ВОРОБУШЕК
РАССКАЗ
С вечера начал медленно идти мелкий снег, и к утру вся земля, словно белым одеялом, покрылась ровным, мягким слоем.
- Нашего Сашку убило!..
Ударив в правый бок острой, пронзительной болью, страшная и неведомая сила внезапно разбудила ее среди ночи, заставила выкрикнуть эти ужасающие слова и выбежать во двор.
Ночь была тихая и спокойная. Снегопад уже закончился, и теперь по небу медленно плыли темные облака, в редкие просветы которых едва проглядывала луна. Было тихо, и лишь изредка доносился отдаленный собачий лай.
Ничто не предвещало беды, но маленькая женщина в каком-то жутком оцепенении продолжала стоять на морозе, не в силах что-либо сделать. В одной ночной рубашке, с босыми ногами на свежем снегу, она старалась осознать весь ужас произошедшего, но только лишь негромко повторила спешно вышедшему на крыльцо мужу:
- Нашего Сашку убило!..
Он на секунду замешкался, затем быстро сказал:
- Что ты несешь?! Он же сейчас в Ростове! Иди в дом, а то простудишься.
- Нет… Это правда… - тихо сказала она и медленно пошла обратно в дом. Часы показывали четвертый час ночи. Но мать не смогла уснуть до рассвета. Чуть больше месяца назад ее единственный сын уехал на эту проклятую чеченскую войну. Перед отъездом он говорил, что будет служить в воинской части под Ростовом, что в Чечню он не поедет. Тогда она старалась поверить его словам, но все равно сердце сжимало тисками боли, и когда он уходил, она не выдержала и, чего никогда не делала раньше, выбежала вслед за сыном на улицу:
- Саша!!!
Он обернулся на ее крик и укоризненно сказал ей:
- Мама… Ну, в одних же чулках и по снегу!.. Не переживай - все будет нормально.
Он подождал, пока она вернется в дом, и только лишь потом зашагал к вокзалу. Мать смотрела на него из окна до тех пор, пока он не скрылся за поворотом, затем села на стул и тихо заплакала. В этот момент она молила Бога, чтобы ее сыночек поскользнулся на гололеде и, упав, сломал руку или ногу… И тогда он, пусть ненадолго, но остался бы с ней.
Однако ничего этого не произошло, и через несколько дней Саша позвонил из Ростова и сообщил, что он прибыл в часть, которая находится неподалеку от города, его уже поставили на должность командира разведгруппы, на троих они сняли жилье и служба его наладилась…
Слова сына о том, что служить он будет в этой бригаде спецназа, да и его радостный и уверенный голос немного приободрили ее, хотя в душе она понимала, что ее Александр, обладающий упрямым и твердым характером, вряд ли будет отсиживаться в тихом и спокойном местечке, вдали от войны, которая продолжала калечить и убивать молодых ребят.
В очередной раз ей вспомнилась встреча с сыном на КПП воздушно-десантного полка, где находились в командировке курсанты четвертого выпускного курса РВДКУ. В полученном накануне письме Александр писал, что его стажировка будет проходить в одной из трех воинских частей, расположенных в различных городках на территории Ивановской области. Выбрав наугад один из полков ВДВ, она приехала в это подразделение, где дежурный по контрольно-пропускному пункту, немного поразившись осведомленности матери, сказал, что ее сын действительно находится здесь. За курсантом был отправлен дневальный, и, глядя на убегающего солдатика, она негромко и радостно засмеялась, затем просто и коротко сказала пожилому прапорщику:
- Да ничего не знала я… Просто сердцем почуяла, что он здесь…
Дежурный понимающе кивнул и обрадовал ее еще больше:
- Да вы не волнуйтесь, мамаша. Курсантов никуда не отправляют. Это только наши солдаты и офицеры уезжают сегодня.
