Утром третьего дня я опять скрежетал зубами. Не потому, что на них оказался вездесущий афганский песок. А всё потому, что товарищ майор… Ну, не славный наш ротный зампотех, мужественно прокладывавший нам дорогу… А тот товарищ майор, который ехал вместе с нами… Так вот… Товарищ парторг опять вздумал умываться нашей общей питьевой водой… А затем и обмываться…
Я вновь подошел к командиру группы и молча уставился на Веселкова своими красными от пыли глазами. Однако тот предпочёл сделать вид, что ничего такого особенного сейчас не происходит. И фырканья и ужасный плеск воды является вполне обыденным явлением… Для советской разведгруппы, находящейся в бескрайних песках палящей пустыни Регистан.
Зато мне выдали целую кучу ценных указаний по подготовке личного состава к дальнейшему маршу по вражеским тылам. Я лишь вздохнул и отправился выполнять командирские поручения. Но везде меня преследовали очень уж раздражающие звуки… Сначала журчание водной струйки из горлышка фляги, затем громкие оханья да аханья товарища парторга…
Наконец-то тронулись в дальнейший путь. Спустя два часа наша колонна остановилась на краю высохшего озера. Или даже на берегу обмелевшей, а затем и исчезнувшей реки. Совершенно ровная и абсолютно лишённая какой-либо растительности поверхность дна простиралась как на несколько километров в ширину, так и на десяток тысяч метров в длину. Вообще-то это называется общенаучным термином такыр. Это высохшее дно озера или даже реки, на котором глина образует ровную поверхность, всю испещренную мелкими и крупными трещинами.
— Что там такое? — поинтересовался товарищ прапорщик, указывая рукой влево. — Развалины или что?
Там на удалении в три-четыре километра прямо посреди высохшего русла возвышалась небольшая гора. Её можно было принять как за высокий холм из земли и глины вполне естественного происхождения. Так и за окончательно разрушившиеся остатки древнего укрепления. На последнее обстоятельство указывали очень небольшие вертикальные участки, оставшиеся от когда-то мощных стен. Но этих доказательств искусственного происхождения было так мало… Что неискушенному взгляду эта возвышенность представлялась именно холмом… Или небольшой горой…
— Говорят, это остатки крепости Александра Македонского! — задумчиво изрёк командир группы. — Он же во время своих походов строил крепости. Чтобы обозначить границы своего царства.
— Да у нас в Лашкарёвке то же самое! — возразил старшина. — Там-то хоть стены сохранились. А тут… Куча глины и земли!.. Это ж сколько крепостей он тут понастроил! По всему Афганистану, что ли?
— Александр Македонский вообще-то до Самарканда дошёл. — сказал я как бы промежду прочим. — А может, и дальше?!
— А до твоей Бухары он случайно не добрался? — с тайной подковыркой полюбопытствовал прапор.
— А как же!? — ответил я с лёгкой ухмылкой. — Мимо Бухары он никак не смог бы пройти. Там же горы.
— Да какие у вас там горы? — возмутился старшина. — Одно название, а не горы… Вот у нас… На Кавказе…
Командир группы, до этого прапорщицкого высказывания наблюдавший в бинокль за местностью, обернулся к нам и уставился на новоявленного горца.
— «У нас».. Это где? — спросил Веселков.
Однако товарища прапорщика не смутило ни пристальное внимание старшего лейтенанта, ни что-либо другое.
— У нас — это в Таганроге! — гордо заявил старшина. — В ясную погоду… Когда воздух чистый…
Впереди загудели моторы, и наше Главнокомандование вновь повернулось к голове колонны. Там происходило что-то непонятное. Две БМПешки первой группы круто повернули влево и, не спускаясь на дно высохшего озера, поехали вдоль склона. Ядро нашего разведотряда осталось на месте, не трогаясь ни влево, ни вперёд. Спустя десяток минут обе отделившиеся от нас брони поравнялись с остатками крепости, после чего повернули прямо к ней.
— Ясно! — проворчал Веселков. — Это здесь забазируется первая группа. И поехали они не прямиком, а с левого бока. Чтобы поменьше следов оставить.
В это время я смотрел в бинокль и хорошо видел обе БМПешки. Вот они доехали до развалин и скрылись за ними. Впереди вновь раздался шум запущенных двигателей.
— Ого! — воскликнул старшина. — Теперь первым поедет сам ротный.
— По местам! — привычно скомандовал наш командир. — Лукачина, заводи!
