? — поразился я. — Ну, нифига ж себе?!
— Да не только… — проворчал Юра.
Снаружи послышался шум и грохот проезжающего грузовика… Поэтому мы какое-то время молчали, чтобы не надрывать голосовые связки. Затем посторонние звуки стихли.
— Ну, ладно! — заявил ротный и хлопнул по столу толстой амбарной книгой. — Мы-то знаем!.. Что группы из 8-го батальона для них тут как пасынки! Но нам не привыкать! Что в Аксае мы самые хреновые, что здесь!..
— Им же надо 3-ий батальон из дерьма вытаскивать! — проворчал я. — Вот они и докапываются до любой нашей мелочи! То есть до малейшего залёта!
И всё же у нас были очень убедительные доводы, чтобы собой гордиться! Причём, вполне так заслуженно…
— Зато мы всем батальоном в плен не сдавались и ни одного солдата не потеряли! — заявил, вставая со своего места, капитан Батолин. — Ни убитым, ни раненым! И всё имущество мы привезли обратно с собой. Ни одного патрона духам не досталось!
Это было правдой. Конечно же, не совсем прилично сравнивать такое… Но мы были на войне, где счёт идёт совсем уж по другим меркам.
— А трофеи? — подсказал я. — И АГС-семнадцатый, и эти ружья охотничьи… Радиостанции тоже!
— Ой, блин! — воскликнул ротный Серёга, вообще-то уже собравшийся идти на вещевой склад. — Ты же ещё ничего не знаешь!
Капитан Денисов тоже начал добродушно подсмеиваться в свои усы… Что-то здесь «опять» было не так!
— А чего это я не знаю? — спросил я, вновь холодея душой.
Я смотрел на своих развеселившихся друзей-товарищей и у меня уже в который раз за сегодняшний день возникло тоскливое предчувствие какого-то неумолимо надвигающегося залёта. Сперва оно возникло тогда, когда помощник коменданта обнаружил эти чёрно-белые телеящики и завернул наши Уралы на штрафстоянку. Затем когда я оказался в комнате-ловушке с тремя майорами… Словно в банке с тремя ползучими гадами… Потом во время телефонного разговора с полковником Бруссковым, который хоть и посмеялся над моей нелепой ситуацией, но всё же мог поступить совершенно, скажем так, по своему… И вот теперь, когда все мои беды вроде бы закончились… Неожиданно всплыла очередная напасть…
— Да мы это про нашу зенитку ЗеУшку! — еле проговорил ротный. — Мы-то им в радиограмме сообщили только про один ствол! А когда текст расшифровывали… короче говоря, комбригу доложили про целую установку! Двуствольную и на станке! Ну, помнишь, когда к нам целый Урал примчался? Вот его и прислали за трофейной зениткой… А потом…
Я слушал их и слушал… Причём, то просто улыбаясь, то заливаясь громким смехом… А то и приходя в самый настоящий ужас! Особенно в той части их рассказа, когда, наконец-то, раскрыли задний борт Урала и всё наше высокое командование во главе с НРом пыталось разглядеть в пустом кузове куда-то испарившуюся зенитную установку ЗУ-23–2. Которой никогда у нас не было!
— И что нам теперь за это будет? — спросил я, когда мои коллеги замолчали. — И за это тоже нам нахлобучат?
Ведь это казалось мне самой вопиющей несправедливостью! За чью-то ошибку в дешифровании получать по своей шапке!
— Пока не знаю! — ответил командир роты, сразу становясь серьёзным и деловитым. — Ну, ладно! Вы тут занимайтесь своим имуществом, а я пойду к Лёне на вещевой склад. Надо узнать, когда он сможет принять наше барахло…
С этими словами капитан Батолин направился к выходу из палатки. А мы с Юрой остались в своём командирском углу тире отсеке.
— Теперь понятно… — произнёс я, словно подытоживая все наши сегодняшние злоключения. — Почему начальство такое… Как будто кое-где наскипидаренное! Оно тогда перед начальником разведки хотело покрасоваться, но сильно обломалось. А сегодня эти телевизоры только масла в огонь подлили…
— И это ещё не всё! — честно признался капитан Денисов. — Я такое слышал, что Тарасов доложил комбригу о том…
Он замолчал и уже в который раз достал сигаретную пачку. Я молчал и ждал… Зажигалка исправно выдала сначала искорку, а затем и огонёк… После чего по палатке поплыл сладковатый дымок…
— Что будто бы это твои солдаты нажрались по дороге! — продолжал Денисов, выпустив второй клуб дыма. — А не мои! Чуешь, да? Куда ветер дует?
Хоть новость и была шокирующей… Я лишь махнул рукой… Уж от кого-кого, но именно от комбата Тарасова я такого и не ожидал. Наверное, очень уж сильно он обиделся на меня за эти трофейные телеящики…
— Ладно. — произнёс я со вздохом. — Будь, что будет! Бог ему судья!
