Будучи ещё в Буденновске, предусмотрительный комбат Маркусин умудрился связаться с нашей бригадой и на ростовском аэродроме нас уже поджидало несколько "Уралов". Мы быстро перегрузились в грузовики и через час бешеной езды по пустым дорогам отряд высадился у родных казарм.
Было около двух часов ночи, когда мы начали сдавать оружие. Поставив в ружпарк свой Винторез и магазины, я дождался сдачи оружия моей группой и отправился в свою казарму восвояси.
Солдатское спальное помещение в это время оказалось совершенно пустым, поскольку все бойцы нашей роты были отправлены в Ханкалу. Поэтому я спокойно проспал до семи утра.
Разбудивший меня дневальный уже притащил ведро горячей воды и мы отправились в умывальник смывать с меня военную грязь.
Когда в восемь утра появился мой командир роты капитан Малахов я уже сидел в своей гражданской одежде и допивал утренний чай.
Я четко доложил о своем возвращении из служебной командировки и попросил у него разрешения убыть для прохождения дальнейшего отпуска на свою историческую родину.
- А где мой чай? - пожав мне руку, поинтересовался ротный.
Я молча указал на стоявшую рядом вторую кружку крепкого чая. Вообще-то он был заварен для Лехи Петракова, но он опоздал на полчаса и им теперь можно было пожертвовать.
- Ну езжай. - отпустил меня ротный. - Там у начфина твои отпускные лежат. Только на глаза начальству не попадайся. А то припашут куда-нибудь.
На плацу бригады уже выстраивались подразделения для утреннего развода на занятия. Я обошел его стороной и попал в каморку нашего прапорщика-финансиста, где на мое счастье сидел денежный король всего восьмого батальона. Я быстро получил причитающиеся мне деньги и, обойдя казармы самой дальней стороной, отправился на автобусную остановку.
Стоя на автотрассе, я надеялся увидеть голубой "Мерседес",но Толстопуз пронесся по противоположной стороне, никоим образом даже не поприветствовав меня.
В снимаемом мной флигеле я обнаружил свою сестру, которая уже неделю болела и потому не ходила на работу в нашу же бригаду, где она трудилась библиотекарем. Теперь ее болезнь пошла на поправку и в полдень я уже сидел в плацкартном вагоне дальнего поезда, увезшего меня подальше от всего Северного Кавказа.
Через месяц я вернулся обратно и опять моя сестра сидела без дела дома. Из её слов стало ясно, что после болезни она вновь вышла на работу, но ее прямой начальник - замполит бригады потребовал от нее предоставить больничный лист. Но прописана она была причасти в Аксайском районе, а проживали мы в Ростове. Кроме того, сестра не имела медицинской страховки, которую еще не успели оформить. Поэтому вызвать участкового врача на дом она не могла.
Уже в служебном кабинете своего начальника она попыталась было объяснить ситуацию замполиту, но тот был строг и непреклонен. И под его диктовку сестра написала заявление об уходе по собственному желанию.
Выйдя на службу на следующий день, на утреннем разводе я услыхал, как замполит бригады объявил о свободной вакансии библиотекаря, которую может занять жена какого-нибудь офицера. После команды "разойдись" я на полпути к штабу перехватил замполита и попытался объяснить всё, но он безапелляционным тоном заявил, что должность уже занята женой штабного офицера.
- Майора Загнойко? Так после построения к вам я же первый подошел! Когда вы с ним успели поговорить?… - удивленно начал было я.
- Это уже моё дело! - отрезал замполит. - Всё! Место уже занято…
Я хотел еще что-то сказать, но потом мне стало всё ясно и пришлось махнуть на это рукой. Обычная штабная возня… Так моя сестра потеряла работу, а я в лишний раз убедился в том, что замполит Гена Болотский по-прежнему продолжает жить по своему старому принципу: -"чем сильнее я нагажу людям, тем больше они меня будут бояться, а значит и уважать!…"
Война окончилась и началась обычная служба. Сразу же меня отправили заменить моего командира роты, который с несколькими солдатами охранял в городе генеральский дом. После Буденновских событий везде мерещились чеченские боевики и террористы. А наши генералы и их семьи хотели спать спокойно.
