— А здесь красивый рассвет, — улыбнулась Ирина поднимая голову навстречу яркому, косматому солнцу. Теплом по векам пробежал первый яркий луч. Пробежал, пробился сквозь крону зеленой листвы — тонкие листья, казалось вспыхнули, по краям мягко заискрился золотой ободок. Пропела птица — раскатистым, громким чик-чик. Спланировал вниз белоголовый орлан, сложил крылья, стукнул когтями по ветке, кося на Ирину большой черный глаз. Клекот из клюва — сух и отрывист, как флотский рапорт:

— Все в порядке, происшествий нет.

— Спасибо, — кивнула Ирина на полном серьезе. Не удивилась, даже слегка. Вместо этого огляделась вокруг. Она встала первая, лесной лагерь еще спал. Под зеленой стеной часовни, меж двух машин, вповалку на одеялах. Воины коммандо, старый Яго, Эви. Юный УгКвара — этот лежал калачиком, нежно прижав винтовку прикладом к груди. И улыбался во сне — что-то парню снилось хорошее, явно. То-ли дочь оружейника, то-ли в прицеле дракон. Из кузова бэхи — присвист и тихий, чуть слышный храп. Миа, наверное.

«А стражи нет» — подумала Ирина. Дернулась, невольно скосившись на лес. Орлан прокричал еще раз, замотал в вышине головой — негодующе. Хрустнула ветка, над кустами поднялась большая треугольная голова. Зеленая, в больших, коричневых пятнах. Эвин подручный удав.

А глаза у него мудрые, желтые, немигающие. И укоризненные донельзя.

— Извините, — на полном серьезе брякнула Ирина прямо в эти глаза. Удав будто понял — кивнул и исчез. Орлан с ветки клекотнул еще раз — с веселой усмешкой:

«Обижаете, дама начальник. Бдим».

Во всяком случае интонации в клекоте были соответствующие. Ирина оглянулась опять, притопнула ножкой — для порядку, слегка. Спросила, строго подняв вверх палец:

— Бдите, пернатые? А Эрвин где?

Под колесами бэхи валялась лишь смятая куртка. Орлан с ветки махнул ей крылом — словно сказал: мол, пошли — покажу.

Ирина кивнула и шагнула в лес прежде, чем решила себе — а хочет ли она сейчас Эрвина видеть. Мии-то на самом деле не видно, мало ли кто может в бэхе храпеть. Сладко так, тонко и с присвистом. Может быть…

Орлан хлопнул крыльями — сердито, будто почуял. Скосил на нее глаза, выразительно постучал клювом по ветке. В глаза брызнул солнечный свет. Ирина свернула за большой толстый ствол и вышла на лесную поляну. И замерла, невольно прыснув в кулак.

Посреди поляны Эрвин кормил с рук лохматого лесного гиганта. Здоровенная тварь — в рост человека, приземистая, рогатая, о четырех мощных лапах. На носу рог, на загривке — шипастый костяной воротник, большие уши торчком и морда вытянута как у земного тапира. Черные, раскосые глаза повернулись к Ирине на миг. В руках у Эрвина хрустнул пластиком пакет флотского рациона. Зверь довольно хрюкнул, зарыв нос в серебристую фольгу. Эрвин гладил гиганта по голове — осторожно, по мягкой, рыжей шерсти у гребня. Тот довольно урчал, прищурив глаза. Один шип на воротнике обломан, шкура — клочковатая, серая вся от степной, въевшейся пыли. Ирина улыбнулась, вспомнив недавнее — дорогу, великий тракт, духоту, серую пыль, колонны зверей и диких всадниц на курицах. Похож на того, кого Эрвин отбил тогда, в перестрелке у красно-белых повязок. А сейчас чешет за ушком, что того кота. Зверь сощурился, довольно потянул лапы, Ирина прыснула — до того кошачий получился жест. Зверь словно подмигнул. Ирина продолжала следить — уже выдохнув слегка и улыбнувшись. Хрустнул еще один пакет. Эрвин продолжал чесать зверя — по-кошачьи, за ушком. Потом отступил назад, похлопал по шее. Ладонью, слегка.

