— Краснов! Почему вовремя группу не разбудили? Уже полдесятого, а фишка должна была в 9-00 всех поднять!
Я окончательно проснулся от голоса командира группы, который распекал дежурившего на броне маленького механика. Тот вскочил в полный рост и наподобии дневального по роте прокричал:
— Группа подъем!
Через несколько минут после дополнительных окриков командира спящие солдаты зашевелились и стали подниматься.
— В одиннадцать часов снимаемся и переезжаем на другую базу. Сейчас всем завтракать и готовиться к отъезду.
Я услыхал приказания Олега Кириченко и медленно вылез из спальника:
— На вчерашний блокпост поедем?
— Нет, нужно прибыть после обеда на другой конец города. Сейчас по карте посмотрим.
Олег уже собрался и мы с лейтенантом стали быстро сворачивать свои спальные мешки и одеваться.
Через десять минут мы пили горячий чай, заедая холодной кашей и сухарями.
— А в Буденновске вас как кормили? — спросил меня командир группы.
— Да так себе. Мы на довольствии в летно-технической столовой стояли, а технарей сейчас кормят гораздо хуже. Только один раз начпрод расщедрился и презентовал нам палку колбасы, сыр и что-то еще.
— Ого, наверное вы отбили у Басаева его бабушку? — со смехом спрашивает Цветков.
В ответ я лишь досадливо покривился:
— Да нет… Я ему дал три патрона выстрелить из своего винтореза".
— Неравноценный получился бартер. Он потом еще орден получит и в наградном листе будет написано, что начальник продовольственной службы в бою сумел раздобыть снайперскую винтовку и тремя выстрелами уничтожил пятнадцать боевиков. А самому Шамилю удалось ускользнуть только из-за того, что у начпрода закончились боеприпасы…
От шутливых предсказаний командира группы мы начали смеяться, а потом лейтенант спрашивает:
— А почему пятнадцать боевиков? Там же всего три патрона.
— Эх ты, молодой да зеленый! Ты еще не знаешь на что способен разъяренный начпрод! Он дождался, когда пять чеченцев встанут один за другим, ну как наши солдаты в очередь за кашей выстраиваются и только после этого он уложил их наповал. И так случилось три раза.
— А почему же он такой разъяренный?
— Ну как же!… Обидно, что чехи захватили какую-то больницу, а не его продсклад. Тогда можно было столько продуктов списать на боевиков, которые подчистую вывезли в свою голодную Чечню все продовольствие, включая армейский комбижир «Прима» и крупу-сечку.
Мы еще некоторое время смеемся, искренне жалея чеченцев, которые попытаются съесть наши военные «деликатесы». Затем Олег Кириченко спрашивает меня:
— А раньше до Буденновска ты с шамилем Басайкиным не сталкивался? Ну, там в Грозном или еще где?
Я немного помолчал, вспомнил старое и как-то нехотя проворчал:
— Да нет. В этом году в Чечне я с ним не встречался. Кажись, в 93-ем году мы находились рядом.
— А что же было тогда? — пытается вспомнить Руслан — Ну, в Москве парламент из танков расстреляли, может там?
— Да нет. В декабре 1993 года в Ростове-на-Дону трое или четверо, уже не помню точно даже, террористов захватили заложниками целый школьный класс вместе с учительницей. Посадили их в автобус и повезли на аэродром в Военвед. Там они потребовали предоставить им вертолет МИ-8 для того, чтобы они потом могли улететь в безопасное место. А за освобождение ростовских детей эти бандюки запросили аж 10 миллионов долларов, как положено мелкими купюрами. Поговаривали, что они не случайно выбрали тот класс… Там училсЯ то ли сын, то ли дочка какого-то начальника из ростовской администрации…
— Ну там, наверное, такой ажиотаж поднялся? — спрашивает Олег.
— Не то слово! Все папаши и мамаши орут и плачут. менты с гэбэшниками бегают, туда-сюда со своими радиостанциями, а сделать-то ни хрена не могут. У террористов автоматы Калашникова, гранаты и даже взрывчатка подготовлена, чтобы подорвать вертушку вместе со всеми пассажирами, если ее будут штурмовать. Периодически кто-то из бандитов высовывался наружу и выпускал короткую очередь, чтобы не забывали о том, кто хозяин положения. Им уже дали вертолет МИ-8, куда они сразу же переместились. Этот борт переехал на открытую площадку с тем рассчетом, чтобы поблизости не было ни самолетов, ни машин, ни других укрытий, из-за которых может внезапно выскочить штурмовая группа.
— А их что, действительно собирались атаковать? И кто же?
— В нашей бригаде в первый же день была сформирована офицерская группа, куда вошло свыше двадцати лейтенантов тире капитанов и всего четыре солдатика. Вооружившись автоматами, снайперками, гранатами и двумя пуле — метами Калашникова, один из которых был у меня, Одели броники, сели в «Уралы» и поехали освобождать ростовских мальчиков и девчонок…
— А как же учителка? — уточняет Олег.
— Ну и ее тоже. Правда мы не знали сколько ей лет и как она внешне выглядит. Нам сказали, что террористы захватили двадцать три или двадцать четыре школьника и требуют выкуп. Приехали мы на батайский военный аэродром, где уже были подготовлены две «восьмерки» и две «двадцатьчетверки». Мы забазировались в классе летной подготовки и стали ждать в пятиминутной готовности. Когда же нам дадут три зеленых свистка и прокричат команду "Фас… ", — я медленно встал и сладко потянулся.
— И вы бы тогда порвали террористов на британский флаг?
Я свысока посмотрел на любопытного юношу-офицера и так важно промолвил:
— А то как же. Мы там проторчали три или четыре дня. Сухпай взяли всего на сутки, кормили нас плохо. И мы были голодные и злые. Приказа штурмовать вертушку с детьми и бандитами не поступало и все ждали когда в Москве соберут десять лимонов зелени. Наконец-то нашли богатых банкиров и, кажется, «Инкомбанк» выделил денежки. А к этому времени бандюки уже отпустили несколько детишек, в МИ-8 сел экипаж и они все улетели в аэропорт КавМинвод. Пока не было денег, террористы сильно нервничали и угрожали взорвать то химзавод в Невинномысске, то Минераловодский аэропорт. Мол, у них везде есть сообщники, которые только и ждут как бы чего-нибудь подорвать. Хотя по данным нашей разведки выяснилось, что на территории Чечни их действительно ждали подельники. Вот тут-то мы и поняли, зачем нас вооружили и заставили проторчать на зимнем аэродроме. Планировалось отдать деньги в обмен на детей, после чего чеченцы вместе с баксами на российском вертолете улетают на все четыре стороны. Их борт сразу же засекают наши радиолокационные станции и им вдогонку отправляют наши «восьмерки» и «двадцатьчетверки». Мы нагоняем врагов и далее следуем сверху сзади, чтобы нас не обнаружили. Когда захваченный вертолет высаживает террористов в указанной ими точке приземления и улетает домой, тут же подлетают наши борта, высаживают офицерскую группу двадцать второй бригады, которая начинает преследовать и уничтожать коварных террористов. Потом мы собираем мешки с долларами и победителями возвращаемся в Ростов-Дон. Там мы по описи сдаем деньги кассирам и едем по домам.
— Да-а интересное было задание! Я бы тоже с вами слетал, — задумчиво говорит лейтенант.
Да ничего хорошего из этого не вышло. Задумали хорошо, а получилось, как обычно, через одно место. В Минводах ближе к вечеру бандитам привезли деньги и они отпустили школьников и учительницу. Когда их вертушка взлетела, то в открытую дверь один из них выбросил распечатанную пачку долларов, которые как дождь посыпались на стоявших внизу людей. Вот тут-то и началось… Местные жители гонялись за этими бумажками, как сумасшедшие…
— А что же им еще делать, если с неба халявные денежки сами к ним летят…. — засмеялись они вдвоем.
— То ли террористы расщедрились, то ли сделали так, чтобы их потом по номерам банкнот не вычислили, но факт есть факт. А нам в батайске уже передали по радио, что вертушка с бандитами уже вылетела из Минвод и нам нужно быть наготове. Но через несколько минут с экранов радиолокаторов внезапно исчезла отметка обозначающая МИ-8 с бандюками и целых два часа никто не знал куда же они полетели. Наше начальство уже знало, что среди террористов есть один бывший летчик или штурман, который умеет читать летную карту и ориентироваться по ней на местности. А он, видно, еще знал тактику действий подразделения противовоздушной обороны, которые могут засечь и отслеживать полет воздушных целей. Скорее всего, следуя его указаниям, «восьмерка» снизилась на предельно малую высоту и, используя рельефные складки местности, пошла по нужному чехам маршруту…
— И что же потом было?
— Вот просидели мы в боевой готовности целых два часа вообще без какой-либо информации об улетевшем вертолете… Никто из начальства абсолютно ничего не знает… А потом, как-то сразу и вдруг на всех телеканалах стали появляться сообщения о том, что МИ-восьмой пролетел от КавМинВод до дагестанского города Хасавюрт и высадил бандитов вместе с деньгами на пустыре на окраине города, после чего улетел на близлежащий военный аэродром. Естесственно, наша доблестная милиция сразу же перекрыла все пути-выходы и стала проводить облаву на чеченцев, но более всего на американские дензнаки. И это в двенадцатом часу ночи…. а утром уже показали задержанных негодяев-преступников и даже два-три миллиона долларов. Куда делись остальные деньги никто не знал.
— Я это помню. Тогда демонстрировали полуоткрытые мешки, а там внутри лежат толстые пачки дал-ларов… А что, разве их не взяли? — спрашивает Олег и начинает не торопясь экипироваться.
Я продолжаю сидеть на спальнике и тоже подтягиваю к себе свой нагрудник с магазинами и гранатами:
— Да это все липа и показуха… Ну сам посуди, вертолет два часа летел над Чечней, которая тогда вообще никем не контролировалась. Они могли спокойно сесть в любом месте, где их уже поджидали вооруженные сообщники. Чехи без суеты покидают Ми-восьмой, садятся в машины и едут в безопасное место. Даже если их никто не ждет, то они не спеша уходят на пять-десять километров в сторону, где закапывают оружие и деньги, а после чего отсиживаются где-нибудь до лучших времен. Или же просто делят добычу на всех и каждый со своей долей направляется по отдельному маршруту. Но это уже мелочи и детали. Когда террористы покидали вертолет, то они забрали у единственного летчика шлемофон с наушниками и микрофоном и испортили все средства связи. Так что вертолетчик смог сообщить о месте высадки только после приземления на военном аэродроме. А это прибавляет еще час-два к тому времени, которое бандиты уже имеют. Да и спрашивается: зачем чеченцам лететь в какой-то Дагестан, да еще над территорией Чечни, где они чувствуют себя как дома?
— А что говорил этот летчик после освобождения?
— Ну, он добросовестно выдал журналистам видимо заранее подготовленную информацию о том, Что он высадил преступников с оружием и деньгами ночью на окраине города Хасавюрт, который к тому времени уже был оцеплен дагестанской милицией. Получалось, что менты уже сидели в кустах вокруг пустыря и только того и ждали, когда же вертушка высадит этих уголовников. один дотошный репортер по своей наивности поинтересовался тем, как же именно сработали наши спецслужбы при захвате террористов. А наш военный летчик воспитан по другому и врать не умеет, а потому немного помялся и в конце-концов выпалил фразу, что наши спецслужбы сработали очень четко и грамотно, как это им и положено. И после этого подполковник ВВС быстренько пошел по своим делам.
