10.07–16.41
Ирина оказалась на Горбушке впервые. И Клавдия в ней узнавала себя. Калашникова словно забыла, зачем они сюда пришли, застревала возле каждого ларька, начинала беседовать с продавцами, потом торговаться и наконец покупала какой-нибудь диск.
— Всего семьдесят рублей! — шептала она Клавдии.
— Ага, вот и глазки загорелись, — отвечала та словами Горбатова.
Впрочем, долго носить на лице снисходительную мину Клавдии не пришлось. Очень скоро она была разоблачена.
— Здрасьте, Клавдия Васильевна, — крикнул ей какой-то продавец.
И, хотя Клавдия сделала вид, что ничего не произошло, Ирина все заметила и спросила:
— Откуда он вас знает?
— Да так, проходил по мелкому делу.
Но когда поздоровался второй, а потом и третий, и четвертый, легенда рассыпалась. Ирина, кстати проявив такт, перестала спрашивать Клавдию, дескать, неужели вся Горбушка проходила по мелкому делу, а стала просто советоваться с Клавдией как с завсегдатаем и знатоком.
Клавдия поняла, что так быстро они тут не обернутся, поэтому специально сводила Ирину к надежной палатке и посоветовала ей, что стоит приобрести. Сама купила наконец диск с адресами и телефонами.
— Ой, а я все деньги потратила, — сказала Ирина до боли знакомые слова.
— Ну тогда пойдем искать Шуру.
В сам ДК Клавдия заходить не любила. Тут гремела металлическая музыка, носился запах марихуаны, толкались кожаные фанаты рока, от которых несло пивом. Да и покупать тут Клавдии было нечего. Рок она не любила.
Ирина, как они с Клавдией и договаривались заранее, надела свою самую авангардную одежду, которую даже Клавдия, не любившая современного новояза, могла назвать только — прикид.
— План такой, — сказала Ирина. — Мы его находим, я к нему кадрюсь, колю, потрошу и приношу вам на тарелочке с голубой каемочкой.
Она уже вживалась в роль.
Клавдия не очень-то верила в быстрый успех Такие люди крайне осторожны. Но другого плана все равно не было. Поэтому она остановилась у лестницы, рассматривая видеокассеты, а Ирина с независимым видом вошла в ДК.
Клавдия искоса посмотрела Ирине вслед и снова уставилась на лоток с кассетами.
Зачем Семашко было тянуть время?
Зачем, зачем? Дать кому-то скрыться? Но это делается быстро, в тот же день.
Нет, тут что-то другое. Видно, когда Семашко арестовали, начался торг. Семашко, скорее всего, через адвоката пригрозил, что покажет кассету. Ему стали что-то сулить. Он отказывался, ставки росли. Все это не так быстро делается.
Да, скорее всего это был торг.
И договорились. Таким нехитрым способом — через фиктивное самоубийство — хотели вытащить Семашко. Или пообещали ему, что вытащат. А в последний момент передумали. Надули. Убили, чтоб уж без вариантов.
Ну а Семашко, видно, тоже застраховался на всякий случай. И дал кому-то на воле задание — если со мной что-то случится, показать кассету.
Да, теперь хоть какой-то смысл в этом есть.
Надо будет потом поговорить с адвокатом.
Как ни странно, но с адвокатами разговаривать проще. Одна только угроза лишить права на адвокатскую практику быстренько развязывает их языки. Они знают, что клиентов будет еще немало, а вот профессию они потеряют навсегда.
Скорее всего, Семашко передал кассету этому Шуранову. Ну, с ним пусть теперь Ирина разбирается.
А мне надо еще вот над чем подумать…
— Простите, что вы сказали?
Клавдия подняла голову.
С ней разговаривал продавец.
— Вы что-то сказали? — спросил он.
— Нет.
— Чем интересуетесь?
— Да так, смотрю просто.
Клавдия двинулась к следующему лотку. Там стояла кучка парней и чем-то живо интересовалась.
— Это какая копия? Тряпичная?
— Нет, лазерная, — убежденно говорил продавец. — Видите же, фирма.
