Дневальный по роте слегка опоздал и меня он разбудил без пяти минут шесть. Сегодня я ночевал в вагончике-канцелярии, где было холодно и сыро… Я укрылся двумя одеялами, одно из которых даже было сложено пополам. Да ещё и бушлат сверху… И всё равно…

Хотя мой сон составил чуть больше двух часов, однако пора было вставать и приступать к дальнейшим преобразованиям в отдельно взятом подразделении. Но теперь, на мой страх и риск, следовало взяться за воспитание дембельского состава уже всех остальных трёх групп нашей роты. Пуданова я пока решил не будить. Уж он-то не обидится на то, что его не разбудили в такую рань. Да и идти в командирскую палатку третьей роты было уже поздно и, честно говоря, неохота из-за раскисшей грязи…

Быстренько одевшись и поёживаясь от утреннего морозца, я направился к третьей палатке, где проживала основная часть личного состава. За мной уныло плёлся боец из наряда… Внутри было темно и я приказал ему найти выключатель и включить свет.

Когда под сводом вспыхнули две тусклые лампочки, на это отреагировали лишь три-четыре недовольно поднявшиеся солдатские головы. Кто-то спросонок даже ругнулся матом на дневального. И так уже зашуганный бойчишка с ещё большим ужасом посмотрел на меня, отчего я понял что на большее, чем включение электрического света, у него смелости просто нет.

— Подъём, построение на зарядку через пять минут! — прозвучала моя громкая команда.

Несколько военнослужащих более младших периодов службы тут же встали и начали медленно одеваться. Но все дембеля продолжали лежать в постелях, совершенно не желая подниматься. Может быть они действительно спали и не слышали команды, а может попросту делали вид… Но вот кто-то из них даже шикнул на одевающихся рядовых, чтобы те легли обратно. Из-за этого и возникла заминка.

— Не-э пацаны… вам лучше встать, а то сейчас…, — вполголоса проговорил мой бывший солдат Шатульский, уже опустив ноги на пол и подтягивавший штаны.

Те военнослужащие, кому довелось служить со мной раньше в бригаде, уже отлично знали мои методы ускоренного подъёма всего личного состава на утреннюю физическую зарядку. именно поэтому Шатульский, Москаленко и кто-то ещё хоть неспешно, но всё же одевались. А остальное сонное царство нужно было основательно взбодрить.

— Принеси-ка мне водички, пожалуйста. Можно фляжку, а ещё лучше — ведро и кружку, — попросил я дневального. — Хотя… Повернись-ка…

Я вовремя заметил то, что у дневального под рукой, вернее на поясе висела фляга. Правда, не с водой, а с холодным чаем. Открутив крышку, я направился к первой справа кровати. Как оказалось, она принадлежала сержанту контрактной службы Соколову, который знал меня ещё больше, то есть с первых дней моего появления в бригаде. Сейчас он и так уже лежал на своём ложе с широко открытыми глазами, явно демонстрируя мне своё окончательное пробуждение ото сна. Но когда я направился именно к его, то есть ближайшей ко мне кровати, тогда моё намерение было им понято очень даже хорошо… Соколов быстро соскочил на пол и поспешно откинул своё одеяло на спинку кровати.

— Товарищ старший лейтенант! Ну, зачем же так? Ведь я же контрактник, почти прапорщик, — начал возмущаться он. — А вы меня как…

Подорвавшийся с кровати «почти прапорщик» как своим громким голосом, а ещё больше личными действиями подал очень хороший пример для своих ближайших соседей, и я направился уже к четвёртой кровати.

— Эй, вы! Дембеля хреновы, а ну-ка подъём, а то вас сейчас дождик польёт! — заорал на всю палатку Соколов. — Ага!.. Что я вам говорил?

Вторя контрактнику, из под струи холодного чая раздался дикий вопль… Этот дед оказывается действительно спал и пробуждение его было, по моему, самым ужасным в его жизни…

Через две-три секунды с кроватей повскакивали все любители утреннего сна. Подъём личного состава был успешно осуществлён и теперь мне следовало направить их на физзарядку.

— Построение на дороге через две минуты, — скомандовал я. — Время пошло!

— А как же оправление естественных надобностей? — поинтересовался чей-то голос.

— Вот там то и оправитесь! — пошутил я, отыскав глазами подходящий ускоритель дембельского состава.

Вид железной кочерги в моих руках произвёл нужный мне эффект и через несколько минут дедушки уже стояли вместе с контрактниками на дороге. Я подождал пока военный строй не обретёт окончательную форму, после чего назначил руководителя, который и должен был провести зарядку.

— Соколов! Ты — старший! Проведёшь зарядку, двадцать минут бега, ещё двадцать минут на силовые упражнения. Возвращаетесь без десяти семь. Вперёд!

— Товарищ старший лейтенант, а почему я? — попытался отбрыкнуться контрактник.

Я слегка повысил голос:

— Ты же у нас почти прапорщик! Завтра будет кто-то другой. Бегом марш!

Под дробный стук солдатских сапог рота растворилась в предрассветной мгле. Из соседних палаток на улицу вышли только дневальные и дежурные. Быстро выкурив свои сигареты они тут же вернулись к теплу буржуек.

Мне было понятно, что и наши солдаты не будут все сорок минут бегать, прыгать и махать руками. Наверняка они найдут для себя какое-нибудь укромное местечко, чтобы всеобщим перекуром заполнить отведённое им время для повышения своей физической немощи. Но эти огрехи можно будет исправить, начиная с завтрашнего дня. А на сегодня было достаточно и того, что они «почти сразу» проснулись и оделись, построились и побежали вперёд за своим здоровьем.

Чуть попозже у меня состоялся серьёзный разговор с командиром нашей первой роты, которому я рассказал про всё: начиная с приказания убрать палатку и заканчивая сегодняшним подъёмом на физзарядку. Но в самых ярких красках я воспроизвёл особенно задевшее меня высказывание оборзевшего дембеля относительно стараний майора Абрамова, попыток капитана Пуданова и тщетных потугов старшего лейтенанта Зарипова.

Ротный внимательно и терпеливо выслушал меня. Как и следовало того ожидать, более всего его задели воспроизведённые специально для него гнусавые интонации моего, то есть вчерашнего голоса обнаглевшего дембеля. Командир роты помолчал с полминутки, после чего двинул желваками и негромко выругался.

— Ах, вы бл. ди! Прямо так и сказали?

Я даже немножко обиделся:

— Саня! Ты что мне не веришь?! Да это стадо нужно драть как сидоровых коз! А то они сейчас испортят нам всю молодёжь, и мы будем мудохаться с ними всё оставшееся время! А эти дембеля будут на гражданке водку пить, баб пороть и смеяться над нами.

— А что ты предлагаешь? — вскипел Пуданов. — Старшина в роте отсутствует. Контрактники не хотят работать на должности старшины. Цветков — на охране. Вжиков — на поисках водки. Варапаев сегодня или завтра опять едет в командировку, потом — в отпуск. Зампотеха у нас нет. Замполита и заместителя по боевой подготовке тоже нет! Остаёмся только ты да я. И что мы сможем сделать вдвоем?

Однако у меня уже имелся подходящий вариант…

— Послушай!.. Мы медленно-медленно спустимся с холма и неторопливо, но основательно вздрючим всё стадо! — вспомнив старый анекдот я рассмеялся, а затем перешёл на серьёзный тон. — А то потом уже поздно будет! Надо начинать прямо сейчас, с этой же минуты. Ты же сам говорил, что через день-два привезут молодых, и на виду у зелёных духов мы должны приводить охреневших дембелей в чувство. Но всё это надо будет делать строго по Уставу, чтобы молодые уважали нас с первого же дня.

Моя бурная речь закончилась… И я ждал теперь реакции командира роты…

— Ну, давай! — согласился ротный, по-прежнему пребывая в озабоченном состоянии. — Только надо договориться как и когда это делать. Я сегодня заступаю дежурным по ЦБУ, а ты завтра-послезавтра в караул пойдёшь.

Выход из сложившейся ситуации был чрезвычайно прост и эффективен…

— Давай так. Когда тебя нет, я буду их застраивать, ну и наоборот. Когда мы оба находимся в расположении роты, ты держишь под контролем контрактников, а я — свою группу и всех остальных дембелей. Но при этом не должно быть никаких поблажек. Никому! В роте никто не болеет лёжа в кроватях и всех калек отправляем в медпункт. На все приёмы пищи нужно идти всей ротой, а не повзводно или вообще мелкими группами, как они это сейчас делают. Пищу в котелках в палатки никому не приносят, даже дневальным и дежурному.

— А как же мы их наказывать будем? — задумался Александр Иванович. — В яму сажать? И так уж людей не хватает. Объявлять наряды? Они и так уже через день в караулы ходят.

— А можно в виде штрафа им дни набрасывать, — предложил я. — Одно нарушение дисциплины передвигает увольнение на один день назад. Сейчас нужно составить список очерёдности увольняемых и от него уже плясать. Встречать Новый Год здесь, наверняка, никто не захочет.

— Надо ещё матчасть у них принять. — добавил Пуданов. — За каждым водителем числится БТР, за башенными стрелками — два пулемёта и прочие ЗИПы. За ночными автоматчиками — НСПУ и так далее. Тут ещё с увольнением дел невпроворот. Надо уже списки подготавливать.

Тут наша входная дверь распахнулась, по свойски впуская в вагончик писаря Корнюхина.

— Товарищ майор, я пришёл расписание дописывать, — сказал он, по-хозяйски усаживаясь за стол.

— Разрешите начать, товарищ майор? — спросил я Пуданова и после утвердительного ответа обратился к бойцу. — Иди сюда…. тело, погруженное в анабиоз. Ты, наверно, уже забыл что такое строевая стойка. Не помнишь, что прежде чем зайти к командиру роты, нужно постучаться в дверь и спросить «Разрешите войти, товарищ майор», после чего представиться «Рядовой Пупкин». Ну-ка вперёд.

Канцелярский писарёнок был ошарашен настолько сильно, что даже сразу и не понял того, чего же именно от него хотят. С широко раскрытым ртом он лишь растерянно хлопал своими покрасневшими глазёнками и не мог подняться с места. Всё-таки раньше так невежливо и без должного почтения с ним никто не обращался, и поэтому только лишь мой агрессивный тон помог ему окончательно прийти в себя, и слегка приподняться со стула, а моя сильная рука, энергично взявшая его за шкирку, подсобила ему своевременно добраться до двери и вовсе выйти вон…

— Товарищ майор! вы меня совсем прогнали? я вам больше не нужен? — ошарашенно прокричал он Пуданову в окно, так и не решаясь войти в вагончик.

Наблюдая за испуганной реакцией Корнюхина, командир роты громко рассмеялся и всё же обнадёжил своего штабного специалиста:

— Да ты не бойся!ты мне ещё пригодишся… Это тебя учат, как нужно правильно в канцелярию входить…

— Уф-ф… — Облегчённо выдохнул бумажный «разведчик-радиоспециалист», на радостях пошарил взглядом по сторонам, ничего не нашёл и всё-таки неумело перекрестился. — Ой…напишу маме, чтобы ещё одну свечку поставила…

— Самую большую!ещё раз заржал ротный. — Иди-иди! Тренируйся…

К религиозным моментам я относился всегда с большим уважением, а потому в разговор Пуданова и Корнюхина не вмешивался. Но относительно общевоинских Уставов, то тут я был не преклонен и спуску бойцу давать не собирался…

— Вперёд! Великий труженик войны… Ещё немного и сам Басаев придёт сдаваться только в твои руки…

Всего лишь с третьей попытки осмелевший воин спецназа смог правильно постучать в дверь, и спросить разрешения войти, непосредственно войти и представиться.

