12.20–14.17

— …Ну вот, значит. Ведут его в отделение, а он на полном серьезе заявляет, что он сын Чубайса. — Левинсон хлопнул себя по гладкому толстому колену и покосился на часы. — И требует, чтоб его везли к отцу.

— Что, прямо в РАО ЕЭС? — Клавдия сыграла искреннее удивление.

— Да, именно в РАО ЕЭС. Причем называет точный адрес, номер телефона и все такое. А пацану, заметь, всего девять лет.

— Ну и рыжий, конечно? — предположила Дежкина.

— Конечно нет! Смуглый. Да еще с азиатскими чертами. Ну его, значит, привезли, дяде Толе звонят, а он…

— Простите, Клавдия Васильевна, я опоздала немного! — В кабинет влетела запыхавшаяся Калашникова.

— Слава Богу. — Клавдия облегченно вздохнула. — Хоть с толком съездила?

— Ага, с толком. — Ирина скинула куртку и достала из сумки пачку фотографий. — Вот снимки похорон. Значит так, она этих работяг получше запомнила. Одного звали Гена, а второго то ли Виталик, то ли Альбертик. На фотографии они оба есть, правда, совсем плохо видно. — Она быстро просмотрела фотографии и выудила одну. — Вот тут.

На снимке было много народу. Старики, женщины с цветами, сам Бербрайер, еще не седой, со скорбным выражением лица и в лаковых ботинках. Рядом с ним маленькая толстенькая женщина с курносым носом и тоненькими, как ниточки, губами.

— Это жена его рядом? — спросила Клавдия.

— Ага. Бербрайер Галина Васильевна.

— А работяги где?

Калашникова подошла, присела на краешек стола и карандашиком показала на двух людей на заднем плане, у деревьев.

— Вот. Она говорит, что они. Вот этот, кажется, Гена, а второй, соответственно, Виталик.

— Гена… — Дежкина задумалась. — А не тот это Гена слесарь, который шею свернул?

Ирина суетливо вытащила из сумки тетрадку и зашуршала страницами.

— Гена… Гена… Василюк Геннадий Ильич, слесарь. — Она удивленно посмотрела на Клавдию. — Ну и память у вас, Клавдия Васильевна.

— Не жалуюсь пока. — Клавдия внимательно всматривалась в две фигуры людей у дерева. Один из них показался ей знакомым. Нет, узнать человека по такому изображению еще сложнее, чем по детскому рисунку. Но вот фигура…

— Могилу они только начали закапывать, когда Бербрайер расплатился.

— Что? — Клава вздрогнула и посмотрела на Ирину. — Что ты говорила? Извини, я задумалась.

— Я говорила, что, когда Бербрайеры уезжали с кладбища, могилу только начали закапывать.

— А у меня, между прочим, тоже есть кое-что интересненькое, — подал голос Левинсон. — Или вам, мадемуазель Калашникова, результаты экспертизы не нужны?

— Евгений Борисыч, вы меня ждали? — Ирина наигранно смутилась. — Простите. Рассказывайте.

— Ну, в общем, так. — Лицо Левинсона стало серьезным. — Откопали много, даже очень. Первое — как я и говорил, оба мужчины и оба европейцы. Одному было сорок восемь плюс-минус год, второму двадцать пять лет. Старший был ростом метр шестьдесят, волосы рыжие, весил около шестидесяти пяти. Но не за счет пуза, он был мужик крепкий. При жизни должен был прихрамывать на правую ногу — обнаружен старый перелом голеностопа. Кость срослась неправильно. Такой маленький рыжий хромой мужик — хуже внешности для бандита не придумаешь, каждый запомнит. Убит он был ножом — на пятом и шестом ребре явные следы повреждения. Грубо кто-то сработал. Химический анализ костей показал, что убитый при жизни имел дело с золотыми приисками — найдены явные следы ртути и соляной кислоты. Эти вещества когда-то использовали для первичной очистки золотой руды.

— Может быть, сидел, — произнесла Клавдия задумчиво.