— А причем здесь тогда Басаев? Они же в масках были все? — спросил Олег.
— Вот именно, что лица у всех террористов были закрыты и никто их не видел. Подготовить и осуществить такую технически сложную операцию может не всякий, а только лишь опытный и уверенный в себе человек, каким и был Шамиль в тот период. Где-то через полгода в Минводах состоялся еще один терракт, который по почерку очень даже повторяет ростовский. Но во втором случае наши спецподразделения предприняли силовую акцию по освобождению заложников, в результате чего вертолет полностью сгорел, погибла часть заложников, террористов и самих нападавших. После разбирательства выяснилось, что преступниками оказались люди из окружения опять-таки Шамиля Басаева. А про этот ростовский случай по очень большому секрету один мой старый знакомый рассказал такое, что… хотя — стоп… чтой-то на меня говорун напал…
Поздновато спохватившись, я замолчал и принялся быстро экипироваться. Глядя на то, как яспоро надеваю просохшие носки и зашнуровываю длиннющими шнурками свои поношеные берцы, командир группы не выдержал и рассмеялся:
— Смотри, Руслан! Какой он стал сурьезный и важный… Вспомнил, что «болтун — находка для шпиена». Смотри, сколько их вокруг прячется и все хотят тебя подслушать…
Я не обращал внимания на его шуточки, одел на себя нагрудник, взял автомат и забросил свой спальник в открытое десантное отделение боевой машины.
К этому времени основная масса бойцов уже успела полностью собраться и теперь они при всем своем вооружении и снаряжении уже стояли гурьбой перед Бээмпэшками и ожидали построения. Но рыжей шевелюры минера нигде не было видно. Я вновь повернулся к офицерам.
— Слушай, что-то твоего Рыжика не видать?
— Он только временно мой. А вообще-то его прислали из роты минирования, — продолжал улыбаться Кириченко. — А вот мне рассказывали, что за войну в Абхазии Шамиля басаева наш Борис Николаевич даже Почетной грамотой наградил. Там так и написано: "Борцу за свободу и демократию товарищу Басаеву Шамилю, отчества не помню, от Президента России Ельцина Б. Н. ".
— Да ну, не может такого быть, — усомнился лейтенант.
Я усмехнулся и медленно протянул:
— Здесь, … на Кавказе… все невозможное становится возможным, а все тайное разносится очень далеко и при том быстро.
— Ничего… ты к этому скоро привыкнешь, — назидательным тоном сказал Кириченко и пошел вперед. — Краснов, посмотри, чтобы в боксе все было чисто… Группа, в одну шеренгу становись!
Маленький механик с недовольным выражением лица пошел прибираться за броней.
Солдаты убрали за собой почти весь мусор и лишь кое-где валялись обрывки бумажных упаковок от сахара и чая да недоеденная офицерами банка каши.
— Вы пока проверьте оружие и снаряжение, а я схожу попрощаться с местным командованием. Скажу им, что мы уезжаем…
Мы с лейтенантом подождали пока группа не вытянется в одну линию и затем вдвоем проверили всех бойцов. Лейтенант Цветков начал с правого фланга, а я — с левого. В середине строя мы встретились и затем отошли вперед на три-четыре метра.
Оружие, средства связи и наблюдения, снаряжение и другое носимое имущество группы следовало проверять каждый раз перед тем как покинуть место базирования подразделения или же по прибытию на новую базу. Сейчас все вооружение и имущество было в целости и сохранности.
Мы стояли перед строем и ждали появления Олега. Жарко светило солнце и хотелось уйти в тень, но нужно было терпеть…
Сзади послышались ехидные реплики бойцов, которые подкалывали стоящих на жаре разведчиков. Я знал, что это могут быть только наши же механы и башнеры, которые сейчас сидят на броне под крышей бокса.
Я тихо предупредил Руслана:
— Смотри, как оборзевших куканов нужно приводить к нормальному бою. Начнем с мазуты. Вся группа стоит на солнце, а они ее подкалывают… А сами в тенечке сидят… Это раздражает не только нас, но и других бойцов…
После особого приглашения в строй нехотя встали экипажи боевых машин. Я быстро осмотрел попарно стоявших механиков-водителей и наводчиков-операторов, на которых болтались только их штатные сиротские автоматы АКСу.
— А где ваши ботинки, ремни, головные уборы? Стоите в своих тапочках, как голодранцы на пляже! Вам две минуты времени, чтобы одеться по полной форме. Вперед!
Под короткие смешки разведчиков четверо полуодетых солдат вразвалочку пошли к своим машинам, чтобы также неторопясь окончательно одеться и обуться.
— Сейчас эти мартышки будут корчить рожи недовольные и так медленно —
— медленно выполнять приказания. Это они показывают, что им глубоко наплевать на мои приказы, на меня самого и на нашу армию в целом… А я сейчас должен им доказать, что могу не только наплевать на их пофи — гизм, но и хорошенько обгадить их отдых, свободное время и так далее… Доказывать нужно методично и спокойно… Заставляя их устранять все имеющиеся недостатки… Главное — терпение и выдержка…
Отведенные две минуты уже давным-давно истекли, когда экипажи опять встали в строй.
— Вы, наверное, хотите кросс на три километра пробежать? А что же вы с голым торсом стоите? Вперед! Еще одна минута!
На этот раз у механиков и наводчиков вроде бы было все одето, но так думали только они… Я осмотрел их и коротко сказал:
— А где ваши подсумки и остальные магазины? Минут-та! Время пошло!
Предчувствуя недоброе к себе отношение, которое в обозримом будущем может вылиться в занятие по физической и строевой подготовке, механики и наводчики быстрым шагом, почти бегом ринулись к своим боевым коням, чем вызвали хохот и улюлюканье боевой части разведгруппы.
Они почти уложились в отведенную им минуту, но стоя в строю, кто-то продолжал просовывать солдатский ремень в сумку для магазинов. От неловкого движения один рожок выпал на землю.
Я подождал, пока все встанет на свои места и после этого вздохнул:
— Не успели.
— Да мы механики-наводчики! никогда мы не строились! всегда на броне оставались…. на своих местах…. — хором стали выражать свое возмущение экипажи.
— Когда-то все бывает в первый раз, — философски изрек я и приказал. — разуть правую ногу!… Отставить!… группа становись!…
Я видел, что солдатики в торопях обували ботинки на босу ногу и уже собрался было выдрать их за отсутствие портянок или носков. Но на горизонте показался старший лейтенант Кириченко и я стал застраивать и выравнивать солдат.
Выждав пока командир не подойдет поближе, я скомандовал:
— Груп-па равняйсь! Смирно! Равнение нале-во!
Я четко повернулся к подходящему начальнику и строевым шагом пошел к нему навстречу. Остановившись в метре от него я громко доложил:
— Товарищ старший лейтенант! Вверенная вам разведгруппа построена для получения боевой задачи! Оружие и экипировка в наличии. Отсутствует минер Рыжаков.
Я сделал шаг в сторону, пропуская командира, после чего развернулся и, подобрав ногу, зашагал вслед. Через десяток шагов старший лейтенант Кириченко повернулся лицом к строю.
— Здравствуйте, товарищи разведчики!
— Здравия желаем, товарищ старший лейтенант! — послышался дружный ответ солдат.
"Вот, уже лучше, " — с чувством большого удовлетворения подумал я про хромающую слаженность подразделения, но услыхал команду Олега и тут же повторил ее:
— Вольно!
Откуда-то сзади к шеренге солдат подобрался, а затем и пристроился огненоголовый минер Рыжаков. Как ни в чем не бывало он высунул свое жало из-за спины здоровяка Савушкина и тут же уперся взглядом сначала в командира, а затем и в мои насмешливо-торжествующие очи.
Но командир группы уже довел до бойцов приказ на совершение марша и отдал команду «По местам».
Вскоре наша колонна уже выезжала из ворот бывшего танкового полка. Но повернули не налево к городу, а направо. Проехав по грунтовой дороге, вдоль бетонного забора автопарка, мы вскоре выехали к месту проведения ночной засады. Не спускаясь на землю я пояснил Олегу все обстоятельства случившегося, показав на местности расположение головного и тылового дозоров, ядра группы, место установки мины и предпологаемый маршрут передвижения боевиков. Казавшийся ночью высоким, вытянутый холмик днем возвышался всего лишь на метр, но густо покрывавшие его кусты даже в светлое время не позволяли просматривать располагавшуюся далее местность.
— Конечно, можно было бы подняться и догнать их, но они тоже могли услышать вас и влупить в упор из двух стволов так, что мало не покажется, — согласился со мной Кириченко, которому это было нужно на тот случай, если ему еще раз прикажут поставить здесь ночью засаду.
На месте подрыва МОНки, на асфальте, оказалось около десятка мелких выбоин и больше ничего, ни ямки ни хотя бы лунки. Зато прикрывавший меня пень разлетелся на множество мелких и средних обломков. Кроме всего этого больше ничего не напоминало о ночном взрыве.
— Чисто сработала, даже ямки нет! — сказал Кириченко, осматривая щербатую поверхность дороги.
— Это Минка-МОНка — пошутил я — А вот есть еще мина МОН-90, которая потяжелее и помощнее. Ее даже на ножке не установишь и на кронштейне не подвесишь. Она прикручивается к крышке ящика, в котором и переносится.
— От этой дуры тут в асфальте целая воронка образовалась бы-сказал подошедший к нашей броне лейтенант. — Этот ящик нужно специально в землю закапывать, чтобы одна только мина над землей торчала. Я такую в училище видел.
Развернувшись на этом перекрестке наши бронемашины направились к стоящему вдали от городских построек массивному двухэтажному зданию. Оно стояло в одном-двух километрах и через несколько минут мы остановились около глухого высокого забора, сложенного из красного кирпича, из-за которого доносились голоса нескольких мужчин.
Почему-то мы не торопились спешиваться и отправляться во внутрь двора, чтобы досмотреть все здание и его обитателей. Мой боевой запал сразу начал куда-то улетучиваться, после того как Кириченко в пути объяснил мне характер и предназначение этой усадьбы.
— ну, что пойдем посмотрим? — спросил лейтенант Цветков.
— Чего-то неохота, — сказал Олег и сплюнул в сторону. — Это лепрозорий…
— Психушка что ли? — поинтересовался кто-то из бойцов.
— Хуже. Здесь живут прокаженные, — недовольно сказал командир и затем приказал механику, — Краснов, отъедь-ка метров на сто.
Остановившись на дороге, командир группы стал в бинокль разглядывать горный склон и подступы к нему. Отсюда нам открывался хороший вид на полуразрушенный Грозный. Я не удержался и достал свой «Зоркий» фотоаппарат, чтобы несколько раз запечатлеть городскую панораму.
— Алик щелкни-ка меня на фоне города, — прокричал мне лейтенант, сбегая с дороги на покрытую цветами зеленую поляну.
Я как-то механически сфотографировал его и уже собрался было снять лейтенанта еще раз под другим ракурсом, как внезапно увидел четко просматривавшийся черный ореол вокруг фигуры лейтенанта. У меня что-то оборвалось внутри и руки опустили фотоаппарат.