Но служба наша военная продолжалась и продолжалась. Поэтому я сразу же пошёл к своему личному составу. Ну, чтобы на всякий случай проверить их всех на наличие всевозможных алкогольных паров или ароматно-мятной маскировки… Да и разгрузка Уралов уже подходила к концу. А военное имущество всегда нуждается в повышенном командирском контроле.
Моя разведгруппа находилась в приличном состоянии. Каждый солдат обладал вполне таким здоровым и свежим дыханием. Запахов алкогольной интоксикации не было. Какими-либо шоколадно-ликёрными конфетами или же мятными леденцами ни от кого не пахло. Какая-либо жевательная резинка отсутствовала как таковая уже вторую неделю. Так что… Я лично убедился в том, что доклад товарища подполковника Тарасова оказался ничем иным как злостной клеветой… Или всего-навсего скоропалительной ошибкой.
«Ведь в кабине второго Урала ехал как Юра Денисов, так и я. Поэтому комбат мог просто-напросто позабыть про то, что разведгруппа лейтенанта Зарипова путешествует по Чечне в кузове головного автомобиля. Тогда как личный состав капитана Денисова с шиком разместился в кузове второго грузовика. Просто перепутал комбат Тарасов!.. Да только вот именно мне и придётся всё это расхлёбывать! Слава Богу, что он не доложил о моей «подозрительно раскрасневшейся» физиономии! Мол, он и сам-то был навеселе! Ну, да ладно! Как говорится, Бог ему судья! Да и мне тоже… Та-ак… Что тут у нас?»
Первый Урал уже был полностью разгружен. Всё имущество мои бойцы сложили справа от входа в нашу палатку. Причём, с эргономичным толком и с военной аккуратностью. То есть, не абы как!.. Бронежилеты возвышались отдельно. За ними громоздились стальные каски. Как толстые поленья лежали спальные мешки. Далее находились валенки, резиновые сапоги. Прочая вещевая мелочёвка была всё ещё у солдат…
— Ваши ящики уже в палатке! — доложил рядовой Винтер.
— Да я уж видел. — отвечал я, обозревая имущество группы. — Ну, что? Порадовало вас бригадное начальство?
Мои подчинённые угрюмо молчали. Наверное, подбирали слова поприличнее… Но сзади уже громыхнула здоровенная и тяжеленная створка самолётного подземелья. Я оглянулся и увидал ротного, который направился прямиком к нам.
— Ты готов сейчас сдавать имущество? — спросил он на ходу. — Лёня сейчас на складе и он может начать приёмку прямо сейчас.
Я посмотрел на своих подчинённых и добросовестно разложенное имущество. Сразу же несколько голосов сообщили мне о том, что ничего не пропало…
— Ну, давай попробуем. — ответил я командиру роты и начал раздавать свои наиценнейшие указания. — Та-ак! Сейчас каждый берёт по бронежилету, спальнику, каске и так далее. Я буду стоять рядом с начальником склада и вычёркивать из списка то, что вы сдадите. Ясно? Тогда… Вперёд!
Так мы и поступили. Бойцы порасхватали имущество и как навьюченные верблюды затопали к вещевому складу. Вместе с прапорщиком Лёней мы распахнули настеж массивную стальную «дверцу» подземного ангара, после чего началась денежно-ответственная процедура сдачи-приёмки военного имущества. Я стоял около столика и контролировал процесс, чёркая ручкой по ведомости. Как и положено, начали мы с самого бесценного, то есть с бронезащиты. Начальник склада ловко ощупывал бронежилеты, проверяя наличие дорогостоящих титановых или же керамических пластин… Если все пластины были на своих местах, то броник допускался на склад. То есть переходя из-под моей личной финансовой ответственности под полную юрисдикцию прапорщика Лёни. Стало быть, для дальнейшего хранения на его складе. Пожалуй, именно это и заняло у нас основную часть времени. Другое имущество мы сдавали гораздо быстрее.
Минут через тридцать-сорок процедура приёмки и сдачи завершилась. Всё военное имущество, которое мы получили более двух недель назад, оказалось в полной сохранности. Правда, в несколько потрёпанном виде… Да и не совсем чистое…
— Сойдёт! — сказал мне невысокий прапор. — Вы же и получите это имущество! В следующий раз когда поедете! Так что, запоминайте что где лежит.
— Да когда это будет? — рассмеялся я. — Недельки через две или три!
Моё настроение немного улучшилось. Ведь мы сдали дорогостоящее военное имущество без потерь. Я хотел было получить сейчас на свою разведгруппу чистые кальсоны, полотенца и мыло…
— Ну, чтобы не приходить сюда во второй раз. — говорил я маленькому и худенькому прапорщику. — Слышь, Лёнь?!
Хозяин вещевого склада уже шёл обратно… Возвращаясь из тёмных глубин своего подземелья.
— Я вам сразу всё выдам! — обещался Лёня, указывая взглядом на вход. — На всю вашу роту! А то во-он!.. Уже другие пришли. Потом-потом…
Как оказалось, к бригадному вещевому складу подошёл тяжело нагруженный караван, во главе которого был капитан Денисов. Это притопала и приползла вторая наша группа… Чтобы как можно быстрее сдать на склад своё военное добро. Как и следовало того ожидать, трезвенники и «язвенники» прибыли к складу, уверенно вышагивая на своих двоих… А вот незадачливые братаны-собутыльники с трудом плелись в самом хвосте растянувшегося каравана. Но зато подгоняемые не только заботливо-добрым словом своего командира.
