Ирину Строгову разбудил звон дождя за окном. Мерная, весёлая дробь по стеклу и игривое журчание воды в стоках. Знакомый, родной звук — спросонок Ирина подумала, что она дома, на Семицветьи. Отцовское поместье в Скалистых горах, высокий бревенчатый терем с резными, всегда распахнутыми окнами. Сейчас с недалёкого космодрома долетит глухой рёв, раскрасит небо сполохом огня десятичасовой почтовый транспорт и старенькая фрау в белом переднике позовёт маленькую Иру на завтрак. За окном звенел дождь. Транспорт так и не заревел. Ирина проснулась.

Дождь падал на «Счастье» серой косой волной, звенел барабанной дробью на крыше, играл, змеился струйками воды на песке. База отпускников тонула в звенящей воде, мокли под струями забытые краны, контейнеры и тупоносые, кургузые бэхи. Ирина распахнула окно — не сразу, свеженавешенную ставню слегка, но заело, криворукому Эрвину досталась пара ласковых слов — и замерла. Капель прозвенела по подоконнику, брызги коснулись лица — словно умыли, нежно и ласково. И вода тёплая, как в бане у отца. С дождём в распахнутое окно ворвался ветер, ворвался, скрутил и смешал волосы, переворошил бумаги на столе, и ушёл, оставив Ирине в комнате пряный запах чужого леса и свежий — дождя и палой листвы. Косая пелена разошлась, показав Ирине на миг чёрное море, белый прибой и длинную, качающуюся над водой шею с маленькой головой, украшенной высоким гребнем. Шея изогнулась на миг, лязгнула треугольная пасть. Морской змей Чарли подхватил что-то невидимое с земли, подкинул в воздух и с хрустом сожрал. Ирина улыбнулась. Она уже проверила прикормленного зверя по энциклопедии — безопасен. Безобидный травоядный зверь, отрастивший длинную шею, чтобы было удобнее собирать листья с веток на берегу. На кровати пискнул забытый планшет. Чарли повернул голову, кося одним глазом на окно. Ирина улыбнулась непонятно чему ещё раз, отвернулась и подхватила планшет. Дали сеть. Закипел чайник. Ирина, выругала ещё раз Эрвина про себя — не там, мол, приварил розетку, неудобно — налила кофе и села разбирать текущие дела.

Таких набралось немало. Начальство из столицы разродилось серией приказов по личному составу, десантная Пегги не мудрствуя лукаво, переслала их Ирине — с пометкой «разобраться и доложить». «Как самой умной», — фыркнула Ирина под нос и разобралась одним росчерком пальца — то есть отправила в мусор. Потом залезла в сеть и шутки ради вбила приказ в базу данных — дата, номер дела, подпись десантной Пегги. Позаимствованная как раз на такой случай электронная печать. Морской змей Чарли в момент обзавёлся местом работы, табельным номером и должностью «эксперта по утилизации бытовых отходов». Судя по хрусту за окном — зверь уже вовсю приступил к выполнению служебных обязанностей. То есть ещё что-то сожрал. Строго в соответствии с уставом. Пусть теперь разбираются.

Дождь хлестал за окном, звенели струи по пластику стен. Кофе в кружке остыл. Дела кончились. Как-то вдруг, Ирина даже не поверила сразу, пару раз ткнув пальчиком в иконку почты — но новых сообщений «важно, секретно, не позднее вчерашнего дня» больше не падало. Отпуск. Это было непривычно до звона в ушах и лёгкого хаоса в мыслях. Глаза невольно пробежались вокруг, по обустроенной вчера комнате — мерцающие круглые стены, досчатый пол, полки — их Эрвин сбил на совесть, как надо. Бумаги, синяя флотская форма — все сложено в аккуратные стопки и лежат в ряд. Лишь на столе — куске срезанного со стены пластика — небрежно валялся брошенный вчера вечером прибор. Ирина нахмурилась было, узрев непорядок, потом вспомнила — электронный переводчик из н.з. бэтээра, Эрвин его оставил тут. Вчера, когда они с ДаКостой вернулись из своей дурацкой поездки. Ещё и туземок привезли, два обормота.

