- Так, ребята, я чего-то не понял. Прошло уже три дня и три ночи, как я приказал вам разломать нары и навести мало-мальский порядок в палатке, а вы ничего этого не сделали. В чем дело?
Строй угрюмо молчал, и никто не хотел отвечать на мой элементарный вопрос. В течении трех суток, пока я принимал группу, военная жизнь моих новых подчиненных шла своим обычным порядком… Но я терпеливо ждал выполнения моего распоряжения… Ведь мы же заключили джентльменское соглашение… Однако моё поручение так и осталось не выполненным. Дембеля после наряда полтора дня занимались различной ерундой и подготовкой к следующему заступлению на дежурство.
Спокойно наблюдая со стороны за их военным пофигизмом, я все это время сверял имеющиеся у меня учетные данные со службами РАВ и топографии, инженерного и вещевого имущества, после чего отдельными рапортами принимал на свою ответственность оружие и боеприпасы, средства связи и наблюдения, матрацы-подушки-одеяла-простыни-наволочки-полотенца, а также спальные мешки и рюкзаки десантника, печки-трубы, палатку большую одну, лопатки саперные и лопаты большие, и всевеликое множество другого барахла, числящегося за группой. Дело это весьма серьезное и в случае утраты - очень дорогостоящее для кармана командира. Поэтому я тогда совсем не отвлекался по всяким пустякам.
Ну а сейчас, когда весь личный состав возвратился в роту после долгой сдачи караула и запоздалого ужина, то у меня возникли вполне обоснованные и законные претензии к своим подчиненным.
- Объясняю голосом, что мне нужно подготовить палатку к прибытию молодых бойцов.
Среди солдат послышались короткие смешки, и кто-то из них прогундосил нарочно измененным голосом:
- Молодые приедут - пусть сами для себя все готовят!
Мне и так было ясно, что старослужащие воины моей группы уже давно зачислили себя в обладатели благородных голубых кровей и потому совершенно не желали пачкать свои белы рученьки, занимаясь абсолютно не царским делом.
Все это было мне знакомо уже лет семь и я уверенно возразил представителю дворянских династий:
- Когда приедет молодежь, то она с первого же дня будет заниматься боевой подготовкой. Ну, а вам все равно, кроме караулов делать нечего, поэтому займитесь хотя бы подготовкой материальной базы для следующих пополнений.
В ответ раздался откровенный и неприкрытый смех. Я отнесся к этому спокойно и продолжил свою миролюбивую политику, направленную на проявление и повышение чувства сознательности и ответственности среди моих подчиненных.
- Я вам уже говорил, что мне без разницы, кто именно будет заниматься этой работой. Если вы такие борзые дембеля, то могли бы спокойно припахать кого-нибудь из других групп. Но вам или западло это делать, или вас все посылают на фиг, А если вы не можете никого припахать, то вам придется уже самим работать, работать и еще раз работать.
Мои последние слова потонули в громком хохоте и всеобщем гвалте. Я уже хотел было подать команду "равняйсь - смирно" как из задних рядов послышался громкий и наглый голос, в котором откровенно звучали пренебрежение и издевка.
- Да товарищ старший лейтенант, чё это вы тут зазря стараетесь! Нас майор Абрамов хотел обломать и ничего у него не вышло. Капитан Пуданов пытался дембелей застроить и научить жить по уставу, и тоже обделался. И у вас, старшего лейтенанта ни хрена не получится.
Я выждал когда дедушки успокоятся, успев подумать, что это мы еще посмотрим кто кого, и приступил к наведению армейской дисциплины и уставного порядка среди распоясовшихся дембелей.
- Ну хорошо! Объявляю начало ночного занятия по защите от оружия массового поражения, которое по последним данным нашей разведки собираются использовать незаконные бандформирования. ВСПЫШКА!
Но моя резкая команда оказалась невыполненной… Строй продолжал стоять… Внезапно наступившую тишину попытался было нарушить чей-то глухой смешок, но он быстро исчез. Мне пришлось сделать вид, что их категоричный отказ выполнить мой приказ принят за элементарную неграмотность… Ровным и методичным голосом я стал доводить до старослужащих все требования по выполнению войсковых нормативов по теме ЗОМП.
- Объясняю малограмотным и особо непонятливым военным последнего периода службы, что по команде "ВСПЫШКА" военнослужащий должен мгновенно упасть на землю и закрыть голову руками, чтобы световое излучение не поразило ваше зрение. Оружие нужно спрятать под собой, чтобы расплавленный металл от автомата не капал за воротник. Пятки должны быть прижаты к земле, чтобы их не оторвало ударной волной. Все это отрабатывается еще на курсе молодого бойца, а вы, якобы опытные и заслуженные ветераны чеченской кампании, совершенно этого не знаете. Придется заняться вашим обучением.
Я выждал с минуту и вновь скомандовал:
- ВСПЫШКА!
Три шеренги старичков даже не пошевелились. Это же были дембеля, а "вспыхивать", то есть выполнять эту команду, было для них делом крайне зазорным и очень унизительным.
Тем более здесь… На том самом месте, где когда-то оконфузился сам командир роты… А тут… Старший лейтенант всего-то навсего!…"
Невзирая на эти затаенные мысли, я вслух поинтересовался очень наивно:
- Так, почему не выполняем команду?
Из строя мне ответил все тот же хамовитый дед:
- Мы не будем выполнять ваше приказание!
Моя реакция была сначала возмущенной, а затем обрадованной:
- Оу, залупа? Как же я люблю разлуплять залупившихся! Кру-гом! Построиться на дороге в колонну по три.
Ну уж эти элементарные команды дембельский состав соизволил выполнить. Они перепрыгнули канаву и выстроились на дороге. Передо мной остался топтаться лишь заместитель командира группы. Самый наиглавнейший мой помощник в работе с личным составом… Вообще-то моя команда относилась ко всем военнослужащим, стоявшим в строю… Если бы прапорщик спокойно занял своё место в колонне по-три, продемонстрировав как мне, так и остальным дембелям свою исполнительность… То и моё дальнейшее отношение к нему было бы соответствующим… Но сейчас лояльностью здесь и не пахло… А враждебные взгляды из-подлобья.