Взревела двигателем и наша броня. Теперь колонну возглавлял сам командир роты. Его БРМка лихо рванула с места, что называется, в карьер. Вот она скрылась в ложбинке меж холмов. Туда же потянулась остальная наша кавалькада грузовиков и боевых машин.
Когда БРМка капитана Перемитина выехала на ровнёхонькую поверхность такыра, она прибавила скорости и стремительно понеслась вдаль. Вслед за ней помчались и Урал с Ма Зом. Не отставала и вторая группа…
— Лукачина! — предупредил Веселков механика перед самым спуском на дно озера. — Ты поосторожней!
— Так точно, товарищ старшнант! — бодро пообещал механик. — Всё будет нормально!
Но как только наша броня оказалась на ровной и твёрдой поверхности, Лука прибавил газу во всю лошадиную мощь своего двигателя. И пятнадцатитонная БМП-2 понеслась вперёд со всей своей стремительностью… Аж в ушах засвистел горячий ветер…
— Потише! — прикрикнул командир. — Сбрось!
— Так точно, товарищ старшнант! — откликнулся снизу Лукачина. — Всего-то… Семьдесят километров!
— Смотри! Сердито повысил голос Веселков. — Разуешься!
— Никак нет, товарищ старшнант! — пообещал ему настырный механик. — Я же по прямой! Им же можно! А мы чем хуже!..
Наверное, этим же принципом руководствовался сейчас и сам командир группы. Ведь вторая группа унеслась вперёд на самой максимальной скорости. И спортивный интерес оказался не чужд руководству третьей разведгруппы. То есть нашему старлею Веселкову…
И всё же он предупредил механика-водителя о том, что на слишком больших скоростях возникает серьёзная опасность. Когда от малейшего толчка или поворота бешено вращающаяся гусеница может слететь со своих направляющих… То есть с катков… Это и называется глаголом-термином «разуться»… А ведь данная неприятность чревата не только потерей остойчивости тяжёлой махины, что сопровождается вполне закономерным риском опрокидывания брони через саму себя… Хоть и чисто теоретическим на столь ровной поверхности… Однако чем же не шутит местный афганский чёрт?! Ведь только на восстановление работоспособности ходовой части БМП-2, то есть только на «обутие» гусеницы на все катки, может уйти несколько часов напряжённого труда.
Однако механик-водитель Лукачина был на сто процентов уверен в том, что его любимая боевая машина не подведёт никого: ни товарища зампотеха роты, ни командира группы, ни личный состав, ни его самого. А потому Лука с невиданным ранее упоением выжимал педаль газа…
— Сбавь скорость! — грозно приказал сверху Веселков. — Лукачина! Слышишь?!
— Да слышу-слышу!.. — отозвался из люка упрямый хохол-западник. — Уже сбавляю! Ещё… Чуток!
До противоположного берега-склона оставалось каких-то пятьсот метров и добрую половину из них броня пронеслась всё с той же скоростью… Но затем движение стало замедляться… Пока гусеницы не забурились вновь в песчаные массы…
— Ну, «уот и усё»! — пошутил напоследок Лука. — Приехали… До дому… До хаты!
Вслед за ротной колонной мы поднялись вверх по склону, после чего опять оказались на однообразно скучном ландшафте пустыни. И вновь потянулись долгие и жаркие километры…
Около полудня на горизонте показалось что-то знакомое… До того знакомое, что я сначала не поверил своим собственным глазам. А потому для пущей убеждённости в том, что мои очи да мне же и не врут… Словом, я толкнул в бок своего тогдашнего товарища по общему несчастью…
— Ого! — возбуждённо воскликнул Вова Агапеев. — Да это же… Ну!.. Как же её?.. Хаджи?..
— Хаджи-Вазир-Хан! — подсказал я.
Это действительно было оно… Высохшее озеро под труднозапоминающимся названием Хаджи-Вазир-Хан. Но не только озеро… Это был тот самый «аэродром подскока». Который так успешно использовали в прошлом году наши старшие товарищи. А ещё это было то самое растреклятое место нашего февральского выхода. Когда третья разведгруппа первой роты лишь за малым не вступила в неравный бой с превосходящими силами противника… А затем столько дней… Целых пять дней буквально умирала от изнеможения, совершая ежевечерние марши-переходы по сыпучим пескам. И это при полной боевой выкладке, не считая сухого пайка, воды и спальника…
А наши ночные злоключения на этой горе-цилиндре?!..