Увидав меня, ротный начал чертыхаться. Оказалось, что в тот день на построении командиром бригады было принято решение отозвать меня из отпуска и отправить охранять дом генералов. Но я уже успел уехать из части и крайним оказался мой ротный, которого и отправили на охрану генеральского дома.
Это недоразумение мы быстро уладили меж собой и через неделю я вновь вернулся в часть. Наше начальство теперь уже успокоилось и необходимость охраны дома отпала.
Также из отпуска вернулся солдат Вася Ермаков и даже передал мне большой привет от своих многочисленных родственников. Но я приехал несколькими днями позже и за это время весь "привет" был выпит моим командиром первой роты. Капитан Вова Малахов от души расхваливал весь Ермаковский род и особенно домашнее вино их собственного приготовления. Я тоже был немного доволен - хоть в этом, но мы с ротным всё-таки оказались квиты.
Еще больший привет, но только на словах, мне и комбату передавал сосед Васи Ермакова, то есть тот самый дядя Ваня… Этот ставропольский куркуль был официально признан потерпевшим в этих событиях. Его старую "шестерку" объявили непригодной для дальнейшего использования и взамен нее Буденовский райвоенкомат выплатил ему деньги на покупку новой машины.
- Так он себе новую четырехдверную "Ниву" купил, а на старой машине теперь его сынок-дезертир ездит. - искренне возмущался солдат Василий.
- Да, зря мы тогда по двигателю не стреляли. - "чистосердечно" огорчился Маркусин. - Такие жуки везде проживут…
Обступившие комбата разведчики одобряюще кивали головами и обещали в следующий раз его не подвести…
На разведчика Василия Ермакова капитан Малахов собственноручно написал наградной лист, чтобы скромной солдатской медалью отметить большой вклад этого труженика войны в дело борьбы с сепаратизмом и терроризмом. Комбат, доктор, командир третьей роты и я были представлены к награждению нас орденом "Мужества". Остальные командиры групп и отличившиеся солдаты заслужили представления к медалям. Как командир группы я отметил своего пулеметчика и еще несколько бойцов, которые тоже оказались вполне достойны награждения медалями.
Наградные листы на нас всех уже были отправлены в штаб Северо-кавказского военного округа, но две недели спустя были возвращены в бригаду для исправления ошибок.
Вскоре все орфографические неточности и огрехи были устранены и через несколько дней наградные листы должны были снова отвезти в штаб округа для дальнейшей отправки в Москву. Но, как на грех, я пошел в наряд начальником караула…
Быть в наряде начкаром - это дело нехитрое,но имеющее свои военные особенности. Солдаты-часовые по ночам любили поспать на посту, забившись в какое-нибудь укромное место. И начальнику караула нужно было периодически проверять посты чтобы солдаты не спали, вернее, чтобы поймать заснувшего солдата до того момента, когда это сделает проверяющий из штаба бригады.
Караульная служба в этот день началась вроде бы нормально. Из-за нехватки солдат в караул со мной отправились бойцы из моей буденновской группы.
В два часа ночи я пошел проверять посты. С собой я прихватил пистолет АПСБ, который так и не успел почистить после утренних стрельб и потому взятый в караул. А пистолет Стечкина -машинка очень даже отличная и оставлять его в караулке было рискованно. Поэтому я захватил его с собой, когда пошел проверять часовых.
Четвертый пост, на котором стояли склады ВДС, вещевой службы и других служб, был заставлен длинным рядом автоприцепов и кунгов. Именно между ними обычно и спали часовые.
Бесшумно ступая своими микропористыми подошвами,я шел вдоль ряда автоприцепов и заглядывал в промежутки между ними, стараясь увидать там спящего часового. Ночь была тихая и я слышал только легкий шорох деревьев в посадке. Вдруг из-под стоявшего на земле кунга на меня с рычанием бросилась здоровенная дворняга. От неожиданности я отпрянул назад, но собака продолжала наседать. Я тут обиделся на нее и достал из-за пояса пистолет с накрученным глушителем. Передернув затвор, я прицелился и плавно нажал на курок. Раздался хлопок и псина без звука завалилась на землю. При слабом свете фонарика стала видна небольшая дыра во лбу собаки.
