Обратный путь в пункт постоянной дислокации начался вроде бы нормально. Ведь мы сейчас ехали не куда-нибудь в пустыню, а прямиком домой. Три наши разведгруппы и ядро отряда вытянулись в одну длинную колонну, которая неспешно запылила по пустыне строго в северном направлении. В голове выдвигалась первая группа, затем на некотором удалении от неё ехало ядро, за которым с полагающимся интервалом гремела гусеницами вторая группа. Ну, и самыми последними, то есть в техническом замыкании оказались две наших могучих БМП-2.
И, как это говорится, всё шло своим путём… Механики-водители увлечённо рулили боевыми штурвалами, военный шофёр топливозаправщика уверенно крутил свою баранку под чутким контролем товарища майора Болотского, зампотех роты сидел на самой первой броне и вовремя направлял движение по нужной колее, командир отряда капитан Перемитин осуществлял общее руководство выдвигающейся колонной, командиры групп внимательно всматривались в окружающую обстановку и не забывали про свой горячо любимый личный состав… Ну, а он… То есть горячо любимый личный состав тоже не бездельничал: бдительно вёл наблюдение по своим секторам, держал боевое оружие наготове, а патроны и гранаты — под рукой. Один лишь наводчик-оператор Лёнька Пайпа сидел с угрюмым видом в правом люке, беззастенчиво выпростав за борт башни свою длиннющую ножку в ослепительно белой повязке.
Наша боевая колонна уже преодолела не один десяток километров и дело подходило к полудню… Когда коварный враг применил против нас запрещённое всеми международными конвенциями бактериологическое оружие! Причём сделано это было с изуверской изощрённостью… То есть его действие оказалось по-садистски выборочным, и в зону сплошного поражения попала самая гуманнейшая разведгруппа спецназа… А именно — третья! То бишь наша…
Безжалостный к невинным советским солдатам-интернационалистам крайне реакционный заморский империализм применил против нас самое страшно-изматывающее на войне биологическое средство — дизентерийную палочку. Если быть поточнее, этих смертоносных палочек оказалось десятки тысяч и это на каждого нашего бойца!.. Включая как старшего лейтенанта Веселкова, так и прапорщика Акименко. И самое страшно-неприятное средство поражения стало действовать на всех нас почти одновременно.
Первым был сражён разведчик Микола Малый. Он на полном ходу молча свалился с брони и исчез в пыльном шлейфе. Когда броня остановилась, а пылюка рассеялась, то выяснилось самое ужасное… Позади боевой машины никого не оказалось. Разведчик Коля пропал совершенно и абсолютно. Однако на наши встревоженные окрики из ближайших кустов саксаула послышалось что-то знакомое.
— Да, щас я! — успокаивал нас Малый. — Подождите трошки!.. Скоро буду!..
Обстановка в группе сразу же нормализовалась. Стало ясно, что ничего страшного с Колей не произошло и вскоре он присоединится к остальному личному составу. Но военный юморист Лукачина всё же решил пощекотать ослабшие нервишки своего землячка. Втихомолку ухмыльнувшись, он запустил двигатель и даже проехал вперёд пару метров. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы поторопить Миколу без лишних слов. Тот буквально вылетел из саксаульных зарослей, подтягивая на ходу штаны и негромко чертыхаясь. Когда Малый вскарабкался на броню, то он даже попытался отшутиться…
— Да живот чегой-то прихватило! Наверное, съел что-то не то…
Однако его шуточка оказалась очень уж актуальной и спустя триста метров точно такая же история повторилась. Но уже с другим нашим солдатом. Правда на этот раз Лука сделал остановку «по требованию». Наш механик сочувственно посмотрел в спину убегающего Билыка, но затем и сам вылез из своего люка, чтобы без промедлений умчаться в противоположную сторону…
— Да вы назад поглядите! — добродушно посмеивался Малый. — На нашу вторую броню!..
Мы посмотрели назад и увидели сидящими на БМПешке только половину её пассажиров. Зато кусты справа и слева колыхались от шагающих напролом фигур.
Тут командир группы понял в чём собственно дело и сразу же принял все необходимые меры. Во-первых, он запретил нам пить сырую воду из «того самого» водоёма. А во-вторых: приказал убрать в башню мешок с сушеной алычой.
— На привале вскипятим воду, вот её и будете пить! — говорил Веселков, недовольно морщась. — А то вы так всю пустыню обдристаете!
Я подумал, что в данной ситуации следовало сказать «обдрищете», но придираться к словам командира как-то было неудобно.