— У меня до сих пор дрожь по телу проходит! — пожаловался Володя Агапеев. — Как вспомню…
— А то ж! — усмехнулся я. — У меня такая же реакция!.. Организьма!..
Да… На горизонте пустыни виднелась гора с характерным цилиндром на вершине. Уж её-то «родную-преродную» мы не позабудем никогда! И это факт весьма бесспорный…
И наше движение к тому самому озеру продолжалось. По мере приближения ротной колонны к «аэродрому подскока», увеличивалась в размерах и гора-цилиндр. Однако она должна была остаться далеко справа от нашего курса. Что в общем-то нас ни радовало, ни огорчало… Воспоминания были… Да и только.
И всё же… Наверное, в знак восстановления принципа справедливости… Или же в качестве хоть какой-то компенсации за наши февральские мучения… Как бы то ни было… Но высохшее озеро Хаджи-Вазир-Хан решило нас всех отблагодарить… Причём самым натуральным образом. Что имелось, то и пригодилось для этого ответного «подарка»…
Когда БРМка командира роты почти уже выехала на ровную поверхность озера, то из крайних кустов на открытое пространство выскочило небольшое стадо джейранов… Или косуль… И первая броня тут же помчалась прямо на них. Однако испуганные животные бросились врассыпную. Несколько джейранов понеслось прочь от БРМки прямиком по дну озера. И это оказалось их фатальной ошибкой. Поскольку боевая машина бросилась за ними в погоню…
Вся эта картина происходила у нас на глазах, и мы испытали вполне естественную зависть. Ведь с первой брони уже раздавались выстрелы. И автоматные пули рано или поздно, но всё-таки должны были сразить хоть одну косулю… Или же одного джейрана.
А поскольку впереди нас остановились два грузовика, то наш командир приказал Луке принять вправо и остановиться на поверхности озера. Но не тут-то было…
— Ах, ты! — громко вскрикнул старшина. — Смотри!
В десятке метров от нас на дно озера выскочило три джейрана. Видимо, это были остатки того самого стада, которое оказалось испуганным БРМкой ротного. И теперь бедные животные в панике шарахнулись в сторону от нашей брони. Часть из них понеслась меж барханов и кустов. И угнаться за ними мы никак бы не смогли… Зато три джейрана помчались вдаль именно по ровному дну озера…
— Вперёд! — скомандовал Веселков. — За ними!
Ведь это была потенциально наша добыча! И её не следовало упускать ни при каких обстоятельствах.
Однако Лукачина замешкался со своими передачами, и нас обогнала вторая БМПешка. Юркий Володя Смирнов и тут оказался пошустрее основательно-неторопливого Луки. А тем временем джейраны всё отдалялись от нас и отдалялись…
— Рога — мои-и! — раздалось с соседней, то есть конкурирующей брони. — Мои-и!
Это орал товарищ парторг, перекрывая своим голосом рёв вообще-то мощного двигателя боевой машины пехоты. Ведь вторая БМПешка уже успела набрать приличную скорость… И всё равно… Истошный крик майора Болотского оказался мощнее шума мотора и лязганья гусениц… Обеих боевых машин! Ведь мы сейчас мчались наравне друг с дружкой…
— Бож-же мой! — прокричал старшина на ухо Веселкову. — Он и здесь!.. Всё норовит захапать! Там — видики и сапоги! А тут — рога…
Однако сейчас командиру группы было явно не до того, злоупотребляет ли товарищ парторг своим служебным положением или же нет. Веселкова сейчас интересовали только джейраны… А они сейчас умчались далеко вперёд…
— Лукачина! — подстёгивал командир механика. — Давай быстрей! Уйдут же!
— Не-ет! — сквозь стиснутые зубы отвечал Лука. — Не уйдут! Они же по прямой…
И механик был прав. На свою беду джейраны убегали от нас по прямой линии. Благодаря своей природной резвости, афганские газели смогли оторваться от нас метров на двести, и нам казалось, что шансы на успех уменьшаются с каждой секундой. Ведь от трёх джейранов сейчас остался только один. Двое умудрились свернуть вправо или влево… Да и тот единственный «косуль»… Он мчался вдаль с постоянной скоростью…
Однако мирное советское машиностроение не зря вложило в наши боевые машины пехоты столько мощи и огня. Все цилиндры военного двигателя усердно перерабатывали дизельное топливо, передавая взамен непрекращающийся крутящий момент на два зубчатых колеса. Которые в свою очередь вращали обе звеньевые гусеницы… И дикое животное стало постепенно уступать…
— Ба-бах!
