Проходя утром между второй и третьей палатками, я ощутил какой-то внутренний дискомфорт. Что-то мне было непривычно… Уже выйдя на переднюю линейку, я машинально оглянулся назад и всё понял. Действительно!.. Ну, как же можно было не заметить такое?!.. Ведь я только что практически беспрепятственно прошёл меж палаток… Здесь уже не было переплетающихся верёвок и торчащих из взрытой земли металлических кольев… Поэтому проход показался мне неожиданно широким. Под ногами теперь так приятно хрустел ровненький слой гравия, а деревянные колья по бокам палаток были крепко стянуты перекрученной проволокой. Её конечно можно было достать рукой, но идти в полный рост она не мешала абсолютно…

«Молодец, Бычков! Нормально сделано…»- с чувством внутреннего удовлетворения подумал я.

Как же быстро человек привыкает к чему-то хорошему. Эти приятные преобразования в роте я мог бы заметить ещё минувшим днём… Но вчерашние минно-взрывные приключения совершенно выбили меня из привычного состояния и тем самым напрочь отвлекли от своевременной проверки выполненных работ.

«Надо будет объявить всем благодарность… — думал я. — А то нехорошо как-то получается… Молодёжь старалась… Так… а что же Мирошник?..»

Высокий снайпер со своими сотоварищами тоже не подкачал. Эта троица штрафников пусть и тихим сапом, но всё же почти преодолела распутицу и бездорожье. Теперь через бывшее грязевое болото тянулась прямая дорога шириной в полтора метра. Выложенные в качестве бордюра красные кирпичи хоть и сдвинулись кое-где в стороны, но толстый слой щебня создавал впечатление капитально-надёжного сооружения. Только в самом её конце осталось засыпать несколько метров. А в общем… По свежепроложенной дороге уже можно было ходить.

Именно так теперь и поступали проживающие в казармах за штабом связисты вместе с разведчиками капитана Лимонова. Каждый раз направляясь в свою столовую, они теперь шли всем строем по новому тракту, старательно игнорируя старую асфальтовую дорогу, которая по-прежнему была вдоль и поперёк залита жидкой грязью.

После завтрака мы с майором Пудановым устроили для молодых разведчиков церемонию торжественного вручения боевого оружия. На двух столах были выложены автоматы Калашникова, снайперские винтовки СВД и ВСС, два пулемёта ПКМ и один гранатомёт РПГ-7. Командир роты произнёс небольшую и хорошую речь. Затем я стал поочерёдно вызывать из строя бойцов и лично вручать им в руки закреплённое оружие. Каждый солдат брал отныне свой боевой ствол и я поздравлял его со столь знаменательным событием. При этом мне не следовало забывать крепко пожать солдатскую руку перед тем, как он возвратится в строй. Что я и делал.

За этой церемонией внимательно наблюдали построенные сбоку дембеля первой группы. Они стояли в две шеренги и им было отлично видно всё происходящее. Хлопать в ладоши их конечно же никто не понукал, но видимо дембеля тоже прониклись всей торжественностью момента и от всей души приветствовали овациями чуть ли не каждый автомат, переходящий в молодые руки…

— Ну, наконец-то! — громко произнёс кто-то из старослужащих в начале церемонии. — Я могу им и все свои гранаты отдать… Лишь бы домой поскорей…

— А я — все ракеты, огни и дымы! — пошутил кто-то другой. — И даже все патроны!

От столь повышенного к себе внимания наша молодёжь слегка смущалась, но в целом всё мероприятие прошло нормально.

Конечно же можно было построить стариков и молодых пошереножно друг против друга и тогда процесс передачи оружия прошёл бы гораздо быстрее. Но на мой искушённый взгляд здесь почти исключалось моё личное участие в жизни группы… Как будто эти столь символические события проходили сами по себе. Такого момента следовало избежать. Да и дембеля, вручая автомат… Ну, не смогли бы удержаться от своей любимой фразы: «Служи, сынок, как дед служил! А дед на службу болт ложил…»

Такое пренебрежительно-высокомерное «самоудовлетворение» старых маразматиков подлежало полнейшему искоренению… И я не дал дембелям ни малейшего повода или же какой-либо иной предпосылки позабавиться таким вот глумливым образом…

Но вот военный праздник закончился и молодые солдаты занялись чисткой уже своего оружия. Следовало с первого же дня приучать их к бережному обращению к персональному боевому стволу.

Пока они возились с перетаскиванием столов в палатку, я в ружпарке начал разбирать вчерашнюю «сверхмощную гранату» сержанта Яковлева. Ну, во-первых: чтобы она не мозолила глаза всем нашим военнослужащим; И во-вторых: чтобы не напоминала нам — командирам о вчерашнем кошмаре.

Процесс разборки начался очень успешно. Кумулятивная граната и вышибной заряд к ней оказались без внешних механических повреждений, а потому были признаны мной годными к дальнейшему употреблению. Такая же участь выпала осветительным ракетам и дымам. А вот сигнальная мина в чуть помятом металлическом корпусе подлежала списанию и уничтожению.

— Хорошо, что ты не знаешь про элементы неизвлекаемости! — проворчал я, внимательно разглядывая первую банку с пластидом.

Взрывчатое вещество было утрамбовано в ней очень плотно.

— Чего-чего я не знаю? — сразу же встрепенулся сержант Яковлев. — Ну, товарищ старшнант! Про что я не знаю?

Я недовольно посмотрел на очень уж любознательного контрабаса и мысленно ругнул себя за излишнюю болтливость.

— Ничего-ничего! — ответил я, оглядываясь по сторонам. — Это я просто так!.. Ну-ка, найди мне один пустой ящик! Чтобы эти банки уложить в него.

«А то ещё запомнит эти мои слова… — думал я. — Да и начнёт потом чудить и мудрить с элементами неизвлекаемости!.. А ты потом опять страдай и мучайся!.. Мало ли какая ещё сверхидея может забрести в эту «светлую головушку»?! Пусть лучше он остаётся на этом уровне своего боевого развития…»

— Товарищ старшнант, а из-под ручных гранат подойдёт ящик? — послышался голос Яковлева, который сейчас усердно копошился внутри ружпарка.

— Сойдёт-сойдёт! — ответил я. — Лишь бы он пустой был!

Окончательное обезвреживание самодельного боеприпаса прошло без каких-либо новых происшествий… И мне оставалось лишь отдать указания по истреблению мельчайших воспоминаний…

— Банки с пластидом уложи аккуратно в этот гранатный ящик. Отвечаешь головой за него. А зажигательную трубку отдельно… В этот ящичек… Понял?