Затем к самолётному ангару потянулись радостные бойцы капитана Пуданова. Они тоже несли на себе бронежилеты, каски, спальники, валенки и прочую ерунду… А когда третья группа полностью рассчиталась по старым долгам, началось самое интересное… То есть согласно приказа комбрига заслуженным разведчикам капитана Пуданова, которые состояли в штате доблестного 3-го батальона…
— Это полный пиздец какой-то! — возмущался командир нашей роты. — Там они пробалдели… Чуть было Урал с боеприпасами не спалили… А им тут такие привилегии!
Но, увы… Ничего с этой несправедливостью мы поделать не могли. А мимо нас, то есть от вещевого склада да к своей палатке… Мимо загрустивших разведчиков первой и второй групп шли весёлые и довольные бойцы капитана Пуданова. В своих могучих руках они несли новенькие камуфлированные бушлаты с неестественно чёрными воротниками… Словно отороченными драгоценным мехом кротов средней пушистости. Мозолистые ладони заслуженных ветеранов чеченской войны прижимали к горячим сердцам и «целковые» комплекты камуфлированного обмундирования. «Канолевые» ботинки-берцы болтались на длинных шнурках… Никем ещё неношеные голубые береты и полосатенькие тельняшки либо выглядывали из складок камуфляжа, либо торчали буграми за солдатскими пазухами.
— Они ещё ту форму не износили! — пожаловались мне мои подчинённые. — Им же только месяц назад тоже самое выдавали. А в Грозном, то есть по аэропорту Северный они ходили в горном обмундировании… А сейчас им опять всё новое выдают! Ну, вот куда оно им? Столько-то всего? И что они с этим добром будут делать?
Я знал ответы на эти житейские вопросы, но не хотел расстраивать своих бойцов ещё больше. Ведь ушлые пудановские архаровцы быстро найдут применение свежеполученному вещевому имуществу. Какая-то часть этого «халявного» барахла перекочует дембелям из других подразделений или же роты матобеспечения. Ведь им хочется уехать домой во всём новом, поэтому солдатский бартер принесёт пудановцам либо деньги, либо водку. Которую они используют в своих злостных целях по умышленному отравлению алкоголем персональных юношеских организмов.
А ведь мудрый комбриг Брестлавский также пообещал достопочтенной третьей группе ещё и увольнения в город Моздок. Там пудановские воины обменяют кое-что всё на ту же водовку… Ну, чтобы подправить своё пошатнувшееся накануне здоровье… А самые прижимистые, то есть закоренелые трезвенники и хронические язвенники, помчатся прямиком на почту. Да и отправят своё камуфлированное добро большими посылками себе домой. Чтобы по возвращению на свою Малую Родину щеголять в камуфляже сперва перед красивыми девчонками и засмущавшимися друзьями, затем надевать военное обмундирование либо на сельскохозяйственные работы, либо на развесёлую рыбалку иль удачную охоту…
«Это уже их личное дело! — подумал я. Куда они его наденут! Какая нам в принципе-то и разница?!»
Но своих подчинённых, которые ощущали себя здорово обиженными военной судьбой в лице командира 22-ой бригады… Их всё же следовало сперва утешить, а потом и обнадёжить…
— Ну, кто ж знал, что так оно и получится?! — произнёс я, глядя на очередного пудановского счастливчика. — Сами виноваты! Кто эти телевизоры притащил? Они или вы?
Мой упрёк был вполне закономерен. Но его уже ждали…
— Да мы же для роты старались! — загалдели хором бойцы. — Чтобы хотя бы новости послушать! В общую палатку хотели поставить… Не только же для себя! А то живём здесь… Ничего не слышим, ничего не видим… И нифига не знаем!
Ну, эти аргументы я уже где-то слышал… поэтому они просвистели мимо моих ушей как что-то пустое и уже никчёмное… Но то были дела минувшие. Ведь прошло столько времени… Причём, такого времени!.. Ведь в течение сегодняшней нервотрёпки на жёлтенькую мочу было впустую израсходовано столько красной кровушки!.. Не говоря уж о миллионах нервных клеток… Поэтому мне сейчас было поздно корить своих солдат за эти телевизоры. Я же сам дал им разрешение. А значит принял всю полноту ответственности на свои лейтенантские плечи.
«И голову тоже!» — подытожил я свои мысли.
А от вещевого склада брёл следующий везунчик. Тот самый волоокий солдатик, который чуть ли не сгибался под тяжёлой ношей. Что вызвало среди зрителей новые охи и вздохи. Пора было с этим кончать!
— Не переживайте! — сказал я своим подчинённым. — Будет и на вашей улице праздник! Это я вам обещаю! Если не камуфляжи, то хотя бы маскхалаты получите!