— Можно? — протянул руку к кассете один из парней.
Клавдия остановилась.
Остановилась и попятилась.
Попятилась и спряталась за угол палатки.
Она, собственно, и сама не смогла бы объяснить причину своего странного поведения.
Ну и что? Что особенного? На Горбушке бывают все. Почему им нельзя?
Она чувствовала себя по-дурацки. Надо было выйти и поздороваться. Но она протиснулась меж палаток, отошла подальше и стала наблюдать.
Добровольные защитники правопорядка в художественном поселке прошли мимо, о чем-то оживленно беседуя. О чем, Клавдия не слышала, а очень хотела бы.
Поэтому она подошла поближе, но в шуме толпы, галдящей у лотков, слов разобрать было нельзя.
Это паранойя, ругала себя Клавдия. У меня окончательно крыша поехала. Это я всех, кого встречу во второй раз, буду подозревать. Да глупость, ерунда.
Но она шла и шла за парнями, пока те не сели в машину и не укатили.
Она возвращалась, ругая себя на чем свет стоит. Ирина могла показаться в любой момент, а она пошла погулять, показалось ей что-то, видите ли…
Но Ирины еще не было. И Клавдия снова уставилась на лотки.
Кто убил Семашко?
Об этом догадаться нельзя, подумала она. Тут дедукция не поможет. Слишком мало данных. Это мог сделать любой из тридцати пяти сокамерников.
Но это точно не были Горбатов и Чалидзе.
И на том, и на другом слишком мало висит, чтобы совать голову в петлю.
Горбатова, скорее всего, вообще не посадят. Отделается крупным штрафом, а содержание под стражей пойдет в счет срока.
Ну, про Чалидзе и думать не стоит.
У этого давно обрусевшего и даже, если можно так выразиться, омосквиченного грузина заиграла вдруг горская кровь. Вот он и покуражился.
Клавдия оглянулась. Ирина все не шла. Это был неплохой признак — значит, есть контакт, как говорят летчики. За Калашникову Дежкина была спокойна. Та умела постоять за себя, чему Клавдия уже не раз была свидетельницей.
Хотя обстоятельства в жизни бывают разные, а в их жизни особенно, есть вещи, на которые можно опереться в любом человеке. Особенно в Ирине.
А почему только в Ирине? — подумала вдруг Дежкина. Почему только в ней? Господи, как же я раньше не сообразила?! О чем я думала, следователь по особо важным делам. Ну, конечно! Ну ясно же как белый день…
На прикид Ирины, когда она вошла в ДК, никто не обратил внимания. Здесь это называлось — по делу упакована.
Ирина потопталась у лотка с виниловыми дисками — кто их сегодня берет? — и спросила продавца как бы мимоходом:
— Шуру не видел?
Продавец вскинул рассеянный взгляд и пожал плечами:
— Нет.
Поскольку лоток с пластинками был у самого входа, продавец явно не мог пропустить Шуранова.
— Я отойду на минуту, а ты посмотри.
— Куда?
— «Куда». Никуда. Если Шура притащится, скажешь мне.
— А ты его не знаешь, что ли?
— Да я отойду. По делам, понял?
Продавец снова пожал плечами.
— Иди.
Разговор, таким образом, занял полминуты.
Но когда Ирина вышла из ДК, Клавдии нигде не было.
Калашникова растерянно оглянулась — нет.
Клавдию, конечно, не так уж просто заметить в толпе. Никакого яркого прикида. Одета строго, хотя и довольно изящно, отмечала про себя Ирина. У Калашниковой так одеваться почему-то не получалось.
Ирина побрела по рядам, высматривая русую голову Клавдии. Добрела до выхода и вернулась обратно. Клавдии не было.
Ладно, подумала Ирина, переходим в режим автономного плавания.
— Появился Шура? — спросила она у продавца пластинок.
Тот кивнул.
— А куда двинулся, не видел?
— К Бобу, — ответил продавец загадочно, но по слегка заметному кивку головой Ирина поняла, в какую сторону.