Сержант Яковлев понимающе кивал мне головой и торопливо сматывал липкую ленту… Которая оставалась на земляном полу после разборки «чудо-гранаты». И которую он теперь подбирал и сматывал в рулончик…

— Зачем тебе этот скотч? — С большим таким подозрением я покосился на его манипуляции. — Опять что-нибудь задумал?

В отличие от вчерашнего дня этот контрактник сейчас показался мне довольно толковым и сообразительным малым. Может быть эту свою придурковатость он специально напускает на себя… ведь известно же, кому живётся легче…

— Да что вы, товарищ старшнант?! Это я просто так! — простовато ответил он. — В хозяйстве всё пригодится… Я им магазины обмотаю… Хочу три штуки сразу…

В душе я даже порадовался тому, что свой сверхмагазин-пятёрку храню в закрытом ящике под своей кроватью… И его почти никто ещё не видел… Контрактник Яковлев, судя по всему, тоже был в неведении о последних тенденциях в военно-полевом магазиностроении…

— Ну-ну… — ухмыльнулся я. — Смотри у меня!..

Всё-таки автоматные рожки не так уж и опасны… Даже в тройном количестве… Как говорится… Чем бы контрактник не тешился, лишь бы не занимался самоудовлетворением с взрывчатыми веществами… А сержант Яковлев — тем более…

Поэтому я и предупреждал этого уже попавшегося с поличным контрабаса… Причём, предупреждал его строго-настрого! Поскольку от него уже можно было ожидать всего… Творческого потенциала в нём ещё было ого-го!.. И это чувствовалось даже по его ответу на моё крайнее, то есть наиболее суровое предостережение…

— Так точно! Товарищ старший лейтенант! — браво чеканил Яковлев каждое слово, преданно глядя на меня. — Такого больше не повторится!

«Твои бы слова… Да тебе бы в уши!»- промелькнула в моей голове ироничная мыслишка и тут же пропала…

Я вздохнул в тайной надежде на то, что и в самом-то деле «такого больше не повторится»… И вышел за калитку ружпарка… Важных дел у меня ещё было невпроворот…

Затем я окликнул из палатки Бычкова и прошёл вместе с ним в канцелярию, где и достал из своей сумки четыре резиновых наглазника…

— Вот! Вручишь их снайперам, чтобы сняли старую «порнографию» и закрепили на прицелы эти наглазники… — говорил я сержанту. — И чтобы их скотчем примотали для надёжности!

Увы… Но снайперские винтовки Драгунова и даже Винторезы первой группы страдали одним общим недостатком — отсутствием штатных резиновых наглазников, разработанных конструкторами и промышленно выпускаемых именно для оптических прицелов ПСО. «Родные» наглазники уже давным-давно потерялись в суматохе боевых десантирований и блужданий по ночным лесам. Или же попросту разорвались и окончательно пришли в негодность… Ведь служба-то не из лёгких!.. И теперь вместо штатных длинных наглазников на всех прицелах первой группы «красовались» куцые резинки от гранатометных прицелов ПГО-17 или же пузатые наглазники от ночных приборов ПН-58…

Однако теперь картина должна была измениться в лучшую сторону.

— А где вы их столько набрали? — с интересом спросил сержант, внимательно рассматривая новенькие наглазники. — Они же все нулёвые! Это в ЗИПах есть? Или ещё где?

Мой ответ был прост и до ужаса банален.

— Купил! — с довольной усмешкой заявил я. — В магазине «Охотник»! Там теперь много чего продаётся…

Но мне, как показалось, не очень-то и поверили…

— И наглазники от снайперских винтовок Драгунова? Или Винтореза? — искренне поражался контрактник. — От боевого оружия?

Он видимо здорово отстал от общегражданской жизни, то есть ещё не бывал в современных охотничьих магазинах… Где под маркой скорострельных карабинов реализовывались умиротворённые варианты автомата Калашникова… Причём, лишь со слегка видоизменённым патроном… Да рожком в три раза меньше… По вместимости боезарядов…

И данные наглазники преспокойненько лежали под стеклом прилавка… А на ценнике была написана только сумма… И никакого другого обозначения…

— Я не знаю, для какого именно оружия они там продаются! — проворчал я. — Но к нашим прицелам подходит идеально! Я уже проверял их в Ростове. Один к одному! Всё! Давай-ка побыстрее! Смотри, про скотч не забудь! Приду и проверю лично!

Я быстренько спровадил своего командира отделения из вагончика… Чтобы он не терял время впустую, а поскорее занялся важным делом. Через пятнадцать минут я заглянул в палатку. Моё приказание почти было выполнено. Все резиновые наглазники уже находились на своих прицелах… И сейчас скотчем обматывали самый крайний… То есть четвёртый по счёту…

Это меня успокоило… Ведь «оружие любит заботу и ласку, чистоту и смазку»… А снайперские винтовки особенно…

Через полчаса я вновь вернулся в палатку, но уже с другими «подарочками». Теперь у меня в руках находилось несколько ночных прицелов самого элементарного типа. Вернее, это были металлические насадки со светлым кружочком зеленовато-жёлтого фосфора… Одно такое приспособление закреплялось на открытом механическом прицеле автомата, а другое, поменьше — на самой мушке…

— Тоже магазин «Охотник», товарищ старшнант? — спросил Бычков, наблюдая за моими стараниями.

В этот момент я с большим усилием пытался закрепить соответствующую насадку на прицельную планку… И поэтому любопытство сержанта мне показалось не очень-то и уместным… Тем более в присутствии молодых бойцов.