Спустя двести метров выяснилось, что и командир попал под действие вражеского средства поражения. Вместе с ним удобрять бескрайнюю пустыню отправилось более половины бойцов с нашей брони. Дольше всех к спасительным зарослям добирался наш «подранок»… Лёня Тетюкин… Он проскакал на одной-единственной здоровой ноге с десяток метров и мгновенно занял боевую позу за ближайшим кустом…
— Вот бедолага! — подтрунивал над Пайпой неугомонный Витя Билык. — Ему только-только повязку свежую наложили…
— А он босиком… — оскалил свои зубки Микола. — Ну, ни стыда и ни совести у человека! А ведь у меня больше бинтов нема…
Однако помимо перевязочных средств в большущем дефиците оказались газеты. Потребительский спрос возрос на них моментально, и теперь многие поминали поистине добрым словом запасливого товарища парторга.
А остальная наша колонна уже отдалилась от нас на очень приличное расстояние, и командир решительно стал всех поторапливать. Затем ожила радиостанция и Веселкову пришлось объяснять капитану Перемитину столь неожиданные причины задержек в пути…
— Нет! Больше отставать мы не будем! — пообещал напоследок наш старлей и по окончанию радиопереговоров тут же рявкнул на механика. — Лукачина, вперёд!
Двигатель завёлся и несколько раз выпустил в голубовато-белёсое небо чёрные клубы дыма. Воспользовавшись этой заминкой, отставшие бойцы забрались на броню. БМПешка рванулась с места, как застоявшийся боевой конь в стремительную кавалерийскую атаку… И всё же спустя ещё пятьсот метров «до ветру» попросилась оставшаяся в меньшинстве та часть личного состава, которая дольше всех сопротивлялась поражающим факторам вражеского биооружия… Однако их поджидало некоторое разочарование…
— Нет! — отрезал командир группы. — Остановок больше не будет! Во-он!.. Все желающие — шагом марш на корму!
И действительно… Наша боевая машина пехоты продолжала подниматься на барханы и опускаться вниз по их склонам, совершенно не снижая скорости. Старший лейтенант Веселков оказался неумолим и страдальцы впопыхах потянулись на корму БМПешки, где по её срезу было закреплено самовытягивающее бревно. Обычно его привязывают спереди к гусеницам, чтобы боевая машина своим же ходом смогла выбраться из заболоченного участка местности. Ну, а теперь это бревно пригодилось для другого спасения.
Несмотря на то, что бревно было длинным, благонадёжных посадочных мест оказалось всего два. Причём с самых краёв, где можно было относительно комфортно опустить ноги на фальшборт поверх громыхающих гусениц, а оголённую солдатскую задницу свесить по ту сторону бревна… А поскольку дело должно было происходить на полном ходу боевой машины, то есть при непрерывном раскачивании брони влево-вправо и вверх-вниз… То на помощь пострадавшему солдату приходило несколько рук его боевых товарищей. Один боец крепко держал левую ладонь дизентерийного мученика, а второй, соответственно, правую. Благо, что по самому срезу кормы оказалась намертво принайтована четырехсотлитровая Це Вешка, чей стальной корпус помогал удержаться во время движения хоть одному бойцу из подгруппы поддержки… После того, как страдания одного человека облегчались по самому максимуму, происходила неизбежная рокировка, и процесс повторялся опять… И как это водится, хуже всех приходилось третьему товарищу, который был просто-таки вынужден стойко переносить выпавшую на него военную муку… То есть дольше всех ждать облегчения тяжкой участи своих двух коллег…
Но случались и светлые моменты в нашей пустынной жизни!.. Это когда очередной приступ болезни «подкашивал» механиков-водителей или командный состав группы в лице старшего лейтенанта Веселкова и прапорщика Акименко. В первом случае Лукачина сначала принимался вертеть головой по сторонам в поисках более удобного места укрытия… Последний десяток метров до выбранного им скопления саксаула он безостановочно ёрзал по своему сидению, но потом всё-таки не выдерживал и прямо на ходу бросал свой штурвал, после чего пулей вылетал из люка. Правда, Лука всё же успевал выключить передачу и сбросить газ… Боевая машина пехоты медленно ползла по инерции вперёд, но шустрый механ в одних трусах и панаме уже мчался к долгожданному укрытию. Чтобы не оставлять его в трудную минуту… По соседству с ним занимали оборонительные рубежи и другие наши разведчики-спецназовцы…
Во втором же случае, когда инициаторами остановки выступали самолично Весёлый или же прапорщик Акименко, тогда всё происходило более степенно… И даже можно сказать, гораздо солиднее… Всё же начальство!.. И только перед самими кустами неторопливый шаг ускорялся до неприлично быстрого рывка вперёд! Но и в этом случае… Наши солдаты не бросали командиров в беде… Как и положено, разведчики занимали стойкую круговую оборону… С автоматом в одной руке и вспомогательным материалом — в другой.