— Иди отсюда, — сказал он, глядя зверю в глаза. Хрустнув, упала на землю пустая обертка. Зверь уперся, мотнул головой, глядя на Эрвина снизу вверх большими глазами. В глазах читалось недоуменное: что с тобой, человек? Все же отлично.

Эрвин упрямо помотал головой, сделав еще назад:

— Иди давай, нечего тебе с людьми делать, — повторил он, сердито, показав пальцем на лес. Зверь замотал головой, опять скосился на Эрвина — непонимающе, дико. Дернул тяжелой челюстью — опять, будто спрашивал:

— Ты чего, человек? Нормально же все…

Эрвин отступил еще на шаг, уронив руки вниз, к гранате на поясе. Ирина зажмурила глаза. Вспышка хлестнула сквозь веки — яркая, до боли и ослепительных кругов по сетчатке. В уши — топот, треск деревьев и обиженный вой.

«Светошумовая, — аккуратно подумала она, смаргивая радужные круги на сетчатке, — безвредная, но…»

— Эрвин, зачем? — спросила она. Уже в голос, опрометью выскакивая на поляну. Зверя и след простыл, только хрустели кусты вдалеке, сминаясь под мощными лапами. Эрвин обернулся к ней:

— К людям же едем, — пояснил он, разведя виновато руками, — в эту, как ее, Фиделиту. Вдруг там тоже мясокомбинат — жалко зверя будет, ласковый…

Ирина хотела было кивнуть — в словах Эрвина была смысл и логика. Понятная. Но злая, такая, что по позвоночнику змейкой пробежала мелкая дрожь. Ответить она не успела.

Хрипло каркнул с ветки орлан. Раздался мелодичный звон — сзади, из-за спины. И ответ:

— Звездный, ты зря его прогнал. Это был Муур-зверь, на нем у нас землю пашут. Хороший он. А мясокомбината в Фиделите нету.

Эви королева змей. Кто же еще. Шагнула как раз из кустов на поляну. Медленно, под мерный звон бахромы. Ирина невольно сморщила нос:

«как она нас только нашла?»

Потом поняла, насколько вопрос глуп. На ветке, рядом — серебристый, мерцающий на солнце жгут. Свитое в узел тело, свисает вниз змеиная голова. Орлан переминался на ветке, косил на нее сверху вниз черный глаз. Эви, как и Ирине, все уже доложили.

— Только для мужчины их нелегко приручить. А этот знал тебя раньше. Откуда, звездный?

— Отбили на великом тракте.

— У красных повязок? — задумчиво проговорила Эви. Нахмурилась, добавив вполголоса пару ласковых слов в адрес куриц верхом на курицах. Получилось грубо, но мелодично. Шагнула вперед, к кустам — туда, где черной полосой на зеленом красовалась пробитая «котиком» просека. На миг замерла, протянула руку. Сняла с куста длинный, лохматый клок серой шерсти. Протянула Эрвину.

— Такие звери добро помнят, Возьми, звездный человек, оно тебе пригодится.

Эрвин молча пожал плечами и сунул клок шерсти в карман. Ирина кивнула, сказала «спасибо». За них обоих и просто так — спрашивать «зачем» сейчас было явно бесполезно. Сзади, от лагеря — негромкие голоса и ритмичный стук жести по дереву. Там уже просыпались, явно.

Ирина подошла, взяла Эрвина под руку.

— Пошли, нас сейчас искать будут.

— Пошли, — ответил он, прокручивая серую шерсть в пальцах.

Ирина провела по ней пальцем, улыбнувшись непонятно чему:

— Мягкая. Прямь, как у кота моего. Дома, на Семицветье остался.

— Ничего себе котик. Метр в холке, тонна весом, — усмехнулся Эрвин, скосившись назад, на пробитую в лесу просеку. Ирина потрясла пальцем у его носа:

— Больше в холке будет. Метра полтора. Но такой же ласковый. Зря ты его шуганул.