«Интересно, во что он влип?» — подумала Ирина, подцепила к планшету прибор и начала разбираться.

Видео схватки с «драконом» Ирину впечатлило, чтобы не сказать больше. Хорошее было видео, качественное. Девушка даже побледнела слегка. Потом ещё раз, слазив в местный вариант «красной книги» и убедившись, что крылатый кошмар там есть. В качестве особо охраняемого объекта природы.

«Эх, Эрвин, не можешь не накуролесить», — с грустью подумала Ирина, освежая в памяти компа установленные законодательством пределы самообороны. Потом перемотала видео чуть вперед. Экран мигнул, картинка прыгнула, показав Ирине морду туземного вождя, его поднятые руки, сжавшихся девчонок и стек с головой дракона.

«Эрвин, во что ты влип», — прошептала Ирина, невольно закусив губу и гоняя картинку взад вперёд по экрану. Из динамиков колокольным звоном летела чужая, незнакомая речь. Слова звенели и падали — мерно, в тон журчащей воде за окном. На экране мелькнул стек, трость с головой дракона взлетела вверх, описала круг и упала Мие на плечи. Ирина свернула окно, открыла опять список приказов, внесла, яростно стуча тонкими пальцами по экрану, еще два — о приёме туземок на работу. Вспомогательный персонал.

«В конце-концов, надо честно сказать — с их помощью ужин стал куда лучше обеда, — сказала она себе, успокаиваясь. Палец запнулся на миг, — Черт, мы даже имён их не знаем. Надо разобраться».

И с этими словами полезла на в сеть, искать нормальную прошивку под переводчик. В пределах военного разговорника — бесполезно. Там все больше про танки да артиллерию, за жизнь много не наговоришь.

Вот только в сети Ирину ждал неприятный сюрприз. То что лежало в открытом доступе, на серверах гражданской службы — было даже беднее куцего военного варианта. А полный отсутствовал, страничка от лица администрации извинялась и посылала пользователя на церковные сервера. А те встречали гостей латинским крестом, иконой и строгим предупреждением:

«Во имя господа, неавторизированным пользователям вход воспрещён». Для гостей на сервере лежал катехезис, своим — предлагалось ввести пароль. У Ирины загорелись глаза. Отцовскую систему безопасности папина дочка случайно взломала в шесть лет. Отец шалость заметил, строго отругал и стал давать мороженное за каждую найденную брешь в корпоративном файрволе. Мороженное было вкусное, фабричной работы, на палочке. Церковный сервер не устоял. Ирина поблагодарила сама себя за хорошо проделанную работу, сглотнула слюну, выгоняя из памяти белое, тающее на языке воспоминание и поставила на прошивку. По экрану пробежал индикатор — жёлтая полоса. За окном звенел дождь, капли бились о подоконник, взлетали брызгами и стекали по стеклу. Вода билась и журчала в водостоках. Неторопливый, успокаивающий звук. Ирина переплела волосы, оделась. Неторопливо, ловя отражение своего лица в мареве дождевых капель. Эрвин обещал найти зеркало и забыл. Скотина. База спала, укрытая с головой пеленой косого дождя. Морской змей Чарли качал в воздухе головой, чесал шею о стрелу портального крана. Железяка гнулась и трепетала в ответ на ласку.

«Нашёл подружку», — невольно улыбнулась Ирина и вздрогнула. В звон дождевых капель вплелись голоса. Гортанные, мелодичные голоса из-за двери.

«Эрвиновы туземки, наверное, — подумала Ирина, доплетая косу, — дождь загнал их под крышу».

От стола — короткий, сдавленный писк и мигание экрана. Прошивка окончена, прибор доложил о готовности.

«Вот и проверим», — сказала себе Ирина, нацепила динамик на ухо, накинула на плечи форменку и шагнула за дверь.