Глядя из окна КПП на кишащий муравейником воздушно-десантный полк, где по разным направлениям быстро шли или бежали солдаты, сновали автомашины, а у ближайшей казармы в большой грузовик загружались большие зеленые и неокрашенные деревянные ящики поменьше, и слушая глухой взволнованный голос прапорщика, невысокая женщина вдруг поняла, что война, громыхавшая с экранов телевизоров, перенеслась уже сюда и огромной черной всепожирающей тучей нависла не только над этим полком ВДВ с его солдатами и офицерами, но и над ее брянским городком со всеми его жителями, да и над нею самой…
- Ну я в Афгане два срока отслужил. Так нас ведь готовили-то как, а этих-то школяров куда посылают? Ну Афган - чужая земля, а мы здесь, в своей стране, не можем по-мирному договориться… Нет, это специально нас стравливают… чтобы мы сами себя изничтожили… А науськивают-то как…
Лермонтова вспомнили… «Злой чечен кинжал свой точит»… Или про Гитлера забыли, когда целыми деревнями заживо сжигали?.. Вот они, культурные, и сжигали нас дотла, чтобы от русских и следа не осталось на нашей земле… А теперь это наши самые лучшие друзья… Вот они и нашли для нас новых врагов.
А мы, как стадо барранов, опять в горы идем воевать… Ох, не люблю я горы… Вы, мамаша, не обижайтесь на меня… Не могу я смотреть… У меня самого двое пацанов… Они бы своих послали на войну. Так наших же… гонят, как стадо на убой…
Так и не дождавшись от закурившего прапорщика повторного злого произношения слова «бар-раны» с его раскатистым «р-р», мать что-то хотела сказать ему про нашу чрезмерную терпеливость, но сзади резко хлопнула дверь, и она с радостью услышала удивленный голос сына:
- Мам, а ты как здесь оказалась?
Она быстро обернулась и обняла сына за шею. Высокий курсант покраснел от смущения и попытался было выпрямиться… Затем они долго стояли у окна и тихо беседовали. Она рассказывала последние новости о родственниках, друзьях и знакомых. Он внимательно слушал и лишь изредка задавал короткие вопросы.
Спохватившись, мать вспомнила про домашние гостинцы, и тут обнаружилось, что из ее дорожной сумки на бетонный пол просочилась темная вязкая лужица. Она всплеснула руками и стала быстро расстегивать сумку:
- Ах, божечки ты мой… Я же тебе варенье везла, из черной смородины.
А здесь, как про тебя услыхала, что ты рядом и тебя сейчас вызовут, так сумка из рук и выпала. Вот банка-то и разбилась. Ну да ладно, Бог с ней, в другой раз я тебе еще больше привезу. А ты пока остальные гостинцы поешь или друзьям забери. Хорошо, что я хоть это варенье в целлофан завернула.
Пойду-ка выброшу…
- Не надо, я сейчас отнесу сумку ребятам и сам варенье выброшу. Ты мне пока расскажи, как там дедушка с бабушкой…
Они продолжали стоять у окна в комнате посетителей КПП, когда снаружи прямо напротив них остановился военный «Урал». Водитель откинул задний борт, и в кузов поочередно стали забираться солдаты. Мать и сын смотрели на неловкие движения вчерашних школьников, на их тонкие ребячьи шеи и руки, как-то нелепо торчащие из неподогнанной формы, на их растерянные и напряженные лица. На скулах будущего лейтенанта заходили желваки:
- Мам, смотри… Это их сейчас в Чечню отправляют, а прослужили ведь два месяца. Они даже оружие держать правильно не умеют…
Мать перевела взгляд опять на молодых бойцов:
- Сашенька… Ну что тут можно поделать? Ведь это начальство сверху приказало, вот и отправляют.
- Эх, вот нам бы сейчас вместо них поехать… Мы-то хоть стрелять умеем нормально, не то что они…
Почему-то именно эта сказанная сыном фраза врезалась в память матери.
Может, потому, что Александр, приехавший летом в отпуск, сказал ей, что из этого парашютно-десантного взвода в живых осталось только двое тяжелораненых солдат. Или, может, из-за того, что уже осенью сын сообщил ей о том, что добивается перевода из ВДВ в какое-то ГРУ…
Летом 1995 года, после окончания военного училища, лейтенант Александр Винокуров был направлен для прохождения воинской службы в полк ВДВ, дислоцированный в городе Москве. Через несколько месяцев службы в придворном полчке с его бесконечными строевыми занятиями и перерывами для патрулирования близлежащих станций метро молодой офицер понял, что это не его призвание и стал писать рапорт за рапортом с единственной просьбой: чтобы его перевели в одну из разведчастей ГРУ Генштаба, принимающих непосредственное участие в боевых действиях на Северном Кавказе. Благодаря своему упорству он все-таки добился своего и получил предписание явиться в 22 бригаду спецназа для дальнейшего прохождения службы.