— Вполне возможно, вполне возможно. — Левинсон передал Ирине протокол. — Теперь по поводу кисти, вернее ее отсутствия. Ее нет как раз у старшего. Кисть руки была отрезана непосредственно перед захоронением. До убийства, или после — выяснить, как вы донимаете, не удалось.

— Ух ты… — Дежкина присвистнула. — Это интересно. Зачем им его рука понадобилась? Для тайных обрядов Вуду?

— Вот вы и выясняйте. — Левинсон поморщился. Он терпеть не мог, когда его перебивали. — Теперь по поводу младшего. Лет, как я уже сказал, двадцать пять — двадцать шесть. Рост метр восемьдесят семь — метр девяносто. Длинный был парнишка. Длинный и худой. Весил около семидесяти килограммов. Блондин, волосы вьющиеся. Скорее всего иностранец. А может, моряк.

— Почему так решили? — удивилась Ирина. — Что, на нем написано?

— Почти, — усмехнулся Евгений Борисович. — При анализах суставов обнаружены следы тропического ленточного червя. А эта гадость водится только в Центральной Америке.

— М-да, загадка на загадке, — задумчиво пробормотала Клавдия. — Ириша, нужно будет выяснить в архиве, не пропадал ли без вести в том году иностранный подданный, может быть, студент… И врачей, которые вернулись оттуда, нужно будет поднять. Это с ФСБ связываться нужно.

— Сделаем, Клавдия Васильевна, — кивнула Калашникова.

— Ну вот и отлично. Продолжай, Женя.

— Спасибо, я мог бы и еще подождать. — Левинсон состроил обиженную физиономию. — В общем-то и продолжать нечего. Примет больше никаких. Явное смещение второго и третьего шейных позвонков. Судя по всему, ему просто свернули шею. Как куренку.

— Как куренку… — Клавдия усмехнулась. — Хорош куренок, под два метра… Рыжий, коренастый, хромой… сидел. Рыжий, коренастый, хромой, сидел… Шея свернута…

— Что? — Калашникова внимательно смотрела на Клавдию. — Знакомые приметы?

— Не могу пока вспомнить. — Дежкина виновато улыбнулась.

Нечто похожее она уже когда-то слышала. Или показалось? Но такое ощущение, что все это знакомо. Как будто смотришь фильм и только к концу сеанса вспоминаешь, что ты его уже смотрела в далеком детстве.

16.22–17.38

— А вот и я! — в кабинет влетел радостный Порогин.

— Судя по твоей сияющей физиономии… — начала Клавдия.

— У меня хорошие новости! — закончил Игорь, скинув куртку. — У меня очень даже хорошие новости.

— Ну давай, выкладывай свои хорошие новости.

— Нашли стоматолога! — торжественно произнес он, плюхнувшись в кресло. — Жив-здоров дедуля, живет в Марьиной Роще, до сих пор, между прочим, занимается частной практикой.

— Почему «до сих пор» и «между прочим»? — поинтересовалась Ирина.

— Потому что ему уже восемьдесят восемь лет. — Игорь достал записную книжку. — Вот, Аристов Юрий Ильич. Мне про него такого понарассказали! Он, оказывается, сидел в концлагере, так там люди, сами понимаете, от цинги зубы теряли. Вот он из железа им и мастерил мосты, голыми, можно сказать, руками…

— Звонил ему уже? — перебила Ирина.

— Нет, я не звонил. Но из института уже позвонили, предупредили, что прокуратура интересуется.

— Вот молодцы, — хохотнул Левинсон. — А если деда кондрашка хватит?

— Игорек, как там у тебя с ФСБ? — поинтересовалась Клавдия. — Ничего не было по поводу пропавших иностранцев?

— Ох, совсем забыл! — Порогин вскочил с кресла и вынул из сумки заключение. — Нет, нам ничего не подходит. Трое негров пропало, сорок четыре вьетнамца, пятнадцать корейцев. Из Центральной Америки две женщины и один мужчина восьмидесяти лет, дед приехал к внуку-студенту. Это все в период с семьдесят шестого по восьмидесятый.