Из ближайшего проема выскочил часовой и, даже не спросив положенное "Стой! Кто идет?", подошел докладывать о состоянии дел на посту. Солдат Дегтярев явно спал за кунгом, но я не дошел до него каких-то несколько метров. На шум из-за склада выскочила стая диких собак и с лаем бросилась на нас. Все бродячие псины бригады обитали именно на этом посту, где они чувствовали себя полноценными хозяевами. Чтобы утихомирить распоясавшуюся свору я еще раз выстрелил по самой крупной собаке. Пуля лишь слегка задела дворнягу, отчего та с визгом отскочила назад. Стая тут же умчалась обратно. Победа оказалась за нами и теперь можно было спокойно выполнять служебные обязанности…
Я с часовым прошелся по посту и проверил сохранность печатей на складах, дверях и прицепах. Потом солдат получил задачу после смены принести на пост лопату и закопать убитую зверюгу где-нибудь подальше.
Через полтора часа он доложил мне, что приказание выполнено. В общем ночь в карауле прошла спокойно…
Но утром в караулку прибежал прапорщик - ведеесник. Я уже спал в своей комнате начкара и никак не мог понять, что же он хочет.
- Алик! Ты зачем нашу Машку убил? У нее ведь щенки были.
Наконец-то я понял, что убиенная собака была "своей в доску" животинкой на складе воздушно-десантной службы. Выслушав жалобные причитания прапорщика, я опять завалился спать после его ухода. Мало ли что привидится в тяжелом сне начальника караула…
Но спустя десяток минут в дверь караульного помещения вновь забарабанили и я распорядился впустить визитеров. И опять в мою комнату беременным колобком вкатился всё тот же прапорщик Генка Рахимов. Сопровождала его местная общественность в лице таких же ВеДееСников…
- Моя Машка! Ну зачем ты её застрелил? - опять жалобно взвыл пузатик.
Может быть он так надеялся на то, что от его громких стенаний любимица чудесным образом воскреснет и бросится лизать ему ручки… Лично я так не думал, поскольку здесь уже ничем несчастной Машутке не поможешь. Даже прапорщицкими воплями…
- Я проверял пост и она на меня бросилась. - кратко объяснил я. - Не давала пройти. Вот и получила… Откуда я знал, что у неё потомство имеется?
- Да ты же её прямо в лоб! - возмутился собаковод-любитель.
- Так уж получилось. -сказал я. - Темно ведь было…
- Пошли с нами! Хоронить её будем! - повысил голосок прапор.
- Щас-с… - мрачно процедил я сквозь зубы.
Поняв то, что от меня они так и не дождутся искренне-слезливого покаяния, воздушно-десантная диаспора улетучилась к себе на склад.
Как и во всех бригадах специального назначения, так и в нашей 22 ОБРСпН имелась своя Воздушно-десантная Служба, которая являлась самой многочисленной тыловой структурой, обеспечивающей совершение парашютных прыжков боевыми разведподразделениями. Но эта горячая пора продолжалась лишь несколько летних месяцев, а в остальное время года вся орава начальничков, прапорщиков да сверчков периодически встряхивала пыль с парашютов, еще реже сдувала её же с приборов, ну и совсем уж нечасто латала всё-таки обнаруженные дырки на куполах и ранцах… Служба ВДС всегда держалась особнячком и имела определенный вес в штабном балансе сил и средств…
"Так… Все уже отпрыгали… Остался только наш батальон… Вот зараза… Они же могут все прыжки запороть… Бляха муха…"
Поворочавшись пятнадцать-двадцать минут без сна, я не выдержал и пошел на четвертый пост.
Войдя на склад, я протиснулся через спины столпившихся ВДСников. На полу в мешковине барахталось несколько пищащих щенят.
- Ну куда их теперь?! - увидав меня, вновь завопил прибегавший в караулку прапор-на-сносях. - Иди и топи их!…
Вокруг стояла со скорбными лицами почти вся служба ВДС, не хватало только самого начальника ВДС бригады. Сперва я даже растерялся… Почему-то вспомнились улицы январского Грозного, рука автоматически потянулась подправить пояс, а я ощерился в злой и презрительной улыбке.