Перед отъездом в Ростов-на-Дону лейтенант Винокуров смог заехать к родителям, чтобы повидаться и попрощаться… Через два дня он уехал…
Телефонный звонок из донской столицы на некоторое время успокоил мать, но затем волнение и тревога за судьбу сына охватили ее с новой силой. Уже больше месяца он не звонил домой, и это молчание лишь увеличивало страдания материнского сердца…
Наступил Новый 1996 год. В начале января телевидение сообщило о нападении чеченского отряда под руководством полевого командира Салмана Радуева на дагестанский город Кизляр и захвате боевиками городской больницы вместе с заложниками. После переговоров с руководителем Дагестана Магомед Али Магомедовым отряд террористов вместе с захваченными мирными жителями был выпущен из Кизляра, но затем вновь заблокирован в селе Первомайское, от которого до Чечни оставался всего один километр. К осажденному селу стягивались федеральные подразделения, и становилось ясно, что мирного разрешения сложившейся кризисной ситуации, как это уже случилось полгода назад в Буденновске, здесь не будет.
Так оно и вышло: начался штурм села, в ход были пущены артиллерия и авиация. На телеэкране замелькали горящие дома, разрывы снарядов, выпускающие ракеты вертолеты, атакующие село бойцы, первые раненые и убитые.
Встревоженная мать не пропускала ни одного выпуска теленовостей, всматривалась в лица российских военнослужащих, стараясь узнать среди них родные черты. Но среди наших бойцов не было ее Сашеньки, и материнская тревога и тоскливое ожидание чего-то страшного увеличивались с каждым часом…
Вот и сейчас после неожиданной резкой боли и ужасающего крика о надвигающейся беде Нина Николаевна не могла уснуть и ждала шестичасовых утренних новостей…
С первых же минут диктор сообщил о прорыве отряда террористов через позиции наших войск. Никаких видеосъемок не демонстрировалось, и телеведущий сказал о большом количестве убитых боевиков и об одном погибшем полковнике российской армии…
Сведений о других погибших не было, и это только обнадежило хрупкую женщину. Все переживания, тревога и тоска куда-то внезапно исчезли и наступило какое-то странное спокойствие и умиротворение.
- Радуев прорвался. Из наших убит полковник Стыцина. Погиб только он один, - сообщила она за завтраком мужу, который рано отправлялся на работу.
Но спустя неделю на рабочем столе отца зазвонил телефон, и знакомый офицер из райвоенкомата, не говоря о причинах, попросил его срочно подойти в военный комиссариат.
Стародуб - городок небольшой, и через пять минут встревоженный и предчувствующий недоброе Алексей Александрович входил в служебный кабинет начальника одного из отделов РВК. Офицер военкомата, едва увидев его, медленно вышел из-за стола:
- Лейтенант Винокуров… Александр Алексеевич… ваш сын? - спросил он и, получив утвердительный ответ, продолжил.-Он в Чечне служил?
- Как в Чечне? Почему служил? - дрогнувшим и сразу севшим голосом спросил отец.
Он смотрел в повлажневшие глаза своего давнего знакомого и тут понял, почему его так срочно вызвали в военкомат.
- Ваш сын убит. Примите мои соболезнования. Его уже привезли в Брянск, нужно ехать за ним, автобус уже ждет… - скороговоркой проговорил военкоматчик. - Надо держаться…
Отец - сам бывший подполковник Советской Армии, постарался скрыть набежавшую слезу и держаться уверенно, но голос предательски выдавал его мучительную боль:
- Я… готов. Надо заехать… мать предупредить…
Когда он зашел в свой дом, то жена встретила его удивленным вопросом:
- Ты чего так сегодня рано с работы?
- Я сейчас в Брянск еду, - ответил он, стоя в прихожей.