Хуже всех приходилось нам — пулемётчикам! Пока с громоздким ПКМом спрыгнешь с брони, пока добежишь с ним до выбранной позиции, пока вернёшься обратно… С нагревшимся на солнце оружием было очень трудно. Зато на самом рубеже обороны, когда пулемёт благополучно возвышался рядышком на двух сошках и обе руки оказывались свободными… Вот тогда-то и можно было всласть помять до нужной кондиции задубевшую картонку… Ибо газеты закончились очень уж быстро.
— Ох, бля-а! — протяжно вздыхал Коля Малый. — Уж лучше бы в противогазе ехать!.. Чем вот так вот… Скакать туда-сюда-обратно!
— Ну, да! — согласился я. — И мороки меньше…
— И не так противно! — закончил мою мысль Билык. — А та-ак… Видел бы нас кто-нибудь со стороны!
Стоя на броне, он с нескрываемой жалостью смотрел на безуспешные попытки Лёньки Тетюкина вскарабкаться на броню как раз на уровне середины башни, чтобы сократить путь до своего люка. Но все его попытки подтянуться только с помощью рук были бесплодными… Пока Пайпу снизу не подсадил кто-то из сочувствующих.
— Вперёд! — скомандовал Веселков, и броня вновь поползла дальше.
Наша группа уже безнадёжно отстала от ротной колонны. Капитан Перемитин сначала сердился и даже ругался открытым матом по радиосвязи, но затем всё-таки проникся к нам искренним своим сочувствием и жалостью. И в последующие сеансы радиосвязи он только подшучивал над нашим незавидным положением…
Вот и сейчас командир роты беззлобно подтрунивал над страданиями третьей группы:
— Когда подъедете к отряду, то следите за моими целеуказаниями! Чтобы вы стали на привал с подветренной стороны! Чтобы не заразить все остальные группы! Дистанция — триста метров! Связь — только по радио! Всё!.. Желаю вам огромной удачи в борьбе!..
— Большое спасибо, товарищ капитан! — поблагодарил заботливое начальство старший лейтенант Веселков.
Его невозмутимое лицо и в трудные минуты пустынной разведдеятельности продолжало оставаться всё таким же непроницаемым. Наверное, Весёлому в глубине души было совсем не до смеха и шуток. Но на войне, как на войне! Случаются всякие непредвиденные неприятности! Сами же виноваты во всём! Что воды взяли так мало. Что резиновый РДВ закрепили плохо. Что позволяли волосатому майору фыркать и плескаться под общей водой. Что командный состав употреблял спасительную жидкость без каких-либо ограничений. Что вода всё-таки закончилась. Что нам пришлось обсасывать сушеную алычу с её слабительным эффектом. Что нам пришлось пить из этого хауза с дохлой скотинкой на дальнем берегу.
Но увы… Что случилось, то уже и произошло. И облегчить наши страдания могло только полнейшее истощение наших организмов. Как от содержимого желудочно-кишечного тракта, так и от излишнего количества подтравленной водички.
Но самым обидным было то, что вся наша разведгруппа страдала и мучилась дристун-заразой… А одна из главных причин наших мытарств преспокойненько сейчас ехала в кабине топливозаправщика. Время от времени попивая чистенькую водичку, позаимствованную в других группах или даже в ядре отряда. И это являлось самой вопиющей несправедливостью!.. Хоть мы и выпили всю его воду из новеньких фляжек. Но об этом светлом миге счастья у нас оставались только радостные воспоминания.
Вот так мы и ехали обратно… Когда мы наконец-таки добрались до привала всего отряда, то оказалось так, что две группы и ядро уже успели отобедать. И у нас в запасе осталось минут пятнадцать — двадцать. За это время мы успели вскипятить на фальш-огнях только два чайника воды, что было крайне мало для всей нашей оравы. Но и этот кипяток мы поделили по-братски. То есть почти поровну…
Затем наш разведотряд спецназа вновь двинулся в путь. И мы ещё долго обжигали свои губы и нёбо неостывшим кипятком. Остаток дня прошел с гораздо меньшими мучениями. Видимо, все мы очень уж постарались до этого привала. Но всё же приступы страшно-гадкой болезни продолжали накатывать на всех нас… Правда, с гораздо большими интервалами.