Горбатов описал Шуранова, но теперь Ирина понимала, что это описание могло их удовлетворить только в кабинете. «Длинный такой, в коже весь, волосы сзади в косичке, борода лопатой». Здесь каждый второй был с косичкой и с неопрятной бородой.
Ирина решила, что раз Шура здесь такая известная фигура, то надо искать человека в центре внимания.
И действительно, в дальнем углу фойе, где торговали куртками, майками, флагами и прочей рокерской ерундой, она увидела кучку людей, обступивших длинного с косичкой и бородатого.
Шел какой-то полусленговый разговор о «трэше». Ирина пробилась внутрь толпы и тихо сказала:
— Шура.
К ее вовремя скрытому удивлению откликнулся вовсе не человек в центре толпы.
Парень рядом окинул ее с головы до ног быстрым взглядом и спросил:
— А кто его ищет?
Ирина когда-то уже давно открыла для себя закон общения с так называемой современной молодежью. Несколько словечек сленга и набор дежурных реплик из американского кино. Вообще американское плохое кино было здесь негласным эталоном поведения. Манеры героев блокбастеров превращались в идиотские ужимки, подстрочные переводы штатовских острот звучали еще менее по-русски, чем с экрана. И добрая доля английских слов произносилась с варварским рязанским акцентом.
— Ну так кто его ищет? — переспросил парень. И это тоже была реплика из какого-то фильма.
— Дочь моей матери, — в такт ответила Ирина.
— Мамаша постаралась, — оценил ее по достоинству парень.
— Отойдем на минутку, что-то у меня в горле пересохло, — сказала Ирина.
Они двинулись сквозь толпу к скудному буфету, который здесь именовался громко — бар.
— Скотч, бир, кока? — спросил парень.
— Я ищу Шуру, — повторила Ирина.
— Продолжай, мне интересно.
— Кока, — попросила Ирина.
Шура взял себе бутылку пива и уставился на Калашникову.
— Я по поводу ньюзрилов.
Парень ее не понял. Английского в самом деле эти рокеры не знали. Документальное кино, такого английского слова он не знал.
— Ты о чем?
— Я про черное кинцо, — наконец, кажется, нашла нужные слова Ирина.
Парень настороженно оглянулся.
— Кто передавал мне привет?
— Долгая история, — уклонилась Ирина.
— Бай или сел?
— Нет, не купить. Продать.
Рокер, ни слова не говоря, быстро отойдя от бара, снова двинулся в глубь фойе.
Ирина уже испугалась, что все сорвалось, но тут парень оглянулся, идет ли она за ним.
Он открыл дверь под лестницей и завел ее в пустую комнату.
— Ты бы еще тату на лбу сделала, — сказал он раздраженно. — Что у тебя, показывай.
— Кажется, я ошиблась адресом, — очаровательно улыбнулась Ирина. — Целуйте фикус, поливайте бабушку, — отсалютовала она бутылкой коки и повернулась к двери.
— Погоди, посиди тут минутку, — сказал он и вышел из комнаты.
Ирина оглянулась — стол и два стула, как в следовательском боксе Бутырки. Правда, была в стенке маленькая дверца, что-то, наверно, пожарное или сантехническое.
Куда же подевалась Клавдия? Нельзя же так, ведь договаривались.
Парень вернулся через минуту, но не один. Рядом был действительно длинный, действительно с косичкой, действительно борода лопатой.
— Она? — спросил настоящий Шура.
— Она.
— Свободен.
Парень удалился.
— Я вас слушаю, — несколько неожиданно начал Шура.
— Мне сказали, что вас может заинтересовать документальное кино, — сказала Ирина.
— Кто сказал? — спросил Шура.
— Долгая история.
— Ничего, у меня есть время.
И тут Ирина пошла ва-банк.
— Семашко.
Глазки у Шуры забегали.
— Вы от него?
— Слишком много вопросов.
— Работа такая, — сказал Шура.
— У меня три ролика.
— Наше, импортное? Импортное не идет.
— Наше.
— Чечня? Сербия?
— Москва.