Стоявший рядом офицер осторожно развернул меня и тихо сказал:
- Ты иди… Мы сами разберемся.
Уже снаружи я выругался грубо и на полную катушку. Тогда, в январе улицы чеченской столицы были завалены трупами. Издалека мертвецы улыбались нам зловеще дико и страшно. И только вблизи было видно, что губы, щеки, носы и уши были объедены одичавшими собаками. Когда-то домашние, а нынче голодные твари сжирали всё лицо у мертвых людей, которые прежде кормили их с рук. Больше всех нам попадались "улыбающиеся" трупы наших солдат и офицеров. Как-то мы наткнулись на двух собак, которые пожирали лицо хлипкого солдата-десантника. От такого зрелища мы не выдержали и пристрелили псин на месте. После этого мы стали стрелять всех бродячих собак, которые попадались нам в городе.
Даже в нашей бригаде было несколько случаев, когда одичавшие твари кусали двух- и трехлетних детей офицеров за щеки, губы и носики. Меня поразила картина когда заместитель нашего комбата по ВДС майор Сорокин едва не убил своим сапогом щенка, который, играясь, подбежал к его трехлетней дочке, отчего та пришла в дикий ужас…Отогнав щенка и успокоив ребенка, майор объяснил нам, непонятливым, что полгода назад дикая дворняга искусала всё лицо его девочки. Тогда то нам и стали понятны розовые шрамики на личике ребенка…
И вот теперь меня упрекали в бесчеловечном отношении к "четвероногим друзьям" ВДСников, а также к "братьям их меньшим"…
В караулке я вызвал солдата, который эту псину закапывал и стал его допрашивать. Но боец заявил, что он добросовестно выполнил приказ и зарыл собаку далеко от поста. И только по кровавому следу прапорщики нашли могилу своей Машки, раскопали землю и вытащили кормилицу.
Но при более детальном рассмотрении этого вопроса выяснилось, что "добросовестный" солдат оттащил многострадальную Машку на десяток метров от поста и лишь слегка присыпал её землёй в свежевскопанной водопроводной траншее. От этого печального известия об игнорировании приказа командира моё настроение пошло на ноль. Над караулкой стали сгущаться зловещие темные тучи.
- Товарищ лейтенант! Да эти ВеДееСники сами своих собак потом режут. - Сказал мне мой бывший пулеметчик. - Когда они на прыжки выезжают, то пару собак с собой берут. Там ее режут и едят… Как корейцы…
Я смотрел сквозь распахнутую дверь на Ульджиева, который стоял в общем коридоре, и задумчиво просчитывал все варианты дальнейшего развития этого происшествия. Ничего хорошего никак не получалось…
- Корейцы таких собак держат в специальном вольере и кормят свининой и говядиной. - Я был заочно знаком с деликатесами корейской кухни и говорил об этом равнодушно и отрешенно.
- Ну, товарищ лейтенант! А они местных собак жрут, которые здесь по помойкам бегают. Они ведь начинающие корейцы - у них и глазки с каждым выездом на прыжки все уже и уже становятся. - Бывший пулеметчик все еще пытался разрядить обстановку.
- Ну ладно. Идите отдыхать. -устало произнес я и закрыл дверь в свою комнату начкара.
- Это они для того тут псарню развели, чтобы сухпаёк на прыжки не выписывать и потом ещё и деньги пайковые получить? - догадался я. - Вот блядство какое! а? Доложат начальству или нет?
Как всегда по пятницам в нашей столовой проводилось общебригадное собрание офицеров и прапорщиков, на котором подводились итоги прошедшей недели. Как раз сегодня была пятница…
Не в пример другим неделям это собрание началось с торжественной части. Высокий и седой начальник штаба с грустными глазами напомнил всему офицерскому составу бригады об успешных действиях нашего небольшого отряда в Буденновске. Не забыл он и про крупнокалиберный пулемет, подавленный таким-то лейтенантом З., и про снайпершу, уничтоженную всё тем же лейтенантом З., и про двух боевиков, автоматы которых были с почетом доставлены в нашу часть как военные трофеи. Эти эпизоды оказались боевым результатом разведгруппы опять же лейтенанта З…
- Наградные листы на всех офицеров отряда подготовлены и в понедельник будут отправлены в штаб округа. - Закончил он свою речь.
