Пегги немного, но путала. Наверху не кричали, не шумели и не брызгали ругательствами. Наверху вообще никогда не кричат, власть — она тогда власть, когда умеет говорить тихо. Вежливо и достойно, под стать помещению. Неприметной комнате в верхних покоях высокой башни губернаторского дворца. Скромно обставленной, с облицованном тёмными панелями стенами, литыми пепельницами и продавленными диванами по углам. С одним высоким, раскрытым настежь окном. За ним, спиралью — прихотливая россыпь жёлтых, зелёных и алых огней. Город Хайситт-хилл, планетарная столица. Внизу. А вверху — ничего. Сегодня тучи закрыли городу сияние звёзд, оставив людям лишь жёлтый огонёк в окне. Или, просто — наверху, как шептались промеж себя горожане на нижних улицах.
«Лучше бы они там чем полезным занялись. А еще лучше — выспались, господа хорошие. Но нет, куда им, спать их превосходительствам некогда. Надо что-нибудь нарешать для нашего блага. Еще что-нибудь и все на нашу голову», — шептал мастер Джон Смит, недобро косясь на желтый огонек высокой башни. Одним глазом — вверх, на желтое окно, другим — оглядывая свою недавно разгромленную патрулем мастерскую в предместье. Обыкновенный куб мерцающего таркианского пластика, десять на десять метров, с высоким потолком, резной деревянной дверью и окнами, завешанными пальмовым листом. Листья сорваны — теперь. На полу грязь, и следы солдатских сапог. Следы патруля. Перевернутый в спешке длинный верстак, взломанные ящики, россыпь медных блестящих гильз на полу. Десять почти готовых винтовок, ящик патронов — все псу под хвост. Безакцизное, конечно, но дураков в городе нет. Крестовые платят за точный механизм и убойный калибр, за фабричное барахло могут и убить. Опасно, да и не по людски — им потом с этими винтовками против драконов ходить. Да и платят плосколицые, украшенные татуировками воины честно. Всегда, в отличие от губернаторских шавок.
«Ладно, — подумал мастер, на всякий случай посылая еще пару-тройку отборных ругательств жёлтому огоньку в вышине, — бог с ними. Комманданте Яго придет из джунглей только через неделю, заготовки стволов по прежнему лежат в тайнике, механизмы — тоже, ложа и отделка — пара пустяков. Должен успеть».
Мастер нагнулся, поставил на место верстак. Приподнял крышку тайника — тихо, чтобы дочь не проснулась. Укололо сердце — вспомнил, что завтра собирался сходить в зоопарк. И дочку взять, юной Дженни полезно отвлечься. Теперь некогда, а жаль.
Запел, включаясь, станок. Хлопнула дверь за спиной. Тихий, взволнованный голос:
— Надень очки, папа.
— Хорошо, доча, — ответил мастер, не оборачиваясь. Сдвинул со лба на нос круглые толстые очки. Поморщился — света было мало, работать неудобно. А без очков можно глаза повредить, тут дочь права, что волнуется. Досверлил деталь, выключил станок и только потом обернулся:
— Хорошо. Шла бы ты спать.
Чертов патруль до чего же невовремя. Жаль. С «Венусом» должна была прилететь настоящая европейская овчарка.
В руках у Дженни сердито хлопнула дверь тайника. Жалобно пропела задвижка. И тут же — тяжелый, обиженный вздох. Десять почти готвых стволов, десять механизмов. Девять гладких деревянных лож. И десятое с тонкой черной резьбой. Резала ночами, при свете луны. Он делал вид, что не видит.
— Извини. Губернаторские шавки изъяли все… А комманданте Яго обещал прийти через неделю.
— Яго… А…, - начала Дженни и тут же замялась. По щекам пробежал румянец. Тягучей волной, как краска с перевернутой банки.
Плосколицый комманданте приедет из лесов через неделю. И юный Уг-Квара с ним, если жив. В прошлый раз они с Дженни так трогательно шептались в углу, думая, что старый мастер не слышит. И опускали глаза… А мастер краем уха слышал обещание принести голову дракона.
«Пожалуй, не стоит отшивать парня сразу, — подумал мастер, вновь запуская станок, — даже если и впрямь дракона принесет. Голову. На кой она мне, она ж здоровая, не влезет никуда. Разве на стену повесить, а самому во дворе ночевать… Коммандо, воины христовы их мать. Раскрашенные до глаз дикари. Но с ними сейчас Дженни будет спокойней, чем в городе. Дожил на старости лет». - ворчал угрюмо старик, глядя сквозь стекла очков на плеск искр по сизой стали.