— Ну, и что же дальше? Рядовой Корнюхин? — обратился я к нему.

Не зная что сказать, писарь лишь молча показал рукой на лежащее на столе расписание.

— Что, уже язык проглотил? — поинтересовался я. — Нужно спросить «Товарищ майор, разрешите заняться писарской работой, то есть заполнением расписания?». На исходную!

Со следующей попытки недоучившийся студент всё-таки смог воспроизвести весь алгоритм и всю последовательность стучания в дверь, просовывания «жала» в образовавшуюся щель и просьбы разрешить войти, самого вхождения в ротную канцелярию и обозначения своей должности, воинского звания и фамилии, и завершающего прошения приступить к исполнению обязанностей писарской службы.

— Товарищ майор! Вы разрешаете ему заняться заполнением расписания? — строго и важно спросил я у смеющегося Пуданова.

— Разрешаю… Хотя нет… У вас обувь нечищена и подворотничок несвежий. — уточнил командир роты.

— Устранить в течении десяти минут. Вперёд! — приказал я обескураженному Корнюхину. — Время пошло! И тикает очень быстро…

Через пятнадцать минут писарь явился в начищенной обуви, с беленьким подворотничком и в добавок с надраенной бляхой солдатского ремня.

— Молодец, Корнюхин, — похвалил его ротный.

— Товарищ майор, разрешите нарезать ему дополнительную задачу? — широко улыбаясь спросил я. — Вырежешь полоски фанеры и вставишь их туда, где не хватает стекла. А в этом месте вставишь кусок железного листа с дыркой и выведешь в неё печную трубу. К обеду проверю! Товарищ майор, я прав?

— Абсолютно! — подтвердил Иваныч.

Рядовой Корнюхин растерянно поскрёб затылок:

— А где же я найду эту фанеру и железо? И чем мне отверстие прорезать?

Военного опыта у меня было предостаточно и поэтому я дал ему очень дельный совет:

— Дырку ты можешь штык-ножом прорезать. Или топором, на худой конец, что касается железа и фанеры…рожай! Это ведь ты так стекло порезал, так что исправляй свои недоделки.

— А сейчас — шагом марш строиться на завтрак! — приказал ему ротный.

— Товарищ майор, а мне дневальный сюда в котелке принесёт, — обратился к нему Корнюхин.

— Может тебе ещё и флейту кожаную? — со смехом спросил я. — С этого дня все солдаты нашей роты питаются в своей столовой. Вперёд, на построение!

Когда расстроенный Корнюхин вышел из вагончика, мы немного посмеялись над его неумелыми действиями и вытянутым от удивления лицом, после чего командир первой роты стал одевать свой бушлат.

— Пошли что ли «вниз с холма»? А то личный состав уже заждался нас.

Едва майор Пуданов вышел на крылечко канцелярии, как сразу же раздался его мощный рык… Почти царский… И почти звериный…

— Дежурный по роте! Почему вы не объявляете построение на завтрак? Тут времени осталось десять минут, а вы копошитесь, как беременные тараканы. Командуйте!

Подгоняемый командиром подразделения старший нашего наряда встал посреди дворика и натужно проорал:

— Рота, выходи строиться на завтрак!

— У тебя есть целых четверо дневальных, они-то и должны подавать команды! — упрекнул его я. — А ты должен контролировать выполнение этой команды.

Александр Иванович уже вошёл в третью палатку и стал «поторапливать» медленно одевающихся военнослужащих.

Следуя его примеру, я остановился у входа в брезентовое жилище моей группы и «напомнил» подчинённым о скоротечности времени, а также о необходимости освободить помещение, построиться на дороге и отправиться на приём солдатской пищи:

— Через две минуты первая группа уже стоит на передней линейке. Время пошло! Кто не хочет завтракать — может не торопиться! Но потом не обижайтесь.

Нарочито не спеша из брезентовых пристанищ потянулись дедушки и контрактники. Недовольные выражения их лиц давали нам понять, что наши действия совершенно не пришлись им по вкусу… А они, сплошь и рядом все заслуженные ветераны и подчиняются нам только из-за того, что просто так положено… («Также негласно подразумевая продолжение: А что положено — на то и наложено…»)

Несмотря на плохо скрываемый саботаж, вскоре на дороге собрался почти весь личный состав нашей роты, но при этом не делая никаких попыток построиться повзводно или в общую ротную колонну… Все военнослужащие, ну, никак не хотели быть первыми в исполнении команд офицеров, чтобы, не дай Бог, не стать объектом дальнейших насмешек, упрёков и возможно прессинга своих же товарищей.

Но вот командир роты «намекнул» контрактникам про то, что именно они должны идти в первых шеренгах ротной коробки, после повторного «намёка» поперёк асфальтовой дороги появилась сначала первая шеренга, затем вторая… Третья… Ну, а потом к уже имеющимся шеренгам начали постепенно пристраиваться все остальные военнослужащие…

Однако при общей и поголовной проверке численности выяснилось, что сейчас в строю присутствуют не все старички…

— Болеют они… В палатке лежат… Бедолаги.

Затем совместными усилиями командира роты и командира первой группы все остальные, то есть «якобы больные» дембеля были безжалостно согнаны со своих тёплых кроватей и поставлены в общий строй.

— Так, запомните один раз и на всё оставшееся время! — объяснял командир роты. — Теперь ни один солдат из состава первой роты не будет принимать пищу в расположении подразделения. Все дневальные и все дежурные — они тоже идут в столовую. Пищу в котелках в роту никто никому теперь не носит! Ясно?! Кто будет пойман с поличным, тот получит штрафную карточку «плюс один». То есть его увольнение из рядов нашей армии откладывается ровно на один день. Вопросы есть?

Все военнослужащие настороженно выслушали речь командира роты, но думали недолго и сразу же посыпались вопросы:

Почему же нельзя кушать в палатке? В столовой — холодно!.. — А если мы задержимся при сдаче караула? А больным как питаться?! Если наряд до ужина не успеет сдать дежурство?! А кто работает в автопарке? Контрактники тоже получат штрафные карточки? Мы еду в котелках потом в палатке на печке греем…

Майор Пуданов подождал пока стихнет нестройный хор голосов и стал поочередно отвечать на интересующие бойцов темы:

— Если старый состав караула задержится при сдаче, то дневальные по роте должны оставить на них пищу на столах в столовой и при необходимости — подогреть её. Водители и башенные стрелки тоже должны питаться только в столовой. У контрактников есть своё отдельное помещение для приёма пищи. А то, что в солдатской столовой холодно — это вопрос не ко мне…

— А к кому же? — тут же переспросили ротного.

— Идите к комбату! — порекомендовал майор Пуданов. — Или к зампотылу! И спросите их: А почему в солдатской столовой холодно? Пойдёте?

Строй предпочёл отмолчаться и всё же немножко погудеть, выражая своё тайное неудовольствие.

— Да вы не бойтесь… — рассмеялся командир роты. — Я тоже с вами пойду к комбату или к зампотылу! И я сам могу задать им этот вопрос… Пойдёте?

Недовольное гудение быстро стихло.

— А больные? — пискнул чей-то изменённый голосок, вызвавший смех в строю.

— Все больные должны лежать в санчасти или в госпитале! — пояснил Ротный. — И вообще… В спецназе нет больных… Есть только живые и мёртвые… Третьего не дано. Так что, вперёд! Командуйте, Васильевых! Равняйсь, смирно, направо и шагом марш!

Невысокий старшина контрактной службы Васильевых, который являлся самым старшим по званию, к моему удивлению очень уж робко и негромко повторил эту команду… Но рота всё-таки послушалась и медленно пошла к столовой.

— Пошли и мы? — позвал командир роты.

Но я сейчас не спешил в офицерскую столовку и предложил Александру Ивановичу другое:

— Мы-то успеем. Давай-ка здесь, меж палаток подождём… Вот увидишь, скоро появятся первые ласточки.

Действительно… Через пять-десять минут мы выловили поочерёдно шесть дембелей, которые успели позавтракать быстрее всех и почему-то совсем не желали возвращаться в подразделение в общем строю. Им, видите ли, страшно захотелось как можно быстрее оказаться в тепле наших палаток.

— Каждый солдат должен стойко переносить все тяготы военной службы! — напоминал я положения из Устава. — А вы?!

Командир роты аккуратно переписал фамилии нарушителей в свой блокнотик и после этого пошутил:

— А я ведь вас предупреждал… И это только начало… Новый год-то вместе будем отмечать?

Через пять минут из столовой возвратилось наше доблестное подразделение и Пуданов перед строем объявил каждому пойманному дедушке по одной штрафной карточке.

Деды-неудачники хором повторили полученное наказание и были распущены вместе со всеми остальными готовиться к построению на развод.

Я подозвал к себе своего командира отделения:

— Молоканов! Построишь первую группу отдельно и лично поведёшь её к штабу.

— Так рота всегда же общей колонной ходит! — уточнил коренастый и плотный контрактник. — Это нам впереди всех нужно идти?

Хоть это и было не совсем правильное построение строя роты, но я всё-таки не изменил своего решения.

— Теперь первая группа всегда будет иметь свой отдельный строй. — объяснил я. — Все остальные нас не волнуют. У меня есть своя группа, а у тебя своё отделение. Правильно?

— Так точно! — спокойно произнёс контрактник. — Разрешите идти выполнять?

— Да, иди. Только после развода ко мне подойдёшь… Надо переговорить…

На полпути в офицерскую столовую, то есть на углу палатки роты минирования навстречу нам попался капитан Варапаев, который уже успел позавтракать.

— Игорь, там рота сейчас готовится к построению. — обратился к нему Пуданов. — Проконтролируй, чтобы у всех был нормальный внешний вид. Построишь и приведёшь подразделение на место построения. Мы будем ждать тебя и роту уже там. Хорошо?

Командир третьей группы понимающе кивнул и мы «пошли» дальше. Сейчас нам предстояло проскакать с кочки на кочку «средиземное болото». То была самая короткая дорога к штабу батальона, сплошь покрытая мутными лужами и грязевыми отвалами, среди которых прерывистым пунктиром виднелись обломки кирпичей и бетона, булыжники и прочие «кочки».

— Как же ты их так быстро построил на зарядку? — спросил Александр Иванович, примеряясь к прыжку на первую кочку.

— Холодным чаем… Чем же ещё? — рассмеялся я. — В бригаде я их поднимал при помощи звяканья пустой кружки. Ах ты…

В этот момент я подскользнулся и едва не упал в огромную лужу.

— Ну, и дорожка… Столько времени тут находитесь и нормальной тропинки сделать не можете… Когда я пришёл на свой первый подъём личного состава… То долго не раздумывал, а просто приказал дневальному принести ведро холодной воды и пустую кружку…

Всё это я помнил очень хорошо.

Естественно, в то холодное октябрьское утро вся казарма с нашим восьмым батальоном и целой ротой материального обеспечения продолжала спать праведным сном и звонкий крик дневального «Подъём!» просто растворился в похрапывании и посапывании дембелей и фазанов… Только самые молодые бойцы встали со своих кроваток и принялись медленно натягивать на себя обмундирование.

Я невозмутимо набрал воды в кружку и подошёл к ближайшему мирно почивающему дедушке. Поскольку я был командиром первой группы первой роты, то первой жертвой оказался мой командир первого отделения… Правда кто-то из молодых попытался было предупредить и разбудить его, но мой продемонстрированный кулак возымел свой эффект… Я быстро приподнял тёплое одеяльце и тут же окатил водой размякшее тело…

— Ап… Ап… А-а-ах, — спросонок задохнулся дед.