Комбат Маркусин вместе с доктором сидели победителями в первом ряду и довольно улыбались голливудскими улыбками.
После этого собрание пошло по общему сценарию: зачитывались результаты стрельб и учений, внутренней и караульной службы, подготовки солдат и офицеров.
Ничто не омрачало благодушного настроения нашего комбата. Но гром грянул в разделе "Разное", который заслушивали в конце собрания.
Слово попросил сам начальник воздушно-десантной службы бригады полковник Ершиков. Прибывшие к нам из узбекского Чирчика ведеэсники-знатоки корейских блюд не стерпели такого изуверства над друзьями человека и доложили ему обо всем подробно, детально и красочно. Разумеется начальник службы поддержал благородные начинания своих подчиненных…
В своей гневной речи полковник стал изобличать сегодняшнего начальника караула лейтенанта Зарипова, который вместо того, чтобы добросовестно исполнять свои обязанности, бегает по четвертому посту с бесшумным пистолетом и самым коварным образом стреляет по собакам, честно и добропорядочно проживающим на этом же посту. От Ершикова досталось и командиру роты, не инструктирующему должным образом своих подчиненных, и комбату, который не в состоянии обеспечить сохранность и сдачу неотстрелянных патронов после стрельбы.
По окончании своего праведного монолога полковник Ершиков степенно присел на место и вокруг повисла мёртвая тишина. Временно исполняющий обязанности командира бригады начальник штаба молча и как всегда печально посмотрел на красного Маркусина.
Тот быстро встал:
- Товарищ полковник, разрешите разобраться лично и потом доложить?…
- Да что там с лейтенантом разбираться? - подал свой гневный голос царь воздушно-десантной службы.
- На что он был представлен? - все также грустно спросил начальник штаба у Маркусина.
- Орден "Мужества".
Начальник штаба меланхолично ткнул пальцем в майора Загнойко, который по долгу своей службы занимался наградными листами:
- Наградной лист на него никуда не отправлять. А сам лист разорвать.
На этом подведение итогов было закончено…
Моя скромная персона сразу оказалась вызванной на ковер к командиру нашего батальона. Тяжело вздыхая, я пошел к казарме и на ее углу столкнулся нос к носу лично с Маркусиным.
- Ну что, раздолбай!? Даже собаку пристрелить не можешь? - задохнулся от внезапной ярости комбат.
- И пристрелили, и закопали - всё нормально сделали! Они же по следу пошли и нашли эту заразу. - Покорно и смиренно ответил я.
Этот залет был явно не в мою пользу и крыть мне оказалось нечем.
Комбат стал набирать воздух в легкие для очередной порции разноса, но я успел проговорить:
- Да они сами этих бродячих псин на прыжках режут и жрут.
По лицу командира было видно, что он старательно вникает в смысл только что услышанного.
- Зачем?
- Это чтобы сухпай не брать и пайковые потом получить…
Но моя слабая попытка перевести разговор в другое русло не увенчалась успехом.
- Да ты знаешь, что из-за этой собаки тебя ордена лишили? - со злостью почти выкрикнул Маркусин.
- Не может быть! - От такого известия я опешил. - Что они там охренели?
Командир батальона видно пожалел меня и теперь говорил уже помягче.
- Сам Ершиков доложил на собрании бригады.
- Бля, он что, тоже их жрет? - разозлился я. - Из-за какой-то бродячей суки лишить меня ордена?
- Вот тебе и сука и наша служба ведеэс. - высказал комбат свое резюме.
- Да хай они подавятся этим орденом. Разрешите идти сдавать караул? - спросил я у комбата.
- Иди… - Маркусин лишь махнул рукой.
Я, позабыв про пистолет на ремне, козырнул ему правой ладонью, четко развернулся кругом и пошел готовить караул к сдаче.