И послал еще пару ругательств от души. Вверх, в небо, прямо в жёлтое окно губернаторского дворца. Но оно было высоко, Слишком высоко, чтобы их там расслышали. А обитателям комнаты в высоком замке, комнаты с высоким потолком, диванами, литыми пепельницами и стенами морёного дуба было плевать на старого мастера, его дочь и юного воина Уг-Квара, недавно заслужившего свои первые кресты на лбу и висках во славу святого Якова — убийцы чудовищ. У обитателей комнаты наверху были совсем другие заботы.
* * *
— Право же, господин капеллан, вы сверлите меня глазами так, что я начинаю сомневаться крепости вашего сана.
Этот вопрос сопровождался кивком головы — таким что кудряшки, обрамляющие лицо слегка задрожали. Мелкие светлые кудряшки, лежащие в идеальном беспорядке на идеальном лице. Подмигнули, переливаясь у дамы в ушах, брильянты, сверкнули глаза из под век — одно в цвет другого. Идеально, как впрочем и все в доме госпожи Нормы, губернатора планеты Счастье.
«Интересно, это у нее глаза в цвет камней или наоборот?» — раздраженно подумал господин комиссионер, давно наблюдающий эту перепалку с дивана в противоположном углу.
Капеллан же пожал плечами, смерил госпожу Норму глазами, словно принимая вызов и ответил:
— Ну, если бы бог не хотел, чтобы на женщин смотрели, он бы их сотворил уродливыми. Или вообще — идеальной геометрической фигурой. Круг там или квадрат. Идеально, но — просто и скучно, мадам, — его голос звучал мягко, как предписано саном, раздражение прорвалось лишь в строении фраз, рубленных больше, чем предписано протоколом.
— Право же, это было бы лучше, — откликнулся четвертый участник разговора, представленный здесь голограммой — дрожащим и переливающимся изображением человека во флотском мундире. Капитан «Венуса». Устав запрещал ему покидать борт одновременно с властью гражданской.
— Это было бы лучше, — повторил он. Изображение дернулось и пошло рябью, скрыв гнев на лице — слишком молодом и тонком для парадного мундира.
Капеллан сердито дернул бородой. Опять. Слишком невежливо для этой залы.
— Поверьте мне, нет. Свинья найдет грязь, воздух — щель, а сатана — лазейку в неподготовленные души. Количество поножовщин на нижних палубах от этого не уменьшится, а у нас… не будет повода восславить господа лишний раз.
— Только ли господа? — мадам Норма ответила, с лукавой улыбкой. Как бы случайно поправила стоячий воротник. Колыхнулась грудь в разрезе черной блузы а-la military. Идеальная, как, впрочем, и все у неё.
— Если у меня возникнет желание восславить кого другого, я сообщу… — ответил капеллан… — но не думаю. Наши, флотские, с грузового трюма на исповедях куда более откровенны, чем вам позволяют приличия, мадам. Я привык. Пожалейте лучше комиссионера. Господин бюрократ нашу пикировку уже оценил, пересчитал время в деньги, провел по графе «убыток» и теперь оплакивает.
— Примерно тысяча пятьсот тридцать два лака, в федеральной валюте. Пятьсот тридцать пять, с учетом пустого, но неизбежного спора. Время нынче дорого, господа, заканчивайте, — откликнулся с места господин комиссионер. Тихо, под аккомпанемент шуршащей на сгибах бумаги, — итак…
Мадам губернатор поморщилась и прервала его:
— Итак, я хочу спросить Вас, господа. Что с пиратами, которых вы торжественно обещали мне изловить?
— Комплекс мероприятий… — начал было капитан. Госпожа губернатор недовольно тряхнула головой — так что дрогнули, разметавшись по висками мелкие кудри.
— Про комплекс мероприятий я слышу уже не в первый раз. А корабли пропадают. Вот как раз — пропавший транспорт, официальная жалоба. От господина Жана Клода Дювалье, коммерсанта. Груз принадлежал ему. И, знаете что, господа. Спустя сутки после пропажи на господина Дювалье вышли моряки с вашей же, федеральной, базы. И предложили купить у них его груз.
— Невозможно, — изображение капитана дернулось и пошло рябью. Опять.
— Тот же самый груз? — деловито уточнил комиссионер.
— Тот же самый, или аналогичный по качеству… Навевает подозрения господа?
— Подробнее, пожалуйста, — капитан уже с трудом сдерживался, рябь и мерцание этого скрыть не могло.
— К вашим услугам. Вот акт о пропаже транспорта, вот письмо с базы ваших отпускников на юг отсюда. Подписано — мадаме губернатор на миг замерла, читая с экрана чужие имена, — Некто Ирина Строгова и Эрвин Штакельберг. Волонтеры флота, судя по документам.
— Разберемся. В любом случае, это наше ведомство. И, для нас, дело чести теперь… поверьте, мадам Норма… — начал было капитан. Мадам Норма прервала его коротким, изящным жестом.