— Если бы по лесу шли — тогда да. А у людей еще неизвестно, как обернется.

Пояснил Эрвин, упрямо насупившись. Но клок шерсти спрятал в карман — аккуратно, защелкнув на пуговицу.

Лагерь проснулся уже. Воины «коммандо» скатали одеяла и разбрелись. Яго разговаривал с Эви — не пойми о чем, негромко посмеиваясь. Должно быть слушал рассказ Эви про «котика». В бехе проснулась Миа — встала, потянулась, протирая заспанные глаза. Увидела Ирину и Эрвина, входящих под руку из леса — улыбнулась, помахала рукой. Солнечный зайчик пробежал по лицу, раскрасив ей щеки доброй улыбкой. Потянуло дымком. Орлан, сложив крылья, сел на кормушку, постучал клювом по дереву. Клекотнул пару раз, намекая, скосив на Ирину большие черные глаза. Эрвин поискал глазами Лиианну — распорядится. Не нашел, мысленно махнул рукой на лиловоглазую, полез в ящик с продуктами сам. Тут же получил от Ирины строгое «ай ай ай» за самоуправство, пожал плечами и послушно отошел — глядеть, как они с Мией готовят завтрак. Неспешно, тихо переговариваясь о чем-то своем.

Звенели голоса, тонко брякали ложки, тихо булькал поставленный на огонь котелок. Миа с Ириной хлопотали у огня. Эрвин аж засмотрелся. Тонкие руки Мии — зеркальные, солнечные в вязи татуировок. А у Ирины — от загара почти черны. Лиианна так и не появилась. Эрвин покрутил головой, начиная уже и нервничать — лиловоглазая в последние дни и так сама не своя. Потом заметил — ДаКосты тоже нет, хмыкнул про себя, расслабился. Ирина поставила ему тарелку под нос. И кружку кофе — из ядреного, флотского порошка. Мозги чистит с утра хорошо — но лучше пить залпом, как водку. Эрвин осторожно взял кружку, отхлебнул, неожиданно для себя улыбнулся и сказал спасибо — флотская смесь в исполнении Мии и с местными травами оказалась чудо, как хороша. Девчонки улыбнулись — дружно. На тарелке дымилась каша, мясо на ломте хлеба. Хлеб еще флотский, серый и ноздреватый, а мясо уже местное. Бутерброд с драконом на завтрак, да-да… Еще оставался яичный порошок, можно было сделать омлет. Эрвин скосился на улыбающуюся Ирину — любопытная пестрая сойка как раз присела ей на плечо, чирикала, свистела ей в ухо — и решил, что омлет здесь — дурная идея. Ирина прибьет и орлан добавит. Клювом, благо клюв у него огого. Даже с зубами. Так что лучше есть что дают, благо драконятина вкусная. А ДаКоста с Лиианной все не показываются, тем хуже для них.

«Странно, — думал Эрвин, глядя на две отставленные в сторону тарелки, — не похоже на него». Иришка пошла кормить птиц. Пернатые бились, чирикали, кричали, звеня на ветру сотней тонких голосов. Ветер поднялся от крыл, рванул и смял Ирины волосы. Ирина отбросила косу назад. Игриво, за ухо. Орлан взлетел в воздух, заклекотал — сердито, будто выругался — разгоняя пернатую мелюзгу. Кому-то пестрому досталось крылом по слишком наглой шее. Эрвин засмеялся — невольно, в кулак. Ирина обернулась.

— Прям сержант Мюллер из корабельной М.П, — пояснил он, глядя как сурово гоняет орлан яркокрылую мелочь, — глянь, в очередь их построил.

Ирина улыбнулась в ответ. Орлан присел на ветку, скосился, хлопнул крылом, встопорщив на голове короткие белые перья. Довольно проворковал — знай, мол, наших. Драк нет. Пернатая толпа шумела и билась, но уже куда меньше, чем раньше.