— Да, нам точно ничего не подходит. А как с русскими командированными?

— Нет такой статистики, — ответил Игорь. — Кто не вернулся, они знают, кто там помер, болел, проштрафился — тоже знают. А что с ними тут, дома случилось, товарищей из госбезопасности уже не интересовало. Сдал, принял, а потом хоть трава не расти.

— Плохо. Ну ладно, сами разберемся. — Клава повернулась к Ирине. — Звони пока этому умельцу, поедем к нему с протезом разбираться.

— Прямо сейчас?

— А чего тянуть.

Пока Ирина договаривалась с Аристовым, Дежкина решила сбегать в магазин напротив, купить всяких мелочей по хозяйству — средство для мытья посуды, порошок для раковины и прочую ерунду, которая закончилась в доме и вызывала своим отсутствием массу неудобств. И надо же такому случиться — на обратном пути столкнулась с вездесущей Патищевой.

— Ну? — Патищева перегородила собой проход. — И когда мы профсоюзные взносы платить собираемся? — поинтересовалась она, с интересом покосившись на хозяйственную сумку Клавы, из которой предательски торчали цветные упаковки. — Или ты хочешь сказать, что у тебя опять денег нету?

— Деньги есть, — Клавдия вздохнула и, поняв всю бесполезность отпирательства, полезла в карман за кошельком, завидуя черной завистью Калашниковой, которую Патищева боялась пуще огня. Ирина пообещала всерьез разобраться с финансовыми делами профсоюза, Патищева теперь от Калашниковой пряталась.

— Клавдия Васильевна! Клавдия Васильевна! — из-за угла вдруг выскочила Калашникова.

— Деньги есть, времени нету. — Дежкина вежливо улыбнулась и, ловко увернувшись от настырной Патищевой, устремилась в свой кабинет.

Патищевой, впрочем, уже и след простыл.

— Чего ты кричишь? Что случилось? Зарплату повысили? — прошипела она, схватив Калашникову под руку, и потащила ее по коридору.

— Клавдия Васильевна, Шилкина… — тихо сказала Ирина.

— Что? — Клавдия даже остановилась.

— Полчаса назад. С работы вышла, к нам собиралась, на лестнице с моста поскользнулась, упала вниз и шею сломала. — Ирина испуганными глазами смотрела на Клавдию.

— Свидетели есть?

— Слышали крик несколько человек. Больше ничего.

Клавдия посмотрела на часы и сказала:

— Поехали.

19.05–20.14

Она лежала на ступенях, подвернув под себя левую ногу и как-то неестественно вывернув голову. На лице застыло выражение растерянности. Даже не испуга, а растерянности. Юбка сильно задралась, выставив напоказ старые, несколько раз чиненные теплые шерстяные рейтузы.

— Собаку вызвали?

— Нет.

— Почему? — Клавдия строго посмотрела на толстого мужика в милицейской форме, которая сидела на нем, словно была с младшего брата.

— А зачем собака? — Мужик жевал спичку, перекатывая ее своими толстыми губами из одного уголка рта в другой. — Навернулась тетка с лестницы, и всех делов. Собака зачем?

— Чтоб вы спросили, — огрызнулась Дежкина, глянув на часы и поняв, что собаку вызывать уже бесполезно.

— А свидетели где? — Клавдия огляделась по сторонам, но никого не увидела, кроме копошащегося у машины фотографа и санитаров, мирно курящих в кабине своей труповозки.

— Какие, на фиг, свидетели? — Милиционер был явно недоволен тем, что на его территорию вторглась какая-то мегера из прокуратуры и теперь им командует, а он, мужик, должен ей еще и подчиняться. — Не было свидетелей никаких.

— Как это не было? — Клавдия недоверчиво покосилась на него. — Кто-то же ее нашел тут, и потом, мне сообщили, что кто-то слышал, как она кричала.

— Да, слышали. — Сжевав одну спичку, милиционер выплюнул ее себе под ноги и тут же сунул в рот другую. — Ну, я их допросил, записал данные и отпустил. Чего людей держать по таким пустякам. Это ж несчастный случай — козлу понятно.