— Пошути тут у меня! — строго осадил я военного зеваку. — Это я выменял у чучковских прапоров… На бутылку болгарского бренди… «Слынчев брег»…

Насадка прочно заняла своё законное место и теперь можно было заняться мушкой… Здесь было чуть полегче…

— Неплохие аппетиты у прапоров! — невозмутимо произнёс мой командир отделения. Бренди любят…

— А в ихнем «Военторге» больше ничего и не было! — ответил я, поднимая автомат. — Вот и пришлось брать то, что есть…

Обе насадки находились в боевом положении… Теперь фосфорные кружочки располагались один над другим и в ночной мгле стрелку достаточно было подвести эту своеобразную «восьмёрку» под цель… И нажать на курок… Я ещё раз проверил надёжность креплений… Всё было нормально…

— Вот тебе ещё четыре комплекта!.. — я протянул прицелы контрактнику. — Закрепишь их на автоматах… Хотя… Пошли… Выбирать…

Мы осмотрели оружие группы и убедились в том, что эти ночные насадки можно установить лишь на автоматах АКС-74. Да и то… Кроме тех стволов, где уже имелся с левого бока «наплыв» для крепления электронных ночных прицелов. Здесь городить огород было излишним… А вот на автоматах АКМС калибра 7,62 миллиметра прицельные планки были другого типа, то есть предназначенные для бесшумной стрельбы. Поэтому моё новшество для них тоже не годилось…

— Закрепи насадки вот на эти АКСы… — с лёгкой досадой приказал я Бычкову. — Жалко, что на автоматы с ПБСами их нельзя установить… А то на них ни ночные прицелы не закрепишь, ни эти насадки… Ведь ночью очень бы пригодились эти фосфорные штучки-дрючки…

— А разве на АКМСах не бывают крепления для ночных прицелов? — спросил контрактник. — Должны же быть… По идее…

Он ещё не знал, что в нашей спецразведке столько всякой всячины…

— Я эти крепления видел даже на АКМе с деревянным прикладом! — рассмеялся я. — В Афгане… И АКМСы в нашей роте были… Со складывающимися прикладами и креплениями для ночных прицелов… Мы на них для прикола иногда всего навешивали: магазин-улитку, подствольный гранатомёт, ПеБеэС и ночной прицел НСПУ… Такая бандура получалась! Страшно сказать… Ещё можно было штык-нож надеть на ствол, но тогда из ГП-25 нельзя выстрелить.

— А из этой бандуры стреляли? — поинтересовался командир отделения, берясь за первый ствол, предназначенный для закрепления на нём фосфорисцирующей насадки.

— Нет! — ответил я. — Очень тяжёлая была… Никто не хотел на стрельбище её тащить… Пофотографироваться — это ещё можно… А вот нести… Пешком же ходили… Три километра туда и обратно…

Сержант Бычков уже всерьёз занялся оружием и светоизлучающими насадками… Я постоял немного рядом, наблюдая за его кропотливой работой… Затем, когда один ствол оказался готов к стрельбе в ночных условиях, мы подозвали к себе обладателей этих автоматов. Вкратце я объяснил бойцам принцип работы данных насадок: как подзаряжать фосфор, как приводить эти прицелы в боевое положение, как следует прицеливаться, как убирать их в походное положение, как оберегать их от масла и других агрессивных жидкостей…

— Ну, и ножичком в них нельзя ковыряться! — завершил я теоретическую часть. — Фосфор раскрошится — обратно уже не вставите! А на ближайших стрельбах потренируетесь… Ничего тут страшно непонятного нет! Всё очень просто…

Солдаты остались вместе с Бычковым. А я вышел из палатки… И направился было обратно в вагончик…

А командир первой роты всё ходил кругами и никак не мог налюбоваться своей каптёркой. Младший сержант Русин с напарником-бандюком уже заканчивали крыть шифером крышу и их капитальное строение приобретало более-менее законченный вид… Внутри каптёрки в квадратной яме копошился наказанный Иванычем бывший строптивец-вольнодумец, который уже всерьёз набрался ума-разума. Теперь он старательно сооружал для нужд роты подвальное помещение.

— Надо дверь сюда найти. Доски и уголки на стеллажи. — размышлял вслух ротный, по-хозяйски оглядывая своё строительное достижение. — И на погреб доски нужны… И перекрытие…

— Трубу надо бы найти. — напомнил ему я. — Козла электрического соорудить…

Я привёз с собой две новенькие нихромовые спирали, которые были способны обогревать наш вагончик без особых наших усилий, то есть за счёт поглощаемой электрической энергии и выделяемой тепловой… Осталось только где-нибудь раздобыть огнеупорную основу…

Командир роты обещал подумать… Это конечно не «каптёрочка дорогая», а всего-навсего козёл… Но зато электрифицированный… И вовсю пышущий жаром…

По дороге в штаб меня кто-то окликнул… Я обернулся…

— Товарищ старший лейтенант! — вновь послышался голос. — Разрешите обратиться?

В десятке метров от меня стояло четверо губарей, одетых не в обычные камуфлированные бушлаты, а в солдатские шинели. Комбат установил такую форму для арестованных по той простой причине, что за одни сутки пребывания в земляной тюрьме, не говоря уж о самых грязных работах, обычная форма пачкалась хуже некуда. А старых шинелей было не жаль… Которых к тому же имелось в большом избытке.

И вот сейчас ко мне шёл солдат в такой вот замызганной шинели, что она по своему цвету ничем не отличалась от грязи под ногами. Я никогда не встречался с этим незнакомцем и поэтому с некоторым удивлением смотрел на его приближение. Лицо человека было тоже покрыто землистым слоем… А глаза тусклые-тусклые… Но что-то знакомое в них уже проглядывалось…

— Кто это? — спросил я громко.

Незнакомый солдат уже подошёл ко мне и остановился в метре, прижав руки по швам. От моего вопроса он как-то странно съёжился и внутренне сник… Голос прозвучал еле слышно…

— Рядовой Королёв…

Честно говоря, я был поражён той переменой, которая произошла с моим подчинённым. Его просто невозможно оказалось узнать! От прежнего солдата осталась только его фамилия…

— Что с тобой, Королёв? — спросил я дрогнувшим от жалости тоном.

— Товарищ старший лейтенант! — обратился он ко мне и судорожно сглотнул кадыком. — Заберите меня с гауптвахты… Пожалуйста…

— А сколько ты уже отсидел?

Я интересовался этим уже не для того, чтобы подсчитать сколько же ему осталось до конца срока… А скорей для определения количества дней, которые он промучился в этой яме…

— Четверо суток. — ответил безжизненным голосом дембель. — Уже пятые пошли.

Я машинально посмотрел на часы. Из его пятых суток прошло полтора часа.

— Хорошо! — почти сразу решил я, но не удержался от воспитательной практики. — А ты понял, за что тебя я наказал?

— Так точно! Понял… — подтвердил Королёв.

Хотя в его положении можно было согласиться с чем угодно… Лишь бы выйти на свободу… Но разъяснить следовало всё!..

— Ты тогда очень плохо поступил. — жёстко сказал я. — Я по национальности татарин… Но у меня ни один солдат не погиб и даже не был ранен. И в Чечню я попал только потому, что об этом меня попросили мои солдаты.