Этот выстрел раздался прямо над моим правым ухом, отчего я невольно схватился за ушную раковину. Чтобы прикрыть ладонью звенящее ухо… И чтобы обезопасить его же в случае повторного выстрела.
— Не стрелять! — крикнул Веселков.
Я тем временем оглянулся вправо. Стрелявшим оказался связист Хазимуллин. Только он сидел так близко ко мне…
— Лёха! — возмущённо заорал я. — Ты чего палишь? Не видишь, что ли?
А он улыбался с какой-то растерянной досадой… Словно удачливый охотник, которому случайно не повезло с выстрелом по верной цели.
Я повернулся обратно, всё ещё держась рукой за ухо. Ведь оно продолжало звенеть с неменьшей силой. Тут вскинул автомат сам командир группы. Ведь броня почти уже настигло утомившееся животное, которое всё ещё бежало и бежало… Однако силы оставляли джейрана… Ведь он умудрился бежать от нас со скоростью семидесяти километров в час…
Когда до цели осталось метров сорок, из веселковского автомата грянула короткая очередь. Трассирующие пули прошлись очень близко от своей бегущей мишени, но всё же они не причинили ей ни малейшего вреда. Скорей, наоборот… Утомившийся от длительного бега джейран как будто воспрял духом… В нём словно открылось второе дыхание… И дикое животное опять умчалось вдаль, с нарастающей скоростью…
— Лукачина! — выкрикнул командир.
— Да ща-ас! — процедил сквозь зубы механ. — Догоним!
Боевая машина пехоты вновь настигла джейрана. У него совсем уже не осталось сил, и теперь животное со стремительного бега перешло на шаг. Вскоре джейран, тяжело дыша, остановился… Он стоял к нам полубоком… И при этом ещё и смотрел на нас своими большими глазищами…
Наша броня тоже остановилась, и командир тут же выпустил вторую короткую очередь. Нам было хорошо видно то, что светящиеся пули пронзили джейрана насквозь. Однако он продолжал стоять, лишь слегка пошелохнувшись в момент попадания в него пуль. И дикое животное по-прежнему смотрело на нас… Веселков дал уже третью очередь… Пули вновь прошли сквозь тело жертвы, но она всё стояла и стояла… И огромные глаза продолжали смотреть на всех нас…
И только с пятой очереди… Когда одна из пуль перебила коленный сустав на передней ноге джейрана… Только тогда несчастное животное опустилось наземь… Но оно лишь припало на одну повреждённую конечность, и через секунду вновь встало на ноги… Но теперь командир уже знал то, куда следует целиться. И следующие пули перебили ещё две ноги…
И только сейчас джейран упал на землю своим правым боком. Но всё же приподнял свою голову, увенчанную двумя небольшими рогами… Слегка закрученными вокруг своей оси и вывернутые в бок…
— Лукачина! — приказал Веселков. — Подъедь-ка поближе! И встань боком.
Механик выполнил требуемый манёвр с ювелирной точностью, и боевая машина остановилась в полуметре от сражённого животного. Оно всё ещё было живо и продолжало держать голову в поднятом положении. Слева в десятке метров остановилась наша вторая броня. И вся разведгруппа, включая майора-парторга и старшину роты, стала как зрителями финального акта… Так и соучастниками этой трагедии… Или же попросту свидетелями…
Командир уже подошёл к левому борту БМПешки и прицелился в джейрана своим личным ПБ. Прозвучал слабенький щелчок… Это бесшумный пистолет Макарова дал осечку. А джейран покорно ожидал окончательного решения своей участи… Веселков вполголоса ругнулся и перезарядил пистолет. Однако и второго выстрела не получилось… Из восьми патронов сработало только два… А животное… Упрямое афганское животное всё ещё не умирало… Правда, его голова уже лежала на твёрдой поверхности такыра… Но джейран всё ещё дышал, широко раздувая свои лёгкие… И направив свой уже затуманенный взгляд куда-то вдаль…
Чтобы не расходовать впустую вторую обойму, командир отдал новое приказание. И через минуту-другую острый нож перерезал горло несчастного животного… Алая струя крови густо оросила сухую поверхность и почти моментально превратилась в тёмно-бурую лужицу… Кровь на жаре сворачивалась очень уж быстро…
— Рога — мои! — повторил своё заклинание товарищ парторг. — Не выбрасывайте!