— Ну если даже вам понятно… Давайте адреса! — Дежкина очень хотела устроить выволочку этому служаке прямо тут, при подчиненных, но решила поберечь свои нервы. — Значит так, напишете подробный рапорт, я жду его к концу дня. Результаты вскрытия у меня должны быть не позднее завтрашнего утра. Надеюсь, все понятно?

Милиционер пожал плечами, хмыкнул что-то неопределенное и трусцой побежал вниз по лестнице.

— Клавдия Васильевна, — крикнула снизу Калашникова, — идите сюда! Тут ее сумочку нашли!

Клавдия спустилась к машине.

— Вот. — Один из санитаров протянул ей старую дерматиновую сумку с поломанной молнией. — Тут, под мостом валялась. Наверное, выронила, когда падала.

— Давайте посмотрим. — Дежкина аккуратно высыпала содержимое сумочки на капот. — Так, платок носовой, довольно несвежий. Книжка «Домашнее консервирование», помада, почти пустая, кошелек, в нем сорок восемь рублей с копейками, квитанция из ремонта часов, прошлогодняя, календарик девяносто девятого года. Все. А, вот еще три фантика от конфет, полупустая упаковка пенталгина.

— Не густо. — Ирина с тоской смотрела на жалкие пожитки пожилой женщины.

— В карманах смотрели? — Клавдия огляделась по сторонам в поисках милиционера.

— Смотрели, — буркнул он ей на ухо откуда-то из-за спины. — Только варежки и паспорт с повесткой в прокуратуру.

— И все? — Дежкина схватила сумку и еще раз потрясла ее над капотом.

— Вы ищете что-то? — поинтересовалась Калашникова.

— Ирочка, запомни. — Дежкина сосредоточенно перебирала пожитки старухи. — При чтении протоколов обысков, при проведении обысков в твоем присутствии, при случаях, подобных этому, всегда обращай внимание на одну немаловажную деталь. У каждого человека, или почти у каждого, всегда при себе есть одна и та же вещь.

— Какая? — Ирина внимательно слушала Клавдию.

— Ключи. — Не найдя больше ничего, Дежкина сложила вещи обратно в сумку. — Почти у всех, а у одиноких особенно, всегда при себе ключи от квартиры, от комнатушки, от гостиничного номера, где человек ночевал. У этой женщины ключей с собой нету. Вывод?

— Значит, она не сама с лестницы упала. Значит, ей помогли, — наконец-то рубанула Ирина. Но на этот раз Клавдия была с ней согласна.

— И мы с тобой должны этих помощников найти. Во сколько тебя ждет Аристов?

— Я с ним на вечер договорилась, на семь.

— Значит, время еще есть. — Клавдия обернулась к экспертам. — У кого есть сотовый? Есть у кого-нибудь сотовый телефон?

— У меня. — Фотограф вынул из кармана трубку и протянул Дежкиной.

— Большое спасибо. — Клавдия набрала номер. — Алло, Игорек, ты еще не ушел?

— Нет, Клавдия Васильевна. А что?

— Вот тебе задание. Слушай внимательно, возьми карандаш и бумагу.

— Взял.

— Иди к главному и в лепешку разбейся, но выпиши мне постановление на обыск квартиры Шилкиной Марии Даниловны. И как только выпишешь, приезжай. Мы будем сторожить у ее дома. Все понял?

— Да, понял. Какой у нее адрес?

— Адрес? — Дежкина вдруг сообразила, что не знает адреса старухи. — Ирочка, дай мне ее паспорт, там есть прописка.

Но Калашникова протянула Клавдии квитанцию, найденную в кошельке у Шилкиной:

— Вот тут адрес есть.

— Так, улица Цандера, дом сорок, квартира пять. Слышишь, Игорек?

— Слышу. Постараюсь.

— Очень постарайся. Пока, — Дежкина вернула трубку парню. — Кто знает, где улица Цандера?

— Это тут, недалеко, рядом с Королева, — сказал милиционер. — Вас подвезти?