— Руслан, пленка почти кончилась. Один кадр тебе хватит? — севшим голосом сказал я и отвернулся в сторону, чтобы прокашляться.
Такое видение несколько раз уже случалось со мной в начале этого года. Когда это происходило, то меня затем начинали мучить то угрызения совести от моего молчания, то тревожные сомнения в целесообразности того или иного шага. Вот и сейчас мою душу терзал один-единственный вопрос: сказать лейтенанту о его предстоящей гибели или нет?
Я не знал как Руслан воспримет мое предупреждение: как неумную шутку или плод больной фантазии. Я старался не думать об этом, но мысли, как назойливые пчелы на сладкую приманку, возвращались вновь и вновь к этой теме.
Тем временем группа уже понеслась к городу. Промелькнула черная дыра пустого фонтана на площади Минутка и стоящие вокруг многоэтажные дома с зияющими провалами и аккуратными пробоинами в местах попаданий разнокалиберных боеприпасов. У президентского дворца повернули налево и спустя несколько кварталов стали тянуться малоизвестные, а затем и совсем незнакомые городские районы.
Почти час мы ехали по запруженным улицам, где местные водители так и норовили подрезать или просто преградить дорогу. После долгой тряски группа оказалась на противоположной окраине города и остановилась на милицейском блокпосту, расположенном на пригорке между трассой и голубым озером.
— Красиво у них тут, — сказал Олег, встав в полный рост на броне. — Вот только как здесь с духами дела обстоят?
По устоявшейся военной привычке мы лишь первые минуты обращали свое внимание на прелести окружающего ландшафта. Затем глаза автоматически старались определить и установить возможные укрытия для ночных снайперов или стрелков.
Сзади над блиндажами, землянками и окопами нависала кирпичная водонапорная башня, а в сотне метрах спереди начиналось заброшенное христианское кладбище. Слева простиралась зеркальная водная гладь, которая так и манила нас искупаться.
— С погоста обстрелов не бывает, а вот с дороги по ночам иногда постреливают, — Омоновский капитан с уставшими и красными от недосыпания глазами как-то чересчур равнодушно показал нам огневые точки боевиков, находившиеся на шоссейной дороге.
— А справа с пятиэтажек по вам не долбят? — Кириченко ткнул рукой с вытянутым указательным пальцем в сторону хрущевок, стоявших сразу за дорогой. — А то вон пробоины.
— Один раз было. Какой-то придурок дал оттуда две-три очереди. Мы сразу развернули туда КПВТ и высадили половину боекомплекта, — капитан неожиданно улыбнулся от приятных воспоминаний. — Местные русаки потом рассказывали, что он прямо с балкона пятого этажа и каюкнулся. Мы утром нашли только кровавое пятно на асфальте. А труп и ствол ночью кто-то утащил. вот эти дырки и остались. Всю квартиру разбомбили.
— А откуда еще стреляют? нетерпеливо спросил я.
Милиционер оживился и развернулся в обратную сторону. он сразу же показал нам несколько ориентиров на противоположном берегу озера.
— Вот с того края нас каждую ночь обстреливают. Бьют так себе не прицеливаясь. Но на прошлой неделе одного нашего подстрелили. С легким ранением отправили в госпиталь. Наверное, душары спускаются к берегу вон от тех домов, отстреливают по одному магазину и спокойно уходят обратно.
— а как туда подъехать или пройти? — спросил Олег доставая топографическую карту из бокового кармана на правой штанине камуфляжа.
— По берегу вы не пройдете, мы там растяжки установили. А ехать нужно по трассе, а за кладбищем повернуть налево и через пару километров окажетесь на озере.
— Там на дороге должен быть мостик через ручей или речку… Есть там такое? — спросил Олег и поднял голову от карты.
— есть там и мостик и речка. Как проедете тыльную сторону кладбища и вниз спуститесь, то через пятьсот метров как раз мост и будет. Только там зеленка сплошная… Надо бы поосторожнее. А за ней как раз чистое поле начинается.
Я вполуха слушал старшего блокпоста и внимательно изучал местность на бумаге, выпущенной военными геодезистами несколько десятков лет назад. Из-за этого нынешняя речка была обозначена тоненькой ниточкой ручья, а молодой лес как редкий кустарник. Зато кладбище как тогда, так и сейчас оставалось местом вечного упокоения грозненских жителей.
— Эта карта почти на десять лет старше меня. Она уточнялась и дополнялась, но не в этом районе, — Я возвратил карту командиру группы, после чего спросил. — Ну что будем делать? На доразведку поедем?
— Нет, наверное. Выезжать днем да еще в чистое поле — только подозрение вызовем. Лучше выйдем на засаду еще засветло, чтобы смогли на месте осмотреться, — Старший лейтенант Кириченко уже принял свое решение и теперь доводил мне необходимые указания. — Но работать будем опять раздельно. Чего мы туда всей оравой попремся? Я со своими пойду на озеро, а ты где-нибудь на дороге сядешь.
— Дай-ка я еще раз посмотрю карту. — Я опять углубился в чтение топографических знаков. — Самое лучшее место вот здесь на развилке. Конечно, мало радости всю ночь торчать рядом с покойниками, а ведь придется. уходить дальше вперед по трассе нельзя, чтобы далеко не отрываться от своих.
— Где ты здесь своих видишь? Ты думаешь, что менты бросят свой блокпост и побегут тебя выручать? — недовольно буркнул себе под нос Олег. — свои остались на базе в Ханкале.
Мы шли к своей броне и теперь можно было говорить свободно и совершенно никого не стесняясь. Мы остановились в десятке метров от группы и ждали пока с Бээмпэшки спрыгнет и подойдет к нам лейтенант Цветков, которого жестом подозвал Олег.
— Ну своими я считаю твою подгруппу и броню, вы ведь прийдете на помощь своим боевым братьям, которые яростно сражаются с превосходящими силами противника? — иронически спросил я командира группы.
— Конечно, приду. Чтобы вместе с вами там и остаться… Нас наградят посмертно. Офицерам дадут ордена, командиры отделений медали получат, а остальным бойцам по почетной грамоте в траурной рамке. А тебе, Руслан присвоят звание ветерана спецназа и наградят каким-нибудь знаком отличника, — С трагическими нотками говорил Олег, показывая поочередно пальцем на офицеров, замкомгруппы и остальных бойцов.
Последней мишенью его пальца оказалась грудь лейтенанта, который уже давно подошел к нам и с нарастающим напряжением слушал наш разговор. У него заходили желваки на скулах, но я продолжал сдерживать рвущийся смех и потому покорно кивнул головой, поддакивая Олегу.
— ему лучше почетный знак «За службу где-нибудь» в черной окантовке… Но мы выполним свой долг до конца.
Тут я все-таки не выдержал и расхохотался. Засмеялся и Олег. Поняв, что его разыгрывали лейтенант немного обиделся на нас:
— Да ну вас в баню… До конца… Тоже мне, шутники нашлись.
— Да ладно, не злись… — Кириченко хлопнул его по плечу. — Скоро ты пообвыкнешься и сам будешь подкалывать других новичков. В эту ночь пойдешь со мной. А сейчас пока обговорим детали…
Через полчаса наша группа приехала к зданию школы, где находилась база отряда милиции особого назначения. Здесь они отдыхали, готовились к очередному дежурству на блокпосту у водокачки. Тут же находился их штаб и узел связи.
Старший лейтенант Кириченко сразу же пошел в дежурку, чтобы по телефону связаться с нашим отрядом и доложить обстановку.
— Ну, все. Командывание теперь знает, что мы здесь. Можно работать дальше, — сказал он по возвращению из школьного здания. — Сейчас выйдет командир отряда ОМОН и покажет, где мы сможем разместиться.
Школьный дворик с левой стороны был обнесен когда-то решетчатым забором, который сейчас был усилен металлическимилистами и мешками с песком. Поверх него шло несколько рядов колючей проволоки. В десятке метров за этим ограждением стояло длинное трехэтажное здание с выбитыми окнами. Верхний этаж был покрыт густыми полосами черной копоти.
— Хорошая позиция для духов. — лениво сказал Олег. — Ночью подойдут с той стороны, постреляют из окошка и также спокойно уйдут.
Я обернулся к находившейся сзади стене школьного здания:
— а вот и дырки. Семь, шестьдесят два. Вроде бы свежие.
— Да. Так они могут и нашу броню подбить из гранатомета, — сказал Олег и приказал механикам после возвращения с выброски группы поставить боевые машины носом к подозрительной трехэтажке.
— Обстреливают нас каждые два-три дня. Но всегда из стрелкового оружия. Из РПГ пока еще не долбили, — рассказал нам вскоре вышедший подполковник милиции.
— А что вы там не заминируете или гранаты на растяжку не поставите? — спросил я его.
— Местная администрация уже полгода хочет отремонтировать это здание, да все денег никак не соберет. — Досадливо поморщился милиционер и тут же перешел к нашим проблемам. — Вы, ребята, оставьте машины здесь, где они стоят, а вам сейчас покажут комнату, где можете разместиться. Правда, она без мебели, совершенно пустая, но зато большая. Все поместитесь. Пошли, командир?
Кириченко уже сделал несколько шагов за ним, когда я его остановил:
— Олег, может не надо? До выезда осталось всего-то пару часов и чего мы туда пойдем? Наше барахло таскать туда, а потом обратно — это лишняя морока. Уж лучше мы здесь, на броне перекантуемся!
Старший лейтенант Кириченко подумал немного и принял свое решение:
— Товарищ подполковник, большое спасибо, но мы здесь останемся.
Милицейский начальник был очень удивлен:
— Подождите. А ночью спать вы где будете?
В ответ Олег просто и добродушно улыбнулся и пояснил:
— По ночам мы работаем, а не спим.
— Как работаете? Ребята, вы кто такие? — он подозрительно покосился на мою, явно нерусскую личину.
— Я уже вам говорил, что мы — разведчики… А ночью мы будем сидеть в засаде и поджидать боевиков, которые обстреливают ваш же блокпост у озера.
Тут представителя МВД наконец-то осенило:
— Ага, понял! Вы вместе с моими будете на блокпосту ночью дежурить!
— Нет. Мы отойдем на два-три километра в сторону и засядем в зеленке.
— Не-е, ребята, мы так не договаривались! Мне позвонили и сказали, что приедут разведчики армейские. А чтобы так, ночью в зеленку… Вдруг вас там подстрелят, а мне потом отвечать? Вам самим-то не страшно? Идите днем и сколько угодно сидите в своей засаде. Вы о себе подумайте…
После некоторых колебаний Кириченко предложил не в меру заботливому подполковнику пройти к телефону и уточнить все вопросы у вышестоящего начальника.
— Наша милиция нас бережет. Мелочь, а все-таки приятно, — шутливо Прокомментировал я услышанный разговор.
На этом боевом задании я был в положении разведчика-нелегала: я не был в списках убывших на войну, автомат числился во второй роте, боеприпасы принадлежали первой роте и всю ответственность за свою жизнь и здоровье нес я сам. Но чтобы не подвести Олега, которого начальство могло наказать за то, что взял с собой постороннего, мне приходилось держаться в тени и не встревать в беседы со старшими чинами из других структур.
