Смородин отвернулся, чтобы скрыть смущение, и с удвоенным вниманием взялся обследовать распорки между вгрузшими в снег лыжами.

– Стефан, ты сам знаешь, что втроём мы улететь не можем. Ты должен остаться.

– Конечно, Михай, я всё понимаю.

– Это ненадолго. На аэроплане это куда быстрее, чем на дирижабле.

– Да, твой аэроплан быстрый, – грустно вздохнув, согласился Стефан.

– Ну послушай! – начал заводиться Миша, чувствуя, что показная обречённость боцмана начинают его раздражать. – Пока Александр не окажется там, где он должен оказаться, от нас не отстанут! Сейчас мы лишь выиграли небольшую передышку. А скоро здесь ступить будет некуда от ратников инквизитора! Палач – это лишь первая осторожная разведка. Но теперь они наплюют на осторожность и оцепят горы таким кольцом, что сквозь него не пролезет даже мышь. На всех тропах спустят поисковых собак, в небе повиснут дирижабли, а вдоль реки канонерки. И время сейчас играет на них! А ты лучше меня понимаешь, что станет с Россией, если вместо Александра трон займёт какой-то Гогенцоллер!

– Не обращай на меня внимание, флагман Михай. Я всего лишь бедный селянин, по злой шутке рока ставший аэронавтом в твоей команде. Ты можешь мною пожертвовать, также как это делал генерал Юлиус со своими аэронавтами. Сейчас ты спасаешь империю, а обо мне забудь. Меня уже нет. Твой боцман уже замучен в застенках инквизиции.

– Ну ты, Стефан, и засранец! – не сдержался Миша. – Я тебе в десятый раз объясняю, что у меня и в мыслях нет тебя бросить. Я тебя лишь ненадолго оставлю, как это было ночью на берегу. Отвезу князя к морю к его броненосцам и вернусь. Ну почему ты мне не веришь?

Боцман оглянулся на прислушивающегося к их разговору Александра и тихо спросил:

– Михай, а ты сам себе веришь?

Смородин с досадой прикусил губу и неуверенно ответил:

– Я буду очень стараться.

Но Стефана такой ответ не успокоил.

– Предчувствие у меня нехорошее. Не увидимся мы больше с тобой.

– А вот я чувствую, что всё будет хорошо!

– Ты должен был сказать – знаю, а не чувствую. Чувствовать ты, Михай, не можешь, потому что живёшь разумом и головой. А я слушаю собственную душу. И она, моя душа, говорит, что судьба у меня такая – только обрету, так тут же и потеряю. На берегу, когда тебя ждал, вдруг представилось, что ты не вернёшься, и я снова останусь один. Так захотелось волком взвыть. Да, видно, так тому и быть.

– Ну с чего ты это взял?

– Я тебя постарше, считай, лет эдак на десяток. Хотя и не такой умный, как ты, но и не дурак, каким мог показаться. Неужто ты думаешь, я не вижу, что этот ваш с князем полёт только в одну сторону? Найдёте вы эскадру, а дальше что? Снег сейчас только в горах, а у моря куда ты на своих лыжах сунешься? Разобьёшь свой аэроплан, хорошо, если живые останетесь. Да что я тебе говорю – ты и сам всё это знаешь.

– Стефан, – произнёс прежде молчавший Александр. – Я тебе обещаю: как только мы найдём адмирала Свиридова, я прикажу отправить за тобой корабли!

– Хе… – усмехнулся Стефан. – За мной приплывут российские броненосцы? Не смеши меня, ваше высочество.

– Нет, не броненосцы. Им не подняться по реке. Но Степан Ильич обязательно что-нибудь придумает.

– Оставьте эти разговоры, великий князь. Может, вы и не такой толстокожий, как показалось раньше, но что вам за дело до какого-то там аэронавта Стефана? Вас ждёт трон. Да и прежде чем ваш адмирал успеет спустить с кораблей хотя бы шлюпку, меня уже схватят инквизиторы. Не поможет мне ваш адмирал. Посудите сами – если бы он что-то мог, неужели уже давно не приплыл бы за вами?

– Стефан, перестань ныть! Возьми всё, что сможешь с собой утащить, и спрячься в горах, пока я за тобой не вернусь.

– Я овец не брошу. Буду с ними, пока не схватят.

– Отпусти их на все четыре стороны. В Дубровке овцы в каждом дворе. Прибьются к какому-нибудь стаду.

Смородин закинул в кабину ещё два баллона и подтолкнул Александра:

– Лезь вперёд. А ты, Стефан, не раскисай и жди меня.

Боцман изобразил натянутую улыбку и, не оборачиваясь, пошёл к бараку.

«Обиделся, – посмотрел ему вслед Миша. – Думает, брошу. Не верит».

Впрочем, в собственный план несильно-то верил и он сам. Стефан прав – снег сейчас только в горах. Выполнить посадку на траву какого-нибудь луга или мокрую полоску песка на берегу моря, не разбив самолёт, пожалуй, он сможет. Но взлететь – ни за что! Боцман выдал верный вердикт – это был полёт в один конец. Но пока что и единственная возможность доставить наследника на корабли.

Смородин поёрзал в кресле, усаживаясь поудобней, и крикнул Александру:

– Возьми ручку управления, но не упирайся. Бороться со мной не нужно, просто запоминай движения. Взлёт не такой уж и сложный элемент. Посадка куда труднее.

Для наглядности Миша двинул рычагом влево-вправо, ударив князя по коленям его ручкой через систему сдвоенного управления.

«Во мне погиб хороший инструктор», – задумался Миша, вдруг осознав, что учить Александра летать ему откровенно нравится. Затем он рывком открыл вентиль на первом баллоне до отказа. Винт завертелся, перейдя с низкого завывания на надрывный визг. Смородин тут же позабыл сомнения и отбросил мысли о безнадежности их полёта. Под крылом блеснуло на снегу солнце, промелькнули гранитные камни обрыва, и засверкал, отражаясь в небе, Дунай.

Миша почувствовал, как князь робко пробует поработать элеронами, качнув с крыла на крыло. Ну что ж, у него это неплохо получается.

«Смелее, Сашок! Небо трусов не любит!»

Смородин бросил ручку управления и, хлопнув наследника по плечу, прокричал на ухо:

– Давай сам! Про меня забудь! Набирай скорость на снижении, а дальше вдоль реки!

Александр кивнул, плавно нацелив нос аэроплана на первую, слившуюся с горизонтом, извилину Дуная. Движения его были хотя и осторожными, но точно выверенными, и тогда Миша понял, что Александр начинает чувствовать самолёт, как чувствует собственную руку или пальцы. Немного перетянув на себя, он услышал дрожание крыльев и тут же отдал ручку вперёд, предотвратив опасный срыв.