Мать, торопливо собиравшаяся на дежурство в больницу, медленно подошла к мужу и с затаенным страхом тихо спросила:
- Сашка?
- Да… - так же тихо ответил отец.
Мать прислонилась было к стене, но сразу же опустилась вниз.
x x x
Обратно они возвращались уже поздним вечером. В областном военкомате гроб с телом погибшего загрузили четверо солдат-спецназовцев, которые во главе с майором и лейтенантом сопровождали тело от самого Ростова. Всю дорогу солдаты и офицеры ехали молча и смотрели на разыгравшуюся за подмерзшими окнами непогоду.
За триста метров до деревни Дареевичи автобус остановился из-за большого снежного заноса на дороге. В Стародубе родители Александра снимали небольшой домик, а в расположенной неподалеку деревне Дареевичи жили его дедушка и бабушка, и погибшего Александра было решено похоронить на деревенском кладбище, где покоились его предки…
Дорогу замело очень сильно, и попытки расчистить ее подручными средствами были безрезультатны. Снегопад не прекращался, снежная крупа и холодный ветер вновь заметали расчищенный путь. Затем деревянный ящик, внутри которого находился цинковый гроб, выгрузили из автобуса и попробовали волоком тащить по свежему снегу. Но через несколько десятков метров и солдаты, и офицеры выбились из сил…
Лишь спустя час, благодаря общим усилиям, снежный занос на ночной и пустынной дороге был преодолен, и через десять минут автобус остановился у маленькой избы.
Несмотря на ночь, деревня не спала-над ней в морозном воздухе раздавался женский плач и крик. Здесь все знали Сашку с малых лет и гордились бравым и подтянутым курсантом-десантником, который ежегодно приезжал в отпуск к деду с бабкой. В августе этого года должна была состояться его свадьба с одной местной девчонкой. И известие о смерти молодого лейтенанта стало настоящей трагедией для небольшой деревни…
Подавленные печальной вестью мужики, которые весь вечер стояли и курили у ворот, молча встретили подъехавший автобус, приняли из него тяжелый деревянный ящик и понесли его в дом. Дверной проем оказался слишком узким для страшного груза, и погибшего с усилиями внесли в большую комнату.
Красная материя, которой был обит ящик, в нескольких местах порвалась, и теперь она кровавыми кусками свисала до самого пола. Затем из деревянного ящика достали цинковый гроб и установили посреди комнаты. В верхней части гроба было небольшое стеклянное окошечко, но кто-то сказал снять крышку.
Пока с ней возились, женский крик усилился…
У стены на стуле сидел дед Николай. Сашка был единственным и любимым внуком у старого фронтовика, окончившего войну в Берлине и расписавшегося на стене рейхстага. От страшного известия у него полностью отказали ноги и частично перестали слушаться руки, поэтому он сидел на стуле, раскачиваясь маятником назад-вперед, и молча плакал. Слезы текли по кривившемуся от внутренней боли лицу, но он не замечал их, продолжая смотреть на гроб.
Когда сняли крышку, на мгновенье стало тихо, но тут же людские крики, стоны раздались еще громче. Изнутри гроб казался полностью наполненным алыми гвоздиками, положенными в него на официальной церемонии прощания в воинской части, и только вверху виднелась голова покойного с белой повязкой на лбу.