После таких обещаний повеселели и мои разведчики. Ведь я своё слово старался сдержать почти всегда. Причём, как в форме наказания, так и в виде поощрений. А пока этого не произошло, я отправил своих солдат готовиться к поездке в баню.
А сам остался снаружи и минут с пять продолжал наблюдать за окружающей меня действительностью. Вот со склада вещевой службы вышел ещё один пудановский разведчик, у которого была явно боксёрская внешность. То есть приплюснутый нос, прижатые уши и хорошо развитая мускулатура плеч. Он с таким же солдатским удовольствием нёс на руках новенькие предметы вещевого довольствия.
— Как-то не по-людски получается! — сказал только что вышедший покурить Юра Денисов. — Совсем не по-людски! Наши бойцы там вкалывали больше их, а получили одни лишь матюки и больше ничего.
— Начальству виднее — усмехнулся я. — Ему же надо держать нас в чёрном теле… Ну, чтобы мы потом опять поехали на войну. Вот оно и докопалось до наших залётов!.. Да и мы сами виноваты! Надо было головой думать и проверять своих солджеров.
— Ну, да! Сами прошляпили! — согласился со мной товарищ капитан. — Я вот только одного не пойму! Как это моим бойцам удалось пронести в Урал целый ящик? Нет… Я конечно же, весь кузов проверил перед выездом и никакого ящика там не было! Но откуда-то он ведь появился!
На мой взгляд, всё произошедшее объяснялось довольно-таки банально:
— Да наверняка захотели перед другими группами повыделываться! Ведь эти десять бутылок вина они могли запросто распихать по своим запазухам или рюкзакам. Но это же не то! Им вот понадобился деревянный ящик… Да ещё и именно винный! Чтобы у остальных слюнки потекли от зависти…
— Вот засранцы! — рассмеялся Юра и запульнул бычок за палатку. — Пошли что ли?
И мы по-очерёдно занырнули под брезентовые пологи нашего военного жилища. Внутри топилось две буржуйские печки и там было тепло-тепло.
А спустя час весь наш отряд приехал на двух Уралах к военной бане Моздокского аэродрома. Вернее, мы почти приехали. Поскольку ближайшая улица оказалась перекрытой другим полосатым шлагбаумом, который охраняло трое или даже четверо ОМОНовцев. Причём, в синих милицейских бронежилетах и с автоматами, к которым они не поленились пристегнуть по двойному магазину. Ну, естественно!.. Изолента тоже была синей!
— Серьёзно тут у них! — проворчал ротный Батолин и пошёл на переговоры.
Вскоре нас пропустили дальше, но шлагбаум так и остался в горизонтальном положении. Проезд для машин был закрыт категорически. И далее мы выдвигались длинной тёмной цепочкой. В наступающих сумерках мелькали лишь новенькие полотенца, надёжно зажатые в тёмных солдатских руках. В довершение к данной картине над людской толпой плыл большой светлый узел. Это кто-то нёс на своих могучих плечах чистые солдатские кальсоны да нательные рубахи. А вот новенькие портянки были свёрнуты в трубочку и теперь они нелепо торчали наружу из карманов.
На крыльце бани стоял ещё один ОМОНовец, который решил защищать свой боевой пост практически не жалея ни жизни, ни живота своего. Опять-таки прикрытого синим бронежилетом…
— Да что тут у вас за порядки? — ругался ротный. — Охраняете баню как будто…
— Вы записаны в очередь? — спрашивал сотрудник славного отряда милиции особенного назначения. — А то желающих тут много!
— Да какая ещё очередь? — спросил я. — Мы только что приехали из Грозного!
— Все тут сейчас едут из Грозного! — чуть ли не огрызался банный страж. — А баня не резиновая! Подождите! Сейчас банщика позову. Да обождите, я сказал!
— А то лезут и лезут! — шутил капитан Денисов. Всё из Грозного, да из Грозного! Как будто в Чечне других населённых пунктов не осталось! Ишь ты!
Мы ждали минут пять. Или даже десять. Затем появился измученный своей нелёгкой жизнью солдат-банщик. Как оказалось, он нас уже знал…
— Двадцать вторая бригада? — переспросил он и после утвердительного ответа закивал своей давно нестриженной головой. — Знаю-знаю… Меня уже предупредили… Проходите-проходите! Сейчас только вы должны мыться!
Мы с лёгкого вечернего мороза сразу же повалили в баню, где по законам уставной службы должно было быть чуть теплее. В своих надеждах мы не обманулись — внутри было хорошо, светло и сухо. Ну, конечно же!.. Гораздо теплее! Хоть это был только предбанник, разделённый несколькими деревянными перегородками с лавками по низу.
— Ого-го! — продолжал балагурить Юра Денисов. — Уже весь аэродром знает про нашу легендарную 22-ую бригаду спецназа! Даже в баню пускают без очереди!
— Да это зампотыл постарался! — проворчал командир роты, вешая на крючок пакет с чистым бельём. — Кэмэл ещё с утра договорился!