— Это интереснее. Вэхаэс? Супер? Стэдикам? Восьмерка?
— Стэдикам, — ответила Ирина, хотя мало понимала, о чем речь.
— Это нужно в Крылатское ехать. Тут у меня вертушки нет.
Ага, это он о типе видеозаписи, догадалась Ирина.
— Когда?
— Давайте на будущей недельке.
— Нет. Сегодня. В крайнем случае — завтра.
— Завтра.
Шуранов достал из кармана бумагу и написал адрес.
— Видеомонтажная, вы спросите, вам покажут. В одиннадцать вас устроит?
И в этот момент за пожарной, как ее определила Ирина, дверцей что-то зашуршало.
Шура вдруг ни с того ни с сего громко прокашлялся. Ирина и не обратила бы внимания на это шуршание, но уж больно неумело пытался скрыть его Шуранов.
— Ну, до завтра? — спросил он и протянул руку.
Ирине стоило большого труда эту руку пожать.
Не успела она выйти из ДК, как кто-то дернул ее за рукав.
— Ну, как?
Дежкина.
— Я вас обыскалась, Клавдия Васильевна, — напустилась на нее Ирина. — Вы куда пропали?
— Да так, знакомых встретила. А что у тебя?
— На завтра назначили встречу. Хочет посмотреть, что я ему принесла на продажу.
Ирина подробно рассказала о разговоре.
— Это хорошо, — кивнула Клавдия. Казалось, что она слушала Ирину вполуха. — Только постой, а где ж мы возьмем эти ролики?
— А нигде, — сказала Ирина. — Мы с ним побеседуем.
Тем не менее она вернулась к машинам, с которых коробками продавали видеокассеты, и купила упаковку стэдикама. Оказалось, жутко дорогая пленка. Лучше бы она назвала VHS.
Клавдия торопилась.
— Ириша, пойдем скорее. Надо кое-что проверить.
— Так сегодня выходной, — напомнила Калашникова.
— В Интернете выходного не бывает, — сказала Клавдия.
17.32–18.22
Решили поехать к Ирине, но не потому, что до Дежкиной ехать было дальше. Клавдия боялась, что Федор не сдержится и скажет что-нибудь о нормальных семьях, у которых бывают нормальные выходные. А Клавдии сейчас было не до домашних выяснений отношений.
Компьютер у Ирины был куда современнее и мощнее, чем у Дежкиных. Но оказалось, что для Интернета это совсем не существенно. Так же медленно загружались файлы, так же муторно «скачивались» видеоролики.
— Так, первые пропускаем, — командовала Клавдия. — Сразу давай тот, где девушку режут.
— Нет, — вдруг отшатнулась от монитора Ирина. — Во-первых, я это больше смотреть не буду. А во-вторых, может, объясните в конце концов?
— Ириша, умоляю, включай, — попросила Клавдия. — И смотри. Мне ничего тебе не надо будет объяснять. Ты сама все поймешь.
Ирина вдохнула побольше воздуха, как это сделала в свое время Клавдия, и нажала кнопку.
И снова был чердак. Ряды толстых деревянных балок, слуховые окна и медицинский стол-каталка посредине.
Каталка!
Клавдия даже хлопнула себя по коленям, от чего Ирина вздрогнула и обернулась:
— Что?
— Ничего-ничего, это я так, смотри. Видишь?
— Это ужасно, Клавдия Васи…
Доходит, догадалась Дежкина, когда Ирина замолкла на полуслове и приблизила лицо к экрану.
— Это же… — проговорила она.
— Узнала?
— Не может быть. Он что, один из этих двоих?
— Нет.
— А кто же?
— Симкин, Ириша, все это снимает. Но сейчас помолчи. Дай мне послушать.
Чердак, чердак, чердак, стол-каталка — вот что за колесико нашла Клавдия в подвале, от этого стола, — а потом за кадром:
— Можно?
Клавдия прикрыла глаза. Все. Теперь уж точно все.