Сейчас я не собирался стыдить и совестить Королёва, а просто говорил правду. Ведь тогда я собирался увольняться из армии, но дембеля из моей бывшей группы упросили меня поехать с ними на эту войну в качестве командира… Их командира… И в мае-июне все они разъехались по домам…

— Я всё понял! — почти прошептал солдат Королёв. — Я так больше не буду…

— Хорошо! — произнёс я. — Как только я увижу ротного, то сразу попрошу его забрать тебя с губы… Иди…

— Спасибо! — обрадовался дембель, развернулся и пошёл к своим товарищам по военному несчастью.

Я какое-то время смотрел вслед перевоспитавшемуся нарушителю воинской дисциплины и армейской субординации. На его сгорбленную спину и шаркающую походку… Затем я отправился дальше.

Да… У меня имелись сейчас какие-то угрызения совести, но весьма небольшие. Ведь мы находились не просто в армии, а на самой настоящей войне… И я просто должен был поступить именно так, как я поступил с распоясавшимся дембелем Королёвым. Эти четверо суток гауптвахты явно пошли ему на пользу… И не только для него лично, но и для остальных дембелей тоже. Ибо такую националистическую крамолу следовало выжигать калёным железом, а потом ещё и полить серной кислотой…

Если бы я тогда «проглотил» это оскорбительное хамство Королёва и сделал вид что ничего особенного не произошло, то тогда ломанный грош была бы моя цена как командира разведгруппы… Тогда я даже не имел бы никакого морального права командовать своей группой, а всего навсего отбывал бы номер… Причём, до поры до времени…

Ведь в случае боевой ситуации они запросто могли наплевать на мои приказы и целая разведгруппа превратилась бы из управляемого и слаженного подразделения в бестолковое стадо баранов… И людские потери тогда могли быть очень ощутимыми…

«И плакать потом пьяными слезами в стакан?! И громко проклинать коварных боевиков?! Ну не смогла я, не смогла… Как в анекдоте… Так что ли? Нетушки! Вот хрен вам! На войне без строгого подчинения не выжить…»

Конечно мне с этим Королёвым в бой уже почти не идти… Да и с другими дембелями тоже… Но солдатская почта разносит любые новости очень быстро, причём вплоть до каждого уха… И мои молодые бойцы об этом безнаказанном хамстве всё равно бы узнали… И потом… В глубине души не доверяли бы своему так сказать командиру… Который совершенно другой национальности…

Ведь «растрезвонил» же кто-то о моём явном нежелании драться с тем ВеВешным старлеем у переговорного пункта… И дембеля восприняли это как мою трусость… Поэтому так и осмелели через несколько дней… И отправились прямиком к комбату, чтобы найти у него управу на мою персону…

«Нда-а… Моя промашка вышла мне же боком… А что я тогда мог поделать?.. Бодаться с этим замполитом?.. А потом уже и с его дружками?.. И затем разбираться со всякими дознавателями да следователями… Комбат же предупреждал меня на инструктаже, чтобы не заезжали на междугородку! А я его проигнорировал… Вот и получил моральный удар по своему же авторитету!.. Если б узнал Сухов, то он бы меня насквозь заклевал… От макушки и до подбородка… И что за блядская система?!..»

Так я думал по дороге в штаб… А потом на пути в офицерскую столовую и уже во время обеда. Там же я увидал Пуданова…

Он вначале отказался забирать Королёва, мотивируя это обязательной необходимостью отбытия им всего шестисуточного срока. Но после моих правдивых доводов он тоже сжалился и подобрел.

— Ладно. Будь по твоему. — проворчал он, придвигая себе второе блюдо. — Но если что… То я ему ещё больше добавлю…

Благодушное после хорошего обеда настроение командира роты спасло Короля… Мы спустились вниз… То есть из офицерской столовой на землю… Переговорили с начальником караула и всё-таки вызволили из подземелья на свет рядового Королёва. При его появлении Иваныч тоже оказался в состоянии лёгкого морального потрясения… Но очень быстро пришёл в обычное своё расположение духа. Приподнятое и бодрое…

— Идёшь сначала в роту за своими вещами, а потом сразу в баню! — приказывал он освобождённому бойцу. — Сначала отмываешься полностью и только потом одеваешься в чистое.

— Мой камуфляж и бельё тоже надо постирать… — сообщил ему Королёв. — Я же в нём сейчас.

Под замызганной шинелью оказалось его повседневное обмундирование… Но уже неопределённо-землистого цвета… Без каких-либо камуфлированных пятен…

— Ну, «молодец»! — слегка рассердился командир. Ты старую горку не мог одеть? Чем ты думал, когда на губу шёл? Тут тебе курорт что ли? Ох, ё-пе-ре-се-тэ… Найди сейчас подменку какую-нибудь… Камуфляж постирай, а чистое бельё я тебе в роте дам. Иди!

Королёв быстрым шагом направился в родное подразделение, но по задворкам, да по огородам… То есть позади палаток, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания военной общественности. Вернее, к своему не вполне благополучному виду. Мы же пошли напрямую…

— Глянь! Ждут нас… — рассмеялся ротный. — Двое с носилками… И один с лопатой…

А нас… И в самом-то деле… Уже ждали… Трое дорожных строителей во главе с Мирошником. Опершись на лопаты и перегородив подходы к трассе носилками, они всяческими способами отгоняли всех желающих пройтись по новой дороге от самого её начала и до самого конца. Как оказалось, они ждали именно нас…

— Товарищ майор! Разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту?

Получив разрешение командира роты, главный строитель Мирошник смотрел на меня спокойно и говорил уверенно…

— Ваше приказание выполнено, товарищ старшнант! Принимайте объект, пожалуйста! Всё готово!

Действительно!.. Строительство новой дороги было завершено и она очень радовала наши взоры, начинаясь от места построения первой роты на разводе и оканчиваясь на левом краю передней линейки палаток… Слева и справа лежало всё то же грязное болото… Но при таком контрасте творение рук Мирошника и его сотоварищей выигрывало ещё больше очков…

— Молодцы! Красота, да и только! — искренне радуясь, похвалил я солдат. — Товарищ майор! Ходатайствую перед вами о снятии с них по одному «крестику»… За отлично выполненную работу!