Смородин довольно улыбнулся. После того как он установил в кабине двойное управление, у Александра это был всего второй полёт, но казалось, будто он уже где-то этому давно научился и сейчас хитро разыгрывает своего инструктора. А вот сейчас он увлёкся, приблизив самолёт к предельной скорости, отчего зазвенели расчалки между крыльями, и тогда Миша вмешался, плавно потянув на себя. Не оборачиваясь, Александр кивнул, как прилежный курсант, показав языком жестов: – я всё понял, сэнсэй, виноват, больше такого не повторится!

Аэроплан перешёл в горизонтальный полёт, строго выдерживая трёхсотметровую высоту. Тогда Смородин откинулся в кресле и, окончательно успокоившись, осмотрелся по сторонам. Слева тянулись белые клыки гор, справа до горизонта густые леса, внизу наперегонки нёс свои мутные воды к морю Дунай. И тогда Миша вдруг осознал всю сложность затеянного ими полёта. Нет, он не сомневался в реализации первой его части. Долетев к морю и пролетев вдоль побережья, найти огромные корабли несложно. Выполнить посадку в районе их видимости тоже возможно, даже не подвергая наследника особому риску. Но на этом первая часть заканчивалась, и начиналась вторая, о которой меньше всего хотелось думать. Всё было бы гораздо проще, если бы ему не нужно было возвращаться. Ушёл бы с Александром осваивать броненосный флот России, и прощайте ратники с инквизиторами и гайдуками. Но бросить Стефана он не мог. И втиснуть третьим в заложенную запасными баллонами кабину тоже не мог. А предать – даже мысли не допускал. Теперь, когда разделяющее их с боцманом расстояние непрерывно увеличивалось, Миша всё сильнее думал над проблемой возвращения. Не повредить на посадке аэроплан он сможет, в этом уверенность росла с каждым оборотом винта. Главный вопрос – как вновь взлететь, чтобы вернуться за Стефаном? Мелькнула мысль – силами экипажа корабля соорудить что-то вроде катапульты. Но её тут же пришлось отбросить. Палуба броненосца заставлена орудийными башнями, и для взлёта на ней вряд ли найдётся хотя бы небольшой свободный участок.

Неожиданно вращающийся диск за спиной стал распадаться на отдельные лопасти, предупреждая, что первый баллон вот-вот опустеет. Миша потянулся к вентилям между креслами, чтобы закрыть использованный и открыть новый, но его опередил Александр. На ощупь, выгнув назад руку, он проделал манипуляцию с баллонами, даже не оборачиваясь. Смородин одобрительно похлопал его по спине, невольно восхищаясь, насколько быстро князь освоился с управлением самолёта. Пусть даже он и создавал его предельно простым и устойчивым, способным прощать многие ошибки. Но Александр всё делал так, что и прощать-то было нечего. Затем мысли вновь вернулись к Стефану. Если бы можно было лыжи заменить поплавками, то с таким переоснащением он решил бы проблему взлёта. Если дождаться безветренной погоды или найти тихую заводь, это ещё проще, чем взлёт в горах. Но неумолимое время ставило крест и на этой затее. Оно же, это время, отбросило в сторону и вариант со спасательной экспедицией вверх по реке, даже окажись у адмирала Свиридова суда, способные преодолеть её мелководье. Пока они появятся на рейде Дубровки, Стефана схватят ратники инквизитора, даже если будут искать его, не спеша и лениво прочёсывая горы. Хотя скорее всего, всё будет наоборот – поиски пройдут быстро и не останавливаясь ни днём, ни ночью! А вернуться тропами вдоль дунайского берега к горной базе с вооружённым отрядом – так на это и вовсе уйдут недели. Успокоил себя Миша тем, что остановился, по его мнению, на единственно возможном варианте: на кораблях сколотить подходящую тележку на колёсах, которая после взлёта, отцепившись, упадёт на землю, да ещё подыскать подходящую ровную площадку, хотя бы пару сотен метров длиной. Больше ничего в голову не приходило.

Дунай, тем временем, сделал очередной поворот, раздавшись в ширину и присоединяя к себе всё новые мелкие речушки. Вдали по курсу появился небольшой хутор с мельницей на бугре. А когда он оказался на траверзе, Миша увидел остановившуюся телегу с мешками и задравшего в небо голову мельника. Помахав ему рукой, он представил, что сейчас рисует фантазия этого тёмного хуторянина? Кем он представляет их, летящих над рекой, с разноцветными крыльями и тихим стрекотом, похожим на жужжание шмеля?

«Вот так и рождаются легенды! – Смородин проводил взглядом исчезающую позади мельницу. – Уже сегодня разлетится молва, что в реке поселился дракон, и как только восходит солнце, он облетает свои владения, чтобы похищать юных и незамужних красавиц! Неплохо! – усмехнулся Миша собственному воображению. – Осталось только выдумать витязя, который этого дракона ссадит с небес на землю. А впрочем, в витязе нет необходимости. Дракон и сам не в курсе, получится ли у него после этого полёта снова подняться в небо?»

Александр тем временем поменял ещё один баллон. Он уверенно держал курс, высоту и скорость, и Смородин перестал прислушиваться к его действиям, позволив полностью почувствовать свободу полета. А ещё он вдруг понял, что быть просто пассажиром – тоже даже очень неплохо. Можно поглазеть по сторонам, полюбоваться проплывающими внизу красотами. Да и спина непривычно сухая и не изнывает от непрерывного напряжения.

А Дунай тем временем бежал под крылом, отражая повисшее в зените солнце и указывая дорогу к морю. Дубравы внизу чередовались с обширными пастбищами, ручьи превращались в озёра. Зелёный ковёр неожиданно перекрашивался в рыжий цвет болот. И лишь река всё так же мчалась извилистой лентой, будто автострада в малахитовой пустыне.

Обернулся Александр и, оторвав Смородина от ленивых тягучих мыслей, молча указал вперёд. Там, где горизонт горбатился от горных хребтов и перевалов, где тёмные волны лесов сливались с белыми перинами облаков, вдруг появилась тонкая синяя дуга, протянувшаяся от края до края. И чем ближе они подлетали, тем длиннее и синее она становилась. Это было место, где одна стихия прекращала своё существование, чтобы отдать свои силы другой, более могучей и обширной. Это была точка, где исчезал Дунай и начиналось море. Миша обменялся с князем улыбкой и поднял большой палец. Невероятно, но они долетели!

Застывшее море показалось гладким деревенским прудом в тихую безветренную погоду. Его невообразимое ультрамариновое сияние сливалась с небом, растворяя тонкую черту горизонта в недостижимо далёком ореоле.