— Если можно. — Дежкина вежливо улыбнулась.

Они с Калашниковой погрузились в «уазик» и машина, медленно перемешивая вязкий подтаявший снег, выбралась на дорогу.

— А чего она, важная птица какая, что ли, эта Шилкина? — спросил милиционер, глядя на дорогу.

— Не знаем пока. — Клава смотрела в окно на проплывающие мимо витрины магазинов. — Там видно будет.

— Ну вот, приехали. — Старшина остановил машину у маленького трехэтажного дома. — Вот он, дом сорок.

— Вы с нами пойдете, — сказала Дежкина, вылезая из машины.

— Что, думаете поймать кого? — осклабился милиционер.

Клавдия не ответила.

— Ладно, схожу. — Он выключил мотор и выбрался из «уазика» с таким выражением на лице, будто делал Дежкиной огромное одолжение.

20.55–22.22

В подъезде было темно и жутко воняло. Из какой-то квартиры наверху неслись крики мужчины и женщины. Отчетливо было слышно, как они кроют друг друга трехэтажным матом.

— Это Сидоровы, — объяснил милиционер, поднимаясь по заплеванной лестнице на второй этаж. — Они поженились недавно, не свыклись еще.

— А, тогда ясно, — Клавдия понимающе кивнула.

— Вот она, номер пять. — Он остановился у старой двери с изрезанной ножом дерматиновой обивкой, из дыр торчали клочья грязной ваты. — Ну что, дальше вы сами?

— Да, спасибо, — сказала Ирина. — Дальше мы как-нибудь справимся.

— Только я сейчас позвоню. — Клавдия нажала на звонок и постучала ногой в дверь.

— Да там нет никого. Ее ж в морг повезли, — сказал милиционер.

— Ну, если никого нет, никто и не обидится. А если есть… — Но договорить она не успела, потому что внутри послышался шум. Как будто что-то упало с верхней полки.

— Вы слышали?! — она еще раз позвонила. — Там кто-то есть. Эй, откройте! Это из… из поликлиники вас беспокоят!

Но внутри воцарилась полная тишина.

— Да нет там никого, — уже не так уверенно сказал милиционер. — Вам показалось.

— Нет, не показалось! — Клавдия продолжала колотить в дверь. — Открывайте, мы знаем, что вы там!

Повернувшись к милиционеру, она строго посмотрела на него и приказала:

— Открывайте. Открывайте, пока не поздно.

— Да вы что? — Милиционер вытаращил на нее удивленные глаза. — Не буду я этого делать. Чтоб меня с работы сняли? Я права не имею!

— Да там же сейчас кто-то есть! — Клава готова была сама высадить плечом эту дверь, но у нее не хватило бы сил.

— Да, есть, как же! А если это просто кошка или собака? А я дверь буду из-за этого ломать? И вообще, мне ехать уже пора! — Он быстро побежал вниз по лестнице. — А то я тут с вами…

Дежкина с Калашниковой вслед за милиционером спустились во двор.

— Вы не чувствуете? — тихо спросила Калашникова, тронув Клавдию за плечо.

— Что?

— Дымом тянет. — Ирина потянула носом воздух.

И тут сверху раздался чей-то истошный вопль:

— Пожар!

Из открытого окна второго этажа валил серый дым.

— Это чего, ее окно? — растерянно спросил милиционер, глядя на Дежкину перепуганными глазами.

— Там просто кошка! — Клавдия зло посмотрела на него.

— Надо что-то делать, надо что-то делать… — забормотал он, переминаясь с ноги на ногу. — А может, он еще там? Может, поймаем его еще?

— Раньше надо было думать, когда я говорила. — Клава с тоской смотрела на то, как из окна начали вырываться языки пламени. — Мы его спугнули.

— Ну и что теперь? — чуть не плача спросила Ирина. — Все пропало?

Из подъезда начали выбегать жильцы. Первыми выскочили молодые парень с девушкой, остановились в сторонке и опять принялись друг друга материть.

— Не пропало. — Дежкина оглянулась на звук пожарной сирены. — Ничего как раз не пропало.