Уже вторая полновесная порция ледяной жидкости разбудила моего подчинённого окончательно и он заорал во всю глотку…

— Ах… Товарищ лейтенант! Да что же вы делаете? Это же вода! Я же заболею!!!

Всё-таки поражаясь своему бессердечию по отношению к безобидным старичкам, я тем не менее отвечал спокойно и убедительно:

— Родион ты мой родимый! Ты разве не слышал команды «Подъём»? Ты и другие командиры отделений ещё десять минут назад должны были стоять на центральном проходе и по команде дневального поднимать личный состав своих отделений… А вы тут все ещё лежите в постельках! Да и ты тоже!.. Кричишь как потерпевший… А вот и третья кружечка… Молодец!.. Так держать!!!

При виде очередной дозы оживляющей водицы возмущённый дедушка сразу замолчал и стал искать свои штанишки да сапожки… Но от его дикого вопля повскакивали уже все дембеля первой роты, которые тут же засобирались на физзарядку.

В сопровождении дневального я отправился к кроватям следующего подразделения, где некоторые ветераны продолжали нежиться в блаженной истоме… Они настороженно смотрели на меня, надеясь на моё милосердие к бойцам чужой роты… Но они очень жестоко просчитались и очередной душ оказался не менее холодным, а душераздирающий крик, пожалуй, даже громче предыдущего… Разочарование старослужащих воинов было неописуемо сильнейшим и вторая рота стала быстренько покидать тёплую казарму, чтобы затем отправиться в дальнейший путь за здоровьем.

Оставшаяся часть восьмого батальона не стала искушать военную судьбу и в полуодетом виде потянулась к выходу из спального помещения.

Ну а Рота Могучих Обезьян проживала в дальнем правом углу, как раз рядом с дверью в умывальник и туалет. Может быть поэтому бойцы тылового фронта решили, будто бы я вместе с дневальным направляемся мимо них просто вылить воду… А может быть они посчитали, что офицер другого батальона не станет выгонять их, бравых солдат РМО на какую-то непонятную физическую зарядку… Но они также ошиблись…

Взяв в руки ведро, я быстро вылил одну треть неиспользованного объёма на первого попавшегося «ветерана»-водителя, который при моём приближении ещё и вздумал нагло ухмыльнуться… Не обращая внимания на его возмущённые стоны, я двинулся дальше и быстро освежил ещё двоих дембелей, продолжавших валяться в постелях.

— Да мы же из эР-Мэ-О! Вы не имеете права! У нас есть свои командиры! Вы не должны нас поднимать!!

Это подал голос самый здоровый и потому, наверное, самый грамотный и умный дембель, то есть настоящий вожак могучей обезьяньей стаи. Местом своего обитания он выбрал верхний ярус угловой кровати, откуда он мог контролировать как своих подопечных, так и все близлежащие подступы… То есть вожак обитал там, где потеплее, а также рядом с центральным проходом и неподалёку от телевизионного источника нематериальной пищи.

Но всё это я осознал потом, а тогда… Не обращая внимания на выскочившего из РМОшных «джунглей» полусонного мальчика-прапора и не вступая с могучим вожаком в полемику по вопросам внутреннего распорядка, я взялся рукой за спинку кровати и потянул её на себя, то есть к центральному проходу…

— Лежачего, конечно, не бьют… — приговаривал я. — Но зато сильно польют… Ой, что такое?

Мой издевательски-насмешливый голос был заглушён грохотом упавшей набок двухэтажной кровати. Затем на обезьяньего вожака был вылит весь остаток воды из ведра. Глядя на мокрого и отряхивающегося дембеля, я лишь развёл руками и хладнокровно продолжил свою речь.

— Запомните раз и навсегда… Пока вы живёте в казарме нашего батальона… Вы будете выполнять весь распорядок дня… Нету вашего ответственного офицера — значит будете подчиняться дежурному по восьмому батальону! Вопросы? Через три минуты жду вас перед крыльцом… Время пошло!

Больше РМО не издало ни одного слова против. Поэтому я направился к выходу, на ходу подгоняя отставших бойцов строевых рот. Весь батальон уже стоял снаружи по форме номер два, стойко перенося слабый снежок. По моему приказу сержанты взяли власть в свои руки и повели войска повышать свой уровень физической закалки. Через пять минут туда же «побежала» рота матобеспечения.

— Неплохо! — похвалил меня майор Пуданов, выходя на вымощенную кирпичом тропку перед штабом. — А пустая кружка?

Успешно преодолев «Средиземное болото» и стряхнув с ботинок налипшие комья грязи, мы перешли асфальтовую дорогу и теперь шли по удобной тропинке, ведущей в столовую.

— Ну, на втором и третьем моём дежурстве по батальону ситуация повторилась… Водопадов, конечно, стало гораздо меньше… А потом уже и поливать стало некого. На зарядку все выбегали за две-три минуты… Правда, такое было только в моё дежурство по батальону. Другие лейтенанты всё «стеснялись и скромничали». А вот уже через две-три недели я просто поленился ходить по центральному проходу… Как какое-то пугало с кружкой… И вот я встал в простенке позади дневального. А ведро уже приготовлено… Вот боец в шесть часов слабым голоском пропищал «Подъём!» и замолчал. Я тихонько себе стою в простенке. Но слышу, как в расположении скрипнуло несколько кроватей. В небольшую щель я вижу, как в центральный проход осторожно выглянуло трое или четверо любопытных голов… Ну, чтобы проверить!.. А где же этот неуемный дежурный?.. Слышу голоса: «Нету его! Нету!» И все дозорные тоже улеглись по кроваткам… Опять настала мёртвая тишина и тут я осторожненько так звякнул пустой кружкой об край ведра.

— Ну, и что дальше? — Улыбнулся Пуданов, поднимаясь по металлической лестнице.

— Ой, что тут началось!!Представляешь, Одновременно лязгнуло двести кроватей… Весь батальон вместе с РМО подорвался со своих постелек и сразу же бросился одеваться… Это надо было видеть!.. Всего лишь один раз кружечкой — «Дзинь…» и тут же две сотни кроватей одновременно «Хрус-с-с!». Словом, отозвались громким железным скрипом, ну, а потом всеобщий шум-гам и топот сапог… Весь наряд упал со смеха… И тут на центральном проходе появляюсь я, слегка помахивая белой круженцией… Иду как ни в чём не бывало… Ну а дальше всё пошло по плану… Бойцы мимо меня пробегают к выходу, одеваются на ходу и сами же ржут, как кони… И ведь главное, что никакого рукоприкладства с моей стороны и полное отсутствие синяков — с другой… Вот так и надо работать…

Мы уже успели усесться за свободный столик и Пуданов тут же поторопил солдата-официанта:

— Серёжа, принеси-ка нам побыстрее, а то мы опаздываем.

На мой взгляд Александр Иванович мог бы этого и не говорить. Жёлтенькая цыплячья кашка с несколькими волокнами тушёнки, политые прозрачным соусом, нас совершенно не соблазнили и мы побаловали себя лишь «якобы чайком» и чёрным хлебом с маргарином. На этом наш военный завтрак был окончен и мы пошли на развод.

Утреннее построение всех подразделений нашей воинской части происходило всё на той же асфальтовой дороге, но уже перед зданием штаба батальона. И главной точкой отсчёта здесь служил полосатый шлагбаум, где обычно размещалось самое крайнее подразделение — рота материального обеспечения. Когда РМО наконец-то занимала своё последнее место в общем строю, то сбоку тут же пристраивались роты связи и минирования, за которыми по мере их убывания шли третья, вторая и наконец-то наша первая рота.

Нынешним утром все подразделения уже заняли свои законные места. Ну, а мой командирский взгляд порадовало естественно то приятное обстоятельство, что самым главенствующим из всех подразделений являлась моя группа… Управления батальона ещё не было даже видно ни поодиночке, ни в отдельной коробке, так что сержант контрактной службы Молоканов стоял самым крайним справа во всём строе части. Он немного поёживался то ли от смущения, то ли от холода, но на нас с ротным смотрел очень спокойным и уверенным взглядом. Команды однако он не подал абсолютно никакой и мне пришлось взять его функции на себя.

— Рота, равняйся! Смирно! — скомандовал я, чётко взял под козырёк и повернулся лицом к Пуданову. — Товарищ майор, первая рота на развод построена! Командир первой группы старший лейтенант Зарипов!

После этого доклада я быстро сделал шаг вправо, а командир подразделения встал на моё место и громко произнес привычную фразу военного приветствия.

— Здравствуйте, товарищи разведчики!

Стоящие в строю солдаты немного помедлили, набирая побольше воздуха, после чего недружно выдохнули:

— Здра… жла… таащ… майор!

— Вольно! — приказал ротный, после которого эту же команду повторил и я.

Теперь можно было и мне подойти непосредственно к своей группе, чтобы скомандовать ей «Напра-во!» и проверить всех военнослужащих на предмет чистоты подворотничков и всего обмундирования, сверкающей надраенности латунных блях солдатских ремней и совершенной черноты армейской обувки. Времени оказалось очень даже предостаточно и я придирчивым взором оглядел первую шеренгу, которой затем приказал сделать один шаг вперёд. Теперь настал черёд осмотреть вторую шеренгу, после которой пришла пора и третьей. Командир роты вместе с подоспевшим Варапаевым тем временем проверяли остальных военнослужащих роты.

Штрафные баллы посыпались как из ведра. Три командирских голоса звучали иногда чуть ли не наперебой. Из моей группы я записал на листок фамилии аж девяти человек, у которых мной были обнаружены злостные недостатки в виде застарелых подворотничков, грязного обмундирования, совершенно нечищеных блях и ботинок. Явные нарушители дисциплины старались выглядеть крайне бодро и после окончания моей проверки, но по их блуждающим глазкам было видно то, что они пребывают в некоторой растерянности и даже в замешательстве.

— Итак… У кого имелся всего один недостаток в форме одежды, тот получит один штрафной плюсик, у кого было два нарушения — соответственно два… И так далее… Я вас предупреждал перед построением.

От этих слов командира роты пошло солдатское эхо всевозможных отмазок и отговорок…

— Товарищ майор, да у меня ведь начищена бляха! Да чего вы придираетесь?! Ботинки чистые… Только два кусочка подсохшей грязи прилипло!.. Это у нас подшива такая жёлтая на цвет… От свежих простыней вчера оторвали!.. Это на зарядке мы так испачкались… Грязь ведь кругом!

Майор Пуданов выждал с минуту, пока не утихнет всеобщий гвалт, и громко произнёс:

— Смирно! Вольно! Ребятки… Как говорится в американской сказке, проблемы негра шерифа не волнуют… Готовтесь заранее к построению! И вообще… Мне будет очень приятно встречать Новый Год вместе с вами… Я даже приду к вам в караульное помещение, чтобы поздравить…

Вдалеке показался комбат Сухов, который шёл неторопливым шагом, давая тем самым последнюю возможность офицерам управления всё-таки скучковаться в отдельный строй справа от нас. Вот лимит времени был окончательно исчерпан и начался обычный развод на занятия.

— Батальон! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! — громко скомандовал начальник штаба майор Грибок, затем развернулся и сделал два шага навстречу командиру батальона. — Товарищ подполковник, Батальон на развод на занятия построен! Начальник штаба батальона майор Грибок.