Туземки обнаружились в коридоре, под лестницей. Все мокрые — дождь и впрямь загнал их под крышу. Но не похоже, что это их беспокоило. Сидели, все трое на полу в закутке, огородившись куском ткани от чужих глазов. Переговаривались чуть слышно, мелодичными, звенящими голосами. И — Ирина невольно затаила дыхание, замерла, пытаясь понять, что они делают. Зрелище было странным, по меньшей мере.

Старшая из всех троих — Миа, Ирина запомнила её имя ещё вчера — сидела на полу подогнув под себя ноги. Неподвижной статуей, мерцающей в полумраке. Странно для недавно весёлой, широкоскулой и улыбчивой девушки. А две остальные крутились вокруг, негромко переговариваясь звенящими в тишине голосами. Движения рук плавны и торжественны, словно непонятный ритуал. Даже мелкая, подвижная как ртуть Маар сидела тихо, лишь руки подрагивали — видно, как ей тяжело усидеть на месте. А средняя, тонкорукая и изящная, хлопотала вокруг подруги, прикладывая к её лицу алые, длинные полосы. Осторожно, завивая в хитрую спираль. Осмотрела, замерла на миг, любуясь узором. Прогладила ладонью. Багровыми искрами брызнула кровь. С краев алой ленты щерились, впиваясь в кожу маленькие, игольной остроты когти. Сорванные лепестки цветка тари — Ирина опознала их, приглядевшись.

«Наверное, это больно», — подумала она, невольно поёжившись. Но туземка сидела ровно, лишь веки дрожали слегка, когда очередной острый шип протыкал кожу. Потом лепесток свернулся и отлетел, оставив на память ровную дорожку кровавых следов на шее. Та улыбнулась, провела по шрамам пальцами, смазанными тёмным, густым, резко пахнущим зельем. Точки уколов почернели на глазах, свиваясь в завораживающий узор татуировки. «На счастье» — переводчик в ухе сработал, переведя в живые слова мерный речитатив чужой речи. На глазах у Ирины шёл ритуал, загадочный и непостижимый. Уже давно — знаки свивались, ползли, покрывали узором ещё вчера чистое лицо. Шея, звёздочка на висках, на лбу — Ирина сглотнула, распознав в линиях поверх тонких бровей драконье крыло и сильно стилизованный, но различимый контур федерального бэтээра…

«А линия на лбу — длинна ножа её мужа», — вспомнился вдруг инструктаж. Ирина невольно шагнула назад. Глухо стукнул каблук. Туземки обернулись, вздрогнув, как испуганные птицы. Лента выпала у Лиианны из рук.

— Доброе утро, — сказала Ирина, вспомнив, что шла испытать переводчик. Ларингофон уколол кожу, из коробки на горле полилась чужая речь. Туземки поняли, поклонились в ответ.

— Доброе… госпожа, — слово было более длинным, звенящим и щёлкающим, но поклонились туземки почтительно и Ирина решила, что это верный вариант. Очень хотелось спросить, что здесь происходит, но… слова почему-то замерли в горле. Словно она ненароком увидела запретное. Шаг вперёд. Улыбка — вежливая, Ирина вспомнила советы отца. Пара пустых вопросов. Переводчик работал. Разговор потёк. Кое-как, ручьём в пустыне, мутной, норовящей пересохнуть струйкой. Недомолвка давила в уши, висела камнем над головой. Наконец Ирина не выдержала и спросила — вежливо, как бы невзначай, кивнув на багровую, в капельках, ленту.

— Что это?

— Аршах-на, — ответили ей. Хором, на три голоса. В глазах неподдельное удивление — как будто взрослая тетка спросила у школьника, сколько будет два плюс два. Переводчик подвис, кашлянул и выдал в ухо короткое «непереводимо». Из ладони донесся короткий писк. Умная машина подумала, нашла и скинула на планшет ссылку на этнографический справочник. Ирина подумала, что если не посмотрит сейчас — умрёт от любопытства. Коротко кивнула, собираясь прощаться. Старшая, Мия, взмахом руки остановила её.