— Пора выезжать, — окликнули их от машины. Яго — уже собранный и невозмутимый как всегда. УгКвара запрыгнул в грузовик. С места, лихо, чуть слышно стукнули о настил мягкие сапоги. Затрещали кусты — Эрвин обернулся и с облегчением заметил в ветвях кривую рожу ДаКосты. Рубашка рваная, под глазом синяк. И куртки на плечах нет. Неизменной-синей флотской куртки. Эрвин открыл было рот — подшутить. И закрыл. Уж больно лицо у матроса было встревоженное.

— Какой сегодня день? И Лиианну не видели? — окрикнул он их. Эрвин огляделся.

— Нет. С вечера ни ее, ни тебя не видели.

— Уж надеялись поздравлять, — Миа добродушно оскалилась с водительского места.

— Да ну тебя, — отмахнулся матрос, скорчив отчаянную гримасу, — если бы. Вчера на поляне видел, просил рубашку зашить. И все. Ни ее, ни рубашки. Будто призраки унесли.

Помолчал, развел руками и добавил:

— Хотя до дня мертвых еще месяца два.

— Бардак, — рявкнул Эрвин. Громко, даже птицы у кормушки затихли. Орлан нахохлился, перебирая лапами по земле. Из кустов высунулась треугольная голова. Мягко стукнули по земле сапоги — старый Яго прыгнул из машины обратно.

— Кто ночью на вахте был? Где искать теперь? — рявкнул Эрвин. Орлан с питоном переглянулись — выразительно, как новобранцы на флотском стандартном разносе.

* * *

Лиианна и рада была бы пропасть. Все равно куда, лишь бы подальше отсюда. Пропасть, провалиться, исчезнуть. Подальше от звездных, их страшных, рычащих машин, изменницы Мии и колдуньи, что говорит на птичьем языке. Умом она понимала — бежать надо, давно уже. Как можно раньше. Но — все время между налетом дракона и прошлой, страшной до ужаса ночью прошло для Лиианны как в вязком, дурном полусне. Звездные люди, их машины, гремящие сизым, холодным железом на ходу. Муж, доставшийся по милости судьбы и слишком быстрой Мии — Эрвин — в глазах Лиианны был велик, лют и на вид страшен. Он ступал тяжело, гремел железом, в гневе — вечно кричал, наливаясь по лбу красной, яростной краской.

Тогда Лиианна даже жалела дуреху Мию. Дергалась ночью, не надеясь утром застать подругу живой. На рассвете — ахала, косилась, украдкой, ища синяки у нее на лице. Не находила и удивлялась сама себе. Хотела поговорить, да куда там: Миа не отвечала, по вечерам — шутила, отмахивалась, утром лишь вздыхала тяжело и молчала в ответ на осторожные вопросы. Как раскрасила лицо — дурная совсем сделалась, кроме Эрвина, да бэхи своей разлюбезной и не видит ни черта. Будто околдовали ее звездные. Хотя — почему будто. И есть колдовство. Счастье еще, что Эрвин на Лиианну почти не смотрел, а если и смотрел — то не видел, пробегал мимо, вечно занятый. Так и протянула Лиианна сзади первые дни, таясь с глаз и не зная на что решиться. А потом стало поздно решать. Ирина — звездная в силу вошла, птичьими языками заговорила.

Теперь над Лиианной, кроме Эрвина, еще и настоящая ХанШай — колдунья, та, что птиц гоняет, звериными языками говорит, мужа своего грозного не боится, даже приказывает ему. А он ее слушается — иногда. Истинная колдунья — про таких в деревне шептались. Вечерами, у тревожных костров рассказывали друг другу старые сказки. Деды — законники говорили, да воины из свиты вождя — но тоже тихо, шепотом, пугая сами себя. Вождь гремел железом, похвалялся изгнать старое нечестие с их земли. Бабки с деревни шептали маленькой Лиианне, нашептывали небывалое — не изгнал, мол, колдуний, они сами на север ушли — на звездных людей посмотреть и новой, «крестовой» вере поучится.