Дорожные строители и не ожидали такой чрезмерно-поощрительной реакции командира группы… Дембеля немного растерялись и теперь молча смотрели на Пуданова. А он продолжал глядеть на достижение первой роты… Ведь батальонному командованию тоже понравится такая «инициатива снизу»…

— А может у них нет «крестиков»? — не отрываясь от приятного зрелища, сказал ротный.

— Есть! Есть! — в два голоса ответили бойцы.

Как раз в этом я и не сомневался… При их дембельском первоначальном пофигизме, да при нашем командирском педантизме… Практически напротив каждой фамилии в блокноте стояло по несколько штрафных отметок…

— Хорошо! Зачёркиваю по одному «крестику»… смотрите!..

Ко всеобщей радости командир роты достал свою «чёрную тетрадь» и на глазах дембелей аннулировал по одному взысканию… мелочь вроде бы, а всё-таки приятно…

— А где красная ленточка? — поинтересовался Иваныч. — Надо же открыть движение как положено…

Его замечание казалось очень уместным, но с алой шёлковой полоской вышла досадная заминка… Достать её было просто негде… Но военная атрибутика внесла свои коррективы в церемониальные традиции…

— А мы сейчас красные ракеты запустим! — предложил обладатель бакенбардов. — Разрешите сбегать? Я быстро…

— Да ладно! — добродушно проворчал командир роты. — И так обойдёмся…

Мы сделали около десятка шагов по новому маршруту и остановились… Конечно приятная вещь — тщеславие… Но привыкать к ней всё же не следовало… А ещё лучше — отдать должное справедливости…

— Мирошник! — обернулся я к солдатам. Идите вы первые…

Меня поддержал Иваныч:

— Вы строили эту дорогу… Значит вам и нужно идти самыми первыми по ней…

Обращения командиров застали бойцов врасплох и они опять пару-другую секунд не знали что сказать.

— Мы же с лопатами… И носилки…

Но социальная правда и морально-нравственные устои нашей жизни лишь дополняются такими мелочами… Как я считаю…

— Ничего страшного! Лопаты — на пле-ЧО! А носилки — в руки… Это же ваш рабочий инструмент! Его нечего стесняться! Давай-давай… Вперёд!

Мирошник уже вскинул по-боевому две лопаты, а его коллеги все ещё примерялись к носилкам. Потом со смехом взяли их за две рукоятки и понесли «инструмент» сбоку…

— Пошли проверять дальше! — протяжно зевнув сказал Пуданов. — поспать бы… Но работа есть работа…

А её было немало… Как для нас, так и для наших подчинённых. В роте с самого утра вовсю кипела всеобщая трудовая деятельность… Старослужащие и контрактники проверяли свою палатку на наличие бесхозных боеприпасов и взрывоопасного инженерного имущества. Всё найденное относилось ими к ружпарку, где оно должно было пройти процесс сортировки. Несколько человек разбирали пепелище командирской палатки, выбрасывая непригодный хлам и складируя пусть обгоревшее, но не деформировавшееся железо. На особом учёте были стальные и якобы титановые пластины бронежилетов. Керамические пластины тоже выдержали сверхвысокие температуры военного пожара, но некоторые из них всё же имели заметные повреждения, наверное, от взорвавшихся при пожаре гранат.

Сержант Бычков по-прежнему руководил молодым пополнением, которое тоже не осталось без командирского внимания. После чистки оружия десять бойцов стали наводить порядок во второй палатке, в которой пока ещё никто не проживал. Трое солдат энергично завершали рытьё сливной ямы, наполовину выкопанной Королём. А ещё трое под личным контролем Бычкова небезуспешно сооружали умывальник. На деревянный каркас сначала установили, а затем и закрепили шурупами белую металлическую раковину. Основание конструкции уже обшили кусками фанеры, а к одиноко торчащему сосновому брусу сейчас приколачивали крепление для самого рукомойника.

— Сойдёт для военной обстановки! — произнёс я, когда умывальник оказался в сборе. — Снизу есть шланг?..

— Уже провели в угол палатки! — перебил Бычков. — А второй конец уже в яму кинули. И Сам шланг в канавке уложен… Уже засыпали…

— Класс! — одобрительно воскликнул я. — И в снег, и в дождь мы будем умываться как белые люди… Надо бы какую-нибудь ёмкость для воды найти. Чтобы не бегать за ней по десять раз…

— Это на дачах надо поискать… — призадумался сержант. — Здесь нет ничего подходящего.

Командир первой группы «обещал подумать»…

Затем умывальник был намертво установлен в углу палатки и нам теперь осталось дождаться окончания земляных работ. На уточняющий вопрос Бычкова от чернорабочих последовал ответ, что «ещё немного, ещё чуть-чуть»…

Чтобы не терять даром время, мы пошли осматривать результаты трудов во второй палатке. Всё её содержимое сначала было полностью вынесено наружу, а пол из трофейных древесно-стружечных плит уже оказался начисто подметён. Сейчас же в правом углу в две аккуратные стопки укладывались сложенные «раскладушки». Эти лёгкие военные кровати имели из удобств лишь убирающиеся ножки и невысокий подголовник. Предназначались «раскладушки» для временного расквартирования войск в полевых условиях. А поскольку мы в данный момент обладали лишь полевыми условиями, а личный состав второй группы практически отсутствовал, то эти лишние кровати по приказу ротного складировались до лучших времён… То же самое относилось к матрасам и подушкам. Военные же одеяла уже оказались временно экспроприированы дембелями и контрактниками… В третьей палатке по ночам иногда затухали обе печки: то из-за уснувших дневальных на столь боевом посту, то из-за нехватки дров, то из-за обычной лени заставить первых своевременно заготовить второе… Поэтому дополнительные одеяла пользовались повышенным спросом у старичков и контрабасов…

— А вот с этим что делать? — спросил меня Филатов, показывая на большой ворох когда-то белой материи. — Может на тряпки для чистки оружия сгодится?..