Кто-то из солдат даже оглянулся на нетерпеливого майора. Ведь для всех нас эти рога не представляли никакой ценности. Ведь с собой в Союз их скорей всего не провезёшь. Да и кому сейчас охота возиться с этими рогами!..
Сейчас гораздо больший интерес представляла тушка свежеубитого джейрана. Её завернули в обычный мешок из-под сахара, невесть откуда взявшийся в десантном отделении БМПешки Луки… Который всегда был запаслив на все случаи военной жизни…
— Забросьте её на корму! — распорядился командир и тут же стал отдавать другие приказания. — Так! По местам! Лукачина! Вперёд! К ротному!
После удачного окончания боевой охоты следовало осмотреться на местности. БРМка капитана Перемитина виднелась в нескольких километрах правее. Оба грузовика и вторая группа остались где-то далеко сзади. Я оглянулся и убедился в том, что они оставались на своих прежних местах… То есть именно там, где они и съехали на поверхность озера.
А теперь мы мчались к командиру роты. Ведь у них тоже праздновали победу. В боевом результате капитана Перемитина тоже оказалась одна тушка джейрана.
Когда мы подъехали поближе, то выяснилось следующее: ротным объявлен привал на обед; наводчик вызывает сюда же отставшие машины; часть бойцов готовит костёр; двое солдат безуспешно пытаются подвесить убитого джейрана на короткий ствол гладкоствольной пушки.
— Э-э… Кардаш! — закричал наш наводчик Абдуллаев своему земляку-азербайджанцу.
Он что-то ещё произнёс по-азербайджански… Но вот что именно — это так и осталось загадкой. Наверное, посочувствовал их бесполезным попыткам… Пронырливый солдат Худиев обернулся лишь на долю секунды и радостно показал нам все свои зубы. Однако мигом вернулся к своему прежнему занятию… Он держал обеими руками задние ноги джейрана, связанные верёвкой. А его напарник старался закинуть верёвку на самый кончик ствола пушки и хоть как-то закрепить её именно там. Ведь им так не терпелось отведать свеженького мяса.
Однако верёвка уже в который раз соскользнула с пушки, но солдаты оказались упрямей и опять предприняли очередную попытку. Со стороны за их мучениями и стараниями наблюдал сам ротный. А уж капитан Перемитин никогда не упускал возможность посмеяться над чьей-то бестолковостью…
— А вы эту верёвку в ствол засуньте! — с вполне серьёзным выражением лица «советовал» командир роты. — И второй конец закрепите внутри башни!..
Солдаты подумали-подумали… Но всё-таки отказались.
— Ай, таварыш капитан! — осклабился Худиев. — Зачэм нам башня? Ми и так всё сделаем!
— Ну-ну! — подсмеивался Перемитин. — Давайте-давайте…
И двое солдат «давали-давали»…
От ротного возвратился наш командир группы и мы переехали метров на двести дальше. Вот теперь-то можно было заняться праздничным обедом. Ведь не каждый день удаётся подстрелить столь экзотическое для всех нас дикое животное. Хоть и мелкое парнокопытное, но всё-таки дичь!
Вдоволь наученный недавним опытом наводчик Абдуллаев развернул в бок длинный ствол своей скорострельной пушки и опустил его почти горизонтально. Затем он быстро выбрался из башни и приступил к подготовительным мероприятиям по разделке туши. Первейшим же делом через отверстия дульного тормоза, расположенного на самом срезе орудийного ствола, была пропущена длинная верёвка. Ею же связали задние ноги джейрана. Теперь можно было поднимать тушу вверх. Что оказалось вполне нетрудным делом…
— Ну, мы же не из ядра отряда! — посмеивался Лукачина. — Эти полудурки, наверное, до сих пор стараются!
Чтобы проверить эти, вовсе не лишенные оснований предположения, на башню был заслан наводчик Лёня Тетюкин. Стоя на самой высокой поверхности БМПешки, да ещё и вытянувшись во весь свой длиннющий рост, Леонид долго всматривался в сторону ядра отряда. Но затем он несколько огорчил всезнающего Лукачину…
— Там вторая группа уже подъехала! — произнёс Тетюкин печальные новости. — Они точно так же пушку повернули и опустили.
— Эх, Пайпа-Пайпа! — с наигранным выражением вздохнул Лука. — Нет бы соврать! Посмешить всех нас!.. А ты…
— А что я? — возмущённо вскинулся Леонид. — Пайпа — Пайпа!