В предбаннике стало шумно от оживлённых солдатских голосов. Бойцы быстро раздевались, затем шлёпали тапками по кафельному полу, чтобы побыстрее проскочить во-внутрь бани… Где, по идее науки логики, должно было быть ещё теплее… На жар в солдатских банях мне не приходилось рассчитывать уже давно — лет эдак с восемь… Именно столько я и прослужил в нашей армии… Но животворящее тепло всё-таки иногда встречалось…
Но, увы… Светлые идеи науки логики до Моздокского аэродрома так и не добрались. В самом помывочном помещении температура воздуха оказалась почти такой же как и в предбаннике.
— Ничего! — говорил какой-то голый мужик. — Сейчас бойцы набъются… Надышат… Набздят… Всё будет нормально!
Этот тип, старательно подыскивающий себе тазик почище, хоть и клеветал на наших солдат… Однако делал это почему-то голосом Серёги Батолина. Мы, то есть субъект с голосом Юры Денисова, какой-то чудак с интонациями Сани Пуданова и я… Мы конечно же посмеялись над столь разительными переменами, которые произошли со всеми нами, едва мы только сняли с себя все одёжки… Но в этой якобы солдатской бане, где плотный туман стелился по полу, да ещё и высотой с человеческий рост…Увы… Но теперь мы могли различать друг друга только по голосам…
— Блин! — проворчал кто-то голосом моего снайпера Лагуткина. — Это не баня, а самый настоящий мультфильм…Про ёжиков в тумане!
Я поднялся на длинную бетонную лавку и огляделся по сторонам. Единственный человек, которого я сейчас мог опознать, был тот самый Лагуткин. Ведь он обладал высоким ростом. А вот другие наши бойцы шастали по банному туману как те самые ёжики… Поскольку чуть торчащие из тумана макушки запросто походили на спинки этих колючих зверьков…
— Ну, где же горячая вода? — послышался недовольный голос вроде бы капитана Пуданова.
Этот чудак сейчас стоял около, так сказать, военного душа, тщетно дожидаясь появления горячей воды. Оба краника были откручены до упора, но желаемый результат отсутствовал. Тогда начались попытки определить «тот самый» кран, сквозь который и должна идти горячая вода… Но ни первый… А спустя пять минут и второй… Увы, но горячей воды не было совершенно и абсолютно!
— Да чего ты там мучаешься? — спросил банно-душевого естествоиспытателя голый мужик с тазиком и батолинским голосом. — Вот здесь горячая вода идёт как миленькая! Почти кипяток!
Подчиняясь не сколько военной субординации, а сколько действуя по армейскому причинно-следственному принципу «Делай как я!»… Мы с Юрой сразу же пошли туда, где с шумом извергалась вода… Да ещё и разбрызгивающая горячие капли… И мы не прогадали! Над бетонными тумбами, куда и следовало ставить пустые тазики, имелось по паре кранов. Один из них извергал из себя горячую воду, а второй — наоборот… То есть не извергал из себя горячую воду! Этот второй кран, судя по всему, специализировался на пропускании через себя только холодной воды.
Так мы обрели то, чего были лишены эти долгие-предолгие две недели… То есть обычной возможности помыться! Хотя бы в солдатской бане Моздокского аэродрома…
Когда внутри помывочного помещения согласно пророческим предсказаниям того самого голого мужика с голосом товарища командира роты… Одним словом, когда внутрь набилось всё наше солдатское войско температура воздуха заметно повысилась. Помимо неизбежных последствий, заранее предсказанных и потому сбывшихся… В общем, дополнительную роль в этом деле сыграла обыкновенная горячая вода, которая не только заполнила некоторое количество тазиков… Которых хватило разве что на половину всего личного состава. Это горячее достижение мировой цивилизации продолжало литься и литься из всех трёх или четырёх кранов. И наши обездоленные солдаты… Ну, те бедолаги-неудачники, которые слишком долго раздевались и не так шустро шарили руками в банном тумане, в результате чего им попросту не хватило военных тазиков… Эти защитники демократии теперь мылись, стоя вокруг бетонных тумб. Подставляя свои сложенные ладошки под мощную струю воды и расплёскивая её потом на свои голенькие тела.
А потом рассеялся и туман. Он какое-то время ещё клубился вокруг душевых кабинок, где текла исключительно холодная вода. Но уже и там стали мыться наши ничем неустрашимые разведчики-спецназовцы. Наверняка, из самых закалённых и жизнестойких… Они с душераздирающими воплями запрыгивали под ледяные струи, несколько минут под ними мылись, а потом с громким уханьем выскакивали обратно…
И вот банный туман исчез окончательно-бесповоротно…
— Посмотри-ка на всех! — предложил мне Юра Денисов. — На руки, лица и шеи!
Я оглядел личный состав и тоже подметил одну странную закономерность. У всех купальщиков были неестественно белые тела, на общем фоне которых резко выделялись тёмные лица, шеи и кисти рук.
— Да мы сами такие же! — воскликнул я. — Ничем не лучше!