«Невероятно! – восхищённо выдохнул Смородин от переполнявших грудь чувств. – Такое увидишь редко. Чаще море – это бурлящие волны, в белой пене которых легко не заметить под крылом даже рыбацкий сейнер за три сотни метров».

Взлетая на разведку погоды с палубы авианесущего крейсера, он часто удивлялся: почему море чаще благоволит морякам, чем лётчикам? Оно, как правило, прячет одних от глаз других за растянувшимися на километры полями туманов. За ливневыми тучами, просевшими до свинцовых штормовых волн. За штормовыми волнами, перекатывающимися через палубы кораблей.

Но что бы вот так – летай, ищи, заглядывай хоть за горизонт, хоть шарь по дну в поисках иголки в коралловых дебрях! Такое он видел впервые.

Миша приободрился – удача явно им благоволила!

Осталось лишь найти эскадру, и дело сделано! Затянувшаяся волокита под названием «спасение наследника» по всей видимости, подходила к концу.

– Давай сначала на юг! – выкрикнул он Александру на ухо.

Князь кивнул и завалил аэроплан в правый вираж. Пустынные песчаные пляжи проплыли под крылом, и дальше они летели вдоль берега, всматриваясь в синий горизонт в поисках дымов броненосцев. Но море казалось девственно чистым. Даже рыбацкие шлюпки не нарушали его монотонность вытянувшимися вдоль сетей тёмными точками. Так пролетели полчаса, и тогда Смородин снова хлопнул наследника по плечу:

– Не угадали! Разворачивайся! Нужно было на север!

«Граф Горчаков говорил, что эскадра стоит у русла Дуная, – размышлял Миша. – Наверняка такое обозначение места довольно условно. Расчет на то, что с дирижабля группу кораблей они увидят и за два десятка миль. Броненосцам нужна глубина. У берега им не пристать. Им подавай такие просторы, чтобы никакой отлив не посадил корабли на мель».

Смородин вмешался в управление, потянув ручку на себя и прокомментировав наследнику:

– В набор! И возьми мористее!

Снова внизу проплыл уменьшившийся до размеров ручья Дунай. Его мутные воды врывались в голубое море, словно дорожный водосток в белую снежную равнину – грязно и безжалостно нарушая искрящуюся чистоту. Вскоре река осталась позади, а впереди раскинулась бескрайняя синева. Но куда ни доставал глаз, всюду была пустота. Ни кораблей, ни дымов, ни даже летящих полчищ чаек, чувствующих, что где-то там далеко есть люди. И тогда у Миши в груди шевельнулся червячок тревоги. Он отобрал у Александра управление и, бросив аэроплан в отвесное скольжение на крыло, снизился на высоту бреющего полёта. Корабли всегда следят! Даже если они были здесь несколько дней назад, то ещё долго на воде их присутствие выдадут так называемые вторичные признаки: радужные масляные пятна, не тонущая угольная пыль, плавающие и приманивающие рыб и птиц отходы с камбуза.

По воде заскользила тень аэроплана, едва не задевая его лыжи, за крылом побежала рябь, в воздухе почувствовалась соль, но Смородин прижимался всё ниже и ниже, стремясь заметить хоть какую-то зацепку. Неожиданно забеспокоился Александр. Он привстал и, долго всматриваясь вдаль, уверенно показал вдоль левого крыла.

– Там! – прокричал он, заёрзав и свесившись через борт. – Там что-то есть!

Миша едва не задел лыжами воду, бросив аэроплан в левый крен, а затем увидел то, что так взволновало князя. А когда понял, что это, то почувствовал, как внутри будто все оборвалось. Яркими красными полосами семафорили якорные бочки, обозначающие стоянку кораблей. Пустую стоянку. Если здесь и была эскадра, то уже давно ушла. И никаких вторичных признаков – чисто, стерильно, непорочно. В подтверждение его догадки обернулся Александр:

– Они ушли!

– Почему?

– Все считают меня погибшим! Степан Ильич поверил газетам и увёл эскадру.

– Куда увёл?

– В Тавриду! На главную базу!

Крым! – догадался Миша. – В Крым им не долететь. Уже и так опустошили половину баллонов. А сколько их понадобится, чтобы перелететь от западного побережья Чёрного моря к крымскому полуострову, он даже боялся предположить.

Тогда он набрал высоту и, увидев разрыв в побережье, взял курс на устье Дуная.

– Флагман, что вы задумали? – перекрикивая шум двигателя, спросил Александр.

– Возвращаемся! – нехотя ответил Смородин. – Или у тебя есть другие варианты?

Весь полёт назад Миша молчал. Насупившись, он бросал вниз хмурые взгляды, и не было уже того волнения от предчувствия финала затянувшейся авантюры. Судьба будто смеялась над ними – послала прекрасную погоду, ясное небо, полное безветрие. Словно подталкивала – летите, вершите задуманные планы, ищите корабли! А я посмотрю, что из этого получится.

Теперь уже по правую руку снова потянулись перевалы Карпат. И опять внизу петлял поворотами Дунай. Но это уже был совсем другой полёт, потому что вместо надежды его вело разочарование.

Вскоре по курсу показалась раскинувшаяся на оба берега Дубровка, и тогда Смородин повернул на острый горный бивень, указывающий на скрывшуюся у его подножья базу. Промелькнула пожелтевшая крыша барака, но Стефана рядом не было. Миша пролетел, едва не задев дымоходную трубу и оглянулся.

«Мог бы выбежать, да встретить, – вспомнил он о боцмане. – Наверняка слышал свист двигателя».

Развернувшись, аэроплан пролетел над бараком ещё раз, но Стефан так и не появился. Неожиданно почувствовав тревогу, Смородин не стал выстраивать длинную глиссаду для посадки, а, бросив самолёт вниз и едва не поломав лыжи на сугробах, сел далеко позади барака. Выскочив из кабины, он побежал к распахнутым настежь дверям. В спальнике боцмана не оказалось.

«Ушёл в горы! – пронеслась спасительная мысль. – Не стал ждать и ушёл, как я ему сказал!»

Но вдруг из мастерской послышалось тихое блеяние.

«Вот ты где! – улыбнулся Миша. – Овцы тебе важнее, чем вернувшийся флагман!»

Тогда он вытащил из кармана мятую флагманскую кепи, встряхнул, водрузил на голову и толкнул дверь в тёмную мастерскую. В нос ударила смесь запахов из залежавшегося сена и нечищеных животных. Закрытые окна и двери едва пропускали свет, скрывая в темноте встревожившихся овец. Смородин вгляделся в угол и увидел неясный силуэт, сидевший на бочке, рядом с воротами.