- "Да-а-а… Косяки-то бросаешь очень уж угрюмые…"
Двое командиров отделений - контрактники Бычков и Молоканов только что заступили в наряд патрульными, а прапорщику Мерхулову совершенно не хотелось одному идти на занятия, даже вместе с благородными дембелями. Пришлось его поторопить.
- Товарищ прапорщик, а вы что медлите? Занимайте свое место перед строем.
Но мой зам неожиданно для меня попытался взбунтоваться и громко огрызнулся:
- Перед строем самым первым должен идти командир группы!
Мне стала очень понятна его истинная сущность… Пришлось и своего заместителя записать в списки неблагонадёжных.
- Объясняю для чрезвычайно одаренных прапорщиков, что командир группы при проведении занятия выбирает себе место там, где ему заблагорассудится, чтобы контролировать личный состав с максимальной эффективностью. А вы, товарищ прапорщик, должны и обязаны выполнять все приказания своего прямого и непосредственного начальника, которым являюсь я. Шагом марш во главу подразделения!
Обуревший прапор нарочито медленно и с явной неохотой встал впереди строя. Подавив бунт своего зама я переключился на строптивых дембелей.
- Итак, защищаться от оружия массового поражения вы не умеете и не хотите. А ведь агентурная разведка докладывает, что генерал Джохар Дудаев, который в недавнем прошлом командовал дивизией стратегических бомбардировщиков и, естественно, успел обзавестись парочкой ядерных боезарядов, уже готов сбросить их на город Грозный. И чтобы спасти вас от атомной бомбы и вернуть вашим родителям горячо любимых чад, то есть вас… Я объявляю начало занятия по физической подготовке. Тема занятия: "Ускоренное передвижение личного состава разведгруппы по пересеченной местности в темное время суток в условиях надвигающегося ядерного нападения". Цель занятия: "Научить личный состав способам и методам ускоренного передвижения в колонну по три по сильно пересеченной местности в темное время суток". Место проведения занятия: расположение нашего батальона. Время занятия: неограничено. Вопросы?
Несмотря на очень красочную прелюдию к началу занятия, личный состав вместе с прапорщиком безмолвствовал.
И я продолжил:
- Объявляю маршрут: ускоренно передвигаетесь до поворота дороги и сворачиваете налево, мимо штаба и до шлагбаума. Там разворачиваетесь и возвращаетесь обратно на исходную точку. Приступаем к выполнению упражнения. Ускоренное передвижение начинается по команде "БЕГОМ-МАРШ", из которой слово "БЕГОМ" является предварительной. Услышав предварительную команду "БЕГОМ", военнослужащий должен слегка подать туловище вперед, согнуть руки в локтях и приподнять подбородок. Когда прозвучит исполнительная команда "МАРШ", военнослужащий приступает к ускоренному передвижению, то есть попросту бежит. Но не забывайте, что вы являетесь сплоченным боевым подразделением и при ускоренном передвижении нужно соблюдать в строю интервал и дистанцию. Вопросы? Вопросов нет. Приступаем к практическому исполнению упражнения по ускоренному передвижению. Группа, бегом.
Некоторые солдаты и локти согнули, и телом подались вперед, но основная масса выполнила что-то одно из двух. И только лишь мой заместитель продолжал переминаться с ноги на ногу, так ничего и не выполнив. Как со старшего по званию, именно с него и следовало начать репрессии.
- Прапорщик Мерхулов! Я не понял, почему вы не исполнили предварительную команду "БЕГОМ"?
Тот повернул голову в мою сторону и упрямо буркнул:
- Я не буду бегать!
Такая жизненная позиция предполагала соответствующую оценку.
- Какие проблемы? Не хотите бегать в армии, уматывайте на гражданку и поднимайте там народное хозяйство.
Но гоняться за телятами днём, аза доярками вечером городскому жителю явно не под силу.
И настырный прапорюга забубнил уже другую отговорку:
- У вас нет конспекта и вы должны бежать впереди строя.
Я постарался сдержать свое раздражение и подчеркнуто методично объяснил заместителю следующее:
- Конспект я обязан показывать вышестоящему начальству. Я сейчас могу сходить за своей тетрадкой, ну а потом мы пробежимся до домика комбата, где я покажу ему конспект, вы напишите объяснительную о причинах отказа выполнять приказы командира группы, а комбат объявит вам строгий выговор с занесением в учетную карточку. Через десять минут вы не выполните мое следующее приказание по переползанию и тут же получите полное или неполное служебное соответствие. Еще через пять минут вы откажетесь отжиматься в упоре лежа и уже завтра будете читать Приказ об увольнении прапорщика Мерхулова из Российской армии. Устраивает? И всё это будет происходить при наличии у меня конспекта!… Как вы и хотели.
Замком группы судорожно сглотнул слюну от внезапно возникшей перспективы возвращения на гражданку, на которой ведь нужно непременно работать, то есть вкалывать руками и ногами, чтобы каждый месяц получать зарплату. Он тут же вспомнил свой курс молодого бойца, и показал на левую ногу:
- Товарищ старший лейтенант, я не могу бегать, потому что натер ногу.
Я внутренне усмехнулся, услышав почти детскую отмазку, но продолжал задавать вопросы строго и сухо:
- У вас, наверно, и запись есть в книге больных?!
Прапорщик ответил, что в санчасти он еще не был, но может сходить туда прямо сейчас. Естественно, что он вернулся бы только утром, а терять столь ценные и хамоватые кадры, да ещё в присутствии остальных обнаглевших дедушек, мне очень уж не хотелось и потому я нашел для него другое занятие.
- Раз вы не можете бегать, а генерал Дудаев уже летит со своей ядрёной бомбой, то вы будете передвигаться по этому же маршруту пешком. Но не по дороге, где вас могут снести проезжающие грузовики и пробегающие подразделения, а по обочине. Там конечно грязь и камни, ну а что тут поделаешь? А ля хер, ком а ля хер! Что означает - на войне, как на войне. Вперед!