На вечернем привале мы вскипятили себе столько воды, что ею пресытились все. Для кипячения использовались все подручные средства: два чайника и казанок, котелки и даже цинки из-под патронов. Под становящимися прохладными струйками ночного ветерка горячая вода остывала гораздо быстрее, чем днём. И мы нахлебались тёплой жидкости, что называется, по самое горлышко…
Но и тёмной ночью продолжалась борьба с зловредными возбудителями дристун-болезни. Словом, спала группа очень даже неважнецки… То с одного рубежа обороны, то с другого направления контрудара доносилась характерная возня и негромкая ругань…
В связи со сложившейся вокруг нас боевой ситуацией командир роты принял решение отправить третью группу в путь задолго до выступления основных сил подразделения. Чтобы мы хоть на десяток километров опередили наш отряд, который неминуемо нас догонит и непременно оставит наши две брони позади себя. Поэтому мы выехали на два часа раньше…
— Только вы там особо так не утруждайтесь! — подкалывал всех нас капитан Перемитин. — Не обозначайте для нас дорогу! А то мы забуксуем…
Однако наши изнурённые лица даже и не думали выражать хоть какие-либо эмоции: ни положительные, ни отрицательные. Просто все мы очень чутко прислушивались к своим внутренним позывам и переносить внимание на что-то постороннее не хотелось…
И рота обогнала нас около десяти часов утра. Это случилось на открытом пространстве между двух небольших возвышенностей. Ни зарослей саксаула, ни песчаных барханов тут не наблюдалось и данные обстоятельства означали только одно — до родимой Лашкарёвки осталось не так уж и много километров. Это нас очень радовало. Ведь обратный путь оказался гораздо короче… Но слишком уж тяжёлым…
Мы как заворожённые смотрели влево и наблюдали за проезжавшей мимо нас ротной колонной. Первая БМПешка пронеслась мимо нас со всей своей стремительностью. Ведь сейчас она мчалась вперёд по ровной каменистой поверхности и ничто не могло замедлить её быстрый бег. Моё внимание невольно привлёк солдат Киря, который сидел сразу за башней. Место ему досталось не очень хорошее и его очень часто накрывали облака пыли. Но Киря уже не обращал на такое неудобство никакого внимания. Он лишь закрывал свои глаза, чтобы переждать пыльную напасть. Затем он вновь смотрел назад своим безучастным и отрешённым взглядом. Даже на его ресницах скопилось столько пыли, что это было видно с большого расстояния. Его лицо и волосы покрывала всё та же серая пыль. Одетый на тело военный свитер тоже был пыльно-грязного цвета. Но Кире уже было всё равно. Он ехал обратно. Домой.
А вот его друг Разумовский ощущал себя по-прежнему весело. Он сидел на ребристом бронелисте и даже курил в кулак. А вот в башенном люке второй БМПешки сидел наводчик Ойбек. Он скользнул по мне своим диковатым и невидящим взглядом. Так меня и не узнав. После того случая маленький узбек ещё не пришёл в своё обычное состояние.
Третьей неслась БРМка командира роты. За нею мчался военный Урал с Колей Мацыгиным в кузове. Он даже помахал нам своей «ручкой». А вот в кабине топливозаправщика справа сидел товарищ майор Болотский. Он недобро так зыркнул своим взглядом по нашей группе и отвернулся. Видать, очень уж сильно мы его обидели.
«Э-э-эх!.. Такого хорошего человека!.. И обидели… Эх, мы-ы-и!..»
А «мы-ы-и» всё смотрели и смотрели. Кто с равнодушием во взоре, кто с некоторой завистью… Ведь отряд упорно отказывался замечать потерю… Потерю скорости РГ Љ613.
Затем, то есть после небольшого интервала, промчались боевые машины второй группы, и постепенно вся ротная колонна стала удаляться от нас с неизбежной констатацией данного факта. Или с неизбежностью этого обстоятельства. Что, впрочем, особой такой роли не играло…
Так мы опять остались одни. Но теперь до Лашкарёвки было не так уж много километров. И нам следовало преодолеть это расстояние самостоятельно.