— Госпожа…

Ирина обернулась, внимательно посмотрела в глаза. Любопытные, большие, тоже удивлённые. Золотой нитью на карем фоне — неземные, кошачьи зрачки.

— Госпожа, — продолжила Мия, запнувшись, — что на вашем языке, означает слово «Иэрей-на».

В три слога, а между — звенящий, непроизносимый для горла звук. На вдохе. Звучало странно, чтобы не сказать больше. Ирина задумалась.

— В нашем языке таких слов нет, — сказала было она. Туземка покачала головой, явно не веря.

— Не может быть, госпожа, — тут Миа невольно коснулась ладонью щеки — там, где среди узоров оставалось чистое место.

— Повтори ещё раз. Ты уверена, что это наш язык?

— Да, госпожа, — Миа повторила. Звук был такой же странный, как и в прошлый раз. Разве что…

— Вроде бы «Надёжная», но не уверенна, — ответила Ирина, гадая, кто в экипаже может говорить на греческом диалекте.

Миа поклонилась в ответ. Две прочие заговорили — хором, переводчик в ухе захрипел и завис. Ирина кивнула и шагнула за дверь. За её спиной Лиианна взяла ленту в руки опять, целясь на чистое место на щеках старшей подруги.

Удивление Ирины возросло до небес, когда она открыла ссылку на планшете. Тут же, едва свернув за угол. Загадочная «Аршах-на» оказалось деталью обряда. Свадебного. Дела…

«Когда успела только», — прошипела Ирина под нос, разглядывая статью — нет ли ошибки. Нет, автор знал, что писал. И рисунки ритуальной татуировки расшифровывал — обереги здоровья на шее, терпенья и мудрости — на висках. На лбу — действительно роспись мужа. Точнее, количество забитых в процессе ухаживания драконов, козлов и мамонтов. И — кратко — символ его оружия, чтобы прочие знали, что теперь даму есть кому защитить.

«И кто же это у нас такой быстрый? — прикинула Ирина, пролистывая страницы, — из реакторного кто, они там все на голову больные?»

«Да нет, — чуть позже подумала она, вспомнив вчерашний вечер. Лиза — крановщица похвалялась проверить вчера, после третьего стакана — правда ли реакторные такие звери, что светятся в темноте. Перейти ей дорогу…»

«Тогда бы туземки сейчас не рожи красили а волосы выдранные на место вставляли». Следующая страница. Образцы рисунков на щеках. Краткое пояснение. Тут полный разброд. То есть не полный — на щеках по обычаю рисовали комплименты сделанные мужем. В процессе. Иные образцы «нащечной» туземной живописи заставили Ирину сильно покраснеть. Носить на лице такое… Впрочем, щеки при пустом лбе никогда не татуировались. А всё вместе обычай складывал во фразу «завидуйте молча».

«Умно, — подумала Ирина, заходя к себе, — не татуировка а паспорт, трудовая книжка и запись актов гражданского состояния. Все в одном, всегда на виду и носить не надо. Вот только кто у нас в экипаже быстрый такой? До гражданского состояния? Я ему…»

Ирина не успела додумать мысль. В дверь постучали. Аккуратно и вежливо. Щелкнул замок. Солнце ударило в глаза. Яркой, ослепительной вспышкой. Просто закончился дождь за окном. Ирина сморгнула, невольно поправив косу на плече. Мягким, игривым котёнком ткнулся в пальцы бантик на кисточке.

— Привет, — невольно сказала она.

— Привет. Я зеркало принёс, — кивнул ей с порога Эрвин Штакельберг, волонтёр флота. Мокрый, не утерпел парень в укрытии, промок под дождём весь. Рубашка — хоть выжимай, смоклись, прилипли на лбу недлинные светлые волосы. И лиловый синяк на лбу — побился вчера, в поездке в деревню на бетеэре.