Так начальство не встречают! – открыл уже было рот пошутить Миша, но вдруг рассмотрел ещё несколько силуэтов, молча стоявших по углам и прятавшихся за сложенными штабелями баллонами.

– Вы его нашли? – вбежал следом Александр, но Смородин не ответил.

Тогда восседавший на бочке силуэт встал и вышел в полосу слабого света, падавшего сквозь открытую дверь.

– Не соврал, – довольно кивнул Прохор. – Мы его вяжем, а он горло дерёт – за мной флагман вернётся и всем нам головы оторвёт. Верит тебе боцман. А вот я сомневался. Не хотел тебя ждать, да вижу зря. А ты ещё и не один, а с самозванцем. То-то Проясняющий обрадуется. Он давно его хотел заполучить.

– Где Стефан? – отступил на шаг Миша, заметив, как зашевелились и другие силуэты, двинувшись тенями вдоль стен и заходя в обход. У некоторых из них Смородин увидел ножи.

– Боцман? – пожал плечами Прохор. – Боцман в обители. Я вас к нему отведу. Ты же хочешь этого, флагман Михай? А если нет, так я тебя неволить не стану. Заберём с братьями самозванца, а ты оставайся, там… в расщелине. Куда мы тебя сбросим.

Теперь Прохор подошёл почти вплотную, и Смородин смог его рассмотреть с головы до босых ног. От былого аэронавта не осталось и следа. И дело было даже не в том, что теперь об его недавнем прошлом не напоминала алая форма, потому что её сменил бесформенный балахон, накинутый на голову и зафиксированный вокруг шеи тесьмой. А в том, что теперь рядом с Мишей стоял совсем другой человек – исхудавший, со впалыми небритыми щеками и бледным, как мел лицом. Но больше всего Смородина поразили глаза. Они светились лихорадочным блеском и ни секунды не стояли на месте. Его расширенные зрачки метались вверх-вниз, вправо-влево, словно никак не могли сфокусироваться на одной точке.

– Проясняющий разрешает нам применять насилие, если кто-то не хочет добровольно идти к ясности, – вкрадчивым голосом прошептал Прохор. – Потому что у него есть и другое имя – Карающий!

– Прохор, что с тобой? На кого ты стал похож? – попытался перехватить его взгляд потрясённый Смородин.

– Ах, это? – Прохор взмахнул полами чёрной накидки. – Я ещё всего лишь только послушник. Но если я постигну глубины его проповедей, Проясняющий примет меня в старшинство братьев.

– Какой ещё к чёрту Проясняющий?! Ты на рожу свою посмотри! Ты когда последний раз ел?

– Тленную еду нам заменяет напиток ясности. Ибо нет ничего в этом мире более важного, чем ясный взор, устремлённый в глубину своего сердца и души. Так говорит Проясняющий, открывающий нам глаза на небытие и бытие.

– Что за бред ты несёшь? Кто тебе так лихо засрал мозги? Кто этот Проясняющий?

– Не говори о нём недостойно, флагман! Для непокорных он Карающий! – оглянувшись на таких же, как и сам, доходяг, Прохор решился разъяснить. – Там, внизу, – он кивнул в сторону деревни. – Его зовут Двакула. Но для нас у него нет имени. Как нельзя дать имя тому, кто нигде и повсюду! Кто с лёгкостью переступает черту небытия, чтобы уже через мгновение…

– Я всё понял! – перебил его Смородин. – Стефан у него?

– Да. Боцман тоже присоединится к нашему младшему братству, стоит ему лишь единожды прояснить взор напитком ясности.

– Ты, кажется, хотел меня отвести к вашему Проясняющему? Не мог бы ты показать дорогу?

– Мои братья свяжут вам руки и завяжут глаза.

– Мы не пленники и пойдём по доброй воле, так что давай без этих дешёвых маскарадов.

– Таков порядок. Проясняющий разговаривает с незнакомцами, лишь когда они связаны.

– Так он ещё и трус.

– Замолчи! – испугался Прохор. – Он всесилен и даже сейчас наблюдает за нами. Не заставляй Проясняющего показать тебе его вторую сущность. Вы пойдёте к нему связанными, или мои братья свяжут вас силой. Оружие оставь здесь. В обители ему места нет, – ловким движением Прохор расстегнул пояс, и шпага Смородина с грохотом упала к его ногам. – На Стефана я зла не держу. Как не держу его и на тебя, флагман. Все ваши прежние обиды я простил. Так приказал Проясняющий, потому что благодаря вам я обрёл своих новых братьев. Не сопротивляйтесь, не спорьте, и мы отведём вас туда, где вы прикоснётесь к мудрости речей нашего властителя. Поверь, флагман, это стоит того, чтобы покориться судьбе и принять участь, какая уготована тебе мучеником Иезусом и его наместником на земле.

Удивительно, но тихие и вкрадчивые слова произвели впечатление на Смородина. Ещё секунду назад он лихорадочно обдумывал план встречного нападения на Прохора и его босоногих братьев, но внезапно верх взяло любопытство. Это же какие слова нужно сказать, чтобы молодого здорового парня превратить в трясущуюся тень, с таким фанатичным блеском в глазах? Что нужно сделать, чтобы жестокий и вечно недовольный Прохор вдруг превратился в покорную овцу? Гипноз? Вряд ли. Тогда рядом должен находиться гипнотизёр, чтобы держать его под контролем. Неужели и вправду слово может обладать такой силой?

Миша вгляделся в каменные лица обступивших неровным кругом братьев Прохора. Их тощие фигуры, словно тени, безмолвно покачивались на босых ногах и, казалось, лишь ждали команды, чтобы наброситься на самозванца и неуступчивого флагмана.

– Спокойно, Сашок, – шепнул Александру Смородин. – Перевес пока не в нашу пользу. Давай без глупостей, но и бояться ничего не нужно.

– А я и не боюсь.

– Вот и правильно. Да и любопытно мне взглянуть на этого Проясняющего – любителя воровать чужих боцманов и сумевшего так приручить строптивого Прохора. У меня это так и не получилось.

Миша покорно протянул руки, и Прохор набросил приготовленную петлю. Затем ему завязали глаза. Один из братьев перекинул верёвку через плечо и потащил их к тропе, ведущей в горы. Поначалу под ногами хрустел снег, но затем хруст исчез, и Смородин догадался, что они выбрались из чащи, и теперь под ногами были лишь голые камни. Он слышал за спиной сбивчивое дыхание Прохора и, чтобы убедиться, что это действительно он, спросил:

– Прохор, а почему вы босые? Это же, наверное, очень больно? Я даже сквозь ботинки чувствую острые камни. Да и холод здесь недетский.