Однако нам не удалось это сделать. За несколько километров до реки Аргандаб что-то произошло с двигателем нашей БМпешки. Лукачина ругался и постоянно давал прогазовки, но заартачившийся мотор отказывался работать на полную мощность. И мы встали.
Вот тут-то мне и доверили важное поручение: остаться старшим на первой броне. То есть весь личный состав по приказу Веселкова покинул БМП-2 Лукачины и быстренько разместился на смирновской БМПешке, чтобы затем беспрепятственно поехать дальше. А мне приказали «руководить» первой бронёй, у которой двигатель пришёл в полную негодность. Весёленькое, конечно, дельце!.. Командовать БМПешкой с заглохшим мотором…
Но я ответил кратко:
— Есть, товарищ старшнант.
Ведь я отлично понимал всю вынужденность полученного приказания. По бортовой радиостанции мы не сможем связаться с самим «Горизонтом», а с остальными БМПешками первой роты… Это тоже было практически невозможно. Поскольку они уже подъезжали к нашему батальону, а значит вряд ли кто-либо из экипажей будет сейчас вслушиваться в эфир. Это же надо сидеть со шлемофоном на голове! И при такой-то жаре!
И в лучшем случае нас спохватятся только к вечеру. Когда командир первой роты поймёт окончательно и бесповоротно то, что со славной РГСпН Љ613 что-то произошло. Раз она так и не добралась своим ходом до расположения батальона. Вот тогда-то они и выйдут в радиоэфир. Но такой вариант развития военных событий совершенно не понравился старшему лейтенанту Веселкову и он решил отправиться дальше на одной БМПешке. А уже по прибытию в батальон принять все необходимые меры по эвакуации первой брони.
«Хоть так-то!.. — думал я. — Чего же всей группе здесь куковать?! Всё правильно!»
Да и одиночество мне совершенно не грозило. Вместе со мной остались механик Лукачина и разведчик Юлдашев. Ведь Баха был моим напарником из боевой двойки, а хозяйственный хохол никак не мог бросить свою «ласточку» без личного присмотра. Ну, и вместо подраненного Лёньки Тетюкина к нам перебрался наводчик Абдуллаев. А затем и солдат Агапеев решил составить нам кампанию.
— Чтобы вам тут скучно не было. — произнёс Бадодя Бадодиевич, взбираясь к нам с помощью подножки. — Впятером будет веселей.
Так мы и остались. Смирновская БМПешка ещё долго пылила впереди, но вскоре исчезла и она. Вокруг нас воцарилась полная тишина… Ни ветерка, ни отдалённого вертолётного гула, ни шума работающих моторов… Ничего!.. Только голая каменистая пустыня…
И мы стали ждать прибытия дежурного тягача.
Но через час-полтора настырный Лука умудрился кое-как починить двигатель… Может быть, мотор остыл до приемлемой температуры или ещё что… Но замолкший было движок после трёх неудачных попыток всё-таки завёлся и мы с черепашьей скоростью отправились дальше. Обещанный командиром группы дежурный тягач повстречался нам как раз перед речкой Аргандаб. И с его помощью нам удалось беспрепятственно преодолеть эту водную преграду.
А в расположение батальона мы прибыли уже под самый вечер. Взявший нас на буксир дежурный тягач дотащил БМПешку прямо до ворот автопарка. Здесь нас поджидало самое большое искушение, о котором мы не могли не знать. Это была наша водокачка. Небольшое сооружение с торчащей вбок и вниз толстой трубой, из которой беспрерывно била мощная струя холодной воды из местной артезианской скважины. И мы остановились как раз возле этой водокачки. Водитель дежурного тягача пошёл на КПП автопарка, а наша пятёрка помчалась к воде…
А там как обычно мылись чумазые водители роты материального обеспечения. Рядышком перекуривали чистенькие бойцы из экипажей бронетранспортёров второй и третьей рот. Кто-то из солдат тут же стирал свою форму. В общем всё было как обычно…
А мы поочерёдно вставали под мощную струю воды и всё никак не могли насладиться этим чудом. Ведь кристально чистая вода так приятно скользила по иссохшейся коже… Так великолепно колыхалась в переполненных желудках… Так здорово пилась и глоталась… И самое главное — не заканчивалась… Холодная и вкусная вода вырывалась из трубы мощным и беспрестанным потоком… И её хватало всем! И моющимся водилам из РМО, и стирающим форму солдатам, и даже нам… Так соскучившимся по обыкновенной жидкости Аш-два-О…
Но всё же закончилась и эта радость. Дежурный тягач потащил БМПешку на стоянку первой роты. Вскоре из распахнутых ворот автопарка появился механ Лукачина, и мы медленно побрели в нашу первую роту. Загруженные личным оружием, кое-какими средствами связи и наблюдения… Страшно голодные и донельзя мокрые… Смертельно уставшие, но всё же довольные…
Ведь мы возвратились! И это было самым большим нашим достижением.