Вернуться, когда захотят. И не врали, выходит — вот они, сказки старые у Лиианны ожили на глазах. Ожили и сели у костра напротив. Эрвин, убийца драконов. Ирина, «Говорящая с птицами». Старый Яго — «успокаивающий землю». Да уж, Лиианна сама видела. Сотрясатель шел — земля тряслась, а как Яго навстречу вышел — спокойная стала земля, тихо лежит, не трясется больше. А за плечом его, рядом: Эви — королева змей, у огня сидит, в котелке кашу помешивает. Выходит, не умерла сказка, не исчезла — взаправду в другие края ушла. Вон сидят две сказки у ночного костра. И говорят между собой, тихо так разговаривают.

— Продай мне Лиианну, звездный.

Услыхала она, вздрогнув всем телом. Метнулась, на половине фразы, прочь. Опрометью, ругая себя. Надо был остаться, узнать до конца, до чего договорятся. Хотя и так понятно, до чего. Кто же в здравом уме будет спорить с самим «умиротворяющим землю».

Лиианна скользнула от костра в лес — тихо, неслышно, не понимая — куда. Прохладный ветер чуть охладил кожу, на лицо упала тень от ветвей. Тихо, шум голосов остался позади. Шагнула было вперед, в темноту и замерла — услышала из-за кустов негромкое шипение. Впереди вспыхнули два мерцающих зеленых огня. Вертикальные, внимательные зрачки. Эвин питон. Гигантский зеленый питон, верный страж своей королевы. Захлопали крылья, птица цивикнула над плечом. Лиианна опустила плечи, шагнула назад, понимая, что бежать уже поздно.

— Привет, как ты там? — окликнули ее. Она обернулась и узнала кричавшего. Пабло ДаКоста, спутник звездного. Юный совсем, длиннорукий, весь узкий, худой — в деревне Лиианна вдоволь посмеялась бы над его несуразностью. Но то в деревне, а тут смяться не хотелось — выходило, что кроме этого слишком худого, несуразного на вид парнишки ей больше и поговорить не с кем. Вот и говорила ласково, улыбалась, хоть и ругала себя — потом, втайне.

— Привет, — ответила Лиианна. Улыбнулась невольно, удивляясь самой себе: мол, низко упала ты, краса Туманного леса.

Парень улыбнулся в ответ. Начал что-то говорить, торопясь и помогая себе руками. Что-то про куртку, которую надо зашить, а то в дыры скоро сотрясатель пролезет. И так далее. Улыбался, руками махал — что мельница чисто. Лиианна кивнула, машинально взяла куртку из рук. Грубая ткань оцарапала пальцы. Ее взгляд смотрел прочь — на костер, у которого говорили Эрвин, Эви и Яго. Ветер дунул, донес до уха Лиианны обрывки слов. И мелодичный звон, от которого мороз бежал по коже. Усмешка на лице Эви, королевы змей. ДаКоста что-то ей говорил, пытался шутить, щеря желтые, редкие зубы — Лиианна не слышала, ловя летящие от костра слова. Ветер хорошо дунул как раз. Принеся в уши Лиианне смертельное:

— И пусть твои жены раскрасят лица…

Эви откровенно смеялась, будто чужой ужас ее забавлял. А Ирина кивнула в ответ, добив Лиианну серьезностью тона:

— Раскрасят, я прослежу.

Лиианна вздрогнула. Вся, всем телом. Противно заныло внизу живота. Обе колдуньи наконец вспомнили про нее. И, значит, завтра она, Лиианна, получит от Ирины прямой приказ, с которым еще никто на «Счастье» не пытался спорить.

Мама, ты меня для этого родила?

— Эй, что с тобой? — ДаКоста аккуратно потряс ее за плечо. — Ты чего? — добавил он, глядя, как по ее лицу волной расползается смертельная бледность.