Сухов сделал два шага вперёд и громко поздоровался со всей воинской частью:

— Здравствуйте, товарищи спецназовцы!

Ответное приветствие, на мой взгляд, никогда не отрабатывалось и каждое подразделение кричало именно в том промежутке времени, какой им захотелось выбрать… В связи с чем по всему фронту батальона пронеслось волнообразное:

— Здра-а-а… жла-а-а… та-ава-ащ… половник…

— Вольно! — Распорядился Сухов. — Заместители, начальники служб, командиры рот-ко мне!

Майор Пуданов сделал два строевых шага вперёд, затем повернул под углом влево и обычной своей походкой направился к комбату.

Исходя из положений Строевого Устава я теперь остался в качестве старшего подразделения, обязанного контролировать дисциплину в строю. Спустя минуту из последних рядов моей группы послышался какой-то шум. Быстро развернувшись и прибыв на место, я обнаружил там двух дедов, которые не сходя с места, устроили игривую потасовку, причём один из них вдобавок ещё и курил.

— Фамилии! — приказал я, доставая из кармана листок бумаги и ручку.

Дембеля попытались было войти в состояние удивлённого недоумения и возмущённого непонимания, но моя более решительная команда назвать свои фамилии несомненно спасла обоих от внезапно охвативших их начальных признаков старческого слабоумия, а моя авторучка окончательно вернула Российской Армии полноценных и здоровых воинов. Записав нарушителей в свой «чёрный» список, я убрал его обратно в карман и пошёл на своё командирское место. Но громкое неудовольствие за моей спиной, да ещё и матом, заставили меня вернуться к закоренелым хулиганам.

— Не понял! что вы там прокукарекали! что молчите?

Хулиганы собрались было поспорить… Но при виде моих письменных принадлежностей «борцы за справедливость» будто воды в рот набрали. И всё-таки это их не спасло, ведь наказание последовало незамедлительное. За пререкания в строю я объявил обоим по штрафному баллу, а знаток ненормативной лексики, произнесённой по привычке для связки слов, получил дополнительно ещё одно очко.

— Итак… Коростылёв — два крестика: нарушение дисциплины строя и пререкания. А у Жукова появилось целых четыре: нарушение дисциплины строя, курение в строю, пререкания с командиром и нецензурные выражения. Кто ещё следующий?

Красные как раки старослужащие больше не издали ни звука, зато кто-то из их соседей от искреннего изумления негромко присвистнул. На его счастье, я так и не заметил личности этого музыкального дарования. Но отреагировать всё же следовало…

— Что это ещё за соловей? на первый рас прощаю… Но в следующий- накажу… Разбойника…

Тут моё внимание сразу же привлекли разброд и шатания, которые в массовом порядке происходили в последних рядах нашей ротной колонны, стоявшей за моей группой. Да собственно говоря, и самих нескольких задних шеренг уже не существовало в помине, ибо здесь дело только лишь за малым не дошло до праздничных гуляний под ручку и приветливых помахиваний флажками с последующим распитием спиртных напитков в совокупности с заводными песнями да плясками, задиристыми перепалками да кровавым мордобоем…

А пока этого счастливого момента не наступило, то военнослужащие последнего периода службы, стоя кружком, горячо обсуждали посторонние темы, немощными руками вырывали друг у друга спорный кожаный ремень с красиво загнутой и отполированной пряжкой, перекуривали раздельно и в-обнимку по-братски, а также поудобней рассевшись на склоне канавы в нескольких метрах позади «строя»…

Стоящий впереди капитан Варапаев, который ещё не был посвящён в планы заговорщиков по свержению дембельского самодержавия и соответственно пока не ответивший положительно на риторический вопрос из уст моих и Пуданова: «А третьим будешь?»… Так вот он — капитан Варапаев упорно смотрел в сторону комбата и совершенно не замечал творившегося у него за спиной безобразия… Следовало срочно броситься на помощь коллеге для восстановления порядка…

Быстро просочившись сквозь ряды своей группы и подойдя к остальному, значительно превосходящему большинству личного состава роты, я как раз оказался в той самой пограничной полосе, где заканчивались пока ещё лояльные по отношению к правящему режиму, то есть относительно ровные шеренги молодых бойцов, фазанов, покорно-исполнительных дедов и нескольких действительно служивых контрактников, вслед за которыми начиналась казацкая вольница разгильдяев-контрабасов и бесчинствующих дембелей-разбойников. При моём внезапном появлении общее количество военных нарушителей резко сократилось, причём в ускоренном темпе и почти на половину. Опомнившиеся и самовразумившиеся воины споро соорудили дополнительные три шеренги, что весьма облегчило мою работу. С учётом их сообразительности, а тем более их решимости самим встать в строй да ещё и без моих понуканий, то на увиденные мной шалости ЭТИХ старичков можно было закрыть глаза. Всё-таки они поняли всю неправоту своих действий и насколько смогли восстановили порядок. Они были прощены также и потому, что у меня просто не хватило бы времени переписывать фамилии всех нарушителей. Поэтому к данным баловникам следовало отнестись с дипломатическим пониманием…

Совсем иного отношения к себе заслужили оставшиеся хулиганы, которые с замашками закоренелых нарушителей подчёркнуто нехотя и вразвалку попытались заполнить собой оконечные ряды. некоторые даже демонстративно вели на ходу беседу или же докуривали свои цигарки, нарочно показывая мне своё ветеранское пренебрежение в адрес непосредственно моей персоны…

«Ох, какие же мы старые да мохом поросшие… — Насмешливо подумал я о них. — И плевать мы на всё хотели… А в строй идём только потому, что устали сидеть… Вот с вас-то и начнём, голубчиков!»

Движением руки я остановил махровых нарушителей и приказал им выстраиваться в отдельную шеренгу, не заполняя пустых мест в предыдущей. Таким образом можно было установить очерёдность среди них по принципу — «кто когда и что именно сотворил, а затем с каким усердием пытался свои же грешки искупить».

Я на скорую руку переписал их фамилии, стараясь быть предельно точным в определении общего количества проступков на каждого солдата или сержанта. Ведь кто-то просто самовольно покинул строй подразделения, другой дополнительно к этому попытался добровольно отравиться табачным смрадом, некоторые нарушители ещё и успели устроить пререкания с командиром, то есть со мной…

— Какие проблемы, ребятки! — добродушно посмеивался я, услышав очередную жалобу на трудности армейской жизни. — Майор Пуданов вас утром предупредил о строгом исполнении требований уставов… А вы на него… То есть на Устав захотели свой болт забить… И вот вам хрен в сметанке… Это скорее мы похерим ваше увольнение до Нового года… Сами виноваты. Я вас из строя за ручку не выводил и сигарету в ваш клювик не совал… Так что… кто чего хочет, тот именно то и получит… Два шага вперёд!

Тем временем командир роты уже подходил к подразделению и я поспешил возвратиться на своё законное место, временно занятое прапорщиком Меркуловым.

— Что там у тебя? — спросил Пуданов, вставая рядом со мной справа и разворачиваясь лицом к командованию.

— Жулики, подлецы и аморальные личности. — быстро ответил я. — Все взяты на карандаш.

— Расстрелять через одного! — свирепо приказал ротный.

Тут нам не дал договорить комбат Сухов, который приказал всем подразделениям повернуть направо и вслед за управлением отправиться парадным строем прямо на занятия. Что мы и сделали…

Развод закончился. Пока бойцы шлёпали строем в обход по асфальту в направлении наших палаток, мы втроём преодолевали сложнопересечённую местность по самому кратчайшему маршруту, проклиная постоянные чеченские дожди с липкой грязью и обсуждая поставленные на день задачи.

Сегодня наша рота, как и положено — через день, практически в полном составе заступала в большой наряд по части. Командир роты возглавлял данную доблестную миссию, поскольку лично отправлялся на суточное исполнение обязанностей оперативного дежурного по ЦБУ, а капитан Варапаев — его же помощником, после чего уезжал в очередную свою командировку за самовольно оставившими родной батальон солдатами. Срочники шли на день и ночь рабочими в солдатскую столовую, а также дневальными по штабу и контрольно-пропускному пункту. Один «ваучер» заступал дежурным по КПП, а другие Четверо контрактников — патрульными по территории части. Моя же группа должна была нести караульную службу во главе с начкаром — прапорщиком Меркуловым.

Что же относительно моей персоны… То я, как ещё не принявший официально свою должность командир группы, не удостоился такой великой чести и потому оставался в стратегическом резерве нашего главнокомандующего майора.

— Вот отдадим тебя приказом по части, как вступившего в свои обязанности, тогда-то ты из караулки вылазить не будешь. — пошутил Пуданов. — Командиров-то нет. А твой прапор только по бумажке начкаром является.

— Но ведь справляется! — я попытался хоть кого-то оставить для этой святой обязанности.

— Ещё как! С моей помощью. Сам сижу там и вместо него заполняю караульную ведомость. Работаю, как Штирлиц — на два фронта. — со вздохом произнёс ротный и тут же стал настраивать меня на нужный лад. — Да ты не бойся. Тут вокруг минные поля и к нам никто не суётся. Летом парочка коров подорвалась и всё!.. Наступила полная тишина.

— Да это-то что! — возразил я. — Неохота ночью да по такой грязюке шастать для проверки постов. Тут если не утонешь, то обязательно провалишься.

Пока мы преодолевали самые труднопроходимые метры вдоль окраин палаток третьей роты… Пока мы продирались сквозь джунгли натянутых верёвок и торчащих кольев уже наших брезентовых жилищ… Вся первая рота выстроилась по-взводно на асфальте. Старшина контрактной службы Васильевых даже скомандовал еле слышное «Смирно».

— Кто там не слышал команды? — строго спросил Пуданов. — Понял! Сейчас-сейчас…

Добавив ещё два крестика в свой листок, командир роты приступил к обычным армейским развлечениям.

— Списки заступающих в наряд и караул остаются точно такими же, как и позавчера. А до обеда занятия по ТСП. Тридцать минут на получение оружия.

Но из солдатской массы послышался весьма заинтересованный голосок:

— Товарищ майор! А когда вы нам зачитаете нашу очерёдность на увольнение?

При рассмотрении данного вопроса Пуданов оказался крайне суров и также справедлив. Прежде всего он достал из кармана свой листок с штрафными крестиками и их «счастливыми» обладателями.

— Вот фамилии тех, кто получил сегодня от меня предупреждения о переносе его увольнения на один день назад. Эту бумагу я сейчас убираю обратно в бушлат и не смотрю её до тех пор, пока не составлю общий ротный список увольняемых в запас. Кто служил честно и добросовестно — те займут самые первые строчки, ну, и дальше по вашим же залётам, нарушениям дисциплины, пьянкам, дракам… И так далее по порядку…

Но это коротенькое объявление командира роты основную, взволновавшую всех тему сегодняшнего дня отнюдь не закрыло, а наоборот: лишь подлило масла в огонь. Долгожданный момент отправки приближался пусть медленно, но верно, отчего деды иногда чувствовали себя как на иголках от одной только мысли о случайной задержке… И вдруг эти командиры начинают ставить такие жесточайшие условия для благополучной демобилизации, что какая-то дисциплина строя или грязный подворотничок способны превратиться для них в глобальнейшую проблему.