Увы, но это было действительно так! И у самых достойных представителей офицерского корпуса России оказались потемневшие лица, шеи и руки. Проклятая чеченская война и в этом обстоятельстве не делила нас на подчинённых солдат и командирский состав.
Но военная баня Моздокского аэродрома всё-таки сделала своё доброе дело, сотворив над нами чуть ли не чудо. Тёмные участки наших организмов после купания в холодных и горячих водах приобрели вполне такой нормальный оттенок. И мы стали почти похожи на белых людей. Особенно когда надевали на себя беленькие кальсоны и такие же нательные рубахи. Некоторые Пудановские разведчики затем облачались в своё новенькое обмундирование, после чего сразу же превращались в самых настоящих красавцев-ветеранов. Чей немалый ратный труд был по достоинству оценён не только Российской Федерацией, но и «наисправедливейшим» командованием 22-ой бригады спецназа.
В этом предбаннике я и поймал на себе настороженно-пытливый взгляд солдата Макарова. Ну, того самого психопата, который едва не прострелил мою нижнюю челюсть. причём, строго в вертикальном направлении. То есть снизу вверх. Но это «недоразумение» случилось дней двенадцать назад и на территории аэропорта Северный, что на самой окраине города Грозного. А теперь мы находились уже на Моздокском аэродроме, где околачивается чуть ли не вся военная прокуратура Северо-кавказского округа. Вот и переживал сейчас этот малость больной на голову боец о своём ближайшем будущем. То есть гадая с затаённым страхом о том, напишу я заявление военному прокурору или же нет?
«Ага-а!.. Смотри-смотри, Макарушка! — подумалось мне с лёгкой иронией. — В общем… Бойся меня! Р-р-р!..»
Хоть я и рычал как самый настоящий бенгальский тигр… Но только в своих кровожадненьких мыслях! А вот на моём лице при этом не дрогнул ни один мускул. Хотя на лице-то этих мускульных мышц больше всего. Но военная практика и командирская моя выдержка выстояли… Так и не уступив этому дьявольскому соблазну поулыбаться злорадостно… Или хотя бы поухмыляться кривой ухмылкой…
«Дескать, сейчас-сейчас… Сейчас… Сей-час! И пиф-паф! Ой-ёй-ёй!.. Ну, и так далее про несчастного зайца из мультяшной оперы.»
Тем временем капитан Пуданов начал собирать своё разодетое войско в поход до родной палатки. Вскоре вся его третья группа уехала обратно в бригаду, вольготно разместившись в одном Урале. А второй грузовой автомобиль вместе со своим водителем продолжил ждать нас, то есть две другие разведгруппы, которые всё-таки дорвались до холодного и горячего водоснабжения. Ведь помимо обязательного мытья своих солдатских организмов, нашим воинам следовало постирать личное камуфлированное обмундирование… Доставшееся им по наследству от доброго дяденьки начвеща ой-ёй-ёй сколько месяцев назад!
Наконец-то всё закончилось. Наши припозднившиеся ветераны быстренько обтёрлись чистенькими полотенцами, после чего ловко натянули на свои порозовевшие тела белые кальсоны и рубахи. Затем они же шустро напялили на себя всякую всячину: неновые горки, камуфлированные зимние штанишки и войлочные подкладки от бушлатов. После всего этого всё наше воинство неторопливо потопало к Уралу.
На улице уже было темно, поэтому никому из местных обитателей так и не посчастливилось полюбоваться на всю «красу» нашего свежепомытого и только что постиравшегося личного состава. Чтобы по достоинству оценить всю боевую мощь и даже несокрушимое величие подразделений спецназа. Но, откровенно говоря, мы в этом признании и не нуждались. Каждый солдат нёс в руках тяжёлые и мокрые свёртки, с которых всё ещё капала вода. То были постиранное камуфлированное обмундирование и даже верхняя часть камуфлированных бушлатов. К завтрашнему утру всё это должно было просохнуть. Как угодно и где попало, но обязательно подсохнуть! Чтобы на утреннем построении все наши солдаты выглядели чисто и опрятно.
Вместе со всем своим добром мы еле-еле втиснулись в один-единственный Урал. Водитель понимал наше» состояние нестояния», то есть невыносимые муки неестественно скрючившихся тел, и поэтому наш боевой грузовик пронёсся над Моздокским аэродромом почти как на бреющем полёте. В палатке бойцы развешали свои постирушки там, где это только возможно было сделать. Затем они сходили на якобы ужин… Дополненный остатками нашего сухого пайка. И только потом началось самое долгожданное время солдатских суток — свободное время личного состава.
Только теперь у них была возможность перечитать письма из дома в более-менее спокойной обстановке, а потом усесться за написание ответного послания. Ну, разумеется, что самую большую корреспонденцию получили ленинградцы, санкт-петербуржцы и просто питерцы. Ведь именно этот город на реке Неве был своевременно извещён о том, что его славные сыны отправились наводить Конституционный порядок в недружелюбно настроенную Чеченскую Республику. Тогда как родители остальных наших разведчиков даже и не подозревали о том, чем именно сейчас занимаются их любимые наследники.