— А мы ночные разведчики. Сейчас обмажемся гуталином, выбросим оружие и вообще голыми руками порвем всех боевиков на мелкие кусочки. Р-р-р-рыау! — Слова и рычание крупнокалиберного разведчика Савушкина вызвали громкий смех других наших бойцов, которые тоже оказались случайными свидетелями и невольными слушателями.
Посыпались меткие словечки. Кое-кто из бойцов ну никак не мог упустить подвернувшегося шанса покривляться и вскоре рыжеволосый минер оказался в центре солдатского внимания.
Я и сам улыбался от его ужимок и насмешек, но только до тех пор пока он, оглянувшись, не взглянул ненароком в мои глаза. Дремавшие во мне командирские инстинкты моментально проснулись и я пальчиком поманил Рыжакова к себе. Минер тут же закрыл свои наглые глазки и попытался отвернуться, сделав вид, что он не заметил меня.
— рыжаков! Ко мне!
Глухо ворча что-то, минер-сапер нехотя выбрался из солдатского круга и сразу же перешел на парадно-цирковой строевой шаг, стараясь как можно выше тянуть носок своих ботинок. остановившись в метре от меня, он поднял руку к козырьку и дурашливым голосом отрапортовал:
— Товарищ лейтенант! Специалист по подрывным работам минер высшего класса рядовой Рыжаков Анатолий Петрович по вашему приказанию прибыл.
Я улыбнулся и коротко сказал:
— Отставить. На исходную.
Во второй заход хамства заметно поубавилось и боец доложил скучно и обыденно:
— Товарищ лейтенант, рядовой Рыжаков по вашему приказанию прибыл.
Я спокойно выслушал его и сделал теперь другое замечание:
— С оружием честь не отдается! Повторить!
На этот раз он подошел и отрапортовал почти в соответствии со строевым Уставом, если не считать неначищенной обуви и полного отсутствия подворотничка. Но это были мелочи, допустимые в боевой обстановке.
Оглядев его с головы до пят и не найдя сколь-либо значительных нарушений Устава, я медленно потер свой подбородок и начал издалека:
— Рыжаков, что-то мне слишком уж знакома твоя наглая рыжая морда…
Боец сразу же взъерошился и перешел в контрнаступление:
— У меня не морда, а лицо, товарищ лейтенант.
На виду остальных разведчиков я притворно сконфузился:
— Ай-яй-яй, я извиняюсь! Рыжая… э-э личность ваша раньше со мной нигде не встречалась?
Вчера я уже задавал похожий вопрос, но мы так и не успели выяснить все подробности… Тем не менее Рыжаков ответил отрицательно.
— Никак нет товарищ лейтенант. Не встречалась.
— Понятно. Ты случайно в январе-феврале не служил в роте капитана баталова?
Чтобы уяснить все детали, мне сейчас пришлось задавать уточняющие вопросы, на которые получал более или менее правдивые ответы.
— так точно! В первой роте капитана Баталова, а в группе у лейтенанта Вардукина.
Тут мне опять все стало ясно и я невинным голосом спросил далее:
— А меня ты хорошо знаешь? Или может помнишь?
«Специалист» на секунду напряженно задумался и затем протянул тягучие слова:
— Так точно. Вы лейтенант Зарипов Альберт… не помню.
— Маратович, — язвительно подсказал я ему.
— Так точно, маратович! — оживился боец. — Вы только вчера прибыли в нашу группу.
Мне уже начал надоедать этот затянувшийся диалог…
— Правильно. Но я прибыл в свою первую группу, которой я командовал в роте капитана Баталова. Ты тогда был лысым и зеленым духом, а сейчас, я вижу, расцвел?
Лицо Рыжакова озарилось внезапно вспыхнувшей наигранной радостью.
— Оу. товарищ лейтенант, вы тогда были самым лучшим, но самым строгим командиром группы. Я вас сразу узнал и все вспомнил!
Невольно я улыбнулся:
— Ну, Рыжаков, у тебя так подвешен язык, что хочется прикусить его крокодильчиком. Как ты на это смотришь? Прозвоним его?
вытянутый металлический зажим-прищепка с острыми зубьями применяется связистами для быстрого подключения к оголенному проводу, но кроме этого может быть использован в более широких целях…
Минер знал это и поэтому сразу стал серьезным:
— Не надо, товарищ лейтенан, я и так все скажу.
Внезапная капитуляция рыжего противника меня только рассмешила:
— А что ты мне хочешь сказать? Правду и ничего кроме правды?
Рыжаков упорно молчал и упирал свой взгляд в землю.
— Ну, хорошо! — Тут я перешел к самому главному. — Электрический провод ты готовил?
У минера уже был заранее подготовлен ответ на этот вопрос и он быстро затараторил:
— Так точно. То есть никак нет! Этот провод мне выдал командир роты минирования. У нас все электрические линии такие…
Но я продолжал настойчиво гнуть свою линию:
— перед выходом на боевое задание ты лично должен был проверить, что в этом проводе имеется 50 метров длины… Ты это сделал?
Солдат опять попытался перевести стрелки на других:
— Проверял командир роты, а потом еще старший лейтенант Кириченко.
С крыльца школы спускался командир группы, который издали услыхал свою фамилию:
— Что?! Кого я проверял?
— Слушай Олег, отдай мне его на эту ночь. Он меня достал уже своей хитростью. А там я его научу, как нужно Родину любить и правильно готовить снаряжение.
По лицу старшего лейтенанта Кириченко было видно, что он был не против. Но тут в дело вмешался сам минер, который с новой силой принялся бороться за свое спасение:
— Товарищ старший лейтенант, как же вы пойдете на засаду без своего минера? Я мины установлю там, где вы скажете и сам же их подорву.
Наблюдая нервозное состояние минера я слегка выпятил нижнюю челюсть и сказал трагическим голосом:
— Олег, отдай его мне…
Сразу же раздался истошный возглас Рыжакова:
— Товарищ старший лейтенант Кириченко! Я же с вашей подгруппы! Не отдавайте меня! А то я там буду как камикадзе бегать с миной за боевиками…
Сидящие на броне разведчики, которые до этого лишь подсмеивались над Рыжаковым, теперь зашлись громким хохотом. От вида испуганного минера рассмеялись и мы.
— Олег, я тебе его живым и невредимым верну. Обещаю.
но командир группы отрицательно покачал головой:
— Нет, пусть лучше останется со мной.
— Добрая у тебя душа Олег, слишком добрая. — сокрушался я по поводу мягкосердечия командира группы и разгильдяйства рыжего бойца. — Такого минера нужно драть как сидорову козу.
Но Рыжаков уже почувствовал свое спасение и его восторгу не было конца:
— О, чудо! Старший лейтенант Кириченко самый заботливый командир группы в нашем батальоне. Да я…
— Головка от самонаводящейся ракеты! Иди отсюда! Мелкий подхалим.
По приказу Кириченко Рыжаков отправился восвояси. К нему уже вернулось прежнее дурашливое настроение и он обратился к своим товарищам-бойцам, выдумывая на ходу очередную сказку:
— Да, я этот провод в бою зубами соединю, если его перебьет осколком или пулей…
Тут я вспомнил кое-что и опять позвал этого военного клоуна:
— Рыжаков!
Услыхав мой окрик он тут же развернулся и принял строевую стойку:
— Я, товарищ лейтенант!
— Приготовь мне одну МОНку, кронштейн, МУВ с МД-5 и растяжку.
— Есть! — отчеканил минер, но через секунду он обратился к Кириченко с обличающей речью. — Товарищ старший лейтенант! Нет, вы видите, что они со мной хотели сделать? Меня дома папа-мама ждут, бабушка с дедушкой…
Но командира группы совершенно не интересовали родственники Рыжакова и он повысил свой командирский тон:
— Закройся и иди готовь снаряжение.
Нахальный минер все понял правильно и тут же юркнул за открытую дверь десантного отделения. После некоторого шума и скрежета он показался вновь и пошел к нам, прижимая к груди миновзрывное имущество.
Товарищ лейтенант, принес все что вы приказали.
Подозвав к себе разведчика Антонова, который должен был доставить мину к месту засады, я стал внимательно рассматривать и проверять снаряжение. Минер при этом выступил в роли базарного торговца, на все лады расхваливающего свой товар.
— Это мина МОН-50, ножки сложены, пластмассовые втулки закручены. Кронштейн в заводской бумажке. Взрыватель МУВ-3 с металлоэлементом…
— На сколько минут металлоэлемент? — Я оборвал минера и принялся разглядывать узенькую пластину из мягкого металла, расположенную на верхнем торце механического универсального взрывателя.
— Не знаю. Вот упаковка, сейчас посмотрим. На пятнадцать минут. Пойдем дальше. Запал МД-5, растяжка в заводской упаковке. Самую канолевую *(новую)выбрал. Могу еще одну дать, про запас.
— Не надо. Мне одной хватит.
С этими словами я встал и проследил, чтобы мой боец самым аккуратным образом уложил все в свой карман. Минный детонатор я вставил в картонный футлярчик, который затем положил в свой левый нарукавный карман с выцветшей воздушно-десантной эмблемой.
— Все Рыжаков, можешь идти. Антонов, мину держи в руках или положи себе за пазуху. Твоя задача — донести ее до места засады целой и невредимой. Понял?
Солнце уже село и пора было готовиться к выезду. Нормально отдохнуть так и не получилось и приходилось только надеяться на то, что ночь будет «тихая и спокойная».
Через полчаса, после проверки своих подгрупп, мы выехали со школьного двора. Впереди пылил милицейский «УАЗик», который вез ужин на блокпост. У водокачки, автомобиль повернул налево к землянкам и блиндажам, а наши БМП-шки помчались дальше по трассе.
Темнело и автомагистраль уже была абсолютно пустой. Через полтора-два километра показался поворот налево и мы свернули на небольшую грунтовую дорогу. Слева тянулась кладбищенская ограда, а справа то ли дачные участки, то ли сады.
Проехав метров триста, я увидел как первая БМП-шка аккуратно объезжает стоящий на дороге и не разорвавшийся сто двадцатимиллиметровый снаряд, не доезжая которого я и приказал механику притормозить. По моей команде разведчики быстро спрыгнули с брони и попрятались в кустах за дорогой. Вскоре обе бронемашины скрылись за изгибом дороги, после чего я приказал головному дозору выдвигаться назад к трассе.
Мы уже почти дошли до места проведения засады, когда сзади нас стал догонять рев боевых машин пехоты. Высадив подгруппу Кириченко, БМП развернулись в обратную сторону и теперь этим же маршрутом они неслись на базу ОМОНа. Выскочив на трассу механики прибавили оборотов и БМП-шки скрылись вдали.
Добравшись до шоссейной дороги головной дозор залег и показал мне знаком, что путь свободен. Я перебежал к ним и стал оценивать обстановку прямо на месте. Позади меня был город, слева сзади находилось заброшенное кладбище. От магистрали влево под прямым углом уходила грунтовка, по которой мы только что пришли. За ней и слева от шоссейки оказались дачи, которые тоже казались заброшенными и пустыми. Автострада протянулась вперед, а по правой ее обочине шумела листвой густая лесополоса.
По моему сигналу разведчики попарно перескочили шоссе и заняли оборону на обочине. Теперь нужно было правильно рассадить бойцов по соответствующим местам.