— Уж разберитесь пожалуйста капитан. А то мне начинает казаться, что я верю вам, господа, слишком много.
С этими словами она встала. На миг замерла, отправила на талии изящную блузку. Словно подразнила всех напоследок. И покинула зал. Голограмма капитана мигнула и исчезла тоже.
— Полетел разбираться и вершить суд. Даже не спросил, что за груз. Эх, люди, — пробормотал, тряхнув бородой, капеллан. Не сердито, скорее печально. И добавил:
— Хотя сам же на днях возмущался здешними порядками. И, на словах, был прав. Груз, тоже мне. Богомерзость.
— Господин капеллан. Отец Игнатий. Мы здесь одни, но я все-таки попрошу вас воздержаться от критики действий компании. Решение принято и одобрено. Не мной, но это ничего не меняет. Экономическая эффективность….
И замер на миг, глядя, как дрожит и бъется у капеллана на враз взмокшем лбу сине-багровая жила. На миг, потом вспышка прошла, лицо отца Игнатия разгладилось.
— Вы правы, — проговорил он. Медленно и чуть печально, — там где есть экономическая эффективность слова бесполезны. Они вообще, мало где полезны — слова. Странная мысль для человека моей профессии и сана.
— Не будем об этом. Лучше скажите, зачем вы дразните мадам Норму? Ваши перепалки начали утомлять.
— Да просто интересный человек. Вы в курсе — в ее честь назвали планету?
— Да, необитаемый мир в системе Гидры. Сверкающие на солнце поля, алмазные россыпи. Не мир — бриллиант, под цвет глаз нашей madame.
— Сверкающий, бриллиантовый мир… точнее, ледяной, отполированный ветром до блеска. Скованный холодом. Весь, до самого сердца. Не могу понять, за что ее так оскорбили…
— Не знаю. Но человек, так назвавший планету — умер. Пищевое отравление. Осторожнее, господин капеллан.
Тот не ответил, отвернулся задумчиво глядя в окно — панорамное, широкое окно с видом на город. Сейчас, ночью — мерцающая огненно-рыжая спираль с вкраплениями зеленых огоньков светофоров и алых — вывесок. Как в рамке — в трепещущей белой полосе. Прибой. По стеклу — тонкая черная полоса. Трещина, еле видная глазу. Отец Игнатий усмехнулся — слегка.
«Не все так идеально у госпожи в высоком доме».
За спиной — шорох бумаги и стук шагов. Вежливое «до свидания». Господин комиссионер собрался и ушел, не дожидаясь ответа. Капеллан еще подождал, глядя в окно, потом глянул на наручный коммуникатор — дорогой золотой браслет на запястье умел не только подчеркивать статус власти духовной, выбешивая вокруг всех подряд, Он еще считывал разговоры окружающих. Вот и сейчас — эфир едва ли не трещит от потока инструкций. Сверху, с орбиты. Капитан развил бурную деятельность. И еще звонок. От madame Нормы, неизвестно кому. Длинный. Интересные дела. Капеллан подумал, помолчал еще немного, смотря в окно — будто хотел прочесть что-то в прихотливом узоре ночных огней. Почти прямо под ногами вертелась карусель рыжих и алых веселых огоньков. Площадь Свободы. И тут же, рядом — черный гранитный крест. Темный гранит, мрачный сейчас, словно политый чернилами. Городские огни затухали, жались подальше от резной громады. Собор Санта-Ромеро, дар городу от католической миссии. Где-то внутри горит огонек. А дальше — предместья, желтые окна, зеленые и алые вывески. Рядами, как строчки на бумажном листе. Книга судьбы.
«И впрямь, как книга, — подумал он вдруг, — книга жизни, где каждый огонек — знак. Буква, слог или запятая… А вот — точка, один из огоньков внизу мигнул и погас. Интересно, в какую книгу складываются эти огоньки? Впрочем, дурацкий вопрос. Бог пишет здесь то, что захочет».
Встряхнул головой, поправил браслет на руке и сделал короткий звонок — генералу Музыченко, комбригу-семь. Развернулся и ушел, бормоча под нос вечернюю молитву.
За его спиной мигнул огонек — в доме внизу мастер Смит погасил свет, решив, что на сегодня достаточно. Капеллан не видел — он шел прочь, прокручивая в голове сегодняшние разговоры. Те самые, что, пройдя через десяток языков и ушей, прыгнув несколько раз с поверхности на орбиту и обратно пришли, превратившись в глухой удар в стену Эрвиновой комнаты. Тревожный глухой удар, скрип половиц и озабоченный голос майора Робертс:
— Парень, вставай. Быстро. Собирай всех, грузи в БТР и газу. Все равно, куда. Валить тебе отсюда надо…