Я несколько дней не разговаривала с Диной, пересела от нее за другую парту и вообще всячески ее избегала. Она дулась, искала со мной встречи, звонила, но я была неприступна.

К Дрозду я по-прежнему ходила и брала уроки игры на гитаре. Правда, теперь я делала это, когда его мамы не было дома. Мы с Дроздом так и договорились: когда мама уходит на работу – тогда он звонит мне, и я прихожу. Я объясняла это своей крайней застенчивостью. Дрозд спорить не стал. Думаю, ему так тоже было удобнее, учитывая тот его разговор с матерью, свидетельницей которого я явилась.

Комната Дрозда стала для меня своего рода прибежищем. Я целыми сутками ждала возможности попасть к нему в гости и с нетерпением бежала к телефону в надежде, что это звонит Дрозд.

Кстати, у него была младшая сестра. У них всего два года разницы, и хотя я прежде старалась не иметь дел с малявками, его сестра оказалась довольно смышленой. Когда я сидела у Дрозда в комнате, его сестра ни разу не вошла без стука и с первого же дня нашего знакомства пообещала не рассказывать матери о моих визитах. Мне даже не пришлось объяснять ей причину – хотя вы же знаете, какими досадно любопытными могут быть порой дети! – я просто попросила, и она согласилась.

Звали ее Вита. У нее было лицо того же восточного типа, что и у Дрозда, и такие же длинные густые волосы, как у матери. Она была очень серьезной девочкой, я таких серьезных, сосредоточенных на чем-то своем детей в жизни не видела, и этим сестра Дрозда мне была очень симпатична. У Виты была отдельная комната, но дверь в нее всегда была плотно прикрыта, так что мне ни разу за первое время нашего знакомства не удавалось увидеть, как она оформлена.

Приходя в гости к Дрозду, я чувствовала себя даже больше дома, чем у себя в квартире. Знаете, как говорят, что Родина – это там, где нам хорошо. Если провести аналогию с домом, то у Дрозда я чувствовала себя как дома, было настолько уютно, что не хотелось никуда уходить.

Примерно через неделю после оттепели вновь ударил мороз. Улицы покрылись коркой льда, по всему городу дворники и специальная техника спешно рассыпали песок. Когда я в очередной раз шла в гости к Дрозду, мои ноги месили смесь снега с песком. Своего рода каша-малаша, после которой на ботинках всегда остаются грязные серые разводы, похожие на цемент.

Я так была озабочена внешним видом своих ботинок, что, войдя к Дрозду, не сразу заметила, что он очень взбудоражен. Уже разувшись и ставя ботинки в один ряд с общими на обувную полку, я заметила высокие сапоги Дины. С чужими их спутать было невозможно – это были ярко-красные ботфорты на каблуках. Мама запрещала Дине носить такие «развратные» сапоги в школу, поэтому Дина щеголяла ими исключительно перед друзьями.

– Дина у тебя? – спросила я у Дрозда, хотя ответ был очевиден.

– Да, она сегодня пораньше пришла. – Дрозд не стал меня дожидаться и направился в свою комнату, – ну конечно, ведь там его ждала в одиночестве Дина! – бросив мне на ходу: – Ты проходи, мы тебя в комнате ждем.

Едва он скрылся, я обулась и ушла, попросив наблюдавшую за мной Виту закрыть дверь. Было невыносимо обидно – Дина и тут меня опередила. Она была просто монстром – умудрялась разрушать все на своем пути. Сперва она разрушила нашу с ней дружбу, а теперь из-за нее под вопросом была и моя едва завязавшаяся дружба с Дроздом. Единственное, чего я не знала, – пришла ли она после звонка Дрозда ко мне или они звонили вдвоем?.. Словом, не слишком ли я облагородила Дрозда в своем представлении?

Вернувшись домой, я первым делом заперлась в ванной и принялась яростно начищать ботинки. Ну как начищать… Я их поставила под струю воды и терла тряпкой, пока она не стали насквозь мокрыми и густо черными от впитавшейся влаги. Лишь после этого, обессиленная, отнесла их на батарею в моей комнате. Да еще и тряпку под батарею пришлось подложить, чтобы с них на пол не стекало.