Лицо было направлено вбок, и от противоположной стены медленно пошла заплаканная мать, которая смотрела со страхом и слабой надеждой, что это не ее любимый сын лежит в гробу. Но даже не повернув к себе полностью лица, она сразу же узнала сына по молоденьким усам, которые он отпустил после окончания училища…
В хор женских стенаний врезался наполненный болью и смертельной тоской крик матери:
- Сашенька-а-а Сашенька-а-а… Сыночек мо-о-ой… Родненьки-и-й… За что же тебя та-а-ак… Ох, горюшко-о-о…
Ее руки, упавшие на тело сына, вдруг судорожно схватили несколько гвоздик, лежавших у самого лица. Мать выпрямилась, поднесла цветы к своим глазам и заговорила с сыном, как с живым:
- Сашенька, ну что же ты лежишь… мертвый?.. Смотри, сколько у тебя цветов и они все живые… А ты лежишь… мертвый… раз, два, три, четыре…
Маленькая женщина стала аккуратно и тщательно пересчитывать гвоздики, доставая их из гроба одну за другой и складывая их в большой букет. Считала она внимательно, как будто от этого зависела чья-то жизнь, она не обращала внимания ни на окружающих родственников и соседей, ни на громкий плач по убиенному, и продолжала считать алые цветы…
- Девяносто три… - она положила последний цветок, и ее лицо озарилось внезапной радостью. - Здесь девяносто три! Посмотрите, люди, здесь девяносто три гвоздики, и все они живые. Ну посмотрите, люди…
С огромной охапкой цветов она подходила к каждому человеку и предлагала потрогать и убедиться в том, что они на самом деле живые. Она медленно обходила всю комнату, и от этого тягостного вида самые суровые и сдержанные мужчины не могли сдержаться от рыданий. Кто-то отвернулся к стене, чтобы не видеть материнского горя…
- Все… У Николаевны крыша поехала, - захлебываясь, почти выкрикнул один из стоявших у стены мужиков и выбежал во двор.
На это никто не обратил внимания. Все понимали, какое огромное горе свалилось на хрупкую мать…
- Ну вот, Сашенька, ты видишь - все говорят, что цветы живые… И их девяносто три штуки… Значит, ты живой… А ты лежишь как мертвый… - Нина Николаевна говорила с сыном ласково и тихо, но вдруг ее голос перешел на крик. - Нет!!! Ты живой!!!
После короткого молчания мать робко спросила:
- А может, ты просто спишь?.. Давай-ка я тебе колыбельную спою… Твою любимую…
Она медленно рассыпала цветы по гробу, склонилась над изголовьем и, положив правую руку на лоб сына, тихо запела:
- Месяц над нашею крышею светит, вечер стоит у двора. Маленьким птичкам и маленьким детям спать наступила пора. Завтра проснешься, и ясное солнце снова взойдет над тобой. Спи, мой воробушек. Спи, мой сыночек, спи, мой звоночек родной. Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий, баюшки-баюбаю…
Пусть никакая печаль не тревожит детскую душу твою. Ты не узнаешь ни горя, ни муки, доли не встретишь лихой Не допев куплет, мать тихонько заплакала… Ее плач становился сильнее, но внезапно прекратился, и она продолжила петь, вытирая ладошкой слезы с лица:
Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, спи, мой звоночек родной. Спи, мой малыш. Вырастай на просторе. Быстро промчатся года. Белым орленком на ясные зори ты улетишь из гнезда…
Перед ее глазами вдруг появился образ Саши из его далекого детства…
Тога лежащий в кроватке трехлетний мальчуган при этих словах схватился ручонкой за ее большой палец, лукаво посмотрел на нее и засмеялся беззаботным детским смехом:
- Не-е-т. Я на небо один не полечу-у-у… я и тебя с собой возьму… вместе полетаем по небу и обратно прилетим.
От его слов мать улыбнулась:
- Когда ты вырастешь, то из гнезда полетишь один.
- Не-е-ет, - упрямо пролепетал малыш, когда я вырасту, то и тебя с собой возьму. Полетаем по небу и обратно прилетим… Будем только вдвоем летать…
Тогда она только лишь счастливо рассмеялась. А сейчас эти воспоминания еще большей болью жгли ее сердце. Она не выдержала и зарыдала, уронив голову и руки на грудь своего мальчика… Плачущий отец положил руку на ее плечо, чтобы хоть как-то успокоить и привести в чувство обезумевшую от горя мать.
Вздрогнув всем телом от его прикосновения, она резко выпрямилась и, заглушая всех, громко закричала:
- Нет!!! Он живой! Он сейчас проснется и встанет… Сыночек, вставай… Ну, вставай же!.. Дай-ка я тебе помогу!.. Вот так. О-О-О.
Она попыталась приподнять сына из гроба, подложив левую руку под его шею и плечо и прижимая правой рукой его лицо к своей груди. Несколько человек бросились к ней, чтобы остановить ее. Но, подняв сына, мать вдруг почувствовала пальцами леденящий холод и восковую податливость его щеки…
Она медленно опустила сына и с ужасом посмотрела на свою руку, покрытую какой-то странной жидкостью. Не давая ей опомниться, подскочившие люди развернули ее за плечи и с силой увели мать на кухню, чтобы отпаивать ее валерьянкой.
x x x
На третий день состоялись похороны. Всю дорогу гроб с телом погибшего лейтенанта несли на руках односельчане, друзья, сослуживцы.