Мерхулов помялся чуть-чуть и направился было вперед прямо по дороге. Но моя корректировка возымела свое действие, он сместился на обочину и зачавкал по ней, уходя от нас в ночь.
- "Дела пошли потихоньку да полегоньку… И Слава Богу!"
Отправив в пешее путешествие своего заместителя, я повернулся обратно к строю.
- Товарищи солдаты, я дико извиняюсь за эту задержку, но мы прямо сейчас воспользуемся счастливой возможностью выполнить ваши любимые упражнения. Уверен, что вы рветесь вперед, тем более что Дудаев уже на подлете… Бегом… я сказал бегом МАРШ!
Но дедушки не оправдали моих надежд и не бросились аллюром вперед по асфальтовой дороге, залитой жидкой грязью. В место горячих рысаков мне представилось жалкое зрелище дробно семенящих в одном строю стареньких осликов, готовых вот-вот развалится на ходу от столь сильных перегрузок… Иного сравнения подобрать было просто не возможно… Поскольку хоть они и бежали дружно в ногу, однако делали это так медленно, что их мог догнать быстро идущий пешеход. И, тем не менее, я не стал их подгонять. Часы показали двадцать два тридцать и времени у меня было очень много…, до самого подъема.
Чтобы преодолеть расстояние до шлагбаума и обратно, а это составляло около пятисот метров в одном направлении, группе потребовалось минут десять. Подбегая ко мне они подчеркнуто громко и дружно затопали ботинками, но я не стал их перебивать и развернул дедушек на второй круг. Пораженные и возмущенные таким вероломством дембеля неспешно добежали до шлагбаума и решили устроить там перекур. В ночной тишине перестал раздаваться их дружный топот, и я направился к левой оконечности палаточного лагеря, откуда мой фонарик без труда осветил старичков, окончательно добивающих свое здоровье никотином.
Моим громким окриком были спасены остатки их жизней. Сигареты полетели наземь, а строй направился в обратный путь.
Я не стал покидать свой наблюдательный пост, откуда мог контролировать бунтовщиков на всем протяжении маршрута. Мимо меня размеренно шлепал по густому месиву мой заместитель, медленной рысцой пробегали пофигистически настроенные дедушки. Ночь была холодная, но одет я был в меховой бушлат и теплую шапку. Правда немножко мерзли ноги и, все таки, ради рождения дисциплины можно было потерпеть.
В любой людской массе всегда есть один или несколько негласных лидеров, которые и устанавливают свои определенные правила поведения всем остальным товарищам… Сейчас вся группа была настроена к моей персоне крайне отрицательно и мне нужно было определить или вычислить того самого вожака стаи, который и диктует негативный настрой всему личному составу. Затем его следовало либо отдалить от всех бойцов, отправив на какую-нибудь тяжелую работу, либо полностью нейтрализовать прямо здесь в строю, подавив его морально или физически. После этого группа очень быстро станет управляемой и послушной… Если так можно назвать нормальное отношение к армейской службе… Но это могло произойти не очень скоро.
Через полчаса, когда дедушки вбежали в слабо освещенный круг под единственной лампочкой на столбу у трансформаторной будки, я скомандовал "Стой" и подошел к строю. Повернув их лицом к себе при помощи команды "нале-ВО", коротко спросил:
- Ну что, товарищи солдаты, будем наводить порядок в палатке?
Упрямые дембеля все также угрюмо молчали.
- Понял! Не буду вам мешать. Бегом марш.
Рано или поздно,но этот неформальный лидер все-таки должен был себя проявить, устроив какую-нибудь дерзкую выходку или открыто выступив в роли защитника дембельских прав… По моим наблюдениям, такими боссами могли быть уже знакомые мне эСВеДешник Мирошник или бывший замкомгруппы Шумаков, или кто-то еще. Но Шум всем своим видом показывал отсутствие какого-либо неповиновения и почти всегда молчал, занимая место в середине строя. Чтобы проверить другую кандидатуру, отдав крайнюю команду "Бегом-марш", я назначил Мирошника старшим строя, чтобы он контролировал порядок во время бега. Но услышав короткие смешки и едкие подначки в адрес новоиспеченного командира, мне стало ясно, что снайпер Мирошник не пользуется абсолютным и полным авторитетом среди личного состава группы. И его фамилию можно было вычеркивать.
Через следующие тридцать минут я вновь повторил этот вопрос. Тут старческие нервы не выдержали, и послышались возмущенные голоса с разных концов строя:
- Почему мы должны за молодых вкалывать? Пусть они сами для себя.
Я выждал когда все утихнет и после этого стал упрямо гнуть свою линию, медленно прохаживаясь перед строем.
- Объясняю еще раз, что вы должны сломать эти нары не "за молодых", а для наведения элементарного порядка и чистоты. Во-первых, на левой половине образуется пустое пространство и построения личного состава группы, в том числе и вас, можно будет проводить в теплой палатке, а не на морозе. Во-вторых, под левыми нарами валяется столько старого обмундирования в перемешку с патронами, гранатами, ВОГ-двадцать пятыми, что недалеко и до беды. В-третьих, ваши матрасы, подушки, одеяла находятся в метре-двух друг от друга, а вы любите курить в постелях. Уроните ночью бычок и проснетесь все уже на том свете. И в-четвертых, вас всего двадцать два человека и вы все спокойно уместитесь на правой половине. А также в - пятых, эти самые нары сооружали вы. Значит вам и ломать! Что вам еще не ясно?
Дембельский гонор продолжал бурлить и выдал очередную реплику из заднего ряда:
- Да мы старослужащие, мы не должны работать!
Я уже давным давно знал эту песню и потому спокойно парировал:
- Это вы на гражданке своим девушкам, мамкам и теткам будете рассказывать какими вы были старослужащими и дембелями. Я сам демобилизовался после Афганистана в 89-ом году. И вы все для меня сынки в пятнадцатом поколении… Но я же вас не гоняю, как молодых и зеленых духов.
В строю кто-то рассмеялся:
- Вы уже не дембель…, а офицер! Вам не положено!
Я на секунду остановился у правого фланга и торжествующе поднял вверх указательный палец.