Рядом с нами прямо на обочине росло три крепких дерева, находившихся на расстоянии двух-трех метров друг от друга. Поочередно подходя к каждому из них, я выбрал ближний к городу клен и приказал снайперу с ночным прицелом занять у ствола позицию, с которой он мог бы вести наблюдение за грунтовкой.
Боец с минуту смотрел в ночник, а затем доложил, что дорога просматривается на двести-триста метров.
— На дальнем углукладбища она уже уходит вниз, а отсюда ее не видать, — громким шепотом сказал разведчик. — Может стоя наблюдать за дорогой?
Предложение снайперам не понравилось и чтобы развить его дальше я оглядел сначала рослую фигуру бойца, а затем ствол и ветви дерева, под которым мы стояли.
— Давай-ка, Савушкин, полезай наверх и занимай там огневую позицию, чтобы дорога просматривалась аж до моста. Обломай ветки, которые закрывают сектор стрельбы. Чтобы не упасть — сделай подлинее свой ремень и обхвати им ствол. Понял?
Солдат покряхтел, но закинул винтовку за спину и начал осторожно карабкаться вверх. Стараясь не обращать внимания на его возню, я окликнул Антонова и приказал ему залечь под этим же деревом.
— А если Сава, то есть Савушкин, оттуда на меня свалится? — спросил мой бывший земляк, опасливо поглядывая на трещащую и хрустящую крону. — он же меня насмерть раздавит!
— Значит не судьба…. — вздохнул я и неслышно рассмеялся. — А ты предупреди Савушкина, что прямо под ним и притом стволом вверх торчит твой огнемет, ну и так далее…
— Да я его так застращаю, что он три дня сидеть будет, — быстро прошептал обладатель РПО и поднял голову вверх. — Слышь, Сава…
— Это потом сделаешь, — прервал его я. — Смотри сюда! Наблюдаешь влево за грунтовкой и прямо перед собой за шоссейной дорогой. Если заметишь что-то подозрительное, то сразу же окликни меня или Шумакова. Если будет машина какая-нибудь ехать, то по моей команде стреляешь из огнемета. Когда я крикну «мина» — дергаешь за палку, которую я тебе дам попозже.
— А меня самого осколками не шарахнет? — спросил Антонов.
— Нет. Мина будет висеть на дальнем дереве и притом с обратной стороны. Все понятно? Савушкин, а у тебя как дела?
Сверху мне ответили, что все нормально: дорога просматривается хорошо, ветки обломаны, ремнем он привязан к дереву, а на всякие там огнеметы и мины ему наплевать.
— Ой, какие мы глазастые да ушастые! Все видим и слышим, — с досадой сказал Антонов и принялся доставать из своих карманов инженерные припасы, необходимые мне для установки МОН-50.
— А ты как думал? Я же из огнеметов-гранатометов не стреляю и уши у меня не закладывает, — послышалось сверху.
— Так! Ну-ка тихо! А то сейчас…. — но придумывать кару уже было некогда и я пошел к дальнему дереву.
Прежде всего я выбрал направление и высоту установки МОНки, после чего достал кронштейн и быстро вогнал специальный буравчик с особой, увеличивающейся резьбой в твердый ствол. Затем я прикрутил мину к обратному торцу кронштейна и ввернул в запальное гнездо минный детонатор со взрывателем. Прикрутив один конец растяжки к ножке мины, я стал осторожно разматывать катушку с металлической проволокой. Упругая стальная нить закончилась как раз напротив позиции Антонова.
Я прикрутил свободный конец растяжки к короткой толстой палке, которую затем прислонил к подножию дерева. Присев на корточки, я показал ее Антонову.
— Эту палку дергаешь по моей команде «мина».
— Вас понял, товарищ лейтенант, — доложил боец и все-таки не удержался от громкого шепота. — Сава, а тут еще и растяжку натянули… Прыгай сколько хочешь.
— Не смеши меня, а то из моего кармана может эФКа выпасть… чисто случайно, — предупредил Савушкин.
— Еще одно слово и вы оба будете до базы за броней бежать, — неожиданно зло пообещал я этим шутникам и пошел обратно к мине. — Куда уехал цирк, а клоуны остались?
Я проверил еще раз кронштейн, мину и взрыватель. Все было нормально и теперь можно было приступать к самому ответственному моменту. Отсоединив конец растяжки от ножки мины, я затем осторожно прикрутил его к Р-образной боевой чеке. Стараясь не дышать, медленно вытянул предохранительную чеку из корпуса взрывателя. Через несколько минут резак взрывателя перережет металлоэлемент, ударник упрется в боевую чеку и мина МОН-50 встанет на боевой взвод.
Теперь можно было и уходить. Напоследок я еще раз осмотрел МОН-ку и направился к ядру группы. Мина была направлена на шоссейную дорогу. И если под покровом ночи к нашему мирному городу Грозный постарается незаметно подъехать автомашина, доверху набитая злодеями и головорезами, то она скорее всего окажется в зоне поражения мины МОН-50 подвешенной к дереву умелыми руками командира второй подгруппы.
МОН-ка как раз была направлена на встречу въезжающим в город вражьим автомобилям. Ее взрывом наверняка будет поражен водитель и большая часть «кровожадных Бармалеев». Ну а оставшиеся в живых коварные разбойники будут взяты в плен доблестными бойцами разведгруппы старшего лейтенанта Кириченко.
Но российские солдаты еще ничего не знали о выпавшей на их долю благородной миссии спасителей всего человечества. И для того, чтобы они все-таки почили на лаврах победителей, мне приходилось пересаживать бойцов на другие более выгодные позиции. Пулеметчик получил приказ перебежать дорогу обратно к кладбищу и занять огневую точку на его углу. Ему не хотелось одному отправляться на окраину погоста и он медлил, перед тем как отправиться через дорогу.
— Поживее! Я буду находиться рядом с тобой, — сказал я пулеметчику, а затем повернулся к замкомгруппы. — Шумаков, ты остаешься старшим на этой стороне дороги. Я с пулеметчиком буду на углу кладбища. Всем внимательно слушать мои команды. Я пошел…
Я уже устраивался на пригорке рядом с пулеметчиком, когда сзади со стороны города послышался звук мчащегося автомобиля. Уже было темно и я сразу же посмотрел на часы. Светящиеся стрелки показывали без пяти минут десять.
— Твое счастье, что ты едешь на пять минут раньше, — сказал я ложась на плащ-палатку, но затем все-таки выкрикнул в сторону ядра группы. — Пропускаем его!
— А почему мы его сейчас не можем задолбить? — спросил меня пулеметчик, оглядываясь назад на приближающиеся фары легковушки.
— Отвернись, а то заметит твое лицо. Через пять минут начинается комендантский час. Тогда мы можем валить кого угодно, потому что все законнопослушные граждане в темное время должны сидеть дома, а не ездить черт знает где.
Тем временем мимо нас на большой скорости промчался белый «Жигуленок», в салоне которого сидел один водитель. Автомобиль очень быстро умчался вдаль и вскоре исчезли его огоньки и стих звук двигателя.
Опять наступила тишина, изредка нарушаемая шелестом листьев и звуками ночных насекомых..
— Хорошо стреляешь из ПК? — спросил я бойца.
— Нормально, пока еще никто не жаловался.
— А что такие могут быть? — невольно рассмеялся я и спросил его снова. — Как твоя фамилия?
— Ишнязов, — ответил мне пулеметчик в чертах которого доминировали восточные мотивы.
— А по нации кто? — продолжал интересоваться я, но услыхав ответ солдата, я несколько раз поцокал языком. — И как это я не догадался, что ты русский? Темно, однако…
Через несколько минут тишины солдат сказал:
— Это я по матери… Без отца я рос.
— Ну, братец извини… если чем обидел. Бросил что ли вас?
— Да нет. Убили, когда мне было два года… Вот мать меня и старшего брата всю жизнь одна растила.
Я вздохнул потом спросил:
— А что, второй ра замуж не вышла?
— Могла, но не захотела… А отец у меня татарин был.
— Да уж вижу, что не англичанин. Мы же тебя вчера действительно чуть не подстрелили… Еще секунда и все…
Боец слегка помедлил и потом глухо пробормотал:
— Мне Савушкин уже сказал об этом. Я же не нарочно.
В ответ я только рассмеялся:
— Не нарочно! Эх ты. буклыкют… Знаешь, что это такое?
— Знаю… Я не засранец — обиженно засопел солдат.
— Ну, ладно-ладно… Нечего мне тут в обидки играть. Здесь все-таки война, а не детский сад. Пойду-ка я проверю остальных…
Везде все было нормально и только лишь Антонов с Савушкиным продолжали шепотом изредка подшучивать друг над другом.
— Апорт! Апорт, я сказал! — услыхал я голос сверху.
— Ну ты, ночная птица, перестань кукарекать, а то сейчас мину разверну к верху.
Заметив мое приближение, они замолчали и Антонов как старший, доложил мне, что ничего подозрительного обнаружено не было, вот только комары замучили.
Кровососущие насекомые и в самом деле зверствовали и поедом ели находящихся в засаде разведчиков. То и дело в ночной тишине раздавались шлепки и хлопки ладоней о разные части тела. Я отмахивался от них сорванной веткой, но это мало помогало.
Я вернулся на позицию рядом с пулеметчиком. Занял свое место
и принялся ждать… Ночника у нас не было и нам приходилось лишь всматриваться в темень и прислушиваться к окружающим нас звукам… Каждые полчаса я ходил проверять остальные позиции… Так прошло несколько часов…
Чтобы спастись от комарья я накрылся плащ-палаткой и незаметно для себя уснул. Все-таки это была вторая бессонная ночь и мой организм не выдержал такого издевательства.
Пробуждение было внезапным и поначалу непонятным. Я пришел в себя на противоположном склоне бугорка, за которым мы и заняли позиции лицом к противнику. Но сейчас я направлял свой автомат в сторону города и спросонок пытался определить откуда по нам стреляют и чьи же это пули свистят над нашими головами.
— Товарищ лейтенант, где вы? — услыхал я впереди голос пулеметчика, который скорее всего тоже задремал, а потому не заметил моего исчезновения.
— Да здесь я, — сказал я сделав шаг вперед и оказавшись на вершине холмика, за которым мы залегли ранее.
Находившиеся позади нас на своем блокпосту милиционеры выпустили наугад вдоль шоссе в ночь несколько длинных дежурных очередей. Пули прошили воздух над нами, дав мощный импульс инстинкту самосохранения. Я еще спал, но мои руки откинули плащ-палатку и схватили оружие, тело метнулось за бугор и заняло положение для стрельбы лежа по источнику опасности.
Проклиная ментов, которые сами не спят и другим не дают, я посмотрел на часы, показавшие без четверти три ночи.
Было еще темно и я обошел группу, чтобы проверить своих разведчиков. Слава Богу, милицейские пули прошли высоко и никого не задели.
— Предупреждали ведь мы этих серых братьев, что будем здесь сидеть, — негромко выругался я после доклада Шумакова о том, что несколько сбитых пулями веточек упало прямо на них.
Оставшийся час прошел тихо и спокойно и группа без пятнадцати четыре утра стала перемещаться к углу кладбища.