Лиианна не ответила, молча ткнув пальцем в костер, в фигуру старого Яго.

— Змеиную деву, что ли, боишься? Не надо.

ДаКоста оскалился, явно не поняв ничерта. Впрочем, где ему, он же не местный. Знай себе, улыбается, чучело. А пальцем на полном серьезе в небо показал — там как раз корабль плыл — и сказал:

— Ты теперь с нами, а флот своих в обиду не даст.

Лиианна смогла только улыбнуться в ответ. Звездный корабль в небе — как чудовищная желтая голова. Змей с разинутой пастью, и звезды — обед его. Но змеи ходят под рукой своей королевы, слушают слово ее, кивают, свивая под звон монист тугие, смертельные кольца. У ДаКосты на щеках — россыпь смешных, ярко рыжих веснушек. И на лице — забота и обидное сейчас участие. Он — всего лишь младший муж, где ему против старших. А старшие уже все решили. Сегодня… Или, скорее, завтра, Лиианна еще надеялась краем испуганной души. Сегодня или завтра. Но скоро. Ирина — Хан-Шай, она возьмет ее под руку и отведет к старшему — Эрвину. А изменица- Миа еще помашет рукой, а Маар будет глядеть во весь рот, удивляясь. Так велит обычай, закон и старые, страшные сказки. А Миа потом поздравит ее. Потом, поутру. Уарра-воин, нареченный жених проклянет ее, если это «потом» случиться.

Она не помнила, что говорила — кажется, просто кивнула, сказала «хорошо», и исчезла из глаз, неслышно скользнув за спину ДаКосты.

Она шла незнамо куда, таясь и обходя стороной пятна желтого, неверного света. Забрела в часовню, замерла на миг, вздрогнув от невиданной ранее картины. Статуя крестового бога, свечи, иконы по углам. «Нечестие. Темен крестовый бог. Берегись, он похищает душу», — она вздрогнула, вспомнив слова жениха. Давно, в деревне еще — Уарра рассказывал ей это тайком, возвращаясь от вождя с вечерних воинских бдений. Лиианна дернулась, осторожно пошла вдоль стены, по дуге, пряча глаза от страшного ей «крестового» лика.

Сзади зашумели, затопали сапоги. Долетели негромкие голоса — Ирина и Эрвин шли сюда, тихо переговариваясь. «Это за мной», — подумала Лиианна, вздрогнув всем телом. Невольно подняла глаза — статуя словно поймала ее взгляд, пришпилила к земле — своим, холодным, тяжелым. Иконы справа и слева — Лиианна содрогнулась еще раз, узнав оба лика ночной богини. В ногах у «крестового» бога. Недаром Уарра шипел на ночную сквозь зубы страшное — «продалась». У дверей за спиной — тихий спор. Ирина сердито выговаривала Эрвину. Она узнала пару слов на чужом языке: «обычай», «ночь» и «все, как положено».

«Положено? Что? Понятно, впрочем, что, по обычаю. Не хочу, — Лиианна вздрогнула опять, в ответ на обрывок фразы. Противно заныло внизу живота, — не хочу. Ночная, помоги мне».

Икона прямо напротив — тёмый лик ночной, казалось, улыбался Лиианне и ласково. Звезды — короной в ее волосах, священные рыбы у ног — лежат, смотрят на Лиианну упрямым внимательным взором. Лиианна упрямо мотнула головой:

— Помоги мне, — шепнула она, коротко, сведенными от страха губами.

Мигнули звезды в вышине — будто тени скользнули по нарисованным лицам. Загудела оса, зависнув в воздухе перед носом Лиианны. Крупная, желтая, в черную полоску оса. Зависла, уставясь прямо в лицо черным фасетчатым глазом. Капля яда — на жале ее. А крылья чуть светятся в ночи, желтым, тревожным мерцанием.

— Спасибо, — выдохнула Лиианна. Оса загудела, сделала в воздухе круг, и полетела — прочь, к проходу в дальней стене. Лиианна заторопилась следом, оставив за спиной звенящие в тишине голоса и лики.