- Правильно! Я же ваш командир и обращаюсь к вам, как к своим подчиненным… И все это строго по Уставу. А там ничего не написано про дембелей, стариков, дедушек и старослужащих, которые должны валяться на кроватях, ничего не делать и дожидаться своего увольнения. В Уставе этого ничего нет.
- А нам Устав не нужен! - прогнусавил стоящий в середине первой шеренги высокий и круглоголовый солдат, после чего с шумом втянул в себя содержимое всей носоглотки и смачно сплюнул перед строем.
Я не дошел до него лишь метра и от такой наглости только сжал правый кулак. С трудом сдерживая ярость я коротко спросил:
- Полуничев, в чем дело?
- Простыл, товарищ старшлейтнант, - ответил солдат и опять сплюнул передо мной.
Я уже овладел своими расшалившимися нервишками и предупредил:
- Еще раз такое повториться - накажу!
Сопливый дед был не прав и даже очень неправ… Но я сдержался и продолжил читать свои нотации личному составу.
… Потому что строевой Устав запрещает нарушать дисциплину строя такими вот плевками и прочими пакостями. Когда подразделение находится в одном едином строю, то всем военнослужащим нужно соблюдать дисциплину, уважать себя, стоящих рядом товарищей и своих командиров. Так… Рядовой Полуничев, выйти из строя!
Это я, развернувшись у левого фланга вовремя заметил шумные приготовления бойца к очередной издевке и вывел его из строя.
- Полуничев, пробегись-ка до поворота дороги, громко там высморкайся и вернись обратно. Вперед!
В полной тишине я терпеливо ждал, пока сопливый боец не "умчится" в темноту… И пока он не вернется обратно.
- Товарищ старшнант! Ваше приказание выполнено! - доложил прибежавший обратно Полуничев и демонстративно зашмыгал переполненным "добром" носом.
Я тут же указал ему на недостатки:
- Не надо мне врать, что ты выполнил приказание. Просто пробежался туда-сюда, а сморкаться ты даже и не думал. Повторить!
Через пару минут я с улыбкой, а группа со смехом слушали, как в сотне метров от нас надрывается Полуничев. Я даже похвалил дембеля, когда он вернулся и доложил о выполнении приказа.
- Молодец! Можешь встать в строй. Меняешься в лучшую сторону прямо на глазах!.
Полуничев развернулся на своём месте в строю и с вызовом проворчал:
- Не любите вы дембелей, товарищ старший лейтенант.
Я опять отправился прохаживаться вдоль строя и вдалбливать в неразумные головы прописные истины армейского бытия.
- Типун тебе на язык, Полун! Вы тут не девушки, чтобы вас любить или не любить. Здесь в строю стоят солдаты Российской армии. А с вами нужно обращаться строго и только лишь по Уставу. Потому что другие отношения с вами чреваты тяжелыми последствиями именно для командиров. Еще мой первый командир батальона подполковник Махаринский рассказывал нам такую байку.
Мои руки слегка подались вперед и ладони сжали в воздухе что-то мягкое, медленно притягивая к себе.
- Возьми солдата за уши, закрой глаза и поцелуй его прямо в лоб. Затем открой свои верные очи и посмотри, что же ты поцеловал. И увидишь ты там большую солдатскую задницу! Объясню суть этой притчи коротко и понятно: "Куда солдата ни целуй, а везде у него жопа!". Странная конечно анатомия получается, но в жизни эта формула очень даже… хэк… верная.
Увлекшись житейскими афоризмами, я слишком поздно заметил изготовившегося к своему коронному трюку Полуничева. Ситуация оказалась почти безвыходной. Я был слишком близко от него, когда он резко и сильно харкнул. Моя правая нога уже выносилась вперед и неминуемо ботинок должен был поймать его смачный плевок. Но восемь с половиной лет армейской службы прошли недаром и инстинкты сработали как нужно. Правый ботинок приостановил свое движение вперед, пропуская солдатские сопли и слюни, затем плавно повернул вправо, потом уже влево, стремительно набрал скорость и носком вонзился во что-то хрупкое и ценное… А краткое "Хэк!" лишь сопроводило мой удар.
Как у заправского танцора, мой корпус принял прежнее положение, поднятые в невольном взмахе руки вернулись на свое место, а нога продолжила движение дальше и подошва… То есть наступила туда, куда и было первоначально нужно. До правого фланга строя я прошествовал уверенно и медленно, так и не произнеся ни слова, потому что тишину ночи разорвали истошные вопли.
Развернувшись обратно и не дожидаясь воцарения безмолвия, я повысил голос:
- Ну что это такое? То плюешься, то кричишь, а теперь уже на коленях ползаешь! В чем дело, Полуничев?
Стоявшие рядом дедушки попытались было поднять его под локти, но любитель плевков предпочел пребывать в скрюченном состоянии, держась обеими руками за свое мужское достояние. Крики уже прекратились, однако громкие подвывания и всхлипывания все еще продолжали нарушать полуночный покой.
Честно говоря, мне даже стало жаль Полуничева, но все произошло очень уж быстро и моментально… Тут уже ничего не оставалось иного, и мое тело автоматически отреагировало на хамскую выходку оборзевшего дембеля. Ну а после всего случившегося, мне следовало, не выказывая никакого сострадания и сожаления, поставить пострадавшего на свое место в шеренге и продолжить занятие.
Остановившись в двух метрах от стонущего бойца и прямо-таки чувствуя на себе взгляды не только своих подчиненных, но и наряда по палаточному городку, я старательно поднял брови и изобразил величайшее удивление и досаду.
- Что такое, Полуничев? Решил отхаркаться уже через другое место? А я же тебя предупреждал, что плеваться в строю - очень нехорошо… Можешь попортить свое здоровье… Встать! Руки по швам!
Команды были произнесены четким и не терпящим возражения тоном. Дембель поднялся с колен, затем выпрямился и встал в строй, вытирая на ходу рукавом мокрое лицо.
- Ой, ты даже плачешь, Полуничев? У тебя все нормально? Больше не хочешь разбрасывать свои сопли, слюни и слезы? Я сказал "руки по швам".
Услышав ответ, что у него все в порядке, я продолжил свою воспитательную беседу.