Я стоял под деревом и ждал, когда же ночной снайпер спустится на землю. Но как только это произошло, Савушкин стремглав помчался в ближайшие кусты, не обращая никакого внимания на мои окрики и смех Антонова.
— Всю ночь сидел на дереве и терпел, а сейчас не выдержал, — негромко заливался огнеметчик.
Я молчал и терпеливо ждал возвращения снайпера. На мой взгляд, нужно было иметь очень большую выдержку и силу воли, чтобы продолжать оставаться на своей боевой позиции. Если остальные разведчики из ядра втихаря и уходили в чащу, о чем свидетельствовал характерный запах, то Савушкин всю ночь просидел на дереве.
— Ты ему спасибо скажи, что он тебя сверху не полил, — немного раздраженно сказал я Антонову и отправил его к группе.
Вскоре к ним присоединился и Савушкин, который передал им мою команду — лечь на землю.
Сейчас я собирался подорвать мину установленную на дереве. Конечно, ее можно было снять и унести с собой. Но профессиональный интерес оказался сильнее чувства бережливости к инженерному имуществу другой роты.
Я встал за дерево и сильно дернул растяжку. Но… взрыва не было и вокруг стояла предрассветная тишина.
Матерясь от очередной пакости, я метр за метром перебрал всю металлическую проволоку пока не нащупал на другом ее конце боевую чеку взрывателя.
Тут же меня прошиб холодный пот. Оставлять мину с несработавшим детонатором и тем более на таком открытом месте было нельзя. Днем ее обнаружат и сюда понаедут западные и «наши» журналисты, которые сразу же начнут вопить о коварстве и вероломстве Российской армии, продолжающей в период перемирия вести тайные боевые действия против мирного чеченского населения. Более того, именно по этой дороге ежедневно в Грозный приезжала делегация чеченских парламентеров. И в этой МОН-ке они могли увидеть стремление России любым способом сорвать мирные переговоры…
Все это я отлично понимал… Но тут же вспоминались и строчки из инструкции по минно-подрывной подготовке, которые категорически запрещали разминировать или обезвреживать какие-либо неразорвавшиеся либо несработавшие фугасы, мины и боеприпасы. Их можно было только уничтожать при помощи накладного заряда из тротиловой шашки и огнепроводного шнура, которых у меня сейчас не было…
Отсутствовала у меня и кошка, чтобы сдернуть мину с дерева.
Но нужно было действовать и притом быстро и немедленно. По моей команде группа пробежала метров сто по грунтовой дороге и засела в кустах. Там я взял винторез с ночным прицелом и нагрудник с магазинами, оставив взамен свой автомат и снаряжение.
Через несколько минут я вместе с заместителем командира группы Шумаковым вернулись на злополучный перекресток. Я приказал разведчику залечь за бугорком на углу кладбища, а сам направился вперед…
Я медленно подошел к мине, которая все-также висела на кронштейне. Верхняя часть взрывателя отсутствовала. Вытянутый цилиндрик с металлоэлементом и двумя отверстиями для боевой и предохранительной чек отлетел в сторону после того, как растяжкой была выдернута Р-образная боевая чека. Сейчас к минному детонатору была прикручена только нижняя утолщенная трубка взрывателя, внутри которой ударник под действием боевой пружины несколько минут назад ударил по капсюлю минного детонатора МД-5. И сейчас только один Бог знает, какие именно процессы происходят внутри легкоинициируемой смеси нескольких типов ВВ.
Нельзя было предугадать, как именно поведет себя мина через пять или десять минут. МОНка могла вообще не взорваться, но с такой же долей вероятности она могла сдетонировать от легкого прикосновения.
Тяжело вздохнув, я повернул обратно и остановился в нескольких метрах от укрытия Шумакова. Приказав ему сильно не высовываться, я еще раз посмотрел на его бугорок, лег на асфальт и включил ночной прицел.
Я находился сбоку от мины и дерева. С моей позиции очень хорошо просматривался крайний клен. Слева от ствола в небольшом темном пятнышке можно было скорее угадать висящую мину, чем увидеть ее четкие очертания. Кронштейна же не было видно абсолютно, но именно он и был мне нужен более всего…
Я передернул затвор, досылая бронебойный патрон в патронник, и прильнул к прицелу. Осторожно подвел светящийся треугольник к месту предполагаемого нахождения кронштейна и плавно нажал на курок. Раздался щелчок затвора и пуля унеслась в лесопосадку, так ничего и не задев на нужном дереве.
"Чуточку повыше надо… Вот так… " — я выстрелил еще раз, но и вторая пуля прошла мимо, вызвав легкий шум в лесной чаще.
Я оторвался от окуляра и посмотрел на мину и дерево невооруженным взглядом. Затем я вновь загнал треугольник прицела в пространство между МОНкой и стволом, после чего поднял его сантиметров на десять. Стиснув зубы и затаив дыхание, я нажал на спуск и услышал, как пуля отрикошетила от ствола и с громким жужжанием унеслась прочь.
Увеличив яркость в ночном прицеле, я опять стал выпускать пулю за пулей, которые или проносились мимо цели, или с глухим чмоканьем вонзались в твердую древесину. Иногда они лишь слегка чиркали по стволу и только последняя бронебойная пуля наконец-то попала в кронштейн.
Я услыхал металлический лязг и характерный резкий визг рикошета.
"Из десяти попал только один… Слабовато… Хотя стрелять приходится почти вслепую. Сейчас рассветет и прицел нужно будет выключить, чтоб не сгорел. А для стрельбы с ПСО-1-1 нужно будет дождаться, когда окончательно станет светло. Но тогда по дороге мирняк повалит. Конечно, можно подойти еще ближе и попробовать с открытым прицелом… Да ну ее нафиг! Слишком опасно. "-лихорадочно думал я, отсоединив пустой первый и примкнув к винтовке второй полный магазин.
Теперь я значительно реже промахивался и пули все чаще попадали в ствол дерева, а три из них даже издали резкий звук попадания в металл.
Я присоединил уже третий магазин и израсходовал более половины патронов, когда после очередного выстрела услыхал, как на землю упал какой-то тяжелый предмет. За этим глухим ударом последовала тишина раннего утра. Если это упала МОНка, то она почему-то опять не сдетонировала…
В прицеле уже не наблюдалось темное пятнышко мины, висящей на дереве. Я выключил прицел и сзади послышался голос Шумакова:
— Товарищ лейтенант, мина упала.
— Вижу… Может шарахнет сама по себе, сказал я, отходя назад к старшему разведчику.
Но упрямый минный детонатор никак не хотел самоинициироваться, а потому мина не проявляла абсолютно никакого желания к суициду.
Выждав пять минут, я оставил оружие Шумакову, а сам осторожно пошел к своенравному боеприпасу…
МОНка спокойно лежала под деревом на слое из прошлогодней травы и листьев. Я внимательно оглядел ее со всех сторон и озадаченно по-крестьянски поскреб затылок.
"Что же с ней делать? Оставить на месте — так днем на солнце нагреется детонатор и произойдет самопроизвольный подрыв… Можно ногой отпихнуть ее за дорогу — так она от удара вдруг сдетонирует… Длинных палок нет… Придется… "
Я вытащил из нагрудника гранату, разогнул усики и выдернул кольцо. Потом сделал три шага к мине…
Явственно ощущая на спине холодный пот и противный металлический привкус во рту, я медленно присел на одеревенелых ногах рядом с МОН-50 и осторожно дотронулся корпусом эРГэДэшки до пластмассовой поверхности мины. Пока все было тихо…
"Хорошо, хоть внутренней стороной кверху лежит… Граната не скатится… "-почему-то механически подумал я и отпустил гранату.
Щелчок запала я услышал уже в полете, когда в три прыжка преодолел расстояние до ближайшей канавы. Упав на ее дно, я на всякий случай закрыл голову руками и через одну-две секунды услыхал близкий взрыв.
"Что-то слабовато! Что за блдство такое. "-раздраженно подумал я, встал на ноги и взглянул в сторону мины.
Через минуту я вновь подошел к дереву…
Мина МОН-50 преспокойненько продолжала лежать на том же самом месте. На ее пластиковом корпусе не было видно никаких повреждений. Это меня только взбесило:
"Ах ты такая, сякая и разэтакая. Встретить бы мне сейчас твоего американского конструктора со всей его родней, а особенно с женской половиной… Я бы вас научил, как нужно нормальные мины делать… Ух, твари… Так чего же она не сдетонировала? Ах да, мина же лежала на толстом слое прошлогодней листвы, который спружинил и ослабил тем самым силу ударной волны. Так вот, опять РГД-5… Бля, как же во рту погано и противно… "
По спине уже текли холодные ручейки, когда я достал вторую гранату. Подготовив ее к взрыву, я очень-очень медленно и осторожно положил ее прямо на мину. Разжал с трудом гнувшиеся пальцы и, как мне тогда показалось, начал медленно-медленно разворачиваться в противоположную сторону, чтобы потом совершить такие длинные и долгие прыжки к спасительной канаве….
Секунды ожидания оказались ужасающе растянутыми и наконец-то грянул мощный взрыв, от которого дрогнула земля. Через мгновения я оторвал свои большие пальцы от спасенных барабанных перепонок и прислушался. Было отчетливо слышно, как с дерева густым потоком осыпается свежая листва, сорванная то ли взрывной волной, то ли отрикошетившими от земли осколками.
На месте мины образовалась небольшая лунка с неровными краями. Я бы с удовольствием сплюнул в нее, да во рту пересохло.
Пора было уходить и я быстро пошел к Шумакову, который уже ожидал меня на грунтовой дороге.
— Вот зараза! Только со второй гранаты сдетонировала! Есть вода у тебя?
— Уже всю выпили, — ответил разведчик на ходу.
Пройдя метров двести, мы наткнулись на наших разведчиков, которые преспокойно развалились на обочине грунтовки.
— Так и сяк вас, какого хрена повылазили сюда? Я же вам сказал, чтобы находились в кустах! — неудержался я от возгласов возмущения и негодования.
— Да ладно товарищ лейтенант. Все равно скоро сниматься. Вон уже наши БМПшки завелись, — важно сказал продолжавший сидеть на траве СВД-шник Мирошник, тогда как остальные бойцы стали подниматься с обочины.
Я не стал особо возражать, а просто несильно припечатал свой кулак к его лбу, отчего снайпер завалился на спину и издал вопль:
— Товарищ лейтенант, да что же вы меня бьете?
Я молча помог ему влететь в кусты, влепив разговорчивому бойцу увесистый пинок под зад, затем сам скрылся в зарослях и только лишь потом сказал, обращаясь ко всей группе:
— Запомните раз и навсегда! В Инструкции по боевому применению РГСпН написано, что при эвакуации разведгруппа должна находиться в скрытом и безопасном месте, чтобы не подвергать риску жизнь не только одного ленивого и тупого снайпера, но и жизни всех остальных разведчиков… А написана эта Инструкция кровью и притом не малой.
Я устало закончил свою тираду и прислушался. Я никогда не был сторонником рукоприкладства, но эти обнаглевшие и распоясавшиеся
обормоты меня край как достали…
Солдаты молчали и в воздухе был слышен рев несущихся по шоссе боевых машин пехоты. Вот они сбавили ход и свернули на нашу грунтовку. Когда до них оставалось метров пятьдесят я опознал нашего механика-водителя Краснова, моя рука с винтовкой высунулась вперед и сделала несколько энергичных движений сверху вниз.