— Я где-то слышала этот голос, — вдруг осторожно произнесла Ирина. — Клавдия Васильевна, где-то совсем недавно. Шуранов? Нет. Нет…
— Это те парни, — подсказала Клавдия, — которые вчера застали нас с Коркиным.
— Точно! — вскрикнула Ирина. — Господи, они же были у нас в руках.
— А я им еще и документы показала, — улыбнулась Клавдия. — Молодцы, негодяи. Лучший способ защиты — нападение. Я их сегодня на Горбушке видела. Это я за ними шла. Шла и ругала себя. Выходит, зря.
— А как мы теперь их найдем?
— Найдем, — легкомысленно ответила Клавдия. — Я номер их машины запомнила. Но сейчас мы снова поедем на Сокол.
— Зачем?
— Они не зря приходили. Накануне мы с тобой сорвали печать, вот они и решили попользоваться. Что-то им там нужно было забрать. И мы это найдем с тобой раньше их.
— Да, может, они уже там побывали?
— Нет. Вчера мы их спугнули, а сегодня они придут. Но мы будем там раньше. Ведь еще нетемно?
19.48–23.42
Пока они добирались до дома Симкина, настал уже глубокий вечер.
Только об одном молила Клавдия — опередить, успеть раньше. Она еще не знала, что и где они будут искать, но они найдут, обязательно найдут.
— Вам не кажется, Клавдия Васильевна, что мы занимаемся не своим делом? — спросила Калашникова, когда подходили к темному дому.
— Кажется, Ириша, но я такого вопроса от тебя не ожидала.
— Почему?
— Ты мне меньше всего кажешься кабинетным работником.
— Значит, я похожа на оперативницу?
— Ты, слава богу, ни на кого не похожа.
— Спасибо, — буркнула Ирина.
Клавдия вдруг остановилась.
— Что?
— Нет-нет, ничего, — бодренько ответила Калашникова.
— Давай, Ириша, не будем. Что случилось?
— Да ерунда, не обращайте внимания.
— Ну-ка, Ириша, я тебе друг или портянка? — заглянула в глаза Калашниковой Клавдия. — Что произошло?
— Да в том-то и дело, что ничего, — вдруг взорвалась Ирина. — Со мной вообще такого не бывало. Я крепкая, здоровая, российская баба. Ну, девушка, ладно. А тут, как институтка какая-нибудь. Какие-то глюки, предчувствия, миллион терзаний… — Она так же неожиданно смолкла и вдруг добавила тихо: — Мне почему-то страшно, Клавдия Васильевна.
Клавдию как снегом осыпало. Тоже вдруг стало как-то не по себе. Темная улица деревни посреди Москвы, скрипящий фонарь на столбе и дом военного преступника, садиста, подонка рода человеческого смотрит на них черными глазницами окон.
Во что Клавдия верила безоговорочно, так это в свои предчувствия. Вот уж что никогда не обманывало.
— Может, ну их к черту? — спросила Ирина. — Позовем милицию, нагоним оперативников?
— Да, — сказала Клавдия. — Так и сделаем. Ты фонарь взяла?
— Да.
— А я вот тоже прихватила. Еще на Горбушке. Они там дешевые.
Печать была на месте. В доме — мрак и тишина.
— Ты — на чердак, а я в подвал. Посмотри все внимательно, что-то там должно быть.
— Что?
— Найдешь, узнаем.
Обе почему-то говорили шепотом.
— Знаете законы фильмов ужасов? — спросила Ирина.
— Какие?
— Никогда не ходить по одному, раз. Если в доме никого нет, бежать оттуда…
— А если страшно, то ничего страшного, — добавила Клавдия. — Успокойся, Ириша, мы в этом фильме всю жизнь живем, ты разве не привыкла?
Калашникова вздохнула и открыла дверь на чердак.
Если ничего не найду, подумала Клавдия, прихвачу хотя бы колесико. На нем могут быть отпечатки пальцев этих мразей.
Посреди лестницы она остановилась и прислушалась. Нет, в доме было тихо.
Дверь в подвал была открыта, метнулась от луча фонаря по белой стене тень от лампочки, Клавдия шагнула через порог и посветила в угол.