- Итак, на чем мы остановились? Ах, да… На старой армейской пословице "куда солдата ни целуй, а везде у него жопа!". Разберем этот вопрос на конкретном, отдельно взятом примере. Рядовой Полуничев!
На моё обращение солдат не отреагировал должным образом… И не издал ни звука.
Тут я укоризненно посмотрел на упрямо молчащего бойца:
- Полуничев, я что-то не слышу вашего душераздирающего крика "Я-а!". Или вы голос потеряли? Только что орали, как недорезанный, а сейчас молчите, как рыба… Рядовой Полуничев!
Еле произнесенный писк "я" меня совершенно не устроил и только на третье мое обращение солдат издал оглушительное "Я-а-а…", разнесшееся далеко по округе.
Под смешки дневальных и негромкое гоготанье своих, "якобы подчиненных" я довольно улыбнулся и похвалил старательного бойца:
- Молодец, Полуничев! Ставлю тебе "пять", подойдешь завтра с дневником… Разъясни-ка мне отличный солдат Полуничев… Я опять не слышу.
Послышался уже привычный вопль "Я-а-а", отозвавшийся громким хохотом остальных дембелей. Мысленно я констатировал, что дело хоть чуть-чуть, но все-таки сдвинулось с мертвой точки и мои солдаты стали относится ко мне немного получше, нежели ранее. Но это пока было слабым утешением и следовало работать дальше.
- Какой образцовый солдат! Почти сразу понял, что военнослужащий, услышав свою фамилию, должен принять строевую стойку и громко и четко ответить "Я". Начнем все сначала… Итак, объясни-ка мне, доблестный боец Полуничев.
В этот миг я замолчал и сразу же дождался душераздирающего.
- Я-а-а!!!
Я слегка поморщился от дикого крика, но продолжил свою размеренную речь.
… кто командовал первой ротой до капитана Пуданова и майора Абрамова?
Полуничев помялся, но все-таки ответил правильно:
- Капитан Баталов.
- Молодец, рядовой Полуничев! Не слышу.
И опять в ночь вознесся оглушительный вопль.
- Я-а-а.
Такое рвение к армейской службе необходимо было обязательно поощрить, что я и сделал незамедлительно, после чего опять приступил к опросу почти исправившегося нарушителя воинской дисциплины.
- Отлично! А кто же командовал первой группой в роте капитана Баталова?
Бойчила вспомнил мгновенно:
- Лейтенант Зарипов.
И опять мне следовало похвалить солдата за его смекалку и сообразительность.
Молодец, Полуничев!.
Я вновь замолчал, уступая очередь сознательному разведчику, который не заставил себя долго ждать.
- Я-а-а.
Через минуту дедушки и дневальные перестали смеяться и опять стало тихо.
Мой голос был серьезен и строг:
… а лично вы все время служили в первой группе первой роты? Я не слышу ответа, Полуничев!
Солдат последнего периода службы никак не мог вспомнить события десятимесячной давности, но свой непременный клич он всё же издал.
А мне пришлось повысить голос, поскольку ответ так и не прозвучал.
- Молчите? А я вам напомню, что вы попали в разведгруппу спецназа лишь в конце февраля этого года… А теперь, Полуничев, постарайтесь вспомнить, кем же вы были до того момента, когда вас взяли в боевое подразделение.
Тут Полуничев робко, но кое-что припомнил:
- Я работал в столовой.
И всё-таки нужно соблюдать правила игры, а то он и так пропустил уже свое второе сольное выступление.
- Ну что, Полуничев… А память-то ваша проясняется… Но я чего-то не слышу.
Военная ария прозвучала почти мгновенно.
- Я-а-а!
Хоть солдатское соло и прозвучало в сопровождении хора ржащих дембелей, мой слух тем не менее уловил какие-то посторонние звуки. Я оглянулся на подкравшегося сбоку к строю прапорщика Мерхулова, показал двумя пальцами быстро шагающие ноги и энергичным жестом указал ему дальнейшее направление. мой заместитель прочавкал позади бойцов и вновь растаял в ночи. Я опять повернулся к Полуничеву.
- Уже лучше… Если вы позволите, то я уточню ваше прежнее место службы.
Я не являлся любителем выяснений отношений между людьми, но в данном случае было крайне необходимо точно назвать все вещи своими же именами. Мои легкие уже наполнились хорошей порцией морозного воздуха, но мне помешали.
- Я был кочегаром. - Быстро проговорил дедушка, не дожидаясь моей подсказки.
Я картинно развел руками и продолжил играть свою главную роль в этом военном спектакле.
- Вот и пропал склероз! Правильно! Рядовой Полуничев тогда.
- Я-а-а.
… являлся кочегаром на полевой кухне. То есть подливал постоянно солярку, когда повара готовили солдатскую пизчу. И ходил тогда солдатик Полуничев в промасленном и зачуханном обмундировании, а "ликом он был черен и ужасен"… Это я классика цитирую… И ни на что он не был пригоден в нашей российской армии.
Тут меня перебили.
- Это было давно… И по молодости, - приосанился Дембель. - а сейчас я уже другой.
Не обращая внимания на его реплику, я продолжил свой монолог:
- И вот хотелось бы спросить вас сейчас, рядовой Полуничев… Не слышу.
- Я-а-а!- изо всей мочи гаркнул солдат.
Я удовлетворенно кивнул на ходу и вновь поинтересовался у него:
- Хотелось бы полюбопытствовать… Так кто же вас, черномазого и замызганного кочегара полевой солдатской кухни, взял в боевую разведгруппу специального назначения и лично вручил в ваши закопченные руки настоящее… То есть боевое оружие?
У дедушки почему-то сел голос и он произнес еле слышно:
- Вы.
В этот момент я уже стоял прямо перед ним и с трудно скрываемой яростью цедил сквозь зубы:
- Я не расслышал… Да и твои товарищи хотят узнать тебя получше… Кто тебя взял в группу?
Стало тихо и я в упор смотрел на бывшего истопника.
- Вы-ы… Лейтенант Зарипов, - громко и с вызовом произнес он.
- Правильно! - отчетливо и ещё громче подтвердил я.