— Зато они по ночам спокойно спят! — хорохорились представители Волгоградской области. — Когда мы домой приедем, тогда они и узнают! А сейчас… Не надо их беспокоить раньше времени!
— Как будто мы этого хотели! — то ли возражали, то ли оправдывались питерские. — Это Вансович написал нашим! Вот они и примчались сюда! Высадились сначала в Ростове, а потом уже в Моздоке.
Но о родительском «десанте» остались только воспоминания и стопки писем. То есть какие-либо продуктовые подарки возвратившихся с войны ленинградцев в нашей палатке не поджидали. И всё же один командир разведгруппы помнил своё обещание купить то ли килограмм, то ли уже два килограмма варённой колбасы.
— О-о! — воскликнул солдат Винтер, отрываясь от очередного письма. — Тут мне из бригады каптёрщик Понс про Вэнса пишут! У него оказывается точно крыша поехала… Сейчас в психушке лежит! В Ковалёвке!
Если раньше к рядовому Вансовичу наши солдаты относились с разной долей неодобрения его поступка, ведь он без соответствующего на то согласия своих товарищей и земляков осмелился самовольно сообщить всем родителям об отправке бойцов-питерцев в Чечню… То теперь всё изменилось… И приболевшего Вэнса многие жалели по настоящему…
— Жалко его, беднягу! — сказал со вздохом снайпер Лагуткин. — Он хоть и был малость не того… Слишком уж домашний!.. Но всё равно жалко!
— Да-а! — проворчал Винт, дочитывая письмо. — Его там в бригаде, наверное, совсем заклевали… За это дело! Тут пишут, что он сначала держался нормально. Ну, ему конечно же на мозги капали… А вот потом…
А вот потом… Когда его вторая рота пришла на обед и остановилась перед входом в столовую. Вот именно здесь что-то и случилось с рядовым Вансовичем. То ли после очередного окрика сердитого старшины, то ли из-за новой придирки сослуживцев-дембелей… Но внезапно Вэнс со спокойной улыбкой вышел из строя, отошёл метров на двадцать в сторону, сел на сырую землю и заплакал…
— Вот так он сидел, плакал, потом бормотать что-то начал. — рассказывал рядовой Винтер. — А когда его хотели поднять и поставить в строй, то он начал ругаться матом и даже за камни хвататься… Ну, и за куски грязи застывшей… И давай бросаться ими в строй!.. Потом его скрутили и отнесли в медсанчасть. Оттуда его санитары и забрали! Приехала Скорая Помощь и увезла в психбольницу! В Ковалёвку! Сейчас он там лежит. Вот так вот!
Постепенно все разговоры стихли и каждый занялся своим делом молча. А я сидел на своей кровати и размышлял над личной проблемой, свалившейся на меня с неба в виде короткой телеграммы из города Москвы. Причём, наверняка из Министерства Обороны. Ведь в этом сухом и лаконичном тексте была скрыта моя новая головная боль. Поскольку в данной телеграмме командованию моей войсковой части предписывалось в срочном порядке сообщить родителям лейтенанта Зарипова А.М. о местонахождении их сына, то есть меня.
«Судя по всему, моя мама посмотрела новости на первом телеканале и узнала из них телефон Горячей Линии Министерства Обороны России. Куда мог позвонить любой человек, чтобы узнать о судьбе своего сына, проходящего службу в нашей армии. Вот и она туда дозвонилась! Назвала мою фамилию, звание и номер войсковой части. Она наверное думала, что ей сразу же сообщат о моём местонахождении! Посмотрят по компьютеру и тут же скажут! Как бы не так! Там аккуратно переписали мои данные и посоветовали моей маме подождать официального ответа от командира моей же войсковой части. Ну, и просто-напросто положили трубку! Но телеграмму в бригаду всё-таки отправили!»
Так был дан толчок, после которого всё и закрутилось. Как и положено, Акционерное Общество «почта России» свою работу выполнила, добросовестно доставив телеграмму до конечного пункта назначения. Из пункта постоянной дислокации, то есть из военной «деревни Гадюкино» Аксайского района Ростовской области эта весточка вместе со служебной документацией добралась до самой дальней самолётной стоянки Моздокского аэродрома, где сейчас и разместилась наша развоевавшаяся Бригада. В штабе почту разобрали… Отложив одну телеграмму до лучших времён, то есть до момента возвращения нашего отряда.
Мы приехали обратно. И вот теперь я сидел на кровати с бланком в руке и ломал свою голову, чтобы решить эту проблему каким-нибудь приемлимым способом. Ведь командование бригады передало эту телеграмму мне в руки, чтобы я сам сообщил своим родителям о том, что я жив и здоров… И ни на какой войне сейчас не нахожусь!