При виде всеобщей активности, а порой и чрезмерного возбуждения при обсуждении данного обстоятельства у меня поневоле сложилось такое впечатление, что дембеля через своих знакомых писарчуков в управлении батальона уже ознакомились или даже сами давным-давно составили свою очерёдность отправки домой. А тут этот устоявшийся процесс трещит по всем швам и перекраивается заново, да ещё таким образом, что послушные офицерам несколько дембелей, которых в роте не очень-то и уважали за это, эти тихони смогут получить весь пакет документов самыми первыми. А конкретные и солидные пацаны будут от злости палить в новогоднюю чеченскую ночь автоматные очереди в карауле.

Как бы то ни было, но наши старики-разбойники оказались весьма осведомлёнными как в процедуре оформления бумаг в штабе, так и вообще всего механизма отправки отслуживших солдат домой. А потому вопросы посыпались как из ведра горох…

— Да ещё в штабе батальона никто не знает, когда будет первый день отправки! А вы как нас распределите?

— Как же нам военные билеты оформят, если вы со своим списком в штаб придёте?

— А как мы будем узнавать, у кого какая очередь? Вы повесите список?

Да-а… Ажиотаж надолго воцарился в первой роте и каждый умудрённый армейским бытом старец пытался выяснить особо близкий для него момент.

— Надо бы график составить. — попробовал я подсказать Александру Ивановичу хотя бы один подходящий ответ.

Но ротный тоже был парень не промах. Он поднял вверх правую руку, дожидаясь полной тишины, и отвечал спокойно-рассудительно.

— Разговорчики!.. Во-первых, всех вас одним табором не уволят и вы сами это понимаете. Как было всегда, за один день можно отправить домой человек… эдак несколько из каждой роты. Чуете? Ваш список я разобью на партии по пять дембелей, начиная с первого и так до последнего…

— А начало отправки когда? — опять послышался самый главный для дедушек вопрос.

— Когда министр обороны прикажет! — кратко ответил ротный и продолжил свои пояснения дальше. — То есть первая пятёрка старослужащих отправляется домой в первый же день. И так по пять человек за каждый раз увольняем! Во-вторых, на тетрадном листочке в клеточку будут написаны ваши фамилии, а затем с одной вертикальной черты пойдёт отсчёт ваших нарушений. В каждой клетке по одному крестику, чтобы мне и вам легче считалось. Кто набирает три штрафа — значит он отодвигается назад на три дня. А на его место вырывается следующий за ним. В-третьих, оформление проездных документов и военных билетов, выдача денег вам на руки… Это уже моя проблема и вы всё получите вовремя, то есть прямо на утреннем построении. И в четвёртых, этот перечень увольняемых будет вывешиваться каждое утро на окне канцелярии…

— А если кто-то пририсует нам лишние очки? — резонно спросил самый злостный нарушитель.

Ротный возмущённо фыркнул и насмешливо обнадёжил любопытного хулигана:

— К твоей фамилии-то? Да у тебя там и для моих штрафных крестиков клеточек не хватит. Список будет прикрепляться к стеклу изнутри, так что не волнуйтесь зазря. А второй экземпляр, точно такой же как и первый, я буду держать постоянно в своём кармане. Ещё вопросы есть?

— А контрактники, которые тоже увольняются? Как с нами?

В этом заинтересованном контрактнике я сразу же узнал младшего сержанта Русина, с которым познакомился ещё в Буденновске.

— Подойдёте ко мне отдельно. Что-нибудь тоже придумаем для вас обоих. — пообещал ему ротный. — Всё! Вечер вопросов и ответов окончен. Вперёд — получать оружие. Разойдись!

Озадаченные новыми веяниями времени солдаты и контрактники нехотя потянулись к оружейной комнате, а мы пошли в свой вагончик.

— Ну, ты прямо-таки как Уинстон Черчилль речь толкнул… — с некоторой долей радостного восхищения проговорил я, осторожно пробираясь меж палаток.

— А ты думал… — важно заявил Пуданов. — Хватит с ними няньчиться… Пора всю власть брать в свои руки. Вот только хватит ли нас надолго?

— Постараемся… — усмехнулся я. — Сейчас для нас самое главное — это спокойно и толково объяснить всем подчинённым на каком высоком уровне они должны поддерживать свою дисциплину и за что именно мы их можем наказать… И контроль — каждую минуту…

— Дай-то Бог…

Как и было обещано, в канцелярии Александр Иванович сразу же засел за составление самого актуального для нас и дембелей перечня фамилий.

— Ты из своих кого хочешь первым отправить? — засмеялся он. — А то я их так хорошо знаю со всех сторон, что в самом начале никого не отправлю!

— Ну… Даже и не знаю… — задумался я. — Так с ходу… Я же их и по лицам пока ещё не каждого узнаю… Вот Антонова можно…

— Ну спасибо! — совсем развеселился ротный. — Он меня чуть было из граника не завалил на стрельбище, а ты… Давай другого…

— Ты же живой остался! — стал рассуждать я. — Вот за это и отправим его побыстрее домой.

— Да ты офонарел? — искренне возмутился он. — Если дембеля узнают за что мы его в первой партии увольняем, то знаешь сколько найдётся желающих «промахнуться» по любимому командиру роты? Нет уж… Фигушки… Меня лично это не устраивает. Хорошо, что здесь писарюги нет, а то бы разнёс… На всю округу.

— Ну, делай как знаешь. — сдался я. — Ты с ними вон уже сколько служишь…

Тут в нашу бытовку вошёл капитан Варапаев, которого командир подразделения сразу же стал инструктировать о резко изменившемся в роте укладе жизни.

— Так что, Игорь! Сегодня уж ты весь день полностью контролируешь точное исполнение ротой распорядка дня… На всех построениях проверяешь наличие личного состава, чтобы каждый боец стоял в строю, а не шлялся где попало или отлёживался в палатке. Одиночно идущих в столовую или обратно не должно быть ни при каких условиях…

— А дневальные? — уточнил высокий и худой капитан. — Их тоже в строй ставить?

— А что? Пусть наряд топает на приём пищи вместе с подразделением. — тут я решил выдвинуть рационализаторское предложение. — Один дневальный с дежурным по роте уже находятся в столовой и поджидают подразделение, по дневальному остается на передней линейке под грибком и около ружпарка…

— И один-единственный оставшийся дневальный из наряда по роте тоже марширует вместе со всей толпой? Так что ли?

— Нам сейчас нужно добиться того, чтобы никому не приносили еду в котелках в наши палатки. — возразил ему я. — Если разрешим наряду тут питаться, то под их видом столько лентяев найдётся, чтобы в столовую не ходить! Ничего с них не убудет… Пусть шагают вместе со всеми.

— Ну, ладно. — немного подумав, всё-таки согласился Пуданов.

— Я тогда пойду, а то уже войска построились. — сказал Варапаев и после разрешения ротного покинул канцелярию.

Капитан Варапаев ушёл на проведение ротного занятия по тактико-специальной подготовке. В нашей же канцелярии продолжилось мучительное подыскивание подходящих кандидатур на соответствующие им первые места в общем списке увольняемых. Наконец через полчаса Пуданов с победным видом поднялся из-за стола.

— Всё! Каждому нашёл свою строчку.

— А Антонов у тебя каким по счёту идёт? — не сдержавшись, полюбопытствовал я.

— Я его сначала пятым записал… А потом передумал. — коротко хохотнул Пуданов. — Пущай едет… Теперь он на третьем месте.

— Не чемпион конечно, но тоже неплохо.

В дверь постучали спартаковской отбивкой и в канцелярию сразу же вошли двое контрактников, один из которых был Русин, а вторым — тот самый крепкий малый из братков, щеголявший будённовским летом в плотно облегающих лицо черных очках.

— Разрешите, товарищ майор? Здравия желаем, товарищ лейтенант!

— Уже старший… — довольно проговорил я, крепко пожимая лапищи уральцев.

— А ты откуда их знаешь? — удивился ротный. — Они же из Асбеста…

— Да ты что, Саня! Это ж мои бывшие подчинённые и притом не самые худшие, а скорей наоборот… Правильно я говорю?

Мои слова неожиданно для меня же ввергли обоих здоровяков в крайнее смущение.

— Не знаем… Может быть…

— Да ладно вам! Не скромничайте… Вот младший сержант Русин у меня в будённовске был замкомгруппы! И летал он на втором Ми-восьмом старшим моей второй подгруппы… Постоянно прикрывал меня! Не только с воздуха, но и с земли… Верно я говорю? — обратился я непосредственно к младшему сержанту.

Тут ему уже было не до скромности и показной серьёзности.

— Так точно, товарищ старший лейтенант! Было дело.

Такой простой и честный ответ меня опять только лишь порадовал. Поэтому я перешёл уже ко второй персоне.

— А этого богатыря у меня тогда сразу же забрали, как самого достойного… Работал под личным руководством начальника разведки округа… Выслеживал самого Басаева… Чего смеётесь?!.. Кстати, где очки твои?

— Так сейчас же зима… Зачем они нужны? — отмахнулся контрактник.

— Всё это, конечно, хорошо… — потянулся руками вверх Пуданов. — Да только вот… Твои богатыри решили увольняться…

— Это ещё почему? Идите ко мне в группу! — сразу же загорелся я, не желая терять столь ценных разведчиков. — А то у меня одни дембилы, да прапор мудаковатый… Есть нормальные контрактники: Бычков и Молоканов, но их двоих маловато… Служить будете по-серьёзному. Понятно, что я командир строгий, зато справедливый. За будённовские события что-то получили?

— У меня медаль «За отвагу». - широко улыбнулся Русин.

— А мне ничего не дали. — с лёгкой досадой пожаловался «браток».

Данная несправедливость меня тоже немного огорчила, но ненадолго.

— Ничего страшного. Меня самого прокатили с орденом. А я ведь тогда не хотел тебя отдавать, помнишь? Остался бы в группе, то наверняка чем-нибудь и наградили. Так тем более!?.. Чего же ты домой без наград поедешь? Вот догонишь Русина по медалям, а то и обгонишь с орденом, тогда и увольняйся. Договорились?

Но мой вдохновенный монолог их совершенно не сагитировал за дальнейшую службу в армии. Оба контрактника помолчали с минуту, переглянулись друг с другом, а потом вежливо отказались.

— Да мы бы рады. Но нас уже дома ждут… Вы не обижайтесь, товарищ старший лейтенант… Не можем мы…

Но я сразу же не сдался и предпринял ещё одну попытку задержать в подразделении нормальных ребят.

— Слушайте, да я и сам вижу, что тут творится… Один командир роты не справится… Командиров групп нет почти… А вы ведь мужики серьёзные… Вместе мы наведём порядок…

— Товарищ старший лейтенант… Какой порядок? — неожиданно откровенно заговорил здоровяк, фамилии которого я так и не упомнил. — Мы тут за свои же бабки покупаем тушняк, чтобы хоть вечером разогреть на печке и поесть нормально. Камок и берцы на увольнение тоже… Всё за деньги!.. А в роте — это мелочи… Лимоновские контрабасы хоть на войну ходят, а мы тут только в караулы и патрули…

— Да вот увидите, что и до этих тыловых крыс мы постепенно доберёмся… — всё ещё пытался хорохориться я, хотя отлично понимал, что надежды в этом плане крайне малы…

Тут в нашу беседу вмешался майор Пуданов, который до этого момента нам почти не мешал, заполняя заветный листок мелкими, но очень страшненькими крестиками.

— Вы чего пришли? Определиться, как быть дальше?

— Ну, да. — почти хором подтвердили уральцы. — А то в роте целая революция началась.

— Это обычный процесс наведения порядка. Так… Что же мне с вами делать? — задумался командир роты. — Ваши документы по штабным подсчётам придут недели через три-четыре, а может и быстрее. С остальными бойцами вы, наверное, бегать, прыгать, ползать уже не хотите…

— Хватит уже… Ну, сколько можно? — сказал Русин. — Товарищ майор, может мы тут что-нибудь сделаем?