Наступал так называемый момент истины и сейчас нужно было без сожалений и раздумий расставить все истинные ценности армейского бытия на свои настоящие места, доказывая и показывая Полуничеву и всем остальным дембелькам, кто они такие есть на самом деле.
Я спокойно набрал воздуха в грудь и приступил к самому главному:
- Ты мне тогда клялся, что будешь землю грызть, но выполнишь любой ценой каждое мое приказание… Я взял тебя в свою группу и надеялся на то, что из тебя получится нормальный разведчик. А ты тут передо мной теперь харкаешься, как облезлый верблюд!? И скажи мне, положа честно руку на сердце… Кто ты после всего этого такой?
Полуничев подумал немного и без видимого смущения с апломбом заявил:
- А сейчас я - дембель спецназа!
Я лишь усмехнулся такому новому званию.
- Это ТЫ так думаешь… А на самом-то деле ты как был постоянно грязным чмырем-кочегаром, так ты им и остался… Конечно у тебя сейчас камуфляж чистый и личико незакопченное, но в душе и по своей сущности ты остался чма-ту-рой!… Понял меня?
Полуничев обиженно зашмыгал носом и возразил:
- Я не был чмырем.
В ответ ему сначала последовал пренебрежительный взмах моей руки.
- Это ты у себя дома будешь рассказывать… Если бы я не взял тебя тогда к себе, то ты до сих пор так и топил бы свою кухню… Но мне были нужны люди… А теперь закрой рот и больше не вякай… Ты даже не был хотя бы на одном боевом задании. Правильно, что не брали… Кому ты такой нужен… Вот Шатульский, он сейчас в АГС-чиках, так он со мной ходил на реальные засады и поиски, хотя и был молодым. Нормальных пацанов видно всегда, и по дембелю, и по фазанке, и по зеленой духанке… Ясно? Так что не надо мне рассказывать сказки, что под увольнение каждый солдат становится заслуженным дедушкой.
На этом месте теоретическую тире нравоучительную часть ночного занятия можно было закончить и вновь приступить к ее чисто практической фазе.
- Надеюсь, что все вы меня поняли… Будем убирать мусор и ломать нары в палатке? Молчите? Ну тогда с Богом! Бегом марш.
Строй нехотя тронулся с места и медленной трусцой "умчался" вдаль по дороге. Я оставался на своем месте минут пять, размышляя и анализируя.
Нет… И Полуничев не подходил на роль главаря банды. Какой-то поддержкой он все-таки пользовался среди пришлых товарищей, но скорее всего в качестве всезнающего местного аборигена… И тем не менее он занимал одну из срединных ступенек на не очень-то длинной лестнице суровой солдатской иерархии. Скорее всего, в группе было несколько авторитетов, вокруг которых и кучковался остальной контингент дембелей.
Была половина первого ночи. Я поднял меховой воротник и стал дожидаться возвращения строптивцев. У шлагбаума они теперь не задержались и мимо меня в обратном направлении"просвистели" все с той же скоростью и с прежней дробно-шлёпающей рысью. Никакие угрызения совести меня теперь не мучили, поскольку мое дело было правым… И теперь можно заниматься сколько моей душе угодно… Что я и делал… Под неустанным контролем командира группы прапорщик Мерхулов месил грязь исключительно на обочине и к утру должен был либо протоптать хорошую тропинку, либо же набить кровоточащие мозоли уже и на второй ножке, чтобы затем с честными глазами требовать скорейшей отправки в военный госпиталь, непременно Ростовский… Поближе к своему дому… Ну а старенький личный состав проявлял завидное упорство и стойкость в своем нежелании наводить порядок в палатке, вследствие чего продолжал стирать свои подошвы.
Когда они через тридцать минут в очередной раз пробегали мимо меня, я не стал их останавливать, как делал это ранее с педантичным постоянством, чтобы задать в очередной раз свой вопрос. Я решил не отрывать их от полюбившегося им темпа и потому спросил дедушек на ходу.
- Будем наводить порядок?… Нет? Ну и хрен с вами… Бегайте до опупения.
Чтобы их поддразнить и показать свою готовность находиться здесь хоть до самого утра, я даже приказал дневальному по нашей роте принести мне мягкий стул. Спустя несколько минут мое поручение было выполнено… И оказывается даже на самой войне под непрерывные разрывы артиллерийских снарядов… Где-то далеко в горах… Можно ощущать себя в комфорте и блаженной неге.
- "Эх… Всё-таки жалко, что не привез сюда баночку растворимого кофе! А то сидел бы я сейчас с дымящейся кружечкой! Дедушки кипятком бы изошлись… "
Но чего нет - именно того-то и нет… Поэтому для наглядной демонстрации своего комфортного состояния мне приходилось использовать подручные… То есть… Под… Ну, словом, другие средства, чтобы давить на заскорузлую дембельскую психику. напоказ поигрывая карманным фонариком, то включая, то выключая его, я дал понять упрямым старичкам, что это именно я сижу, развалившись на стульчике, и времени у меня - хоть отбавляй. Заслышав из угрюмо семенящего в ногу строя возмущенные стоны, я лишь довольно улыбнулся.
Но праздновать победу было еще слишком рано, а противник у меня оказался достойным и умным. Дембеля знали всю жизнь нашего батальона со всеми её нюансами и предприняли попытку закончить наше занятие спортом в ночное время при помощи уже внешнего вмешательства.
Когда до финиша оставалось метров сто, а до меня - всего двадцать, сзади послышалось клацанье автоматного затвора.
- Стой, кто идет? Стрелять буду! - скороговоркой прокричал дневальный на входе в роту минирования и тут же выпустил в небо короткую автоматную очередь.
Моя группа с поразительной реакцией на первый же окрик моментально остановилась, сразу же присела на корточки и стала выжидать. Конечно можно было прямо сейчас скомандовать ей бежать дальше, но это явилось бы слишком простым шагом. Мне следовало показать всем, что сложившаяся ситуация находится под моим полным контролем! Который всецело сосредоточен только лишь в моих руках и я не потерплю чьего-то вмешательства со стороны. А они - упрямые до старческого маразма деды, будут бегать по грязной дороге ровно до тех пор, пока лично я не приму решение закончить занятие.