— Чуть что, так сразу Косой! — рассмеялся пулемётчик Билык, вспомнив знаменитую фразу из «Джентльменов удачи». -Так и здесь.
— Да нет уж! — отшучивался Лука. — Лёнька у нас только Пайпа! И с глазами у него всё нормально. Это же мой наводчик! Ему же стрелять!
Они оба являлись экипажем нашей первой БМПешки. Лука — механиком-водителем, а Тетюкин — наводчиком-оператором. На второй броне механом был Вова Смирнов, а наводчиком — рядовой Абдуллаев с очень уж похожей кликухой Абдулла.
Вот именно он, то есть наводчик Абдулла уже приступил к непосредственной разделке туши. Задние ноги джейрана были раздвинуты в стороны деревянной палкой-распоркой. Вооружившись острым ножом, азербайджанец сделал сначала два круговых надреза на тонких окончаниях стройных ножек. Затем последовал длинный разрез от одной лодыжки животного до другой.
— А тепер нада шкур снимать! — радостно оповестил белозубый Абдулла.
Смуглый от своей азербайджанской природы он уже успел загореть до тёмно-коричневого оттенка. И сейчас на его шоколадного цвета лице сверкала широкая улыбка. Абдулла нынче пребывал в приподнятом настроении. Ведь ему уже давно не приходилось заниматься разделкой свежей туши…
— Смотри! — выдохнул Абдулла и сильным рывком потянул кончик шкуры вниз.
От его уверенного движения шкура животного вывернулась вниз, словно дамский чулок. Точно так же была «оголена» и вторая ножка. Затем Абдулла принялся стаскивать шкуру со всей туши. Работал он привычно и весело. И через десять минут перед нами висела освежёванная туша джейрана.
— А тепер кишки-мишки! — объявил азербайджанец. — Вот отсуда начнём. Р-раз!
Остро наточенный нож взрезал брюшину, и ловкие руки Абдуллаева стали поочерёдно вынимать внутренние органы. Сердце, почки, печень и лёгкие были признаны вполне съедобными субпродуктами, и потому они оказались в солдатском казанке. Особенно тщательно отделялся жёлчный пузырь и что-то ещё…
— Это нельзя проливать вовнутрь! — тоном знатока говорил наш военный мясник. — Это ядовитый вещь.
Когда все внутренности оказались извлечёнными, то после этого вся туша была тщательно обмыта водой. По ходу процесса освежевания Абдулла успел выковырять из подкожных тканей нескольких паразитов, похожих на личинок. По мнению авторитета азербайджанской мясной промышленности эти «жучки-паучки» вовсе не нуждались в дальнейшей термической обработке. Мы с ним не спорили…
Затем наводчик Абдуллаев принялся срезать небольшие куски парного мяса и бросать их в подставленный снизу казанок. И вскоре от джейрана остался только скелет, чьи кости держались только за счёт сухожилий…
— Такой маленький джейран, а два казана мяса получилось! — восторгался Билык. — А помнишь, когда барана разделывали?! Слышь, Лука! Там только один казанок получился…
— Да помню-помню! — говорил механ. — Только мы тогда половину мяса сырым сожрали! Не утерпели. Каждый попробовал по разу, и всё! Полбарана нету.
Но на этот раз все солдаты оказались более чем терпеливыми. Из свежего мяса была приготовлена густая и наваристая похлёбка. В качестве приправы в это варево бросили с десяток горошин чёрного перца и добрую жменю мятого-перемятого лаврового листа. Что-что, а чёрного перца и особенно лаврушки в солдатских столовых завсегда с избытком…
Когда мясной суп оказался готов, часть его была отлита в жертву, то есть в дар отцам-командирам… Остальная же часть была уничтожена в считанные минуты. И этим кушаньем оказался заморённым самый мелкий червячок, вечно обитающий в бездонных солдатских желудках. На костёр водрузили уже два казанка с мясом, и весь процесс повторился от начала и до самого конца.
Наконец-то всё мясо было съедено, а наваристый бульон выпит до последней капли. И на огонь поставили было чайник…
— Стоп-стоп-стоп! — запротестовал Абдулла. — А рёбрышки пожарить!?
— Это же класс! — мигом облизнулся Сальников. — Только вот на чём будем жарить?