Колесика не было.
И все было плохо.
Когда вспыхнул свет, Клавдия только чуть прищурилась, она даже не испугалась, даже не удивилась. Она просто еще раз подумала — в предчувствия надо верить.
Железная дверь подвала за ее спиной с грохотом закрылась.
— Опа! — сказал парень, выходя из-за ее спины. — На ловца и зверь.
В руках его была маленькая видеокамера.
Еще не поздно, подумала Клавдия. Еще можно исправить.
— Вот молодцы, ребята, — сказала она бодро. — Это редко сейчас встретишь. Это вы здорово придумали. Наверное, дома в этом поселке дорогие до чертиков?
Нет, вопросов не надо задавать, не надо давать им опомниться. Надо быстро-быстро говорить и меняться с ними ролями. Не я жертва, а они, не у них сила, а у меня. Этого не может быть, чтобы сила была у них.
Парни переглядывались.
А Клавдия все говорила и говорила, какие они молодцы, что следят за порядком в поселке, вот бы им в милицию прийти, хотя, впрочем, зачем им милиция, они найдут в своей жизни более достойный путь.
— Вас как звать? — спросил первый.
Это было уже хорошо. На «вы» — это уже хорошо.
— Клавдия Васильевна. Мой отец был Василием, поэтому я Клавдия, — уже несла она полную околесицу. — А фамилия моя…
— Вас как грохнуть, Клавдия Васильевна? — перебил ее второй. — У нас тут много интересного есть.
А второй больно ткнул Клавдию кулаком в спину. Клавдия метнулась, но не к двери, а к противоположной от нее стене.
Они схватили ее, прижали к этой стене лицом и задышали в затылок.
Клавдия вдруг совсем не к случаю вспомнила анекдот.
Хоронят милиционера. Идет старушка и говорит жалостно: «Отсвистелся, болезный».
А как про меня скажут? — подумала Клавдия. Про меня так весело не скажут.
Клавдия закричала дурным голосом. Даже сама не ожидала, что у нее такое громкое меццо.
Не потому закричала, что Ирина должна была ее услышать — отсюда ни один звук не прорывался, — а совсем по другой причине.
Только кричать надо было громко и протяжно.
— Заткнись! — заорал первый. — Побереги свою глотку, нам ее резать…
А потом два хрустящих удара, и Клавдия наконец отшатнулась от стеньг.
Ирина стояла над телами подонков, сжимая в руках молоток, тот самый, что принес в дом Коркин. Вот ведь, оказалось, все-таки оружие.
— Я не слышала, как вы кричали, — виновато сказала Ирина.
— Я кричала для того, чтоб они не слыхали, как ты откроешь дверь.
Потом уже, сидя у Ирины дома, они одну за другой смотрели найденные у парней три кассеты.
Первая была им знакома, на второй эти подонки долго мучили обезумевшего от боли парня. Симкин за кадром давал им указания.
А вот на третьей — на третьей была уже казнь самого Симкина. Все подробно — как били, как потом повесили.
Хотелось сказать что-нибудь вроде — собаке собачья смерть, но Клавдии почему-то было жаль этого мерзкого старика. Перед смертью все люди — просто люди.
— А ведь он давно готовился, — сказала Ирина. — Помните дерево, яблоню? Ни разу не видела, чтобы у яблони нижние ветви срезали. Это он виселицу готовил. Выходит, для себя.
Клавдия еще раз позвонила в больницу, куда отвезли парней.
На этот раз ей ответили, что один выжил, но останется на всю жизнь инвалидом, а вот второй умер.
Все-таки покарал Коркин злодеев. Все-таки успел.
Ирина с Клавдией еще долго сидели рядом, то говорили, то молчали. Клавдия даже забыла позвонить домой.
— Я все того интеллигента в метро вспоминаю, — сказала Клавдия на прощание.
— Который библиотеку искал? — улыбнулась Ирина.
— Знаешь, почему? Ищешь одно, а находишь совсем другое. М-да, чего-то меня на мелкую философию потянуло.