- Ты чегой-то стрелял? - спросил я, подходя к дневальному и освещая его лицо.
- Так ведь бежит по дороге неизвестно кто… Не откликаются… Вот и выстрелил, - ответил минер, зажмуривая глаза от яркого света.
- Они бегают уже третий час. Ты этого что, не слышал?- вкрадчиво полюбопытствовал я.
- Нет, - отрицательно закачал шлемом боец. - Я только что заступил.
- Ну вызывай тогда своего дежурного по роте, а он пусть докладывает причину стрельбы дежурному по части. А ты оказывается здесь?! Звони!.
Пока сержант накручивал рукоятку полевого телефона и рапортовал о происшествии, я вернулся на дорогу и вновь отправил дембелей в путь-дорожку. Остальное им могло показаться до ужаса неинтересным.
Через пять минут появился дежурный по части майор Витя Олемской.
Он выслушал дежурного по роте минирования, после чего подошел ко мне.
- Алик! Ну, что у тебя тут такое?
- Провожу спортивно-массовую работу…, - доложил я. - Наши доблестные дембеля не хотят наводить порядок в своей же палатке… Вот и бегают. Набираются ума-разума.
- Понятно. А почему ночью?- рассмеялся майор.
- Ну а когда же еще?- резонно спросил я. - Днем нужно быть на занятиях или на работах, или к наряду готовиться. А сейчас в самый раз!
- Ну как знаешь. Только смотри, завтра утром я должен доложить комбату о причинах стрельбы, - предупредил он.
- А я это занятие провожу с двадцати двух часов. Все наряды по ротам видели. И дежурный по этой миньетной роте тоже был в курсе. Но ни хрена не проинструктировал своего дневального перед заступлением на пост. Хотя был обязан это сделать и ввести подчиненного в окружающую обстановку. Вот тот и пальнул с перепугу, а может и специально, чтобы прибежал дежурный по части и прекратил мое занятие. Могло же такое быть? А?
- Это скорее всего, - закивал головой Олемской. - А ты еще долго здесь будешь заниматься?
Мой ответ просто обязан был прозвучать весьма однозначно.
- Пока не согласятся навести порядок в палатке.
Эту фразу я сказал очень громко, чтобы смогли услышать дневальные по ротам, которые непременно передадут мой настрой горе-спортсменам.
- Ну, ладно! Счастливо оставаться! - сказал мне на прощанье Олемской. - Дежурный! Где этот минер с повязкой? Ага… Пошли со мной! Я тебя сейчас сам буду инструктировать, как правильно нести службу по своей роте и не отрывать попусту дежурного по части от его обязанностей.
Я лишь усмехнулся от этих слов.
"Кто научил - тот и получил… Понятное дело, что без санкции дежурного дневальный не стал бы палить в воздух только лишь из жалости к дедушкам другой роты… Сейчас ему Витя покажет, как отвлекать его от пули или префа… Хотя он - человек добросовестный и в наряде этим вроде бы не балуется… А мои-то тоже хороши! Уболтали ведь минеров, а не наших… Аморальнейшие так сказать личности…"
После этого инцидента с "внезапно" открытой стрельбой я "слегка обиделся " на коварных старослужащих и потому перестал даже спрашивать пробегающих мимо меня подчиненных. Не давая им даже чуть-чуть передохнуть у дальнего шлагбаума. Теперь мне нужно было прекратить какое либо общение с ними, а тем паче регулярное озвучивание одного и того же насущного вопроса, что бы у них отсутствовал даже малейший повод опять потешить свое уязвлённое дембельское самолюбие… Мол, нас тут гребут по-страшному, но мы от этого только лишь крепчаем.
Мне также следовало полностью их игнорировать с той целью, что бы они какое-то время побыли в информационной изоляции и тем самым"поварились" всем коллективом в собственном соку да ещё и в одном котле… Под свое же дружное и размеренное топанье обладатели наколок "ДМБ-95" может быть придут сообща к единому мнению, что упёртый командир группы уже махнул на них рукой, то есть наплевал, как на свой отдых, так и на их сладкий ночной сон… И будут теперь они бегать не то что до рассвета, а аж до самого завтрака, а то и до развода… И при том на виду у всех подразделений и тем более на глазах у остального дембельського состава нашего батальона… Засмеют ведь!.
Ведь когда-то я и сам был в такой же шкуре, а потому мог хотя бы приблизительно спрогнозировать ход "старческих" мыслей и немного смоделировать дальнейшие действия "лично моего" состава. Но прошедшие годы все-таки наложили определённый и очень жесткий отпечаток как на самих людей, так и на их взаимоотношения между собой… Ведь в Советской Армии открытое неподчинение целого подразделения своему командиру встречалось крайне редко, а в настоящее время такие факты меня уже не удивляли. Но одно дело, когда такие инциденты происходят где-то в стороне, а совершенно другое- когда твои же подчинённые"забивают откровенный болт" именно на тебя. И в этом самом случае такое вопиющее безобразие нужно выкорчевывать вместе со всеми корнями, корешками, отростками и прочими ответвлениями. Чтобы эта губительная зараза не распространялась далее по чьим-то душам да умам, а также целым отдельным группам или ротам… Поэтому я старательно контролировал передвижение обуревших дедов на всем протяжении их маршрута.
На короткое время пропал куда-то прапорщик Мерхулов, но вскоре, после моих настойчивых поисков, появился вновь, объяснив свое отсутствие нуждой до большого ветру. Я направил его в дальнейшее странствование по дорожной обочине, после чего вздохнул с некоторой досадой. Ведь этому "якобы военному" по своим должности да обязанностям следовало быть моим наипервейшим помощником… Однако он предпочел пойти на поводу у бойцов и открыто перейти в стан бунтовщиков… Раньше мне никак не доводилось перевоспитывать прапоров, но ведь когда-нибудь это пришлось бы делать.
То, что мои подчиненные должны были беспрекословно и в срок исполнять приказания своего командира группы, являлось непреложной и бесспорной уставной истиной. Это все и так было понятно.