— Погоди-ка…

Я взялся за один угол плотной ткани и попросил Бычкова растянуть в несколько сторон это «добро». Ведь в военной практике каждое имущество имеет своё персональное предназначение… Как первоначальное, для чего оно и создавалось, так и второстепенное… Которое обуславливается армейскими нуждами, приказами командиров, солдатской смекалкой, но чаще всего обычным незнанием предмета военного искусства и элементарной ленью отдельных служивых…

К моей большой радости я всё-таки смог констатировать наличие у меня некоторых познаний в области военно-пошивочных изделий, поскольку нам удалось точно определить первоначальное предназначение этого белого полотнища. Нашей находкой оказался «отбеливатель»… Пусть изорванный в некоторых местах и заляпанный отпечатками сапог… Но это был точно он… Отбеливатель… Данный экземпляр своими размерами, конфигурацией и технологическими отверстиями точно соответствовал нашей большой палатке УСБ-56, в которой проживала первая группа. То есть он являлся своеобразной подкладкой для палатки и предназначался для создания в ней необходимых условий санитарной гигиены и армейской чистоты… Ведь военная аббревиатура УСБ-56 расшифровывалась как палатка Унифицированная Санитарно-Барачная. Цифры «56» наверняка означали общее количество человек, на проживание которых и была рассчитана данная палатка. Ну, или же тот самый год, когда её изобрели или приняли на вооружение.

Как бы то ни было, вернее для каких бы целей этот отбеливатель ни предназначался… Но более всего этот белый материал ценился из-за другого своего свойства — ведь он создавал в палатке атмосферу пусть казённо-убогого, но всё-таки уюта. И кроме того, при низких температурах снаружи эта дополнительная тканевая прослойка помогала сохранять тепло… А это тоже было немаловажным фактором… А также…

А также для быстрого принятия мной решения:

— Дружно сворачиваем и без лишнего шума относим в нашу палатку! Вперёд!

Через час напряжённой работы… То есть через целый час упорной возни с вытаскиваемыми и вновь устанавливаемыми центральными кольями, а также аналогичных действий с кольями по периметру палатки, а также неуклюжих и долгих барахтаний под безразмерными белыми складками, а также напряжённых усилий по протягиванию ткани отбеливателя между брезентом палатки и имеющимися внутри деревянными стенками… Всё было успешно завершено…

Теперь наша первая палатка снаружи осталась такой же тусклой и зелёной, но зато изнутри она практически сияла белизной… Правда от бокового окошка к отверстию для трубы отпечатались чьи-то следы… Как будто солдат Фантомас снаружи влез к нам в окошко, прошёлся вниз головой по потолку палатки и вылез уже на крышу через дымоходный проём… Но это казалось всего лишь досадной и забавной ерундой…

— Найдём белую краску и закрасим! — рассмеялся Бычков, отряхивая пыльную форму. — А ротный что скажет?

Я его понял прекрасно. Ведь этот отбеливатель был со второй палатки, тогда как у нас такового не имелось и в помине… Но сейчас не было ни командира второй группы, ни самой группы… Так что мы поступили правильно…

— Я думаю, что он сильно ругаться не будет. — предположил я. — пойду скажу ему… Уже можно…

Хоть я и поставил перед командиром роты уже свершившийся факт, но он действительно почти не возражал.

— Пусть отбеливатель на вашей палатке будет… пока во второй никого нет… а потом всё видно будет… Может вы им сами же и вернёте… Может со склада на них получим…

Его военная мысль вызвала у меня некоторые соображения…

— Если со склада будут выдавать новенький отбеливатель, то мы этот вернём! — моментально отреагировал я. — Мы его сохранили… Так сказать уберегли от порчи и полного уничтожения… Значит мы имеем моральное право…

Но Пуданов повторил упрямо:

— А там видно будет…

Я тоже продолжил свою борьбу за пока ещё несуществующие земные блага:

— Саня! Ты пойди и посмотри в каком он сейчас состоянии! Рваный и грязный… Если бы не мы, то бойцы его окончательно бы пустили на тряпки для чистки оружия или обслуживания техники в автопарке… Ты совесть-то имей!

— Она у меня и так уже есть! Мы сейчас делим шкуру неубитого медведя! — заявил мне обладатель столь ценного человеческого качества, проснувшегося в нём внезапно и очень вовремя. — Я же говорю: Там видно будет…

— Ну, ладно! — сказал я. — Но по правде говоря… ведь всё должно быть по-людски…

На этом человек с совестью и любитель людской правды заключили мировую… А там действительно всё видно будет… кто относится по-людски, а кто по совести…

Я отправился дальше… Проверять завершение работ и достигнутые результаты… Умывальник уже функционировал и мыльная водичка тонким ручейком стекала на дно сливной ямы. Отбеливатель был окончательно подвязан шнурочками в положенных местах, рваные прорехи прочно заштопаны, а нижние края выравнены в необходимых пределах. Вторая палатка демонстрировала несколько стопок раскладушек и матрасов, увенчанных рядами подушек, а также ровный пол и приятное пустое пространство. От пепелища остался лишь чёрный прямоугольник со сложенными в дальнем углу буржуйками, печными трубами с коленами, да большими армейскими термосами. Под навесом ружпарка в открытых ящиках возвышались боеприпасы разного калибра. Часть снаряжённых пулемётных лент лежала грудами на полу… Для них не хватало тары… Слишком уж много было в роте боеприпасов… Слишком…

Потом вроде бы самый толковый молодой солдат принёс мне для демонстрации итоги своего кропотливого ручного труда. Ему было поручено подготовить мишени для предстоящих стрельб. По причине всеобщего дефицита подходящих материалов требования выдвигались самые минимальные. Мишени должны быть грудные и делать их можно из чего угодно. Лишь бы они оказались достаточно прочными и темного цвета.

Но видимо я сильно недооценил солдатскую фантазию…

— Что, брат?!.. — озадаченно произнёс я, плавно переходя на ироничный тон. — Глаза не видят, но руки делают?!

В последнее время по телевидению усиленно рекламировали электротехническую продукцию заводов Всероссийского Общества Слепых… Мрачно-трагический и одновременно торжествующий голос диктора перечислял всевозможные розетки, выключатели и другие детали, убедительно подчёркивая напоследок их высокое качество и отличный дизайн… И завершающая фраза была просто великолепной… И каждый раз она звучала с разными нотками… То с высоким гражданским пафосом… То с заупокойно-гробовыми настроениями… То с коммерческой лукавостью… Как диктор добивался такого совершенства мы так и не могли понять… Но его слова… «Глаза — не видят… Но руки делают…»

В общем… Было над чем подумать… И посмеяться… В командирской палатке третьей роты…

И я сразу же вспомнил именно этот рекламный слоган, когда молодой боец принёс мне творение своих рук… Правда мои интонации оказались ближе к иронии и сарказму…

В качестве исходного материала солдат использовал куски рубероида, как выяснилось, выброшенного кем-то за ненадобностью. На этот первый тревожный признак я поначалу даже не обратил внимания. Мало ли чего сейчас валяется в близлежащей округе? Лишь бы не взрывалось… а тут всё вроде бы нормалёк!.. Мишени лежали на вид очень добротные. Причём, внушительной по толщине кипе… Действительно всё было хорошо… пока я не взялся за верхний экземпляр…

Мои пальцы держали верхний правый уголок и я усиленно пытался понять те метаморфозы, произошедшие с висящей мишенью. Бесформенные куски рубероида и зияющие дыры… Всё это «чудо» держалось за счёт небольших стыков, готовых окончательно разорваться в любую минуту…

— Это что такое? — Я перевёл свой командирский взгляд на достойнейшего последователя стиля Пабло Пикассо.