«На бетеэре», — Ирина отступила на шаг. Вспомнился вчерашний вечер и Эрвинов рассказ. И ещё рисунок на лбу у чертовой туземки…

— Эрвин… — начала она. Не окончила, дыхание перехватило.

— Куда вешать? — спросил он, оглядываясь. Зеркало в его руках — не зеркало, полированный металлический лист, свинченный тайком с какой-нибудь секретной железяки.

— Погоди…

Верить случайному предположению не хотелось. Совсем. Почему-то. Видеофайл, покадровая перемотка. Сердце почему-то ударило Ирине в грудь. Глухо так. Зря.

— Эрвин… Ты кольцо забыл одеть… — сказала она, гадая, почему так дрожит и ломается голос.

— Какое?

— Смотри…

Из динамика — грохот и лязг. Грохот движка и лязг железа. Ползущий по полю БТР. Изображение качается и дрожит, экран делит почти пополам выступающий над капотом тупой клинок волнореза. Синее небо и зеленая трава. И Миа, застывшая на пути машины. Волосы вразлет- смоляной волной на ветру, безумные кошачьи глаза, и рука — тонкая ладонь, поднятая в останавливающем жесте. Губы на экране шевельнулись, звонким колокольчиком прозвенел голосок:

— Крестовый, ты женишься на мне? — равнодушным, неживым голосом перевела машина. На экране качнулась, задралась к верху земля. Визг тормозов. Стальной капот замер и задрожал, на миг коснувшись тонкой ладони.

— Я так понимаю, это было «да», — сказала Ирина. Безразлично. Внешне. Только сердце заколотилось вдруг, отчего — непонятно.

— Это шутка?

Ирина просто сунула ему в руки планшет с этнографической статьей.

— Сходи, посмотри. У твоей… жены, — голос опять дрогнул почему-то, — у твоей жены на лице все написано. Удобные здесь… «культурные особенности».

Эрвин взял. Машинально. Так же машинально посмотрел. Хмыкнул что-то неразборчивое. По скулам прокатились упрямые желваки. В глазах — недоверие, упрямый блеск, сменившийся запоздалым узнаванием. Ирина поняла, что права. А ещё поняла, что это её почему-то бесит. Не то слово, как. Хотя…

— Эрвин, скажи хоть, что ты ей наговорил? — спросила она, сгоняя из рук непонятно откуда взявшееся напряжение. Бедный бантик на косе — совсем в мяч превратился.

— Прости, я не понимаю.

Глаза у него были дикие-дикие, будто и впрямь не понимал ничего. Ирина ткнула пальцем в планшет — в статью и схемы татуировок. Тех, что на щеках. Комплименты, сделанные в минуту страсти. Измятый бантик лопнул, сорвался с косы и улетел в угол.

— Я тоже… греческого…

«Что у меня с голосом, — вздрогнув, подумала она, — я же не говорю а шипю, как дикая кошка».

Хлопнула дверь. Опять. В проеме, мерцающей тенью в полутьме — старшая из туземок, Миа. Татуированная уже вся, включая щеки. Поняв, что не вовремя, она вздрогнула испуганной птицей, сделала шаг назад. И замерла, застыла, пригвожденная яростным взглядом к месту.

— Я насчет кухни спросить, — начала она, сбившись при виде Эрвина, — госпожа, простите, не знаю вашего имени…

— Ирина.

— Иэрей-на? — свежетатуированные брови взлетели вверх, — Иэрей-на… изумленно повторила она, переводя взгляд с одного землянина на другого.

Ирина узнала слово. И вдруг поняла, что хочет кого-то убить. То есть не кого-то. Эрвина, остолопа, чтоб его. И туземок. Всех трех. Старшую, с ее рожей — за дело, двух остальных — превентивно. И закопать. Вместе с татуировками. Лопата внизу. Истертая ладонями рукоять, полукруглое стальное лезвие. Всех. Земля здесь мягкая, как…

— Что со мной? — прошептала она, недоуменно — самой себе.

Ой, странное это было чувство…