– Кто ищет ясности, тот ни боли, ни холода не чувствует! – надменно ответил Прохор, и, вдруг спохватившись, ударил Смородина в спину. – Иди быстрее! Я не хочу опоздать на вечернюю проясняющую чашу!

– Но, судя по воровству у нас коровьих туш, вы иногда не прочь осквернить себя едой попроще, – не остался в долгу Миша.

Поднявшийся ветер пробрался под одежду, и вскоре он услышал цокот собственных зубов.

– Сашок, ты как? – крикнул Смородин, лишь бы услышать голос наследника.

– Иду, – сдавленно переведя дыхание, ответил Александр.

Но Смородин слышал, что тяжело было и братьям. Чтобы там ни говорил Прохор, но их судорожные вздохи не могло скрыть даже завывание ветра.

А тропа становилась всё круче и круче. Оступившись, Миша упал на колени и, взмахнув руками, будто невзначай, сдвинул повязку на глазах. Подвигав бровями, он увидел в узкую щель сбитые носки собственных ботинок. Повертев головой, Смородин заметил мелькавшие впереди босые пятки, а затем едва не потерял равновесие от испуга. Взбирались они по узкой каменной тропе, с одной стороны обрывающейся в пропасть, а с другой – ограниченной отвесной стеной. Да и ветер уже не выл, а стонал, швыряя братьев друг на друга. С каждым шагом камни срывались из-под босых ног, отзываясь далеко внизу шумной лавиной.

Вдруг всё стихло. Ветер в последний раз толкнул в спину и внезапно исчез, словно обесточенный вентилятор. Смородина грубо дёрнули за верёвку, едва не свалив с ног, затем сняли повязку. В глазах запестрило от чёрных балахонов, и Миша непроизвольно сделал шаг назад, чтобы не наступить на одного из распластавшихся у ног братьев. Босоногие послушники лежали вповалку на каменном полу гигантского зала, образованного сомкнувшимися в кольцо сводами двух горных вершин. Свет сюда пробивался лишь через узкую горловину над головой, потому тёмные силуэты с трудом поддавались подсчёту.

«Может, с полсотни! – окинул толпу беглым взглядом Смородин. – Может, больше!»

Прохор подтолкнул его вперёд, загородив собой тесную щель, выполнявшую роль входных дверей, и шепнул:

– Ожидайте.

Чёрная людская масса зашевелилась, издавая завывающие нечленораздельные звуки, и раздалась в стороны, образовав проход. Мишу с Александром вытолкнули в центр каменного мешка, со стенами, изрытыми тёмными лазами пещер.

Неожиданно кто-то подполз к Смородину и дёрнул за ногу.

– Михай? И князь с тобой? Садитесь рядом.

– Стефан?!

Миша, едва не поскользнувшись от удивления, сдёрнул с головы боцмана бесформенный балахон.

– Стефан, что с тобой? Что здесь происходит?

– Тише, мы ждём появления Проясняющего.

– Ты что, пьян? – Миша похлопал по щекам боцмана, обратив внимание на его мутный взгляд и заплетающийся язык.

– Нет, – вдруг хихикнул Стефан и неожиданно протянул руки к лицу Смородина. – Какие у тебя смешные уши!

– Ты что-то ел или пил?

– Братья… они хорошие, – пролепетал Стефан и, не удержавшись на трясущихся руках, повалился на каменный пол. – Они скоро принесут нам выпить, и тебе станет хорошо.

Смородин оставил в покое боцмана и шепнул Александру на ухо:

– Сашок, что это за бедлам? Ты когда-нибудь такое видел?

– Нет, не видел. Но с ними что-то не так.

– И ежу понятно. Их превратили в стадо скотов.

Но такие, как Стефан, были не все. Переступая через лежавшие и ползавшие тела, ходили послушники с красной тесьмой на лбу, и, в отличие от остальных, обутые в мохнатые унты из волчьих шкур. Миша заметил таких с десяток, и большая часть из них наблюдала за каждым его шагом. Он хотел спросить, кто это такие, у Стефана, но тот исчез, смешавшись с колышущейся чёрной массой. Вдруг один из обладателей меховых сапог взобрался на каменный постамент с черневшей позади пещерой и неожиданно громким и визгливым голосом выкрикнул:

– На колени, мои младшие братья! На колени!

– Михай, опустись на колени, – встрепенулся вдруг вновь появившийся Стефан, испуганно дёрнув Мишу за штанину. – Это старший брат, его нужно слушаться.

Смородин отдёрнул ногу, продолжая стоять и молча наблюдая за старшим братом. Тот же, не замечая их с Александром стоячий бунт, продолжал:

– Проясняющий уже на пути к нам! Он уже рядом! Призовём его к нам, дабы прояснить наши слепые души! – Взяв пронзительную ноту, старший брат вздёрнул к небу руки. – Приди, о Проясняющий, наш властитель и учитель!

– Проясня-я-ющий! – загудела в ответ толпа, забившись в радостном экстазе.

– Он уже на пути к нам из небытия! Он уже рядом!

– Проясня-я-ющий! – снова завыли, вторя старшему брату, раскачивающиеся послушники.

Словно удостоверившись, что он уже достаточно поднял градус истерии, старший брат отступил в сторону, освобождая место появившемуся из пещеры старику, с палкой выше его роста, заменяющей посох. Смородин невольно подался вперёд, пытаясь его получше рассмотреть, и с удивлением заметил, что Проясняющий обладал всеми атрибутами древнего волхва. Длинные седые усы лежали поверх такой же долгой, молочного цвета, бороды. Волосы, годами не видевшие расчёски, падали на плечи спутанными колтунами. Накидка-плащ смоляной черноты скрывала его сгорбленную спину и тянулась по камням раздвоенной мантией. Он неспешно вышел, замер и обвёл протягивающую к нему руки толпу тяжёлым и цепким взглядом. На секунду взгляд задержался на Смородине, но затем заскользил дальше, по исказившимся в истеричном восторге лицам.

– Что вы хотите, пасынки мои?! – будто в противовес старшему брату, спросил он вдруг низким и густым баритоном.

– Ясности, властитель! – откликнулась толпа.

Проясняющий удовлетворенно кивнул и поднял руки к небу:

– Лишь только ясный взор наградой быть достоин!

– Проясни-и-и! – вновь забились в истерике послушники.

– Отец наш, мученик Иезус, послал меня открыть вам глаза в мире слепцов! Для них всюду тьма, а я вам дам свет! Испейте чашу ясности и пусть она прояснит ваш взор! Пусть небеса откроют вам свои таинства, а небытие отворит врата. Загляните в них, и зрите то, что я вижу вместе с вами!