Тот со свойственной всем художникам стеснительностью, скромностью и подкупающим прямодушием ответил честно и правдиво:

— Это мишень!

Я присел и положил эту солдатскую абстракцию на землю. Боец мигом состыковал все куски и передо мной лежал опять прямоугольный кусок рубероида. Причём, в виде грудной мишени… Что ж!.. Каждый по своему представляет наш разнообразный мир!..

Но, как оказалось, это ещё были цветочки! Первый и самый верхний образец являлся разумеется самым лучшим… Остальные так сказать мишени в подвешенном состоянии то вытягивались ёлочными гирляндами, вырезанными пьяным психопатом… То лохматились уродливой гроздью абстрактных ошмётков… То попросту рассыпались…

А солдатик оказался настоящим кудесником… Пока я изумлённо молчал, он быстро принимал из моих застывших рук свои бесценные творенья и через несколько секунд на земле вновь возникали грудные мишени…

— Да-а… Эмиль Кио всё-таки загремел в армию…

Я посмотрел на нестройный ряд «шедевров» и прекратил цирковое представление, пока нас не засмеяли дембеля, контрактники, весь батальон, а потом и сбежавшиеся со всех гор боевики… Ведь пока наши солдаты и офицеры будут валяться от смеха, гордые чечены могут не понять юмора и оскорбиться за такой вот «образ врага»…

— Хватит! — сказал я бойцу. Ты не мог найти что-нибудь другое? Мешки бумажные… Или листы железа… Ну, хотя бы камеры резиновые…

— Нет. — печально вздохнул боец. — Ничего нету…

Я понимал его грусть. Он всё-таки старался… И искренне надеялся на то, что эти мишени непременно будут держаться на фанерных щитах, какие он видел на бригадном полигоне… Где гвоздичком, где кнопочкой, где щепочкой… Но этот рубероид можно же закрепить… Однако на местном стрельбище имеется лишь отвесная стена, на которой и размещаются мишени…

— Хорошо… — Я наконец-то нашёл метод как имеющийся абстракционизм усовершенствовать и превратить в модернизм. — вон там есть банка со старой краской. Видишь? Иди и посмотри!

Вскоре солдат всё-таки нашёл в куче барахла у ружпарка трёхлитровую банку и притащил её в «студию».

— Шомполом расковыряешь верхний застывший слой. — я осторожно надавил на него пальцем. — Видишь? Прогибается… Значит там внизу есть чёрная краска… Выкладываешь одну мишень, смазываешь её толстым слоем краски и накладываешь на неё вторую мишень. Понял? Смотри, чтобы все куски были подогнаны… И сразу же их прижимаешь друг к дружке… Убираешь в сторонку и приступаешь к следующей паре… понятно? Ну, давай… вперёд…

Молодой солдат моментально вник в моё рационализаторское предложение и принялся за дело. Конечно количество мишеней сократится наполовину, а может и больше… Но зато полученные экземпляры будут обладать повышенной стойкостью…

«И ведь богата земля наша!.. Умельцами да мастерами…» — подумал я, беззлобно посмеиваясь и оглянувшись уже издалека на фигурку военного рукодельника…

Восемь лет назад мне тоже пришлось побывать в его шкурке… И фокусов тогда тоже хватало…

Вновь «порадовал» нас сержант Яковлев… Бедолаге явно не повезло в этом месяце и он заступил на так называемую «орбиту». Это когда нарушитель через день заступает в наряд по роте. По сугубо субъективному мнению одного командира роты только таким методом можно было успешно избавить очень уж энергичного сержанта-контрактника от его же душевных устремлений к созданию «чего-то эдакого». Ведь своё второе по счёту дежурство Яковлев заслужил по вине своего безалаберного дневального Максимки. А вот третье — уже по своей собственной инициативе: сперва в создании «чудо-оружия», затем в добровольной сдаче в плен вместе с удачно сконструированной «гранатой возмездия». Когда он притащил её в наш вагончик, тогда Яковлев заступил на своё второе дежурство. Ну, и на следующий день именно этот контрактник первым попался на глаза товарищу майору. Так что вконец оправившийся от вечерних потрясений и мгновенно воспылавший жаждой своего отмщения командир первой роты сразу же принял решение запустить сержанта Яковлева на ту самую «орбиту». То есть через день заступить на своё уже третье дежурство, а потом и на четвёртые, на пятые…

Так что сержант Яковлев должен был искренне благодарить свою судьбу и тем паче Пудановских родителей за то немаловажное обстоятельство, что на левой руке Александра Ивановича имелось только лишь пять счётных пальцев. Иначе бы этот контрактник заступил через сутки на шестое дежурство и даже седьмое. Дальнейшему увеличению наказания тогда помешало то, что в правой руке товарища майора находилась его знаменитая «чёрная тетрадь».

Так сержант Яковлев узнал о своих планах на ближайшие дни. Что и повергло его в состояние некоторого уныния. Хотя я знал «орбиты» гораздо круче: в Чирчикском учебном полку и в Афгане. Тогда провинившегося солдата наказывали намного жёстче… Заступив в наряд в шесть часов вечера, он почти сутки вкалывал дневальным, но ровно за четыре часа до смены его снимали с наряда. И эти же четыре часа предоставляли ему для подготовки к заступлению уже в новый наряд. Причём за эти несколько часов он должен подготовить обмундирование, подшить свежий воротничок и немного поспать… Его товарищи по старому наряду уже сменяются, а штрафник с красными от недосыпа глазами заступает в новый наряд и сменяет своих же коллег… Через трое суток такой бесконечной круговерти солдат представляет собой настоящего зомби: спит на ходу, плохо соображает, еле-еле ходит и буквально валится с ног от сильной усталости… Это я знал по своему личному чирчикскому опыту…

Но были и такие богатыри, которые выдерживали и пять суток беспрерывной «орбиты». А тут… Одно баловство, а не «орбита»… Тем более контрактником да дежурным по роте… И притом через день!.. То есть интервалом были 24 часа, а не четыре.