тут же первая БМП сбросила обороты и накатом доехала до места посадки, где уже наготове стояли разведчики.
— К машине! — скомандовал я и первым полез на броню.
Через пять минут мы уже подъехали к подгруппе Олега Кириченко, которая тут же стала загружаться на вторую БМПшку. Уже совсем рассвело и над горизонтом появился красный диск солнца.
— Ты кого там гранатами забрасывал? — спросил подошедший командир группы.
— Да мина не сработала от МУВа…. — сказал я, но тут меня перебил радостный голос молодого лейтенанта.
— Алик, ты на хрена в нас стрелял? Пули прямо над нами свистели!
Меня немного покоробила некоторая фамильярность уже оперившегося офицера, да еще произнесенная в присутствии солдат, но я лишь досадливо сплюнул в противоположную сторону и продолжил:
— Повесил МОНку на дерево и чтобы ее не снимать решил подорвать, а она не сработала от растяжки.
— Может металлоэлемент не перерезался? — спросил Олег, забравшись наверх.
— И резак все перерезал, и ударник наколол капсюль, но все без толку. Пришлось из винтореза перебить кронштейн и потом гранатами мину подорвать.
— А почему двумя?
— Да представляешь, мина лежала на старой листве, которая сработала как пружина. И потому от первой РГДешки МОНка не сдетонировала. А когда листву разбросало и мина осталась лежать на земле, то от второй гранаты она сработала как миленькая.
— Ну а на хрена из винтореза палить в нашу сторону? назойливый лейтенант уже сидел на второй броне.
Я картино прислонил свою правую руку к сердцу и слегка наклонил голову:
— Как ветеран ветерану скажу секрет: «стрелял как раз в противо — положную сторону».
— Да ну, пули над головами свистели, — усомнился « закаленный в боях» лейтенант.
— Ну, будем проезжать — покажу. Батюшки, это кто-же себе окоп в засаде вырыл? — громко засмеялся я, показывая на свеженький окоп для стрельбы лежа под кустом дикого шиповника. — Это вас так теперь в десантном училище учат?
— Это мой окоп… послышался сзади голос старшего лейтенанта Кириченко.
— Да не может быть! Олег, ты чего…. продолжал смеяться я, но повернувшись к командиру группы я увидел в его глазах такое странное выражение отчего мой смех сразу пропал.
— Это мой окоп, — просто и коротко сказал Кириченко.
Я недоуменно и непонимающе посмотрел на Олега, отчего тот подошел ко мне поближе и, чтобы не слышали бойцы, произнес негромко:
— Я на каждой засаде его рою. Не моя это война… Плохо мне здесь. Я на Новый год Грозный штурмовал, еле живой остался. Да и сейчас… как-то тяжело на душе.
Я откашлялся и постарался бодро сказать ему:
— Да, ладно Олег! Прорвемся! Все будет нормально!
— Постараюсь… — тихо сказал мне Олег и повернулся к нашему механику. — краснов, заводи.
Но уехать сразу нам не удалось: на катки второй БМП намоталась колючая проволока, которая когда-то ограждала это поле.
— Поехали побыстрее! По дороге колючка сама собой отвалится! — в нетерпении воскликнул я, поскольку не любил останавливаться и долго находиться на открытой и неизвестной местности.
— Нельзя! Пусть механы сами ее вытаскивают из гусеницы, — рассудительно сказал Олег, наблюдая за возней Краснова и его коллеги. — Пока она слетит, то еще успеет всю резину с катков сожрать, а на голом железе долго не поездиешь и катки менять — это такая долгая и тяжелая работа…
Еще минут десять наши боевые машины пехоты сдавали то вперед, то назад, пока не освободились от ржавой колючей проволоки.
— Ну, с Богом! — скомандовал Кириченко и мы понеслись подороге, петлявшей в лесной чаще.
Выехав на место моей засады, БМП остановились и я не без удовольствия показал Кириченко и Цветкову крайнее дерево с сиротливо голыми ветками и небольшой ямкой у корневища.
— Руслан, там из ствола еще обломок кронштейна торчит, — Тут я не удержался от снисходительного разрешения. — Можешь сходить пальцем пощ-щупать…
— Да ладно. Верю на слово, — засмеялся лейтенант.
Там же, на второй броне я заметил настороженный взгляд рыжевласого минера, но сделал вид, что не обратил на него никакого внимания: вот приедем через пару километров на базу, там и состоится разбор полетов…
Но Рыжаков был вызван на пропесочивание гораздо раньше: Старший лейтенант Кириченко решил остановиться для отдыха не в школе, а рядом с милицейским блокпостом, напротив которого через дорогу находилась небольшая зеленая полянка-газон.
— Товарищ старший лейтенант! У меня всј только-только со склада, — с ходу заявил нам вызванный специалист по минно-взрывным работам. — Что мне дал командир роты, то я и взял…
— Хватит балабонить, — сказал ему Олег. — Где бумажка от взрывателя?
На свою удачу, Рыжаков не успел выбросить упаковку МУВа и мы по недостающему металлоэлементу определили, что на взрывателе была установлена свинцовая пластинка, которая при имеющейся температуре воздуха способна в течении пятнадцати минут сопротивляться резаку.
— Я ж тебе говорил, что пластина была перерезана, вот эта верхняя штучка отлетела при выдергивании боевой чеки и значит ударник наколол капсюль детонатора, — с азартом пояснил я Кириченко на другом механическом универсальном взрывателе.
Где КаДэшки? — деловито спросил Олег минера, но, услыхав мое замечание, тутже поправился. — Ну эМДэшки… Какая к черту разница?
Появившиеся на белый свет минные детонаторы по своему внешнему виду ничем не отличались от своего вчерашнего собрата и поэтому мы с минуту молчали, рассматривая блестящие алюминиевые палочки с резьбой на одном из торцов.
— Конечно можно один из них проверить. Накрутить на МУВ, выдернуть обе чеки и бросить в какую-нибудь ямку, да только возиться неохота и людей стало многовато вокруг, — медленно сказал я, наблюдая за складывающим свое имущество в сумку Рыжаковым.
— Надо было тебе подождать моего возвращения и тогда мы отправили бы на обезвреживание этой МОНки нашего рыжего специалиста, — от слов Олега сапер-минер стал еще быстрее собирать свои минные пожитки. — Мы бы тебя научили брать на задание нормальные средства взрывания. Еще раз такое повторится — будешь сам мины ставить и снимать их перед уходом. Понял меня?
— Товарищ старший лейтенант, меня учили только минированию, а как их снимать я не знаю, — Рыжаков уже вытянулся по строевой стойке и в его речи не было ни малейшего намека на былую игривость. — А зачем их вообще потом трогать? Стоит мина и пусть себе стоит… Рано или поздно какой-нибудь душара нарвется…
— Они не такие дураки, как некоторые наши рыжие солдаты, — усмехнулся я. — Чечены мину снимут и опять поставят, но уже против наших войск. Или мирный житель наткнется на минную растяжку, или на ее обезвреживание пошлют саперов с пехоты, которые тоже ни хрена не умеют.
— Пехоту жалко… А эти.. Местные только днем мирные, а по ночам все они боевиками становятся. Вон, смотрите, как на нас косится! — Рыжаков показал рукой на женщин, проходивших мимо по обочине с загруженными тележками и тачками.
— А кто тебя, такого рыжего, здесь любить будет? Вот у тебя есть свой командир роты, так пусть он тебя и любит с утра до стрельбища, а потом обратно и до вечера. Иди и больше мне на глаза не попадайся! — Отправил бойца Олег. — Пойдем что ли позавтракаем.
Наши боевые машины уже давно стояли передком к дороге, а десантным отделением к полянке. На башне сидел один наводчик, который не был на засаде и теперь выполнял роль «фишки». Остальные разведчики уже разложили свои спальные мешки и дожидались командира группы, когда же он будет делить и раздавать каждому причитающуюся коробку сухого пайка.
Задача оказалась нелегкой: за ночь куда-то испарился один сухпай и поутру на одного бойца не хватало суточного питания. После некоторого раздумья Кириченко вызвал механика, который был старшим среди мазутеев в периуд отсутствия командира группы.
— Краснов, куда делся сухой паек?
Малорослый солдат в тапочках на босу ногу старался преданно смотреть на старшего лейтенанта Кириченко:
— Товарищ старшлейтнант! Сколько нам вчера сдали, столько и осталось. Спросите у…
— Ну и у кого мне спрашивать, у таких же черномазых оглоедов? Опять ночью пыхтели? — перебил его Олег. — Я вас предупреждал или нет?
Механик-водитель пришел в некоторое замешательство, но тут же нашелся:
— Да никто ничего не пыхтел…
Но командир уже отправил его обратно и принял мудрое соломоново решение:
— Приедем — посажу в яму. Шумаков, каждому раздай по коробке, а на механов с наводчиками — на один сухпай меньше. Действуй!
Мы с лейтенантом наблюдали за сценой дележа со стороны: я не стоял на довольствии в группе и сегодня со мной делились своими припасами Олег и Руслан. Вчера же мой организм поддержал сухпай, презентованный мне во второй роте лейтенантом Тимофеевым.
Цветков не терял время даром, и в котелке уже закипал армейский чай, который был поставлен на нужды нашей обороны доброхотами-крохоборами с чаеразвесочной фабрики. Там чайная труха и пыль были бережно сметены веничком, затем аккуратно упакованы в анонимные бумажные пакетики и затем прошли долгий путь до нашего костра. Зато сейчас ароматный горячий напиток радовал нас своим запахом и видом.
— А чем это они могут пыхтеть? — Поинтересовался Руслан, который уже разливал чай по кружкам.
— Чем-чем… Травкой, а чем же еще? — Сказал я, размешивая сахар в своем чае. — Вот только где они еј берут?
— В посадке соберут дикую коноплю, высушат и потом еј курят. Или у местных пацанят меняют на соляру. Вот так и достают, — пояснил нам Олег.
Ох, Олег! Ты слишком с ними добрый…. — вздохнул я. — Они ведь тебе уже на шею сели и свесили ножки с вонючими портянками… Как бы все это боком не вышло…
— А мы никуда особо не рвемся и головы не подставляем, — ответил Кириченко.
— Я тебе про дисциплину в группе говорю. За такие прошары мои прежние бойцы уже выкопали бы ментам новую землянку, а землю от — носили на верхотуру водонапорки, — я довольно-таки горячо выпалил эти слова и показал на водонапорную башню.
— А зачем так высоко ее носить? — Лейтенант тоже посмотрел вверх.
— А там дырка очень даже удобная… Чтобы именно из нее накопанную землю наружу высыпать… В мешках оборзевшие куканы таскают грунт на самый верх башни, а потом высыпают его наружу…
— Ну и что же это даст? — насмешливо спросил Олег.
Я отхлебнул свой чай и потом серьезно посмотрел на него.
— Дисциплину в группе. Вот когда внизу вырастет куча высыпанной земли, то тогда можно построить перед ней всю группу и объявить, что у нас наконец-то появилась дисциплина и боевая слаженность. И чем выше эта куча, тем лучше для самой группы и ее командира… Вот только тогда солджеры будут относиться серьезно ко всему. и не будут спать по ночам и так далее… Группа станет управляемым подразделением, а не превратится окончательно в стадо баранов. Ты уж не обижайся, Олег. Но я за эти две ночи чуть было седым не стал… А ты еще с ними на войну ходишь…
— А что делать? — опять отшутился Кириченко. — Кого начальство дало — с теми и работаем.