Через некоторое время раздался звонок в дверь. Это я сейчас понимаю, оглядываясь назад, что даже мечтать о том, что это пришел не кто-нибудь, а Дрозд, едва заметил мой уход, было глупо. А тогда бросилась к двери, едва не сбив маму с ног, лишь бы ее опередить.

За дверью стояла Дина. Распахнув дверь с такой радостью, что чуть не врезала ей по лбу, я тут же сдулась, потупила взгляд. Все у меня внутри упало, и где-то в груди заныл на одной ноте протяжный болезненный звук. А Дина улыбалась своей мерзкой улыбкой, словно ничего не случилось. В этот момент я поняла, что ненавижу ее.

– Саша, ты гулять выйдешь? – тоненько спросила она.

– Саши нет дома! – крикнула я ей в лицо.

Захлопнув дверь и закрыв ее на ключ, я протопала прочь, а затем на цыпочках вернулась к двери и замерла за ней, прильнув к глазку. Дина не уходила. Она стояла перед дверью, оторопев, и, кажется, снова собиралась позвонить.

– Кто приходил? – без особого интереса спросила мама, проходя мимо, из комнаты в кухню.

Мне пришлось отступить от двери, чтобы не выдать себя. Мне казалось, с той стороны двери, в подъезде, слышно все, что происходит у нас в квартире. А я не хотела, чтобы Дина поняла, что я за ней наблюдаю.

– Дина, – ответила я маме, надеясь, что звук голоса уходит в сторону кухни. – Она уже ушла.

В этом момент снова раздался звонок. Мама с любопытством выглянула в прихожую. В одной руке она держала кусок хлеба, в другой нож, наверное, собиралась сделать бутерброд. Я прижала указательный палец к губам, округлив глаза. Мама оторопела от изумления.

– Кто там? – спросила я, приблизившись к двери.

Я понимала, насколько издевательски звучит мой вопрос, но ничего с собой поделать не могла. У меня не было какого-то определенного плана. Я вообще ни разу никому не хамила, поэтому понятия не имела, как мне сейчас разговаривать с Диной. Наоборот, мне казалось, что это она вела себя по-хамски, не поняв сразу, что я не имею ни малейшего желания с ней разговаривать.

– Саша, давай поговорим, – предложила Дина.

– Саши нет дома! – повторила я.

Я чувствовала себя идиоткой, общаясь с Диной через дверь. Словно с самой дверью разговаривала. Однако Дина была в куда более уязвимом положении, я-то хоть видела ее через глазок, и это, а еще и то, что она меня уговаривала, давало мне чувство превосходства.

– Не понимаю, на что ты обиделась, – проговорила вдруг Дина жалобным голосом. – Что я такого сделала?

Я вдруг поняла, что мне нечего ей предъявить. Да, она не справилась о моем самочувствии после вечера Восьмого марта – ну так она могла и не знать, что мой вечер закончился плохо. И потом, я ведь тоже не поинтересовалась, как прошел ее вечер.

– Это из-за Дрозда, да? – неожиданно предположила Дина. – Из-за того, что я больше времени провожу с ним, а не с тобой?

Дина немного помолчала, ожидая моей реакции. Но я тоже продолжала молчать. Меня обуревали смешанные чувства, начиная с недоумения и заканчивая яростью. Версия, что я была обделена вниманием Дины, была отчасти верная, но в таком случае выходило, что я словно домашнее животное, которому не хватает ласки хозяина.

– Ну хочешь, мы все втроем будем гулять? – предложила Дина. – Я же не могу разорваться между вами… Дрозд тоже обидится, если я перестану с ним общаться.

– А Никита? – глухо спросила я.

– Хочешь, чтобы и Никита с нами гулял?.. – В голосе Дины послышалось замешательство.

Вообще-то я хотела, чтобы Никита исчез с лица земли. С другой стороны, если бы мы гуляли вчетвером – как бы Дина стала выкручиваться? Да и реакция Дрозда на Никиту могла быть совершенно непредсказуемой. Возможно, именно это и нужно было, чтобы расставить все точки над «i».

Я посмотрела в глазок: Дина отошла и стояла теперь ближе к ступеням, отвернувшись от нашей двери. Плечи ее вздрагивали, одной рукой она оперлась о стену, другую держала у лица… Было похоже, что она плакала. Наверное, я кажусь вам монстром, но мне ни капли не было ее жаль.