Мы прошли мимо модуля вертолётчиков и караульного помещения. Миновали казармы РМО, зенитно-артиллерийской группы и отдельного автовзвода, третьей роты и второй… А у переднего входа в первую роту нас встречали наши дембеля…
— О-о! — чуть ли не закричал мой предшественник по замкомандирской доле сержант Ермаков. — Смотрите! Идёт афганский интернационал! Азербайджанец, западенский хохол, узбек, татарин и русский!
Наша пятёрка оглянулась друг на друга и даже заулыбалась. Но очень уж устало. А ведь Серёга точно всё подметил. Мы шли вместе и впятером: азербайджанец Абдуллаев и украинец Мишка Лукачина, узбек Юлдашев Бахтиёр и русский парень Вовка Агапеев, ну, и татарский юноша Альберт Зарипов… Солдаты одной великой страны — Советского Союза!
— Вы чего там? Лёньку Пайпу на костре поджарили? — спрашивали дембеля, дружески обнимая Абдуллу и пожимая нам руки. — Говорят, вы там всю воду у замполита выпили? Ну, что там было-то?
— Ермашишкин! — отвечал азербайджанец, высвобождаясь от объятий своих друзей по дембельскому призыву. — Кто тибе сказал?
Но наши старослужащие товарищи уже кое-что слышали и мне от этого было немного неловко. Мало ли чего?!.. Вдруг кто-то решит заступиться за бедненького Лёньку?!
Однако ничего подозрительного так и не произошло. Дембелей прежде всего интересовали столь занимательные подробности. Ведь кто-то уже наболтал им про то, что Тетюкин бросился было на вооружённых духов с одной только голой пяткой, да неудачно так провалился в кострище… Что прапор Акименко стрелял от скуки то по проезжающему мимо отряду, то по полупустой цистерне… Что майор…
Однако мы вовремя заметили какое-то движение за пологом масксети, натянутой между казармой нашей роты и двумя вагончиками, где и проживал товарищ парторг. И точно… На белый свет вышел не кто иной, как сам майор Болотский… Уже помывшийся и побрившийся, в чистенькой форме и в сопровождении своего единственного подчинённого. То есть вместе со своим солдатом-фотографом. Ему-то и отдавал ценные указания товарищ парторг.
— Найдёшь там рюкзак и сложишь в него все фляжки. Чтобы все собрал. Они новые! Сюда всё и принесёшь!
Тут парторг заметил сначала меня, затем Абдуллу, а потом и Лукачину… Агапеев и Юлдашев успели вовремя смыться… Товарищ майор сурово насупился и даже нахмурился… Но так ничего нам не сказал… Но всё же поторопил своего услужливого фотографа… А тот и помчался на всех парах…
Вся наша солдатская братия тоже решила оставить парторга наедине со своими заботами и думами. Ведь майор Болотский представляет в нашем батальоне спецназа самую передовую часть советского общества. А сейчас ему предстояло разгрести всю скопившуюся кучу рабочих дел: организовать и провести партийное собрание. Дабы призвать всех коммунистов части к ещё большей вере в грядущие победы развитого социализма… Не забыть про малоопытных комсомольцев-добровольцев… Которых ещё учить жизни и учить!.. Да и в военторговский магазин завезли несколько импортных видиков с телевизорами, мужские дублёнки и женские сапоги… Надо же их распределить по-честному и по справедливости…
А в казарме первой роты бурлила своя жизнь… Сдавалось в ружпарк оружие, и наспех читались письма из дома, собиралось около каптёрки всевозможное имущество, и заправлялись чистым бельём кровати. Да и ужин надвигался…
Словом, первая рота продолжала действовать по привычному распорядку дня. Азербайджанцы и армяне, русские и украинцы, белорусы и татары, таджики и узбеки, ингуш Муса и грузин Важа Банетишвили, мариец Ямбаев и немец Кайдаш, кабардинец Аскер и молдаванин Немаев… Все мы жили одной солдатской семьёй.
Первой ротой шестого батальона спецназа двадцать второй отдельной бригады специального назначения Министерства Обороны Советского Союза!