Но для Яковлева такое смехотворное наказание казалось сущим адом… Уже почти все контрактники батальона знали про то, какие в первой роте злые, то есть строгие командиры, сколько нарядов он уже оттащил и сколько ещё осталось, из-за чего его незаслуженно наказали, а также непременные отзывы сержанта о истинной натуре солдата Максимки… Которого в качестве дополнительного наказания приставили к нему для совместного несения службы в одном и том же наряде по роте!

— Да я его уже видеть не могу! Он мне по ночам снится! — доносились со стороны столовой крики сержанта…

Но после предупреждения о недопустимости разглашения военных тайн первой роты контрактник Яковлев стал более сдержанным на словесную передачу информации…

А сегодня… Вечером… То есть по окончанию своего второго дежурства…

Сдав новому дежурному по роте оружие и ключи от ружпарка, Яковлев пришёл с ним на доклад к командиру роты о сдаче и приёме наряда. Всё вроде бы сходилось и Пуданов лишних вопросов не задавал… Затем новый дежурный был отпущен выполнять свои обязанности, а контрактника ротный подзадержал для перепроверки автоматов по номерам. Кое как но эта работа была завершена…

— Ну, ладно. Иди! — сказал Пуданов, не поднимая головы от рабочей тетради.

Сержант Яковлев мысленно переварил разрешение командира роты, затем в замедленном темпе встал с табурета и направился к выходу. Вдруг он остановился в двух метрах от двери и стал заправлять своё обмундирование… Обычно это делают перед тем как войти, а тут… Я молча ткнул Иваныча в бок, показал подбородком на контрабаса и мы стали двумя зрителями театра одного актёра…

А сержант уже приложил два пальца ко лбу, чтобы отмерить положенное расстояние от своих густых бровей до среза шапки. Затем он вздохнул и словно на автопилоте пошёл к выходу. Лицо его казалось суровым и сосредоточенным. Подойдя вплотную к двери, он громко постучал в неё костяшками пальцев… А мы сидели и даже боялись пошевелиться, чтобы не испортить такой эпизод…

Выждав три-четыре секунды, сержант приоткрыл дверь и просунул свою голову в образовавшуюся щель. Послышался его серьёзный голос…

— Товарищ майор! Разрешите войти? Сержант …

Тут он вроде бы понял, что сотворил нечто несуразное… Но командир роты уже отдал ему разрешение…

— Давай-давай, Яковлев!

Фигура контрактника, высунувшая голову наружу, некоторое время оставалось неподвижной… Видимо он напряжённо думал… Но в вагончике уже раздавался истеричный смех… Я упал на кровать, давясь от хохота… Иваныч уронил свою голову на столешницу и тоже не мог остановиться… Всё-таки такой интермедии нам раньше не доводилось наблюдать…

И мы даже не заметили того, как смылся контрактник…

Через пять минут, когда в вагончике наступила устойчивая тишина, в дверь снаружи постучали… Я опять узнал этот характерный стук и вновь зашёлся смехом. Пуданов трясущимися руками вновь вытер выступившие слёзы и разрешил войти… естественно… На пороге появился сержант контрактной службы Яковлев… Он очень так невозмутимо вошёл в вагончик и подождал наступления полной тишины. Причём, с лицом главного государственного обвинителя…

Кое как… Но мы немного успокоились… И оказались готовы выслушать сержанта…

— Вот видите, товарищи офицеры?!.. До чего же вы нас довели своим Уставом! — произнёс он с явным укором.

Никто ему не ответил… Потому что не смогли… Опять…

— Разрешите идти? — спросил вдруг Яковлев.

Ну, действительно! Чего ему смотреть на двух хохочущих в истерике командиров! Но этот вопрос!.. Второй «дубль» Великого Мастера военной сцены… Мы бы точно не выдержали…

Закрыв лицо левой рукой, я как смог, но помахал сержанту, чтобы тот уходил… Да побыстрее… слава Богу… Яковлев меня отлично понял… Он скрылся за дверью… И я не видел этого действа…

Постепенно мы пришли в своё обычное состояние…

— Да… — сказал Пуданов, шумно шмыгая носом. — И всё же с такими контрактниками как-то легче служится… Хоть посмеяться можно от души… А то всё крики да ругань…

А ведь смех — это самое лучшее лекарство от ежедневной нервотрёпки…

— «Спас-сибо… Доктор… Яковлев…»

С вечернего совещания майор Пуданов пришёл в приподнятом настроении. Принёс с собой три новости: хорошую, плохую и что-то среднее…

— Командир батальона похвалил первую роту за построенную дорогу. Обещал как-то поощрить… Это было хорошее… плохое: завтра от нашей роты караул, а потом ещё один. И я заступаю дежурным по части…

— Понятно… — вздохнул я.

— Ты сильно не расстраивайся! — рассмеялся ротный. — У нас же ещё Воропаев есть. Он завтра заступит, а потом и ты…

— Хоть это радует… — сказал я. — а что там ещё…

— Прибывает пополнение скоро… солдаты молодые. И в нашу роту офицеры… Точно ещё не известно, но вроде бы не один человек… Вжикова от нас забирают в штаб…

А вот это было уже сногсшибательной новостью… Пожалуй, самой лучшей за всё время!..

— Значит дадут одного командира группы… — обрадовавшись, начал прикидывать я. — И ещё кого-то? Кого только? Замполита или зампотеха? Уж лучше зампотеха… Технику надо подымать…

— Не знаю пока… — почему-то уклончиво произнёс Пуданов. — Замполитом у нас вроде бы Вовк, но он ещё не отдан приказом по части. Во второй роте он говорит, что он уже переведён…

— А у нас его почти не видно… — закончил вместо Иваныча я. — Ну, дадут людей, тогда и посмотрим… Хоть в наряды меньше ходить придётся…

— Это да!.. Но есть ещё одна новость… — продолжал Пуданов. — Нам поручили потихоньку готовиться к выходу… Сроки ещё неизвестны. Но нам надо потихоньку готовить людей, оружие и имущество… Броню даёт третья рота… На БМПешках поедем. Я тоже иду…

Это означало только одно… война не за горами… Там уже Грузия…

Война нас уже ждёт в предгорьях…

В чеченских предгорьях…