Отступив на шаг, Проясняющий обратился к старшему брату:

– Раздайте напиток ясности, и пусть ни один мой пасынок не останется без его чарующей влаги.

Из одной из многочисленных пещер два старших брата вынесли деревянную бадью с подвешенным на ручке черпаком. Вытащив ее на середину, один набрал полный черпак и протянул ближайшему послушнику.

– Пей, младший брат. Проясни глаза и душу, – произнёс он ласково, будто обращался к неразумному ребёнку.

Второй старший брат внимательно смотрел поверх голов за сползающейся к его ногам толпой. Вдруг он что-то заметил и, грубо переступая извивающиеся тела, пошёл в тёмный закуток к не двинувшемуся на его зов послушнику. Откинув накидку, он профессионально пощупал на шее пульс и крикнул Проясняющему:

– Властитель, здесь один из ваших пасынков преступил границу небытия!

– Возрадуемся за него! – тут же откликнулся Проясняющий, взмахнув широкими рукавами чёрной мантии. – Когда я вновь отправлюсь по ту сторону бытия, то непременно найду его и передам его слова вам, мои пасынки! Возрадуйтесь за одного из вас, который уже сидит за одним столом с сыном божьим Иезусом, потому что его взор чист, как горный снег у порога нашей обители!

– Проясни-и-и! – нахлынула с новой силой толпа на бочку с заветным снадобьем.

Неожиданно Проясняющий едва заметным кивком указал на Мишу и изумленно вертевшего головой Александра. Старший брат спрыгнул с постамента и бросился к ним, расталкивая протягивающих руки послушников. Схватив верёвку, он подтянул их к возвышавшимся на уровне глаз ногам Проясняющего и вздёрнул Александру подбородок опутанным кожаной плетью хлыстом. Проясняющий лишь на долю секунды задержался взглядом на Мише, затем долго и внимательно изучал лицо наследника.

– Так ты и есть тот самозванец, о котором говорит вся Дакия? – спросил он, глядя сверху вниз.

– Я не самозванец! – гордо ответил Александр, отбросив от лица хлыст.

Проясняющий снова впал в долгое раздумье, затем чуть повёл бровью. Ловящий каждое его движение старший брат, словно отлично вышколенный пёс, бросился в пещеру и вынес большое овальное блюдо, расписанное вязью. В центре овала Смородин успел заметить несколько лиц, переданных художником с портретной точностью. Проясняющий, будто сверяя, посмотрел в лицо Александру, затем на блюдо. Казалось, он увидел то, что хотел, но его слова сказали обратное:

– Ты, юноша, смеешь утверждать, что ты российский император, – не спрашивая, а будто размышляя вслух, шевельнул скрытыми в бороде губами Проясняющий. – Смелое утверждение. Смелое и весьма рискованное. Здесь, в мире бытия, ты можешь жить обманом. Но в небытии обману места нет. Лишь только там на всё есть ответ. Так спросим же истину у посланца по ту сторону черты невозвращения.

Старший брат, до этого безмолвно наблюдавший за происходящим по правую руку от Проясняющего, поклонился и бесшумно исчез, тенью проскользнув в узкий проход, рядом с тёмным входом в пещеру.

Смородин ехидно ухмыльнулся и едва не рассмеялся Проясняющему в лицо. Вся эта ломаемая перед ними комедия начинала напоминать небрежную театральную постановку режиссёра-любителя. Так и подмывало спросить – а хлопать-то когда? Дайте, пожалуйста, табло для зрителей с подсказкой – «аплодисменты»!

Но, к его удивлению, вся эта таинственность, запутанные речи и безумные завывания послушников возымели действие на Александра. Князь замер, будто загипнотизированный, прислушиваясь к каждому доносившемуся сверху слову. Проясняющий тоже это заметил и, протянув руку над его головой, произнёс тихим и проникновенным голосом:

– Иди за мной, юноша. Пусть небытие заглянет в твою душу.

Не проронив больше ни слова и не оглядываясь, он скрылся в тёмной пещере, из которой появился несколько минут назад. Два старших брата мягко взяли Александра под локти и повели следом по вырубленным ступеням. Смородин пошёл следом, но двое других присматривающих братьев преградили ему дорогу. Миша бесцеремонно раздвинул их в стороны, затем протянул руки, показав, что с князем они связаны одной верёвкой. Против такого аргумента братья спорить не стали и нехотя расступились.

Пещера оказалась довольно просторной, но освещалась всего одним факелом, потому была тёмной. Низкие своды давили на голову, заставляя невольно вжимать шею в плечи. Покатые стены смыкались вытянутой аркой, образовывая неровное угловатое пространство. В противоположной от факела стороне, в самом тёмном углу стоял стол, с чем-то круглым на подносе, похожим на арбуз. Братья остановили их в центре пещеры, Проясняющей же подошёл к столу и неожиданно взмахнул над арбузом руками.

– Ты! – заголосил он усиленным каменными стенами басом. – Тот, кто сейчас по ту сторону бытия, приказываю, явись ко мне и загляни в душу этому юноше! – дальше Проясняющий поднял крючковатый палец и ткнул в Александра. – Я чувствую твоё приближение, открой глаза и отвечай мне!

Только сейчас Смородин заметил постепенно привыкшим к темноте зрением, что на подносе находился не арбуз, а голова. Раскрыв рот, Миша подался вперёд, но его грубо одёрнули, поставив на место. Проясняющий, не обращая внимание на секундное замешательство, продолжал завывать:

– Приказываю, перейди черту и явись к нам из небытия в бытие!

И неожиданно голова открыла глаза. Рядом изумленно ахнул Александр, но с Мишей такой номер пройти не мог в принципе. Он прищурился, пытаясь разобраться, в чём здесь фокус? Небольшой чёрный стол на толстых ровных ножках, такой же геометрически правильный поднос, а на нём лениво моргающая голова, с длинными ниспадающими волосами и расплющенным, словно картофелина, носом!

– Ты, кому доступны все тайны бытия! Ты, кто знает ответы на все вопросы, потому что обитает по ту сторону жизни! – продолжал вопрошать Проясняющий. – Ответь мне, кого ты видишь перед собой?

Голова повела глазами и, остановив взгляд на Александре, неожиданно произнесла неестественно утробным фальцетом:

– Императора России!

Больше сдерживаться Смородин не мог и заржал, перепугав чинно склонивших головы братьев. Он вдруг понял, как их водили за нос! Зеркала! Как он не догадался об этом сразу? Стол с зеркалами между ножками, отражающими пол и создающими иллюзию, что под ним пусто. Дешёвый цирковой номер, известный любому фокуснику. Так сказать: первый класс, первая четверть циркового училища!