Несли гроб пожилые мужики, всю жизнь знавшие деда с бабкой, отца с матерью и Сашку с момента рождения.
На своих руках нес своего бывшего ученика учитель физкультуры, который впервые научил первоклассника Сашку Винокурова подтягиваться на перекладине.
Своего друга несли деревенские парни, с которыми Сашка бегал купаться на речку, ходил на рыбалку, гонял на мотоцикле.
Своего защитника нес Афганец-любитель зеленого змия, как-то в пьяной драке слегка ранивший ножом одного из своих противников, и тогда курсант-десантник поручился за него перед милицией и тем самым спас ветерана от чрезмерно сурового и неминуемого уголовного преследования.
Нес своего боевого товарища и рослый майор из штаба 8-го батальона, который тоже принимал участие в штурме осажденного Первомайского 15 января и теперь провожавший погибшего лейтенанта в его последний путь.
Вслед за гробом шли безутешные в своем горе родители, бабушка и многочисленные родственники. Деда-фронтовика окончательно разбил паралич, и он остался лежать на кровати один в опустевшем доме…
Нескончаемым потоком шли соседи, друзья, школьные учителя и ученики, знакомые односельчане и совсем незнакомые люди из окрестных деревушек.
Казалось, огромное людское горе обрушилось не только на семью убитого офицера, но и на каждого жителя этого исконно русского края.
Траурная процессия из скорбящих людей была такой большой, что она растянулась сплошным потоком от кладбища до дома. А люди продолжали прибывать и прибывать. Не осталось ни одного равнодушного человека, кто не пожелал бы навеки проститься со своим геройски погибшим земляком…
Единственным представителем официальных властей на деревенском погосте оказался пьяненький районный военком, который едва держался на ногах. Стоя у свежей могилы и гроба, он хотел произнести официально-дежурные фразы о глубоком соболезновании, высоком чувстве воинского долга перед правительством и государством, но заплетающийся язык не мог произнести что-то внятное и членораздельное, единственным, что наконец-то он смог выговорить, было то, что погибшего лейтенанта никто не отправлял в Чечню…
Неизвестно, что почувствовали люди после этих слов, но пьяного военкома тут же выволокли за пределы кладбища и на его служебной машине отправили подобру-поздорову.
А прощавшиеся с погибшим героем люди говорили простые, но идущие от самого сердца слова о том, каким замечательным человеком, другом и товарищем был АЛЕКСАНДР АЛЕКСЕЕВИЧ ВИНОКУРОВ, павший в смертельном бою 18 января 1996 года. Слышались проклятья в адрес чеченской войны, развязавших ее нелюдей, до сих пор продолжающих отправлять на эту бойню самых лучших сыновей России.
Проклинали и Салмана Радуева вместе с его боевиками, совершивших нападение на соседний Дагестан…
- Когда гроб стали медленно опускать в могилу, на мгновение все замерло вокруг, а затем мороз по коже пробежал у каждого присутствующего от страшного дикого крика стоящих вокруг женщин:
- Сашенька-а-а-а! Не пущу…
Закричала мать, пытаясь броситься вслед за сыном в могилу…
Маленькую женщину с трудом удержали стоявшие рядом и рыдающие бабушка и невеста, а затем и подоспевшие мужчины…
Первая горсть земли с глухим стуком ударилась о крышку гроба, и вскоре вырос свежий могильный холмик, навсегда похоронив под собой одного из достойнейших сыновей России.
x x x
Уже на поминках заплаканная мать обратилась к майору, указывая на сидящего рядом с ним молодого лейтенанта:
- Марат, а что же ваш товарищ ничего не ест, не пьет?