«Та-ак! — думал я. — Что тут можно сделать? Отправить им ответную телеграмму? Но наши местные телеграфистки сразу же определят, что телеграмма отправлена мной из города Моздока. Где согласно тех же теленовостей дислоцируются все российские подразделения. Позвонить им по междугородке? Наверняка не выйдет! Чтобы Моздокские телефонистки «прокачали связь» аж до села Бустан Кизил-Тепинского района Бухарской области Республики Узбекистан? Тут ребята до российских городов не могут дозвониться! А я приду к ним с таким закавыристым адресом! Это же теперь ближнее зарубежье! Чуть ли не край света… Что же делать? Что де-лать? Мама ждёт… И наверняка переживает… Волнуется… Это с её-то сердцем! Что же де-лать?»
Тут меня окликнул командир роты. Да ещё и по какому-то неотложному делу. Я сложил телеграмму и убрал её в нагрудный карман. Проблема оставалась неразрешённой… А сейчас нас куда-то вызывали и решение моей личной проблемы отодвигалось на неопределённый срок.
«Что-то надо делать! — думал я, шагая в ночи вслед за ротным. — Но что? И ведь чем быстрее, тем лучше…»
Однако я пока не мог придумать ничего дельного. А проблема всё ещё оставалась… Но сейчас мне следовало идти за командиром роты Серёгой Батолиным и капитаном Юрой Денисовым. А сзади нас уже догонял капитан Александр Пуданов. Одним словом, наша военная служба продолжалась. Хоть мы и прибыли только что с войны, но обязательных к исполнению мероприятий пока ещё никто не отменял.
— Разрешите войти? — спросил командир нашей роты, открывая маленькую дверь.
Следом за ним вошли и мы.
Слова благодарности вышестоящего начальства всё-таки прозвучали. Но на вечернем совещании у командира 3-го батальона, на которое были приглашены и мы. Там-то и проявилась вся их благосклонность. Да ещё исключительно в мой персональный адрес.
— Спасибо лейтенанту Зарипову! — сказал исполняющий обязанности командира батальона майор Перебежкин. — За всё то, что он сделал для всех нас! За эти телевизоры и ящики с вином, вентиляторы, пылесосы, ковры… Спасибо!
Едва заслышав свою фамилию, я сразу же встал из-за стола и упёрся головой в потолок вагончика-КУНГа, где и проходило совещание. Майор Перебежкин говорил слова своей «благодарности» безжалостно-ледяным тоном и глядя на меня, будто расстреливая в упор. И под беспощадным взглядом его чёрных глаз я как кровью покрывался густой красной краской… Да!.. Мне действительно было очень стыдно… И всё-таки я попытался сказать хоть одно слово в свою защиту. Но не столько в своё личное оправдание, а сколько для восстановления справедливости…
— Там моими были только два ружья! — произнёс я дрогнувшим голосом. — И телевизоры, которые притащили мои бойцы. А остальное…
Но мне не дали договорить…
— Садитесь, товарищ лейтенант! — процедил сквозь сжатые зубы и.о. комбата. — Нечего тут!..
Но я продолжал стоять и вновь попытался восстановить справедливость.
— Там моими были только ружья! И телевизоры! А остальное…
Я невольно оглянулся на своих коллег-группников… Но они опустили головы и занимались каждый своим делом: Юра Денисов упорно разглядывал свои руки, а Саня Пуданов что-то чертил на беленьком листочке…
Зато со своего места встал командир роты:
— Товарищ майор! Всё это было моим! Всё!
Это, конечно же, было очень благородно с его стороны! Но тем не менее… Это было немножко не то… Ведь Серёгино благородство сейчас выглядело неестественно честным… То есть не соответствующим действительности. Тогда как Истина находилась совсем рядом… Но её хранители продолжали заниматься своими делами… Разглядывать пальцы и рисовать шариковой ручкой…
— Садитесь оба! — приказал майор Перебежкин. — Нечего тут оправдываться и играть в благородство! Садитесь, я сказал!
Мы молча сели на свои места… Я по-прежнему сгорал со стыда… А совещание командиров всё продолжалось и продолжалось. На день грядущий нарезались новые задачи, перечень которых казался мне нескончаемым. Затем командиров групп распустили по своим подразделениям… И мы втроём вышли наружу.
Как и прежде… Мы молча шли по хрустящему снегу. И оказалось, что жизнь продолжается! Краска стыда уже превратилась в остаточный румянец… И окончательное моё воскресение произошло после первого тоста…
— За наше возвращение! — произнёс командир роты, первым поднимая свой НУРСик с трофейной водкой. — Главное — что все мы вернулись живыми и невредимыми. А всё остальное — это дерьмо собачье!
Мы чокнулись и выпили… Затем повторили… Потом опять налили… Пока не выпили всю полуторалитровую фляжку. Потом Саня Пуданов попрощался со всеми нами и отправился в свою роту. А мы остались в командирском углу нашей палатки и стали готовиться ко сну. Такому приятному и долгожданному.
А наши солдаты уже дрыхли без задних ног… То есть спали мёртвым сном… Вернее, «отдыхали в своих кроватях лёжа на спине и с закрытыми глазами». Причём, со всеми своими руками и ногами… А главное — жи-вы-е.
«Даже этот раздолбай Винт! Винтяра-а… «Поубывав бы!» И всё-таки!.. Что же делать с этой телеграммой? Что дела-а-а… Ть!?»