Ирина как раз закончила выговаривать Эрвину за организацию навеса и гамаков — а то дождь зальет спальники. Как положено, а не тяп-ляп, по флотскому обычаю. Чтоб на всю ночь. Лиианна не слышала — уже, а если бы и услышала — не поняла. Ночная тьма обняла ее, укрыв, укутав тенями, звоном цикад и негромким шелестом листьев и веток. Зашипела змея в траве. Желтый огонек не остановился. Лиианна вздрогнула, но шагнула вперед — тихо, не отрывая глаз от мерцающего вдали, неверного света. Змея отвернулась, опустила голову, пропуская ее. Коряга зацепилась за юбку, Птица свистнула в вышине. Путеводный огонь трепетал впереди, уводя Лиианну прочь, все дальше и дальше от лагеря.

Она не заметила, сколько и куда прошла. Просто шла, следя глазами за трепещущим впереди огоньком. Кровь шумела в ушах. Подвернулась нога, скользнув в сторону по липкой, тяжелой глине. Забрезжило солнце, в глаза Лиианне сверкнул первый рассветный луч. Река катилась у ее ног, несла на юг желтую мутную воду. Свежий ветер налетел, разогнавшись по водной глади продул сквозь рубашку насквозь — всю, до мурашек по телу. Плеснула вода. Камень вылетел из-под ног, скатился вниз по невысокому обрыву, упал, пустив круги по воде. Желтой, мутной воде. Опустились, бессильно упали руки.

«Так вот куда ты меня привела, — прошептала она, вспомнив улыбку богини, — Что же. Пусть хотя бы эта вода пронесет меня мимо дома».

У виска зажужжала оса — пронзительно, оглушающее-громко. Руку пронзила боль, по жалу скользнула вниз капля крови. Лиианна ойкнула, невольно отступила на шаг. Полосатая тварь, глухо жужжа, зависла перед самым носом. Хитином стукнуло в лоб. Еще шаг назад, прочь от обрыва. Оса сделала круг вокруг ее головы. Близко, задев висок жёсткими колючими крыльями.

— Что… что вы хотите от меня? — оторопело прошептала она озираясь.

Оса зажужжала, сделала еще один круг. Лиианна невольно повернулась, провожая взглядом ее полет. Над головой на деревьях — наросты, серые, неровные круги. Осиные гнезда. Еще одна оса — рыжая, мохнатая, крупная вылетела из гнезда, присоединилась к жужжащему вокруг нее хороводу. Ритм его — мягкий, успокаивающий ритм звенел в стрекоте жестких хитиновых крыльев. Ткнулась под колено коряга, защекотал ноги мягкий мох. Вспомнилось детство — такой же ясный солнечный день, корзинка в руках и старая бабушка:

— Смотри, я научу тебя чуду…

Бабушка и научила тогда. Давно. Немудреное, деревенское колдовство, больше фокус, чем сказка. До умений королевы змей — как до неба, но Лиианне сейчас может помочь.

— Спасибо, ночная, — шепнула Лиианна, протягивая руку к устью гнезда. Осторожно. Полосатые осы завертелись вокруг — рыжим, огненным вихрем. Она запела — вдруг. Простой, немудрящий мотив, втянувший в себя и осиное жужжание, плеск воды и тревожные, рвущие сердце слова немой просьбы. Старая магия. Она и забыла давно про нее. В деревне ругались а Уарра — жених грозился побить, если еще раз увидит колдовство в деле. Но сейчас — пускай. Пусть побъет, лишь бы пришел и выручил. Из-за спины — треск сучьев, стук тяжелых сапог, лязг железа и крик. Сполошный, взволнованный крик. Голос ДаКосты. Звездные ищут ее.

«Ночная, пожалуйста, еще немного».