Майор еще вчера заметил то шоковое состояние, в котором находился его сослуживец, и на правах старшего уже приказал ему:
- Так, Александр, выпей-ка хоть одну рюмку… Надо выпить!.. За упокой…
Услыхав имя, мать невольно вздрогнула, и слезы вновь выступили на ее глазах. Вытирая их кончиком черного платка, она с печальной улыбкой попросила его:
- Сашенька, ну, пожалуйста, выпей за упокой души… моего сыночка…
Молодой лейтенант, с трудом пересиливая себя, выпил полную стопку водки и заел кусочком блина. Все эти три дня он совсем ничего не ел и не пил от этого нервного потрясения и душевного волнения, которые он испытал от всего увиденного. До прибытия в Дареевичи он и не мог представить себе, что смерть одного человека может обернуться таким огромным и ужасающим горем не только для отца, матери, сестры, деда с бабкой и других родственников, но также для великого множества знакомых и совсем незнакомых людей, проживающих в этой и близлежащих деревнях. Но более всего молодого офицера поразили страдания и скорбь матери, потерявшей своего единственного сына… Невольно он представлял на ее месте свою маму, если не дай-то Бог погибнет и он…
Лейтенант постоянно гнал от себя эту ужасающую мысль, но она возвращалась к нему вновь и вновь: ведь завтра ему предстояло возвращаться к своему месту службы… В проклятую Чечню.
На следующий день офицеры и солдаты спецназа уехали из маленькой брянской деревни обратно на Северный Кавказ…
Через год над могилой появился памятник. Лейтенант Александр Винокуров уже в граните вновь предстал перед людьми…
На второе августа к нему приезжают ветераны Афганистана и Чечни. По праздникам и не только в эти дни приходят на могилу односельчане, чаще бывает молодежь и ученики из местной школы.
Но, приезжая три-четыре раза в неделю в деревню проведать парализованного деда и старенькую бабку, поседевшая мать постоянно приходит на могилу сына и подолгу сидит на лавочке, рассказывая сыну свою нынешнюю безрадостную жизнь…
x x x
Принято считать, что время является лучшим лекарем, который успешно лечит душевные раны и страдания. Оставим же это убеждение тем, кто так думает. Как правило, эти люди никогда не испытывали порой невыносимую боль утраты своего ребенка… К счастью для них…
Для родителей, чьи сыновья погибли в современных «локальных войнах, межнациональных конфликтах и контртеррористических операциях», это тяжелое горе остается с ними на всю оставшуюся жизнь, и никакие денежные подачки - компенсации, субсидии, страховки и разовые выплаты, громогласно выделяемые нашими правителями на виду у всего населения потенциально богатой, но все же нищей страны… ничто не заменит российским отцам и матерям их любимых сыновей. Ведь они растили и воспитывали своих детей для счастливой и долгой жизни, а совсем не для того, чтобы едва возмужавшие сыновья погибали в двадцатилетнем возрасте, так и не познав ни радости первой любви, семейного счастья и первого крика уже своего первенца… Порой родители готовы сами пойти на любые жертвы, лишь бы воскресить своих сыновей… Отцы и матери готовы даже сами принять смерть, лишь бы свершилось чудо… Но…
УЖЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО, И ВРЕМЯ НЕ ПОВЕРНЕТСЯ ВСПЯТЬ…
x x x
К слову сказать, Стародубский райвоенкомат до сих пор, по истечении шести лет, никак не оплатил хотя бы часть затрат на могильный памятник и не предоставил ни одной путевки для лечения постаревших преждевременно родителей.
У райвоенкома и так хватает забот по призыву и отправке на продолжающуюся чеченскую войну очередных и свежих партий молодых, здоровых и крепких российских парней.
Которые готовы умирать ради идей правительства, отстаивающих экономические интересы и так уже пресытившихся упырей и вурдалаков!
МАТЕРИ РОССИИ!!! ВСЕМИ СИЛАМИ СВОЕГО СЕРДЦА И СВОЕЙ ДУШИ БЕРЕГИТЕ СВОИХ ИСКОННО РОССИЙСКИХ СЫНОВЕЙ!!!
НЕ ДАЙТЕ ЭТИМ УПЫРЯМ УПИТЬСЯ КРОВЬЮ ВАШИХ РОДНЫХ ДЕТЕЙ!!! СПАСИ ВАС БОГ НА ЭТОМ ПУТИ…
2002 г.