— Точно! Подорвите солдатскую столовую ночью. — совершенно не улыбаясь, согласился с ними Пуданов. — Может новую построят.

— Да нам бы что-нибудь типа дембельского аккорда… — уточнил второй контрактник. — Поработать бы…

— А материалы? — озадаченно произнёс Александр Иванович, но затем решительно определился с дальнейшей судьбой своих подчиненных. — Хорошо! Трудовые будни у вас в кармане. Но сразу же предупреждаю: на зарядки, разводы и приёмы пищи вы ходите вместе с ротой, форма одежды должна быть лучше всех. Ну, и само собой — никаких залётов. Ясно? А мы сейчас подумаем что именно тут нужно сделать. Идите пока.

Когда за военными ходоками затворилась дверь, Пуданов неторопливо повернулся в мою сторону и начал меня отчитывать.

— Ну, чего ты перед ними тут разорялся? «Идите ко мне… Наведём порядок… Тыловые крысы…» Да им давно уже плевать на всё! Они тут спокойненько пересидели время, пока в асбестовской бригаде расследование проводили… А как уголовное дело закрыли, так они через две недели рапорта на увольнение написали… А ты?

Я сел на кровать и раздосадовано пошёл в словесную контратаку.

— Эх, Саня-Саня!.. Я же сам видел, как они летом носились по полям и лесопосадкам… Огонёк в глазах горел, как у Терминатора… Ну, попортили там в Асбесте здоровьишко то ли прапору, то ли ещё кому… Какая тебе разница? Как говорили ещё в Великую Отечественную: на гражданке — разбойник, а на войне — разведчик. Жалко таких пацанов на гражданку отпускать. Конечно же им будет всё по барабану, если даже на обычную еду им надо свои деньги тратить…

— Хватит тут рассусоливать. — скептически произнёс ротный. — Что бы им нарезать? Мы недавно навезли керамзитовых блоков и цемента раздобыли немного, но на новый офицерский домик точно не хватит. Ружпарк пока ещё стоит, не разваливается.

— Вот каптёрку в роте заиметь не мешало бы. — подумал я вслух. — А то у нас всё имущество по палаткам разбросано. Ты же сам говорил, что скоро нам нужно будет получать новые рюкзаки, спальные мешки, разгрузки и прочее барахло. В палатке их держать рискованно. Прорежут дырку и растащат на память.

— Согласен. — кивнул головой Пуданов. — Вот только где? А-а… Потом место выберем. Давай-ка мне свой «чёрный» листочек. Я добью ведомость… И крикни, пожалуйста, Корнюхина, а то наш северный писец куда-то запропастился…

Как говорится, он был лёгок на помине! Я уже было направился к выходу, когда дверь с шумом распахнулась и в открытом проёме с начала показалась торцевая часть одного бревна, затем второго, которые тащила под мышками сгорбившаяся фигурка иркутского студента.

— Ты что творишь, болезный? — немного оторопело и удивлённо спросил я у новоявленного бурлака. — Ты что нодью собрался запалить?

Запыхавшийся боец, который уже пытался развернуть упёршиеся в стену «поленья», так и не успел ничего ответить… Поскольку в эту ситуацию разъярённым медведем вмешался сам майор Пуданов.

— Ах ты, шишкогрыз кедровый! я тебе сейчас всю мошонку раскатаю этими кругляками! мы их с таким трудом достали, чтобы новую крышу сделать в домике для офицеров! а ты такое добро в печку!? это же стропила!

Испуганный писарчук тут же бросил загрохотавшие брёвна и стремительно выскочил за дверь. Так ему удалось быстро соорудить препятствие, оказавшееся непреодолимым для рассвирепевшего ротного и тем самым спастись бегством. Он поначалу даже совсем скрылся из нашего поля зрения. Но через пять минут издалека послышался его голос. Сперва Корнюхин попытался обиженно оправдаться.

— Ну, товарищ майор! для вас же старался!

— Только появись в канцелярии! — пообещал ему ротный. — Я тут так постараюсь! Живо тебе голову откручу!

Снаружи стало тихо. Однако спустя полминуты верхнее бревно дрогнуло и медленно поползло обратно наружу. Затем таким же образом из нашей канцелярии исчезло и второе…

— Ну, товарищ майор! — донеслось через открытый дверной проём. — Я ведь как лучше хотел.

— Я тоже!.. — пригрозил командир роты. — Я тебе не только голову откручу! Бестолковую!..

Писарь Корнюхин на всякий случай отошёл подальше от всё ещё незапертой двери. Так что следующая его фраза донеслась до нашего слуха сквозь оконно-вентиляционные проёмы.

— Так ведь все же эти брёвна пилят…

Попытка перевести стрелку с одного виноватого на остальных этому писарчуку явно удалась. Не на шутку рассерженный Александр Иванович даже не одеваясь стремглав выскочил наружу и побежал за наш вагончик. Я поспешил вслед за ним и обнаружил ротного за невысокой металлической оградой, старательно пересчитывающего аккуратно уложенные деревянные столбы. Вскоре он поднялся и не громко выругался.

— Эх….Там два бревна и здесь…Трёх штук не хватает…Жалко то как! Хорошие были бы страпила…

Метрах в трёх от этих аккуратно сложенных ровненьких брёвен возвышалась солидная куча специально привезённых корявых стволов, толстых веток и корневищ, которые и предназначались для обогрева палаток. Однако эти дрова являлись настолько сырыми, что их следовало сперва несколько часов сушить рядом с жарко натопленной буржуйкой, которую соответственно нужно было сначала хорошенько раскочегарить. Однако цельные стволы и корявые ветви было невозможно протащить сквозь входы палаток, да и внутри они представляли бы собой своеобразную проблему для всех присутствующих. А ведь высушенные стволы затем требовалось распилить на чурбаки и разрубить на поленья. В общем, получался двойной замкнутый круг.

— Ах, вы… Такие, сякие да разэтакие… — вздыхал майор Пуданов. — Ах, вы… Кошкины дети…

Ведь из этого замкнутого сдвоенного круга наши солдатики вышли весьма «достойно», используя сухие четырёхметровые брёвна сперва для растопки своих прожорливых печек, а затем уже и для поддержания этими же брёвнами более-менее приемлимой температуры воздуха внутри палаток. Чем все они только что очень уж сильно огорчили командира первой роты.

— Ты проверь свою палатку. Чем они топили… А я третью…

Командир роты уже спланировал ответную войсковую операцию по выявлению злодеев, с последующим их наказанием…

Но расследование показало, что мои архаровцы использовали для своих нужд те деревянные ящики из-под боеприпасов, а также чурбаки и доски, оставшиеся от ночного наведения порядка. Ну, а рейд Пуданова оказался более результативным. Ведь он застал прямо на месте преступления дневального и дежурного по роте, которые сидели по отдельности у двух печек и топили их как раз-то столь необходимым строительным материалом. Тут же последовало справедливое возмездие. Которое для двух бойцов носило очень беспощадный характер.

— Ты, как дежурный по роте, должен отвечать и за себя и за того парня… — сурово произнёс ротный, Показывая пальцем на второго виновного. — Вот и получай свои законные два балла. Такие стропила впустую израсходовал.

— Да я только зашёл погреться. — Насупился дембель с красной повязкой на рукаве.

— Знаю-знаю… Ваши отмазки!.. «руки погреть… Штаны мокрые обсушить да ширинку разморозить…»- Передразнивая сержанта говорил Александр Иванович. — За всё, что происходит в подразделении, всегда несёт ответ прежде всего дежурный по роте. А ты здесь сам же и пакостишь. Я ведь считал тебя отличным командиром отделения и записал под номером шесть, то есть первым во второй отправке. Эх, ты…

— Я исправлюсь, товарищ майор. — Пообещал старослужащий.

— Давай… Искупай свою вину… С тебя два столба, а с твоего подчинённого-один. Лично мне приносите и тогда я вас обоих реабилитирую…

Но соответствующий закону и праву приговор командира роты неожиданно осмелился обжаловать самый незаметный до ныне участник судебного процесса.

— Так мы же только одно брёвнышко!..

Это Робко подал голос дневальный, имевший статус фазана и теперь заступившийся не сколько за себя, а столько за старенького, но всё ещё сильного дедушку. Данное обстоятельство вызвало явное раздражение майора Пуданова, отлично понимавшего то, что наказанный им сержант не пачкал своих рук столь тяжёлой работёнкой, но скорее всего был в курсе происходящего. И именно этот «борец за правду» вместе с другими своими дружками-фазанами без особых угрызений совести изничтожал в дым и золу «полюбившиеся» ротному стройматериалы. По этому без долгих раздумий мера наказания была ужесточена.

— Пока ко мне не вернутся три точно таких же столба, я тебя вообще не уволю… Понял?

— Да где я их возьму? — в отчаянии завопил дежурный.

Всё-таки крестики являлись всего лишь крестиками на бумажке, которую толком ещё никто и не видел, а вот реальная угроза из уст командира роты показалась ему куда более страшной. Понял это и сам непосредственный виновник и неудачный защитник, замолчавший на очень долгий период. У обоих был такой растерянно-несчастный вид, что мне захотелось подсказать им пусть слабенький, но всё-таки вариант…

— За офицерской баней, где-то в полукилометре, гражданские строители восстанавливают сгоревшее здание… Как раз там сегодня начали стропила укладывать. Усекли откуда ветер дует?

Две пары глаз быстро приняли осмысленное и обрадованное выражение, а мне даже послышался лёгкий вздох счастливого дневального. Всё остальное было лишь предметом мирных переговоров с обладателями ценных пиломатериалов, чтобы те просто отдали или подарили или же обменяли на что-то длинномерную древесину. В случае неудачи языковой фазы «рожания» стропил, думаю, что наши смышленые разведчики нашли бы выход и в дальнейшем.

— Всё будет чики-пики. — обрадовался дежурный.

— Хорошо. — сказал ротный и повернулся к длинному ряду кроватей. — А что это у тебя за лежбище морских тюленей?

Млекопитающими оказалось шестеро, ну разумеется, старослужащих ветеранов чеченской войны, трое из которых усиленно изображали собой мирно спящих российских богатырей, которых временно сломила непонятная лихоманка, а двое преспокойненько играли в шашки, поставив меж полатей табурет с шахматной картонкой.

— Ну-ка, подними с каждого одеяло, чтобы я смог разглядеть их мощные фигурки. — распорядился ротный.

Дневальный медленно обошёл всех лежащих воинов и, не обращая внимания на крики и стоны, старательно выполнил приказание начальства. Оказалось, что все они полностью одеты в камуфлированные штаны и куртки летнего образца, а стоящие рядом ботинки хранили на себе свежайшие ошметки местной грязи.

— Что это такое? Я в подразделении и вы в постельках! А потом… Кот из дома — мыши в пляс?! — усмехнулся командир роты, опять доставая листок и ручку. — А я вас всех утром предупреждал…

— Мы же болеем! — дружным хором заявили лежебоки.

Но именно этот, как будто отрепетированный в несколько голосов, ответ и вывел командира роты из спокойного созерцания бытия.

— Я вам ещё раз повторяю: все больные должны находиться в санчасти или госпитале. А вы здесь устроили себе санаторий! Балдеете тут целыми днями, кормёжку вам сюда дневальные приносят, телевизор постоянно включен… А на полу срам полнейший: старые портянки вперемежку с кусками хлеба, подкотельники с чёрной плесенью… Ужас мирной жизни! только уток и судёнышек не хватает под кроватями!