У нас в распоряжении имелся всего один противень, и вся коллекция рёберных косточек в него не вмещалась. А время уже поджимало. Но выход был найден. У водителя военного Урала мы арендовали металлическую крышку воздушного фильтра. В перевёрнутом положении она более чем походила на огромную хозяйскую сковороду…
И через пять минут…
— Так! Что вы тут ещё придумали? — поинтересовался незаметно подошедший командир. — Кости, что ли?
— Нэт, товарищ старшнант. — отвечал довольный-предовольный азербайджанец. — Это рёбрышки! Сейчас и вам принесём!
— Спасиб, не над! — в тон ему возразил Веселков. — А вы успеете?
— Конечно! — пообещал Лукачина. — Они уже почти готовы!
И вскоре вся третья группа лакомилась поджаренными рёбрышками…
Когда прозвучал сигнал к дальнейшему движению, с мясными блюдами было покончено. Правда, вот чаю мы так и не успели попить. Но это были мелочи… Столь несущественные по сравнению с выпавшей на нашу солдатскую долю удачей.
Вот наш разведотряд взобрался по противоположному склону и оставил позади столь гостеприимное озеро Хаджи-Вазир-Хан. Что ни говори, но во второй раз с ним было очень приятно встретиться. Мы не знали то, как произойдёт третья встреча… Но эта нам весьма понравилась…
Через десяток километров с БРМки взлетела осветительная ракета. Как оказалось, это был условный знак, адресованный именно третьей группе. То есть нам.
— Стой! — скомандовал Веселков. — Сбавь обороты!
Мы сидели на наших двух БМПешках и смотрели на то, как уезжает вдаль сильно уменьшившаяся колонна. Ядро отряда вместе со второй группой сейчас направлялись в самый «медвежий угол» пустыни Регистан. Туда, где ещё ни разу не ступала нога советского солдата… Обутая в кирзовый сапог сорок пятого размера. Вернее, в два… Один — левый, а второй — стало быть правый.
Вскоре отряд спецназа скрылся в афганской пустыне. Тогда-то и прозвучала команда на наше выдвижение. Мы свернули перпендикулярно вправо и на невысокой скорости отправились на поиски подходящего места для забазирования группы.
Боевые машины теперь ехали медленно, чтобы не создавать излишне громкого шума работающих двигателей. Ведь мы сейчас находились в нашем районе, где нам и следовало вести свою активную разведывательно-поисковую деятельность. И эта тактика принесла свои плоды…
В пустыне мы обнаружили одиночно бредущего верблюда. Двугорбый дромадёро казался вполне домашней скотинкой. То есть он был не только приручен афганским человеком, но ещё и навьючен его хурджунами. Однако хозяина нигде не наблюдалось… Мы безуспешно обшарили в бинокль всю близлежащую местность. Но упрямый обладатель двугорбого верблюда никак не хотел показываться на наши глаза.
— Нда! — обескураженно произнёс Веселков, отнимая Б-12 от ясных своих очей. — Корабль пустыни есть. А вот его корабельщик…
— Да он затарился где-то поблизости! — сказал солдат Шпетный. — В песочек зарылся и лежит себе спокойненько.
Что ни говори, но наш Лёха всегда отличался в самую лучшую сторону. Как своей сообразительностью, так и проницательностью. И эти его способности оказали самое положительное впечатление на товарища прапорщика. Который впервые оказался в афганской пустыне. Остальные же наши солдаты хоть и думали точно так же, как и разведчик Шпетный, однако высказывать свои мысли вслух не спешили. Ведь так недолго и до мудрой командирской команды… Во исполнение которой всем бойцам полагалось сойти с брони и прогуляться пешком километра с два или три… Чего вообще-то мало кому хотелось. При нынешней-то жаре.
А двугорбая зараза стояла себе в ста метрах от нас и так подозрительно маячила своими дорожными сумками. Столь заманчиво перекинутыми промеж облезлых горбов. И их притяжение оказалось неизбежно-неотвратимым.
— Вперёд! — со вздохом приказал Веселков. — Надо досмотреть эту дохлятину.
Однако «эта дохлятина» оказалась на редкость резвой скотиной. Мы ехали за ней и ехали… А она всё улепётывала и улепётывала со всех своих четырёх ног. И погоня продолжалась… Через пятнадцать минут мы решили сменить тактику и резко прибавили в скорости движения. Так и этот корабль увеличил обороты… Лукачина поддал ещё газу… А эта двугорбая кляча и вовсе пустилась вскачь…
— Ну, товарищ старшнант! — взмолился механик-водитель Лука. — Я так больше не могу! Ну, пристрелите вы её и всё тут! Чего мы двигатель гробим?