Проясняющий поднял на него возмущённый взгляд, и тогда Миша подарил ему жидкие аплодисменты:

– Браво! Тебе осталось проглотить раздвижную шпагу, и я пойду продавать билеты!

Но неожиданно его сарказм пресёк Александр:

– Флагман, замолчите, – шепнул он с неподдельным ужасом в голосе. – У вас нет ничего святого. Ваши дикие выходки возмутительны.

– Сашок, раскрой глаза, – попытался объяснить князю смысл фокуса Смородин. – Подойди ближе и дай этой голове хорошего щелбана. А дальше сам всё увидишь!

– Уведите их из обители небытия! – вмешался в спор Проясняющий, и Мишу с князем тут же вытолкали в соседний зал через узкую щель в стене.

Выйдя следом, властитель положил руки на плечи Александру и торжественно произнёс:

– Ты не врал, юноша! Посланец по ту сторону жизни, оттуда, откуда возвращаются, лишь повинуясь моему приказу, признал в тебе императора.

– Скажи своему посланцу, что он уже может вылезать из-под стола и пусть присоединяется к нам, – не унимался Смородин.

Тогда Проясняющий, словно увидев впервые, наконец-то обратил свой взгляд на Мишу.

– А ты? Тебя я вижу насквозь! Ты избежал плахи, служил генералу с золотыми эполетами, горел, падая с небес. Всё это не спрятать от моего проникающего взора!

– Какая проницательность! – покачал головой, ухмыляясь Смородин. – Особенно, если перед этим расспросить обо мне у Прохора.

– Всё верно… – неожиданно признался Проясняющий. Окинув Мишу задумчивым взглядом, он добавил: – Всё, как и говорил Прохор – умный и неверующий. Такой мне не нужен.

– Ещё бы!

– Юный император, – отвернувшись от Смородина, Проясняющий потянул шлейф мантии к Александру. – А твои мысли сродни суждениям твоего флагмана?

– Нет, – подавлено ответил князь. – Мне стыдно за его невежество.

– Но его речи вносят в твой разум смятение? Сомнения гложут твою душу? Не стыдись, мой мальчик, в сомнениях рождается истина!

– Простите флагмана Михая, – ещё тише прошептал Александр. – Порой он бывает несносен.

– Отчего же? – вдруг обнял его за плечи властитель. – Все неверующие словно глупые дети. Им не хватает разума познать непознанное, и они хотят потрогать всё собственными руками. Что ж, твой флагман подверг сомнению моё учение, и он не верит в мою силу вызывать посланцев из небытия? – Проясняющий щёлкнул пальцами старшему брату. – Он хотел посрамить меня, но будет посрамлён сам. Принесите нам признавшего императора Фабиуса. Ну а вам, мой юный друг, я хочу сказать, что вы непременно должны посетить обратную сторону бытия. Да-да, я отправлю вас за черту и верну обратно. Взойдя на трон, вы должны иметь просветлённый взор! Я позволю вам встретиться с мучеником Иезусом! Разве не это высшее благо для любого верующего в нашего Господа? Вы будете выше всех императоров, каких знала наша история, потому что вы познаете истину из уст самого святого Иезуса!

Александр слушал Проясняющего, не смея шелохнуться. Он поедал взглядом спрятанные под густыми бровями глаза властителя, боясь пропустить даже едва слышимый вздох.

«Вот так и засераются мозги! – подумал Смородин, глядя на раскрывшего рот в немом благоговении князя. – Как мало нужно, чтобы сделать из человека послушную марионетку, готовую по щелчку пальца отдать своё сознание на забаву другому, более циничному, наглому и чтобы непременно отъявленному негодяю».

Вернулся старший брат. На вытянутых руках он нёс поднос с головой. Миша взглянул на его ношу и почувствовал, как факелы на стенах качнулись в помутившемся сознании. Голова была та самая – с длинными волосами и носом-картошкой. Но теперь прежде розовые щёки стали серыми, а глаза впалыми. Стекавшую кровь старательно подтирали, но она всё равно набегала вокруг среза бурым кольцом. Длинные волосы вобрали её вдоволь, чтобы перекраситься из чёрного в грязный цвет запёкшейся плазмы.

Больше всего сейчас Смородин жалел, что с ним нет его шпаги. Не задумываясь, он отрубил бы голову Проясняющему и поставил рядом на злосчастный поднос! Благо, места хватало. Но пока, в бессильной злобе, он лишь сжал кулаки и… будто споткнулся о взгляд Александра. Князь смотрел на него с нескрываемым презрением. Сверлил чужими глазами, в которых читалась брезгливость, помноженная на холодное безразличие.

– Флагман, вы убедились? – спросил он ледяным голосом.

«В чем?! – едва не закричал потрясённый Смородин. – В том, что ещё пять минут назад эта голова вертелась на чьей-то шее, но по прихоти самоуверенного упыря сейчас лежит на подносе? Или в том, что он смеялся над Проясняющим, приняв его за безобидного клоуна и не разглядел под волочившейся мантией хвост чудовища?! Или же в том, что прежде отличавшийся рассудительным и острым умом наследник вдруг превратился в понукаемую игрушку в руках сумасшедшего маразматика, возомнившего себя вселенским гуру?»

Проясняющий же не скрывал собственного торжества. Он посмотрел на Смородина снисходительным взглядом победителя и сказал:

– Вашему флагману, юный император, нужно придти в себя. Он посрамлён, раздавлен, но он постиг первое назидание на пути к ясности. Я его прощаю. Не каждый силён так как вы, чтобы тотчас постичь мудрость моих слов и дел. Это голова нашего младшего брата Фабиуса, который отправился в небытие много лет назад. Но я вызываю его оттуда, если хочу обратиться к разуму, хранимому за той, недоступной для остальных, чертой. Теперь к этому разуму прикоснулись и вы. Осталось лишь заглянуть в небытие, и вы прозреете, как прозрел я, когда встретился там со святым мучеником Иезусом!

– Я готов! – твёрдо ответил Александр.

– Что ж, – кивнул Проясняющий. – В таком ответе я не сомневался. У России будет сильный и мудрый император, от ясного взора которого содрогнутся все его недруги. Принесите нам всё необходимое, – приказал он дежурившим у входа братьям. – И развяжите им руки.

Смородин молча наблюдал за братьями, распутывающими на его кистях затянувшийся узел. Это был удар, от которого оправиться оказалось не так-то просто. Посчитав Проясняющего заурядным шарлатаном, он его недооценил и горько поплатился. Теперь он видел перед собой безжалостного маньяка, способного ради произведённого впечатления отрубить человеку голову. Нужно было что-то срочно предпринимать, иначе на подносах скоро будут лежать их головы.