Возмущенное недовольство майора Пуданова, особенно его последняя фраза, самым натуральным образом озадачили хворающих старичков, которых ранее никто и никогда не тревожил по таким пустякам.

— Чего-чего не хватает? — С театральным усилием оторвал свою голову от подушки чахнущий здоровячёк с лицом, раскрасневшимся, наверняка от пышущего внутри недуга.

«Об такую красную рожу да хоть сигареты прикуривай…»- вспомнил я древнюю армейскую поговорку.

Его тщательно изображаемая симуляция в купе с тонким срывающимся на басок голоском рассмешили и Пуданова и меня, а также вызвали улыбки у прочих дембелей.

— А ты-то чего встрепенулся? тебе же нельзя волноваться! Опять ведь рахит или ветрянка подкосят!.. — сказал я с откровенным смехом.

— Чего? — повторил старый ветеран, но уже совершенно другим, более угрожающим тоном.

Ведь из всех «болеющих» именно он обладал самой мощной комплекцией.

— Да ну его! он и так уже опух… От голода! — также не удержался от подковырки Пуданов. — Ничего… Я скоро тебе доп паёк выдам! целую банку тушёнки… Подарок от Деда Мороза на Старый Новый Год. Вот наешься!..

Хотя на дворе стоял поздний ноябрь и до обещанного праздничного угощения оставалось почти два месяца, однако слова ротного произнесённые с дружески-тёплой интонацией произвели чудесно-оздоравливающий эффект практически моментально. Надолго прикованный к постели армейский доходяга прямо на наших глазах стал наливаться силой и здоровьем, отчего на его физиономии мучительными гримасами отображалась напряжённая внутренняя борьба опытного воина с проклятущей болезнью… И пока командиры пропесочивали следующую жертву воспаления хитрости, самоисцелившемуся детине окончательно-таки удалось одолеть не только свою хворь, но и всегда побеждающую бойца силу земного притяжения к родной кровати. К нему уже вернулись манеры полностью излечившегося солдата, неудержимо рвущегося обратно на фронт в свою и только свою войсковую часть… Вот уже и одеяло победно откинуто в сторону, корпус уверенно держит вертикаль, обе ступни мощно вдавлены в тесную обувку, крепчающие с каждой секундой пальцы ловко орудуют вырывающимися шнурками, заматеревшая шейка прочно держит головку, с которой даже и не пытается слететь военная шапка тире ушанка…

Ну, разумеется и в голосе воскрешаются бодрость, энергичность, а то и наглость.

— Нет товарищ майор! вы эту тушёнку лучше сами… Скушайте! а я не хочу! проворчал как выяснилось, действительно верзила. — С таким вашим отношением побыстрей бы уж отмучиться и свалить куда угодно!ведь любого же достанете…

Демонстративно-вызывающее поведение недавнего чахлика мне очень не понравилось и это безобразие следовало пресечь незамедлительно.

— Стоять! — приказал я нахалу, который одевая на ходу бушлат пошёл к выходу.

Тот обернулся:

Чего ещё?

— Хрен через плечё! ко мне! спокойным тоном произнёс я.

— Да я в туалет иду! повысил громкость солдат.

Таких идиотских отговорок я слышал уже немало и потому отнёсся к этому весьма равнодушно:

— Перетерпишь! Ко мне, я сказал!

Старослужащий нехотя подошел ко мне и молча уставился, как парнокопытный дружок на новые ворота.

— Ну, и что дальше? — жёстко поинтересовался я у него. — Наверное, свою пакшу надо приложить к черепу и что-то промямлить?

Со второго раза к рослому бойцу возвратились и строевая стойка, и привычка отдавать старшим воинское приветствие и даже позабытые слова о том, что он — рядовой с такой-то фамилией прибыл ко мне именно по моему приказанию.

— Неплохо для начала… — скептически похвалил его я. — А кроватку твою кто будет заправлять?

Дедушка попытался было закосить обратно под немощного больного, причём, с явно перенапряжённым мочевым пузырём, но затем всё-таки уступил моим «устным уговорам» и стал приводить своё вместительное ложе в уставное состояние. В этот момент ко мне подоспел и Александр Иванович, успевший обзавестись ротной Книгой записи больных.

— Гаврилович! А ты почему сюда не внесён в качестве страдающего от болячек?

Тот на секунду оторвался от своего занятия.

— Не успел я, товарищ майор!

Его ответ абсолютно не порадовал командира роты, который тут же стал загибать свои счётные пальчики.

— Симуляция — раз! Нарушение порядка в спальном помещении — два! Грубость и пререкания с командирами — три! А ну-ка, покажи мне свой подворотничок… Ясно! И нарушение формы одежды — четыре… Так и запишем…

Гаврилович подскочил поближе и заглянул в бумагу, на которой черкал свои плюсики Пуданов. От увиденного изобилия штрафов напротив соответствующей фамилии, её обладатель взвился, как подстреленный горный орел.

— Да вы что, товарищ майор? Совсем уже?…

Ну, а это уже являлось откровенным оскорблением командирского состава опухшим от безделья дембелем, на что я отреагировал простым деловым предложением.

— Александр Иванович! На мой независимый взгляд, данному экземпляру нужно бы объявить трое суток отдыха в отдельном помещении.

Майор Пуданов скорее всего пришёл к такому же выводу и поэтому сразу же перестал разводить чайные церемонии с недостойными этого личностями.

— Рядовой Гаврилович! Как командир роты, я объявляю вам трое суток ареста с пребыванием на гауптвахте. Идите и готовьтесь…

— За что? — пуще прежнего закричал дед. — Я же ничего не сделал…

Но ротный был сух и краток:

— У вас будет время подумать. За что вы наказаны. Вперёд!

Распсиховавшийся старослужащий быстрым шагом направился к выходу из палатки, вполголоса бурча невнятные фразы. Уже снаружи он разразился громкой нецензурной бранью по всем направлениям и адресатам.

Хоть я и Пуданов не попали в их число, но мы тем не менее слышали эту грязную ругань, из чего явственно следовало то, что раз бойчила не постеснялся довести своё негодование и до наших ушей, значит и наши скромные персоны пусть косвенно, но всё-таки подпадали под этот гнусный поток мата.

— Предупредишь Гавриловича, что я ему накидываю дополнительно ещё трое суток… За нецензурные выражения на территории подразделения.

Дежурный по роте понимающе кивнул головой и тут же бросился выполнять приказание товарища майора.

— Ну, а у тебя-то что, Рубцов? — обратился Пуданов к самому стойкому больному, который не валялся в кровати, а сидел рядом с раскалённой печью.

— Ноги болят, товарищ… — начал он отвечать, но внезапно закашлялся.

Мы подождали, пока он не сможет вновь говорить, чтобы выслушать и его собственный диагноз.

— Этой зимой застудил я их сильно. Ломят очень. Ходить больно. — объяснил он, показывая на свои ступни в шерстяных носках и в солдатских тапочках. — Ходил в санчасть уже много раз. Дают мази какие-то, а они не помогают.

— А в госпиталь тебя отправляли? — спросил Пуданов.

В данном конкретном случае было ясно то, что этот дембель не врёт, но и держать его в роте в качестве официально признанного больного тоже не следовало, чтобы он не подавал пример другим страждущим покоя и тепла.

— Не хочу я в госпиталь. — негромко произнёс Рубцов. — Тут остался месяц какой-то до увольнения… Я уж лучше здесь побуду, в роте…

Такой батальонный патриотизм нас конечно же немного порадовал, но в отношении больных ног нужно было всё-таки принимать какие-то меры.

— А ты в сапогах или в ботинках тут ходишь? — осведомился я, желая узнать побольше об этом солдате.

— Сапоги надеваю. На двое зимних портянок, да ещё с шерстяными и простыми носками. — последовал подробный ответ.

Я понимающе вздохнул и поделился своим опытом.

— У меня тоже ноги застужены. Так я здесь в Грозном зимой ходил постоянно в армейских валенках. Они тепло очень хорошо держат и сырости не чувствуется. И ты так сделай! Разыщи в палатке валенки почище и топай здесь, сколько душе угодно.

— Если кто спросит, скажешь, что сам командир роты разрешил ношение армейских валенок. — подытожил Пуданов. — Мне не жалко, сколько ты тут просидишь у печки… Но если спрашивать порядок, то со всех и без исключений…

— Товарищ майор, да я не просто так… Я же иногда по ночам не сплю. Ну, и печки топлю их… Помогаю наряду… — произнёс в свою защиту Рубцов. — Я же… Если бы мог…

— Ну ладно! — неожиданно сдался командир роты. — На занятия и в наряды ты не ходишь! Но чтобы сюда тебе хавчик не носили в котелках! На утренний развод и на каждый приём пищи выдвигаешься вместе со всеми. Понял? Надеваешь валенки и в конце строя потихоньку телепаешь. И здесь в палатке поддерживаешь чистоту и порядок, а в ночное время подбрасываешь дрова в буржуйки. Вопросы?

— Никак нет. Всё понятно! — проговорил глухим голосом солдат, усаживаясь на своё место.

Лично мне было неясно, доволен он или нет решением ротного. Но на мой взгляд, Пуданов смог сделать всё или почти всё, чтобы в этой непростой ситуации в должной мере учесть реальное состояние здоровья Рубцова и поставить перед ним вполне выполнимые задачи в соответствии с новыми политикой, стратегией и тактикой по искоренению варварской дедовщины в нашем отдельно взятом подразделении.

В предпалаточном тамбуре, который из за задёрнутых и намертво закреплённых сверху брезентовых пологов приходилось преодолевать слегка согнувшись, идущий первым Пуданов нос к носу столкнулся с Гавриловичем. Увидев нас, боец сначала отпрянул в право, но узость пространства не дала ему возможности развернутся и потому он нашёл единственно верный выход, быстро попятившись наружу. Теперь путь был свободен и мы беспрепятственно покинули солдатское жилище.

— Тебе дежурный сказал, что я ещё трое суток накинул? спросил майор стоявшего рядом Гавриловича.

— Да. — Однозначно ответил он, не выражая при этом никаких эмоций. — Разрешите идти?

— Идите. — Отпустил его Александр Иванович. — И не забудьте про свои шесть дней и ночей…

— Так точно!

Исчезновение дембельского гонора в поведении бывшего бравого воина сразу же бросилось нам в глаза и, как только мы вошли в ротную канцелярию, то в первую же очередь заговорили именно об этом.

— Ишь ты! Словно шёлковый стал! На губе-то небось не сладко. — Удовлетворенным тоном прокомментировал Пуданов досадный инцидент с рослым дедом. — Может не надо было так много!.. И так уж людей не хватает в наряд…

— А что делать?! он же сам нарывался да ещё на виду у других солдат. — Сказал я, осторожно садясь на страшненькую раскладушку. — Если бы ты проигнорировал такое отношение…То завтра нашлось бы уже десять обнаглевших старичков. А с ними пришлось бы долго повозиться! так что, всё нормально!