— Жалко! — возразил ему Веселков. — А вдруг это мирный верблюд? И у него ничего нет?! А хозяин обидится…
— Да какой это мирный? — возмущался Лукачина. — Это же стопроцентная душманская скотина! Нет, вы только гляньте на неё! Она ещё и срать начала! Прямо на ходу! Ну, как так можно?! Товарищ старшнант!.. Ну, влепите вы из ПБСа! Никто же не услышит…
Автомат Калашникова с бесшумными патронами уже был под рукой… У разведчика Лёхи Шпетного. Однако командир группы не спешил со столь радикальными мерами по остановке афганскоподданного транспортного средства. Но этого и не понадобилось. Через километр усиленного бега трусцой двугорбый дромадёр остановился как вкопанный. Мы подъехали к нему поближе и тоже остановились. Верблюд развернулся к нам боком, весело помахивая хвостиком и приветливо скаля желтоватые от старости зубы. Почему-то мне его улыбка показалась чрезвычайно плотоядной…
— Ну… — бодро поинтересовался командир группы. — Кто пойдёт его досматривать?
Среди советских солдат дураков не нашлось. Даже любитель острых ощущений Коля Малый предпочёл не выделяться из общей массы. Ведь у этого верблюда на всё ещё оставались на вооружении четыре мощных копыта и две полоски хищных зубов.
— А давайте мы её сначала пристрелим?! — просто и обыденно предложил солдат Шпетный. — Я быстро!
Он даже приподнял свой автомат с массивным набалдашником ПБСа. Но старший лейтенант Веселков не разрешил укрощать строптивого странника самым кровавым способом. Это было бы самым простым решением возникшего вопроса. Ведь пристрелить упрямую скотину не составит особого труда. Но ещё существовала морально-правовая сторона… И она имела немаловажное значение для нашего командира группы. Ибо старший лейтенант Веселков никогда не хотел проливать чужой крови… Чтобы не брать лишний грех на свою практически честную душу… Ведь чего только стоила февральская эпопея с солдатом-царандоевцем, который сам себе прострелил левую ноженьку. Мы его из самых лучших советских побуждений отвезли с блок-поста в лашкарёвскую больницу. Причём уложив беднягу на сиденье правого десанта, побросав вниз наши рюкзаки. А по возвращению на блок-пост мы обнаружили пропажу! Раненый народный милиционер свистнул из наших рюкзаков с десяток осветительных ракет. А мы его ещё на своих руках заносили в больницу… А он так натурально стонал!.. Ворюга несчастный…
Вот и сейчас командир группы долго мучался военной загадкой: пристрелить или не пристрелить упрямое вьючное животное. И общечеловеческая гуманность всё-таки перевесила чашу весов. Решение оказалось самым миролюбивым: верблюда не убивать, а дорожные сумки досмотреть визуальным способом. То есть поглядеть на них со стороны и на этом всё!
Как и следовало того ожидать, ничего подозрительного в хурджунах обнаружено не было. Они оказались слишком тощими для перевозки оружия и боеприпасов. А также чересчур пустыми для транспортировки в них наркотических веществ, денежных средств и прочей военной амуниции. На том верблюда и отпустили. Чему он был крайне рад. На прощание двугорбая вражина даже разразилась страшным гортанным воплем…
— Э-э-х, товарищ старшнант! — горестно возмущался Лукачина. — Слышите? Это она надсмехается над нами! А мы её отпустили.
— Отставить разговорчики! — приказал Веселков. — Принимай влево!..
Болтливый Лука «отставил разговорчики» в сторону и дальше ехал молча. От командира поступила вводная: искать подходящее место для забазирования разведгруппы. Для этого требовалась либо небольшая ложбина, достаточная для укрытия в ней двух боевых машин пехоты. Либо небольшой холм, а лучше два. Чтобы между них могли замаскироваться всё те же две боевые машины пехоты.
Долго мы ехали по пустыне. Почти до самого вечера. Мы предлагали на рассмотрение командира самые различные варианты. Веселков внимательнейшим образом изучал рельефные складки афганской пустыни. Однако во всех предложениях находилось что-то непотребное, отчего они окончательно забраковывались. И мы ехали дальше.
Наконец под самый вечер наша разведгруппа остановилась около невысокого холма. Здесь и было решено устроить базу разведгруппы Љ613.
Ну, сколько же можно петлять по этой пустыне?! Пора бы и честь знать!