— Перед работой их надо как следует выучить, а только потом…. — я заметил, что наш разговор слушают некоторые разведчики и перестал обсуждать эту тему.
Мы уже почти поели, когда нас окликнул дежуривший на башне наблюдатель:
— По дороге сюда духи едут! На джипах… Со своим флагом…
От такой новости я едва не поперхнулся горячим чаем, но пальцы все-таки облил и громко выругался. Быстро накинул на себя нагрудник, подхватил АКС и побежал догонять командира группы, который уже шел между беемпешек, держа в одной руке свой АКМС, а в другой лифчик с магазинами.
— Ты хоть магазины одень, — бросил я ему на бегу. — Мало ли что!
— Спокойно и без паники, — сказал Кириченко, осторожно выглядывая поверх брони. — Да это их парламентеры едут на переговоры… Отбой тревоге… Так, на фишку еще два человека, а всем остальным — мирно дожевывать свой завтрак. Но оружие держать при себе и лифчики не снимать. Всем обуться…
Перед ОМОНовским блокпостом уже выстроилось около десятка въезжающих в город всевозможных легковых автомобилей, позади которых виднелась кавалькада из семи-восьми черных джипов с разноцветными флагами. Замыкали всю эту процессию несколько представительских «волг» такого же черного цвета.
— Как же они любят черные машины! — воскликнул подошедший сзади лейтенант Цветков.
— Да ну их… Даже пожрать не дадут нормально, — небрежно махнул рукой Олег. — Ты глянь, как менты засуетились…
Наши собратья из МВД тоже заметили чеченскую делегацию: внутри оборонительных укреплений послышались приглушенные команды и в бойницах появилось несколько дополнительных стволов. Я заметил два пламегасителя от ПК и три дульных тормоза-компенсатора АКС-74. Но досматривавшие легко — вушки двое-трое ОМОНовцев, не подавая вида, продолжали так же спокойно и размеренно проверять подъезжающие автотранспортные средства.
— Минут сорок им ждать придется. По такой-то жаре, — беззлобно засмеялся один из разведчиков, присевший за другой башней.
Не дожидаясь своей очереди, первый автомобиль-вездеход вдруг вырулил на свободную встречную полосу, понесся вперед и внезапно затормозил перед милицейским шлагбаумом. Над машиной, как я успел заметить, развевалось два полотнища: зеленый флаг независимой Ичкерии с силуэтом волка на фоне луны и белое знамя с голубыми полосами и четырьмя латинскими буквами.
— Это ОБэ эСЕ что ли? сквозь зубы спросил я вслух, глядя на подскочившие вслед первой и остальные автомобили, в то время как большой палец плавно переводил предохранитель на точку с надписью "авт. ".
— Они самые. Видишь, сколько их там мирных европейцев сидит? — Продолжал радушно улыбаться Кириченко, но его взгляд оставался внимательным и напряженным. — Наверняка у них еще и патрон дослан… Спокойно, ребята… Мы им сейчас не нужны… Они нам тоже не к спеху.. Пускай себе едут…
Мы стояли около боевых машин и смотрели на своих врагов, которые с неменьшим вниманием и настороженностью разглядывали нас, сидя в дорогих иномарках. Боковые стекла были полностью опущены и всего три-четыре метра отделяли нас от молодых бородатых чеченцев с зелеными повязками на лбу. Крепкие руки сжимали автоматы и пулеметы, стволы которых слегка высовывались в открытые окна. Камуфлированная форма была не новой, но чистой. По всему было видно, что в машинах находятся не доморощенные телохранители, а опытные и немало повоевавшие боевики, готовые в любую минуту и даже секунду вступить в бой. Они спокойно и порой даже равнодушно оглядывали нас, наши беемпешки и всю окружающую обстановку.
Я невольно поймал себя на мысли, что как воины ислама, так и мы, российские офицеры, хоть и в уме, но все-таки оцениваем свои силы и средства и сопоставляем их с боевыми возможностями противника, прокручивая в мозгу ту или иную боевую ситуацию.
— Жалко у нас пушки не опущены, а сейчас это делать — слишком поздно…. — негромко сказал командир группы. — Еще всполошатся.
— Интересно, догадались они, кто мы есть на самом деле? — Спросил я Олега. — Хотя пехота нагрудники не носит, и по форме видно, что мы не пехтура и не менты.
— Да. Для мотострелков мы слишком хорошо вооружены и экипированы, а для эмведешников одеты черезчур просто, — подтвердил старший лейтенант Кириченко. — Смотри-ка, главный мент вышел наружу — значит их прямо сейчас пропустят.
Действительно, старший начальник ОМОНа попрощался кивком головы с представителем миссии ОБСЕ и приказал открыть шлагбаум. Европейский наблюдатель быстро уселся на свое переднее сиденье в первом джипе, который тут же рванул с места. Взревели двигатели и остальных внедорожников и «волг», мгновенно набравших большую скорость и пронесшихся мимо нас быстрой вереницей дорогих автомобилей с обязательным зеленым флагом на крыше.
— Слава Богу, … Уехали, — облегченно вздохнул Олег. Сколько же их там было?
— Человек пятьдесят я насчитал, — послышался голос лейтенанта. — Очень много пулеметов ПК и РПК, у некоторых даже «мухи» были.
— Один случайный выстрел с нашей или с ихней стороны, то пришел бы трындец и нам и ментам. Раздолбили бы они нас в лепешку, — засмеялся Олег. — Но все обошлось… Всем отдыхать.
С шумом на башне откинулась крышка люка, из которого показалась красная физиономия наводчика со второй брони. Он вылез наружу и первым же делом поискал воду.
— Ох и жарко же в закрытой башне сидеть, — деловито пожаловался он всем нам. — Я весь запарился, пока за ними во все щели наблюдал.
— Как же ты туда пролез? — спросил кто-то из бойцов. — Люк был закрыт, а десант завален барахлом.
— А я поверх этого барахла и прополз, даже не заметил как внутри башни оказался, — пошутил наводчик-оператор. — Хотел ствол опустить, да думаю, что среди чеченов шухер поднимется…
— Молодец. Объявляю тебе благодарность, — похвалил смекалистого солдата командир группы. — Всем отдыхать! Через час снимаемся.
Был полдень, когда наша группа въехала в расположение родного отряда через тыльное КПП. Я успел освободиться от нагрудника с боеприпасами, которые были переданы под ответственное хранение одному из бойцов.
На повороте к первой роте боевые машины пехоты затормозили. Я быстро пожал на прощанье руку Олегу Кириченко и спрыгнул на дорогу.
— Ну, Руслан, счастливо оставаться! Всем — спасибо и удачи!
Механик Краснов уже включил передачу и первая беемпешка медленно развернулась на одной гусенице и поехала к своему подразделению. Я повернулся в противоположную сторону и, утопая в горячей пыли, перебежал разбитую грунтовку. Держа в правой руке автомат, прошел через заросли молодых деревьев, обогнул два холма с стоящими на них решетчатыми антеннами РЛС, разбитых в ходе штурма Грозного, и оказался перед палатками второй роты.
— Ну наконец-то… Где вы там лазили? — спросил меня Тимофеев, затягивая узел на парашютной сумке. — Давай побыстрее умывайся. Через полчаса отходит БэТР на аэропорт Северный.
— Вот ствол. В целостности и сохранности, — Я отдал автомат подошедшему дневальному и побежал в душ.
В ожидании рейсового бронетранспортера я даже успел сбегать в первую роту к Кириченко и забрать у него двое сошек от ночного РПГ-7Н, которые ненужным железом валялись в ружпарке. Полгода назад они были подарены мне одним моим земляком и некоторое время даже красовались на СВДэшках с ночными прицелами. Но после моего возвращения на большую землю сошки оказались никому не нужны и мне было немного жаль, если они куда-нибудь пропадут.
Из-за этих металлических сошек меня спустя два часа не пустили в Ан-12 бдительные таможенники, расценив их как военный груз. Пришлось мне сбегать к военному коменданту, объяснить всю историческую и боевую ценность этих железных упоров, после чего мне в командировочном листе была сделана разрешительная запись и поставлена круглая печать. Я быстро выхватил документ из рук опухшего от жары комендача и побежал на взлетку, откуда уже раздавался рев движков…
Военно-транспортный самолет уже тронулся с места и медленно выруливал к началу взлетно-посадочной полосы и мне ничего не оставалось, как просто догнать неуклюжий борт, забежать слева перед кабиной и помахать левому летчику рукой с листочком. После его вопросительного жеста я показал ему свою командировочную бумаженцию с фиолетовой печатью коменданта. Грузно проплывающий мимо меня самолет неожиданно остановился и командир борта махнул рукой и показал мне куда-то в сторону хвоста. Я подошел к задней части самолета, придерживая рукой кепку, срываемую с головы сильным потоком воздуха от работающих винтов. Спустя несколько секунд в брюхе военного транспортника образовалась небольшая щель, которая увеличилась и превратилась в рампу.
Я отрицательно помахал головой борттехнику, который собрался опускать небольшую лесенку, и быстро взобрался во внутрь Ан-12-го, где меня подхватило несколько рук.
Я радостно выдохнул и пошел в начало салона, осторожно пробираясь среди различного военного имущества и личных вещей отбывающих домой офицеров и солдат.
— Вот тебе мало приключений! И нафига тебе сдались эти железки? — негромко ругался Николай, когда я примостился рядом с нашими офицерами на каких-то деревянных ящиках.
— Колян, все нормально! Сошки я здесь не оставлю. Это ценный подарок, — сказал я и устало откинулся назад.
Но наш воздушный корабль пошел на взлет и мне пришлось выпрямиться, чтобы не завалиться на бок. Я взглянул в иллюминатор, в котором быстро промелькнули зеленые КУНГи радиотехнических служб аэродрома, слегка подлатанное здание аэропорта, чеченские холмы, поля, лесопосадки и каналы между небольших селений.
В стекле отразилось и сразу исчезло лицо какого-то пехотного командира, тоже выглянувшего посмотреть в последний раз «на Чечню», чтобы потом с чистой совестью и радостным сердцем возвратиться к жене и детям…
— Манал я в рот эту войну, — послышался его хриплый и простуженный голос. — Пусть меня увольняют, а больше сюда х приеду…
Я молча улыбнулся, заслышав далеко не официальное, но зато честное отношение младших офицеров к «наведению конституционного порядка в Чеченской Республике».
Почему-то именно сейчас вспомнился усталый взгляд старлея Олега Кириченко, который сегодня утром поразил меня какой-то смертельной обреченностью и всепокорностью своей военной судьбе.
Я тяжело вздохнул и вновь откинулся на спину, положив под голову походную сумку, и попытался уснуть насколько это было возможно сделать среди рева самолетных двигателей на постоянно вибрирующей поверхности деревянного ящика, внутри которого находилась то ли пятисотка, то ли однотонная авиабомба…
«Кажется пятисотенная фугаска», — успел подумать я и на некоторое время провалился в короткий сон.