…Квартиру потушили за считанные минуты. Дюжие пожарники вышибли дверь, залили все водой и пеной, и всех делов.

Клавдия бродила по квартире, переступая через лужи и обломки мебели, и думала о том, как странно все иногда получается. Из-за того, что кому-то вздумалось уехать на историческую родину и увезти с собой останки предков, сегодня убили женщину, сожгли ее дом…

— Клавдия Васильевна, я тут ордер привез…

На пороге стоял Игорь и с интересом разглядывал следы недавнего пожара.

— Спасибо, Игорек, ты как раз вовремя.

23.00–23.59

— Вы только извините, ради Бога, но у нас совершенно нечего подать к чаю, кроме вот этого печенья. Супруга, видите ли, приболела немножко, а у меня сегодня столько клиентов, столько клиентов. — Маленький, сухой, благообразный старичок виновато улыбался и умильно потирал ладоши. — Но зато чай у нас отменный, специально смешанный из самых лучших сортов.

— Ох, большое вам спасибо. — Клавдия достала из сумки вафельный торт в шоколаде. — А гостинцы к чаю у нас есть.

Этот торт она купила домой, к ужину. Но раз такой случай…

— Нет-нет, что вы! — очевидно догадался старик, что тортик вовсе не ему предназначался.

— Это наше извинение за поздний визит, — сказала Клавдия.

— Ну тогда славненько, очень славненько. — Юрий Ильич хлопнул в ладоши и устремился на кухню. — Вы проходите, проходите. Мы, знаете ли, по старинке всех гостей на кухне принимаем. Вот только Оленька не выйдет. Приняла лекарства и уснула. Грипп, знаете ли.

Чай действительно оказался отменным. Крепкий, душистый, с каким-то необычным привкусом. Клава с наслаждением смаковала его, изредка поглядывая на Калашникову, которая нервно ерзала на стуле, не находя себе места.

— Чего ты волнуешься? — тихо спросила Клавдия, когда старичок возился с тарелочками для торта.

— Спросите его про этот протез! — прошептала Ирина. — Мы тут уже двадцать минут.

Клава подмигнула ей и тихо сказала:

— Не волнуйся. Всему свое время.

Юрий Ильич поставил на стол тарелку с аккуратно разрезанным тортом, внимательно осмотрел стол и наконец позволил себе сесть.

— Ну вот, теперь можно и отдохнуть. — Он веселыми глазами посмотрел на женщин. — Да, не часто ко мне гости ходят, тем более такие красивые барышни.

— К вам-то не часто? — удивилась Дежкина.

— Ну, это не гости, а клиенты. — Старик вздохнул. — Я, как теперь модно говорить, бизнес с отдыхом не путаю.

— Не мешаю, — усмехнулась Ирина. — Теперь говорят «не мешаю».

— Значит, не мешаю, — обрадовался старик. — Но и не путаю. Весь день человеку в рот смотришь, а иногда хочется и в глаза.

— А у нас как раз наоборот, — грустно улыбнулась Клавдия. — Большинству людей надо именно в глаза смотреть. А в некоторые даже взглянуть противно.

— Да-да, понимаю. У каждого свои профессиональные издержки. — Юрий Ильич опять хлопнул в ладоши и тихо засмеялся. — Правда, я этим на дому занимаюсь, терпеть не могу каждый день в учреждение таскаться. В вашем цеху я был бы Шерлоком Холмсом.

— Скорее доктором Ватсоном, — пошутила Клавдия.

— Точно! — Старик развеселился. — Точно, доктором Ватсоном. Воображение у меня будь здоров, а вот дедуктивный метод на обе ноги хромает.

— Ну, в любом случае помочь вы нам можете. — Допив чай, Клавдия с удовольствием попросила еще одну чашку.

— Очень интересно. И чем такой старый мухомор может помочь правоохранительным органам? — Аристов от любопытства даже подпер кулачком щеку, словно боялся что-то упустить.

— Знаете, я не очень люблю слово «органы», — сказала Клавдия. — Оно чем-то медицину напоминает.