Но своими принципиальными отказами выполнять приказы командира группы эти старослужащие могли подать крайне дурной пример как среднему призыву, только-только начинающему матереть и потому губкой впитывающему в себя все отрицательные качества своих опытных "учителей", так и молодым солдатам, которые вот-вот должны были прибыть в нашу роту. Взрослеющие "фазаны" и непосредственно "зеленые бойцы", перед которыми дедушки будут демонстративно игнорировать нас - командиров, потеряют всякую веру в авторитет своих же начальников. По примеру охамевших дедов они в дальнейшем могут попытаться оспаривать те или иные распоряжения или действия офицеров, что было крайне недопустимо на войне. Такое отношение могло бы обязательно и неминуемо привести к гибели либо командиров, либо их подчиненных.
Именно поэтому данную дембельскую крамолу нужно было сейчас же выжигать каленым железом.
Холод становился ощутимее: у меня застыли не только ступни в отсыревшей обуви, но и замерзшие руки, которые так и просились в теплые карманы, а уши с щеками вообще не желали расставаться с меховым воротником… Но у них имелась строгая очередь на блага цивилизации, а потому фонарик исправно освещал разгоряченные фигуры солдат вместе с ковыляющим прапором, а лицо в данные мгновения практически ни одной своей стороной не прислонялось к манящей овчинке. Всё-таки служебный долг обязывал меня демонстрировать всяческое пренебрежение к пониженным температурам.
Вокруг все было спокойно, если не считать дежурных очередей на дальних блок-постах Грозного. Я все сидел на стуле, периодически освещая лучом света трусящих мимо старичков. Раз им было наплевать на мои приказания, то и мне тем более на их желание поспать после караула.
В таких раздумьях и поеживаниях прошел томительно долгий час… А в три часа я опять промолчал и не задал тот самый вопрос впавшим в флегматично-меланхолический транс "призракам" чеченской ночи.
В десять минут четвертого из пробегающего мимо строя донесся тонкий просящий голосок:
- Товарищ старший лейтенант, остановите нас пожалуйста!
Я медленно встал, скомандовал "стой" и подошел к бегунам.
- Что такое?
Все тот же тенорок попросил уже другое:
- Товарищ старший лейтенант! А дайте нам,пожалуйста, еще пять минут на уборку палатки!
Как ни в чем не бывало, я спокойно посмотрел на светящиеся стрелки:
- Ну хорошо! Даю вам еще пять минут, чтобы разломать эти нары и навести порядок в помещении. Вперед! Время пошло!
Наверное за эти несколько часов бега трусцой дембеля так возненавидели, ну естественно, эти треклятые нары и мусор, что после моей команды пикирующими орлами понеслись к палатке лишь бы в пух и прах разнести источник своих неприятностей. Основная масса бросилась через дворик ко входу, трое дедов голыми руками вырвали из-под земли брезентовый полог и нырнули под него, а один старичок даже умудрился проскользнуть вовнутрь через наглухо замурованный запасной выход.
Да… Такого рвения бойцов я еще не видел никогда и от сильнейшего удивления мои глаза едва-едва не выпучились, словно у глубоководной рыбины, злодейски поднятой рыбаками на поверхность океана.
"Вот это да! Их бы в Буденновск летом! Голыми руками разорвали бы басаевскую орду… Ай да Альберт Маратович…"
Я стоял снаружи и с большой тревогой наблюдал за ходившей ходуном палаткой. Казалось еще немного и деревянные колы разлетятся в щепки и от военно-полевого жилища останется только куча копошащегося брезента. Изнутри доносились яростные крики солдат, треск ломаемых досок, противный скрежет выдираемых гвоздей, грохот и стук.
Подойдя ко входу в палатку, я просто был вынужден остановиться. Наружу со свистом вылетали деревянные ящики, подставки, чурбаки и огромные доски. Со звонким скрежетом проносились пустые цинки из-под патронов и гранат. Самую большую опасность представляли полутораметровые бревна, когда-то поддерживающие верхний ярус полатей, а в данную минуту вылетавшие пушинками из раскрытого входного проема.
- Осталась минут-та! - громко прокричал я.
После моего напоминания мимо меня стали мелькать старые бушлаты и рваные горки, пыльные матрацы и подушки, рюкзаки десантника и пехотные вещмешки, серые простыни и черные наволочки, драные камуфляжи и свитера.
Я конечно поражался такому обилию уже ненужного хлама и мусора, копившемуся долгие месяцы внутри палатки, но еще и контролировал течение отведенного на уборку времени. Можно было бы добавить развоевавшимся дедам дополнительно несколько минут, однако не сегодня и не сейчас.
- Так, время истекло! Я иду проверять!
Внутри палатки густая и совершенно непрозрачная пыль стояла не то что столбом, а настоящей дымовой завесой. Где-то сверху слабо просвечивалась сиротливая лампочка, которая лишь обозначала себя, но совершенно не освещала помещение. В сером тумане смутно угадывались силуэты стоящих бойцов.
- "Прямо как ежики в тумане", - подумал я, но вслух ничего не стал говорить,чтобы не обижать разбушевавшихся старичков.
- Ведь можете, если захотите, - одобрительно сказал я.
Злополучные нары отсутствовали совершенно и абсолютно. Как оказалось, на ровном полу не было никакого напоминания о прежней свалке военного барахла и по его поверхности даже прошелся веник. На правой стороне почти аккуратно были расстелены солдатские постели. В общем-то порядок.
- Молодцы! Откройте окна… Полейте пол водой, чтобы пыли меньше было и снаружи мусор отбросьте подальше. А так все нормально. Для вас завтра подъем на час позже, в семь ноль-ноль. На зарядку вы не идете.
Мои последние слова повергли кого-то в ужас и издалека послышался отчаянный возглас:
- Какая зарядка? У нас ее никогда не было!
Я уже вышел на свежий воздух и крикнул в открытый проем входа:
- Все это в безвозвратном прошлом. А теперь у вас каждое утро будет обычная физическая зарядка. Спокойной ночи!… И проветрить палатку не забудьте.
Вот теперь-то и можно было отправиться отдыхать.