— Лиианна, где ты, ау…

Кричат уже рядом, совсем. Орлиный клекот с небес. Но и рыжая карусель вокруг руки разорвалась — осы рванулись прочь от ее рук, разлетаясь на все стороны света. Ногу повело. Заломило виски, усталость и боль разлилась по телу. Хрустнул сук под ногой. Она уже дрогнула и собралась упасть — ДаКоста подбежал, подхватил. Вовремя.

— Слушай, мы волновались… — шепнул он. По виду и вправду волновался — лицо бледное, глаза вытаращены и красны. Лишь — теплым огнем — горят по щекам яркие рыжие веснушки.

Дальнейшее она помнила как в полусне. ДаКоста утащил ее обратно, к лагерю. На руках, не слушая возражений. Она испугалась — как бы не уронил. Не уронил, парень оказался неожиданно сильным для своей нескладной фигуры. Потом они с Эрвином орали друг на друга — страшно, до звона в ушах и хлопанья крыл — скандал сорвал пернатых с деревьев.

На крик пришла Ирина успокоила обеих — и страшного, упрямого Эрвина, все рвавшегося надавать одной лиловоглазой по шее и ДаКосту — маленького, взъерошенного, но упорно не желающего Эрвина до этой самой шеи допускать. Прощупала Лиианне пульс, поругала, пожалела, обругала странным для туземки словом «стресс» сказала — до завтра пройдет. А пока — покой.

Что ДаКоста тут же и обеспечил — засунул в бэху, на пассажирское, укрыл брезентом сунул в руки чашку тари. Взвыл движок, Эрвин, к радости Мии, дал таки отмашку «поехали».

Лесная часовня на глазах дернулась, поплыла назад. Черно-желтые осы вились вокруг, выписывая круги над зеленой кровлей.

Спасибо, — шепнула она, провожая взглядом их танец. Теперь она сделала все, что могла. Даже если… Может, Уарра и не будет ее сильно бить, она ведь честно пыталась. ДаКоста скалил зубы и шутил с кормы. Оса сбила в полете розовый мелкий цветок — на ладонь. Лиианна просто смахнула его с руки. Примета. Может бабкино колдовство все же удастся?

Бабкино колдовство удалось, даже лучше, чем Лиианна могла надеяться.

Одна из ос, сорвавшихся с ее руки там, на берегу желтой речки как раз долетела до летучего дома Жана-Клода Дювалье, доктора медицины. Долетела, стукнулась об алюминиевый борт, глухо зажужжала. С третьей попытки протиснулась в воздуховод, нырнула внутрь, уклоняясь от стальных вертящихся лопастей, и вылетела вниз, в серую, клетушку без окон — караульный пост у третьего трюма.

Часовой был один. Туземец, огромный плосколицый дикарь без сапог, но в штанах и застегнутой наглухо, не по погоде, рубашке. Кривой нож на поясе, ружье за спиной, лицо украшено перечеркнутой сверху вниз молнией.

Оса замерла, зависла в воздухе у его уха. Зажужжала — тревожно, истово, звук бился, повторяя Лиианнин нехитрый напев. Воин поднял было руку — смахнуть и замер, не закончив движения. Замер, прислонился к стене, повторяя под нос мелодию. Раз, потом другой, третий… Опустил ладонь, расчесав кожу под глухой рубашкой — не открывая глаз, невольным, механическим жестом. Вздулись буграми мышцы на мощном предплечье, сжались, будто налились кровью на скулах высокие желваки. Воин тряхнул головой. Шагнул вперёд, потянулся, сорвал со стены эбеновый диск внутренней связи.

— Кванто кхорне, Абим. Разрешите обратится.

…Нет, с глазу на глаз…

.. через три часа…

…по какому вопросу? По личному…

Трубка прохрипела в ответ «хорошо». Туземец посмотрел на часы — здесь, в солдатском отсеке они были простые, электронные. И замер, насвистывая под нос немудренный мотив прилетевший на осиных крыльях.

«Помоги мне, Уарра-воин».

Холодный электрический свет дрожал на его лице, дробился в черных петлях татуировки.