— И тем не менее чем же?

Дежкина открыла сумочку, вынула оттуда маленький пластмассовый футлярчик и поставила его перед стариком.

— Вот. Что вы можете про это сказать?

— Ну-ка, ну-ка… — Юрий Ильич выудил из кармана брюк очки в старомодной роговой оправе и нацепил их на самый кончик носа. — Давайте посмотрим, что у нас тут.

Клавдия наблюдала, как он внимательно рассматривает золотой мост, прищурившись и откинув назад голову. И вдруг вспомнила покойного отца. Чем-то этот старик очень походил на него. Хоть и была в них огромная разница. Этот закончил институт, а отец только восьмилетку. Этот всю жизнь проработал в белом халате, а отец в синем проползал под тракторами и грузовиками. Этот пахнет лекарствами, а отец пах табаком и бензином. Но в обоих было что-то общее, поэтому запросто можно было бы представить, как они сидят за одним столиком в кафе и мудро разговаривают о жизни. Отец был бы вполне на уровне. Мама называла это «что-то» чудачеством, но Клавдии больше нравилось выражение — внутренняя интеллигентность.

— Да, это моя работа, — наконец произнес старик. — Определенно моя. Но только очень давняя. Лет двадцать — двадцать пять.

— Двадцать три, — уточнила Клавдия.

— Да? — Старик удивленно посмотрел на нее. — Что вы говорите! И что, выпал? Хотя да, вполне мог, за такое-то время. Жаль, жаль. Хотя золото, я смотрю, высокопробное, не зубное, я такое не часто делал. За двадцать три года должно было сточиться посильнее. Ну хорошо, и что вам угодно узнать об этом протезе?

— Помните, как установили личность Гитлера? — спросила Клавдия.

— Понятно, понятно. — Старик аккуратно положил протез обратно в футлярчик. — Судя по тому, что вы обратились ко мне, опознать беднягу иными способами не представляется возможным?

— Абсолютно. Мы нашли только скелет.

— Ну что ж… — Аристов поднялся со стула. — Посмотрим, что можно сделать. Извините, я вас оставлю на минуточку.

Медленно, не переставая потирать сухие шершавые ладони, он удалился. Клавдия повернулась к Ирине.

— Никогда не торопись со своими вопросами, — сказала она тихо. — Если есть возможность просто поговорить с человеком, поговори. И он больше вспомнит, больше расскажет. Но даже не это главное.

— А что? — тихо спросила Калашникова.

— Нервы. — Клава вздохнула. — Старайся больше общаться на работе с хорошими людьми. Это как своеобразная терапия. Если будешь ограничивать себя одними преступниками, к тридцати годам превратишься в Железного Феликса. Пока ты этого не чувствуешь, а потом и не почувствуешь. Поняла?

— Кажется, да.

— Молодец. — Клава еще подлила себе заварки. — А чай у него действительно отличный.

— Так-так… — раздался из прихожей голос Юрия Ильина. — Теперь давайте займемся поисками.

Он вошел в кухню, неся перед собой огромный деревянный ящик. С трудом водрузив его на стол, гордо посмотрел на женщин и сказал:

— Думаю, милые дамы, что смогу вам помочь.

— А что это, Юрий Ильич? — спросила Ирина, с интересом рассматривая ящик.

— А это, милочка, все мои пациенты. — Аристов похлопал по крышке.

— Как, все?

— Все, кому делал зубные протезы. — Юрий Ильич открыл ящик. — Картотека, можно сказать.

Внутри ящик был разбит на несколько отделений. Но вместо карточек с именами Клавдия, к своему удивлению, обнаружила там множество точно таких же футлярчиков, в каком ей вернули мост.

— Так, нам двойной. Верхние пятый и шестой слева. Посмотрим, посмотрим.

Старик быстро открывал футлярчики, снова закрывал и ставил на место.

— А где же картотека? — разочарованно пробормотала Калашникова.