В далёком 88-ом году я тоже провёл шесть суток на «гауптической» вахте, причём в самом жарком месяце июне, когда афганское солнце доводило температуру в тени до сорока-пятидесяти градусов. Томительное пребывание в душной каморке-одиночке вместе с унизительным и непрерывным бегом трусцой по раскалённому пеклу меня, кажись, не сломили, но зато преподали мне очень хороший жизненный урок по неоднократному обдумыванию своих будущих поступков в различных ситуациях… Таким образом у меня сложилось весьма определённое мнение о солдатской «губе», как об очень неприятном месте личного времяпрепровождения свободолюбивого военнослужащего и вместе с тем, как о крайне необходимом предпоследнем воздействии на сбившегося с истинного пути солдата, сурово предупреждаемого «губой» и судьбой о неминуемом уголовном наказании зарвавшегося бойца, если он вовремя не одумается…

— Ладно! пусть отсидит четверо суток, а я потом на него посмотрю… Мечтательно проговорил ротный. — Если признает свою ошибку, то тогда заберу его из ямы. Так-с… Калек мы с тобой разогнали и в палатках теперь посторонних не будет.

— Если не считать этого Рубцова! — недовольно поморщится я. — Может мы сами его отправим в госпиталь? а там его или комиссуют или демобилизуют. Смотря, что быстрее… А то и сам мучается и других с толку сбивает…

В данном аспекте Пуданов меня поддержал, но сам же объяснил имеющиеся неприятности и возникающие противоречия.

— Он ведь к тому же и должность занимает, на которую я мог бы выпросить нового бойца. А с другой стороны, попробуй-ка его без лишних хлопот отправить сейчас в медсанбат или даже в госпиталь! столько документов надо будет оформить! да и там его промурыжат до майских праздников… Пусть лучше уж он здесь помыкается ещё недельки три-четыре, зато в середине декабря домой поедет…

— Как скажешь… Он ведь не мой солдат.

Я хотел было сказать кое-что дополнительное, но снаружи к нам постучали, причём постучали громко и уверенно.

Атас-с… Большие пацаны пришли! шутливо засуетился я, быстро вставая и поправляя незапятнанный краешек в общем-то «порнографического» одеяла…

Ты чего это? недоуменно спросил Пуданов, затем понимающе рассмеялся. — У нас сегодня Дом Советов… Кто там? войдите!

Мой розыгрыш оказался отчасти верным, поскольку вошедший ростом не был обижен…

— Можно войти, товарищ майор? разведчик-гранатометчик рядовой Гаврилович! разрешите обратиться по личному вопросу?

Командир роты хмыкнул и стал проверять крепость и выносливость солдатской нервной системы.

— Во-первых, «можно» Только Машку через ляжку… По Уставу нужно говорить «разрешите войти». Во-вторых, при обращении к старшему по званию следует подносить правую руку к головному убору в качестве воинского приветствия и уважения. В-третьих, принимается строевая стойка: пятки вместе, носки врознь, ремень подтянут, живот подобран, грудь колесом, подбородок слегка приподнят, а глаза смотрят бодро и весело… Ты всё это выполнил или как? вот то-то и оно! попробуйте повторить…

Увалень засопел, как свирепеющий бык, но безмолвно вышел прочь. Со второго захода у него всё получилось как и следовало, после чего мы стали выслушивать сбивчивый рассказ Гавриловича о перенесённой им тяжелой болезни, крайне дурном расположении духа сегодняшним утром, его заторможенном состоянии ассоциативно-мыслительного восприятия окружающей действительности, явном непонимании сути происходящих в палатке событий, дёрнувшем его за язык чёрте, моментально последовавшем чистосердечном покаянии в своём заблуждении… Окончательный итог солдатской сказки подвела коротенькая фразочка о неподдельном извинении да высочайшем его прощении и естественно скорейшем помиловании…

Но скупая мужская слезинка умиления от вида искренне раскаивающегося старого злодея так и не сверкнула в тусклых лучах «лапочки Ильича», поскольку командира роты вся трогательность сего момента ничуть не зацепила и он в очередной раз изрёк поистине мудрую и достойную царя Соломона речь…

— Гаврилович! ты только что… То есть там, в палатке выделывался не только перед нами, но и в присутствии других солдат первой роты! И я публично наказал тебя не только за твои нарушения, грубость и оскорбления, но также для того, чтобы и другим неповадно было. А теперь ты прибежал сюда к нам и один на один просишь у нас прощения!понимаешь? что здесь отсутствует та аудитория, которая была раньше… Если бы ты извинился сразу же и прямо там, в палатке… То я бы ещё подумал и возможно скостил тебе половину срока… а здесь твой номер не пройдёт!

Солдат начал что то мямлить снова, но его перебил мой насмешливый голос.

— Ваш поезд уже ушёл… Целуйте рельсы…

Когда злостный и коварный правонарушитель, не солоно нахлебавшись, всё же покинул канцелярию, Пуданов встал из-за стола и начал повсюду разыскивать чистый бланк Записки об аресте. Но его поиски оказались безрезультатными и, слегка ругнувшись уже ставшим почти приличным выражением, ротный принялся расчерчивать на половинке тетрадного листа необходимые графы, которые тут же и заполнял.

— Даже и не знаю, что бы мы здесь и сейчас без Устава делали! — иронично сказал он, сверяясь для приличия с содержимым предпоследнего листика небольшой книги, где имелся образец столь необходимого ему документа.

— Не нравится мне такой тип дембелей… — Рассеянно произнёс я, всё ещё обдумывая недавний случай.

В этот момент ротный как раз-то и определял тире оформлял судьбу одного такого старослужащего на ближайшие шесть суток и потому ответил мне в тон.

— Какой? крупногабаритный? — не отрываясь от рисования, спросил он.

— Да ну… Савушкин на пол-головы выше Гавриловича и в десять раз толковей и умней. — Пояснил я. — Такие психанутые… Сначала быкуют и щёки раздувают, показывая свою крутизну… Это на публике, а через пять минут прибегают с поклонами да извинениями… Виноват, дурак, исправлюсь…

— А может его действительно совесть заела? усмехнулся Александр Иванович, любовно обводя цифру шесть в графе «срок содержания». — Эх, красиво-то как получилось! даже жалко отдавать её…

Действительно… Записка об аресте получилась что надо!

— А ты писарю поручи сделать с неё копию, а эту сохрани.

Но мой совет был отвергнут, как неподобающий.

— Пусть там в штабе все увидят моё собственноручное произведение. — Громко рассмеялся Пуданов и вернулся к прежней теме разговора. — Они тут все нервные, психованные да издёрганные, поэтому и водку жрут, и дерутся по-чёрному, и младший призыв обижают… И всё ведь на войну сваливают… Мол, мы раньше другими были…

Такие объяснения я слышал уже давно и с некоторыми моментами очень даже не соглашался.

— Вон Шумаков мой… Он же тоже в Чечне с самого начала и ведёт себя спокойно и уравновешенно. Он же не кидается на фазанов или духов. Он конечно тоже ведь себе на уме и весьма осторожен… Но с такими работать легче, потому что они предсказуемы в своих поступках и от них уже знаешь чего именно можно ожидать.

— Естественно, залёта: пьянства или мордобоя. — уточнил Пуданов.

Говорил он с невесёлыми интонациями.

— Ну, зачем так сразу?… На такие «шалости» обычно срываются те бойцы, которые и морально истощены и физически сильно измотаны. Тут ещё многое зависит от того запаса прочности, который в него вложили его родители, то есть хорошие душевные качества и обязательно отличное здоровье. Если он конечно же не растерял его перед армией…

— Как же-как же… Знаем-знаем… — Не дал мне договорить Александр Иванович и скептически проронил следующее. — В здоровом теле-здоровый дух… У нас в училище такой лозунг висел и перед баней и рядом с санчастью… Хватит болтовнёй заниматься! Надо бы и поработать.

Мой воодушевлённый порыв разобраться в истинных причинах такого бытия… Увы, но он после слов ротного быстренько так сошёл на нет и, коротко вздохнув, я потянулся за своей шапкой.

— Чего будем делать?

— Пошли во двор… Нарежем-ка лучше задачу твоим бывшим контрабасам… Пусть каптёрку новую строят… Это будет гораздо лучше! Чем им бес толку слоняться до увольнения…

Через пять минут мы уже стояли за нашим временным домиком, то есть вагончиком и объясняли контрактнику Русину новые требования партии и правительства к отдельно взятым двум увольняемым в запас сержантам.

— Всё очень просто! — начал я. — Вам нужно выложить три стенки и сделать одну крышу.

Дальнейшее объяснял уже командир роты.

— Каптёрка должна быть большой и примыкать к задней стене вагончика. Понятно? Вот здесь сколько блоков из известняка! Из них и сложите стены. Керамзит — не трогать! На страпила возьмёте четыре бревна. Больше не дам! Даже и не думайте взять пятое! Лично вас растерзаю..

На этих только что перечисленных стройматериалах всё богатство командира роты и закончилось. Оттого контрактник слегка растерянно и обозрел близлежащие окрестности в поисках хоть чего-то ещё более-менее подходящего… Но, увы, его поиски оказались безрезультатными.

— Товарищ майор, а где же шифер, цемент, доски, гвозди?

Но Пуданов только махнул рукой на такую мелочевку.

— Цемент можно попросить у гражданских строителей! Во-он они что-то восстанавливают. Шифер и доски привезёте с окрестных дач. А гвозди насобираете из золы. Выпрямите и всё в порядке.

— Какой золы? — непонимающе спросил Русин.

— Вы свои печки каждый день топите досками. В них этих гвоздей-шурупов целая уйма! — быстро нашёлся я. — Железа там хватает.

— А если мы чего-то не найдём? — хмуро полюбопытствовал русинский напарник-бандюган, ранее стоявший особнячком да молчком.

— Тогда вы вместе со всеми будете бегать каждое утро на зарядки, на все занятия ходить, ну, и так далее. — объяснял им перспективы ротный. — А если вы работаете, то как мы и договаривались: ходите строем на приёмы пищи и так далее.

— А на время зарядки где-нибудь пропадаете в поисках стройматериала. — добавил я, желая заранее избавить себя от неуместных вопросов остального личного состава.

— Правильно! — поддержал меня Пуданов. — Ну, и внешний вид на построениях должен быть соответствующий…

— Понятно! — коротко сказал Русин, но после недолгого раздумья всё же спросил об одном уточнении. — А если документы на увольнение раньше придут, а мы ещё не успеем закончить стройку? Тогда как?

— У вас в запасе ещё две-три недели есть! — обнадёжил его Пуданов. — Так что успеете. Если будет нужно — выделю подмогу…

— Вот это хорошо! — обрадовался второй контрактник. Мы успеем, товарищ майор!

— Вот это другой разговор. — удовлетворенно подытожил ротный. — Только наш уговор чур не нарушать! Сами понимаете…

Контрактники всё понимали очень даже прекрасно и больше дополнительных вопросов нам не задавали. И мы с командиром роты вернулись в свой вагончик.

— Ну, что, жизнь налаживается? — спросил я Пуданова. — Мало-помалу и всё пойдёт как по маслу.

— По маслу… — без особого энтузиазма проворчал комроты. — В парк надо бы сходить… А я в наряд заступаю…

Намёк хоть и был очень тонким, но вполне понятным. То есть чётко указывающим мне дальнейшее направление…

— Ну, давай я схожу. — «в добровольном порядке» предложил я. — Мне и свои БТРы нужно посмотреть… У меня же никогда не было своих персональных бронетранспортёров… Заодно и остальные гляну… Чего там ещё надо?

— Задрать их надо всех… — довольно сказал Пуданов. Всех водителей и башенных… А потом через одного расстрелять… Каждый день ходят в автопарк обслуживать технику, а толку никакого…

— Ну, после обеда я и пойду…

А пока что у меня имелось немного свободного времени… И его можно было заполнить лёгким отдыхом… Сон-тренаж… Хоть на полчаса… Подходил… Для этого…