— А вот это она и есть. — Аристов взглянул на нее и улыбнулся. — Вот вы своих пациентов по каким приметам узнаете? По отпечаткам пальцев, по фотографиям, по родинкам каким-нибудь, да? А я — по зубам. Если меня попросят вспомнить лысого одноглазого китайца, которого я лечил на прошлой неделе, я мало чем смогу помочь. А только скажи мне — в прошлом месяце, разрушение верхнего пятого справа, дупло на втором нижнем справа и сильный налет — я сразу вспомню. Ага, вот, кажется, этот. — Он аккуратно положил на стол перед Ириной небольшой кусочек гипса.

— А что это? — она осторожно взяла кусочек и повертела в руках.

— Это слепок. — Аристов аккуратно сложил остальные футлярчики в нужный отсек. — По нему я и делал интересующий вас протез.

— И вы его до сих пор храните? — удивилась Клавдия.

— Видите ли, любезная Клавдия Васильевна, — старик снял очки и повернулся к ней, — зубы, к сожалению, вещь менее долговечная, чем жизнь. А протезы еще менее долговечны, чем зубы. И вот когда человек приходит ко мне делать мост, я беру его под свою опеку, что ли. И когда первый мост придет в негодность, моему клиенту достаточно позвонить мне, назвать свое имя, и на следующий день его будет ждать новый готовый мост. И не надо опять проходить эти долгие утомительные примерки, все гораздо быстрее.

— Здорово! — Клавдия улыбнулась. — Когда понадобится, обязательно обращусь к вам.

— Спасибо за комплимент. — Аристов покраснел от удовольствия. — Надеюсь, что вам не скоро понадобится. Ну а это… — Он посмотрел на номер коробочки, аккуратно приклеенный к крышке, достал толстую тетрадь с пожелтевшими страницами и долго листал, то и дело поплевывая на пальцы.

— Так, вот, кажется этот. Корытов Антон Егорыч. Протез из своего материала. Первое посещение пятого июня семьдесят шестого, второе, соответственно, через три дня, восьмого. Окончательный расчет десятого июня семьдесят шестого года. Жалоб не было.

— Корытов Антон Егорыч. — Клавдия записала в блокнот. — Вы его, Юрий Ильич, конечно не помните?

— Конечно. У меня по двадцать человек в неделю проходит, куда уж их упомнить. — Старик хотел спрятать футляр со слепком обратно в ящик, но потом подумал и протянул его Дежкиной. — Вот, мне больше не понадобится.

— Спасибо. — Клавдия сунула коробочку в сумку. — А телефона своего он не оставлял? Или адреса?

— Нет, я этого не практикую, виноват. — Юрий Ильич комично присел и развел руками. — Если передумает кто-то, или струсит, я его разыскивать не намерен. Я за клиентами не гоняюсь, у меня и так очередь на два месяца вперед.

— Ко мне тоже, — сказала Дежкина и рассмеялась…

— Да, приятный старик, — сказала Ирина, когда они с Дежкиной вышли от него на улицу. — Как говорил один литературный персонаж, теперь таких уже нет, а скоро совсем не будет.

— Будут. — Клавдия посмотрела на небо, где уже появились первые звезды. — Такие всегда будут.

— Ну, что теперь?

— А что теперь? Теперь по домам. А завтра давай запрос в архив, пусть поднимают все на Корытова Антона Егорыча. Вполне возможно, кстати, что это вымышленное имя. И обязательно разыщи все трудовые ведомости кладбища. Не зря кто-то Шилкиной шею… — Она вдруг замолчала на полуслове.

— Что такое? — Ирина настороженно посмотрела на нее.

— Старею. Мама дорогая, я уже старею. — Клавдия покачала головой. — Такое важное обстоятельство пропустить!

— Какое обстоятельство? — не понимала Калашникова.

— Ира, как был убит второй, молодой? — Клавдия внимательно посмотрела в глаза девушке.

— Перелом шеи.

— А как тот слесарь погиб?

— Поскользнулся и… — Ирина замолчала.

— Раскопаем, — твердо сказала Дежкина. — Мы это дело с тобой обязательно раскопаем. Завтра в девять быть на работе. Без опозданий.