Он скосил глазами по сторонам. Двое братьев стоят рядом, двое закрывают выход. Ещё двое вышли по приказу Проясняющего. Пещера попросторней предыдущей, да и гораздо светлее – это плохо. Но если сыграть на неожиданности и броситься на занятых узлом, а потом – напролом к выходу, то есть надежда на маленькую победоносную битву. Самого властителя в расчёт можно не брать. Но вот Александр? Может ли он рассчитывать на князя, если сейчас бросится пробивать им обоим путь к спасению?

Его размышления прервали вернувшиеся братья. Один держал в руках свёрнутый ковёр, другой бережно сжимал небольшую стеклянную амфору. Проясняющий взял её у него из рук и, вытащив пробку, в то же время выполняющую роль чашки, наполнил до краёв и протянул Александру со словами:

– Юный император, чтобы увидеть Иезуса, ты должен пройти его дорогой! Пей!

– Сашок, даже не вздумай! – выкрикнул, пытаясь помешать, Смородин.

Но Александр не взглянул в его сторону и, приняв чашку, молча выпил её залпом. Прислушиваясь к собственным ощущениям, он скривился от неприятного вкуса, затем громко втянул воздух, словно его грудь сдавило удушье, и, вдруг неуклюже взмахнув руками, повалился к ногам Проясняющего.

– Ты его отравил?! – дёрнулся из рук братьев Смородин.

– Вовсе нет, – спокойно ответил Проясняющий. – Кто же станет убивать так удачно попавшего в руки императора? Он сейчас на пути в небытие. Но он обязательно вернётся. И вернётся уже другим.

Теперь, когда Проясняющий посчитал, что ломать комедию уже не перед кем, у него кардинально изменился голос. От прежних завываний не осталось и следа. Сейчас это был язык делового человека, размышляющего о неожиданно свалившейся на его голову выгодной сделке.

– Но вот что делать с тобой, несговорчивый флагман?

Александра тем временем завернули в расстеленный ковёр, и двое братьев, подхватив с двух сторон, понесли его в ещё один выход из пещеры, прикрытый натянутой чёрной шторой. Смородин проводил их взглядом и произнёс с угрозой в голосе:

– Если с ним что-нибудь случится, знай – они тебя не спасут, – кивнул он на застывших с безразличным видом братьев.

В ответ Проясняющий улыбнулся и, демонстрируя презрение к угрозам, подошёл вплотную к Смородину, с интересом разглядывая его лицо.

– Ты такой, как и говорил мне Прохор – самоуверенный до глупости. Так что же мне с тобой делать? Ты мог бы стать старшим братом, но для этого ты должен познать младшее братство.

– Это то одурманенное стадо, что даже не может подняться на ноги без твоей команды?

– Не всегда так. Но ты не смотри на их немощность. Они сильны в вере. Когда я смотрю на их сияющие лица, то проникаюсь этой верой и черпаю в ней силы.

– А когда я смотрю на их безумные физиономии, то невольно вертится на языке вопрос классиков – почём опиум для народа?

– Что? – не понял Проясняющий.

– Спрашиваю, чем народ травишь? Мак или грибочки? А, впрочем, о чём я говорю? Скорее, что и то, и другое в одной бодяге.

Проясняющий помрачнел лицом и, задумчиво покивав, произнес:

– Ты не такой как все. Наблюдательный, неглупый и неверующий. Нет, такой мне не нужен. Но ты напрасно надеешься, что сможешь со мной справиться с помощью цепкого ума или острых глаз. Для этого мне нет нужды бросать тебя на растерзание младшим братьям. Да и заменяющие мне руки – старшие братья, к тебе не притронутся. Я посмеюсь над твоим сарказмом твоим же оружием. Вся ирония будет в том, что убьёт тебя тот, в кого ты безоглядно веришь.

– Даже одурманенный твоим пойлом Александр не поднимет на меня руку.

– Не будь так уверен, флагман, иначе тебе предстоит познать горький вкус разочарования. Но ты забыл, что кроме императора, у меня ещё есть твой боцман. А вот ему напиток ясности пришёлся по вкусу. Тяжело идёт лишь первый ковш, затем послушник не может дождаться следующего.

– В твоей свите не хватает прекрасного врача – нарколога. Вот уж кому было бы для работы непаханное поле. Но я тебя тоже огорчу. Стефан наивен, но не жесток. Широту его души не отравить и не изгадить. А князь, он только поначалу поддаётся на всякие провокации. Что поделать – издержки молодости. Но потом в нём всегда торжествует здравый смысл. Мальчишка умён не по годам и быстро разберётся, что к чему, как бы ты ни опаивал его своим вонючим варевом. Валяться у ног в твоём стаде он не будет. Сам понимаешь – императорская кровь! Её пойлом не разбавить.

– Ну что ты! – рассмеялся Проясняющий. – Кто же станет делать из императора обычного послушника? Я не давал ему напиток ясности. Это было бы непростительной глупостью. Здесь нужно совершенно другое. Он взойдёт на трон, и никто не должен усомниться в его разуме. Но рядом с ним должен находиться мудрый учитель, которого он будет слушаться и черпать его мудрость. Оглянись в историю, флагман. Учитель был у Александра Великого Финикийского. Наставник Овидий вёл к славе Карла Непобедимого.

– Ну а ты присмотрел себе место рядом с троном Александра Российского?

– Я стану тем, кто будет крепить его веру, – скромно потупился Проясняющий. – А ты даже не представляешь, как может быть сильна вера, подкреплённая мудрым словом. И для этого вовсе не нужно пить, как ты сказал, моё вонючее варево. Очень скоро ты в этом убедишься. Пройдёт совсем немного времени, и Александр сам швырнёт твою голову в пропасть. В том, что он пришёл ко мне, я вижу промысел святого Иезуса. Все мои пасынки ничто в сравнении с ним.

– Ничего нового ты не придумал. Любой предводитель даже самой завалящей секты мечтает, чтобы в его сети попадалась лишь крупная рыба. Чем выше пост и богатство его жертвы, тем сильнее и богаче он сам. Но мы с тобой заговорились. Где Александр? Я хочу его видеть.

– Сейчас он беседует с мучеником Иезусом, – произнёс Проясняющий. – Уже заканчивает. Скоро он будет с нами.

Смородин бросил взгляд на закрытый шторой выход, затем, воспользовавшись появившейся возможностью, осмотрел неровные стены зала пещеры. Местами их покрывали картины, написанные растрескавшейся краской, с преобладанием жёлтых и красных тонов. Скорее, эта мазня походила на наскальные рисунки первобытных дикарей, нарисованные пальцами художников и местами сохранившие их отпечатки. Кто-то пытался изобразить солнце с лучами в полстены, кто-то – красную реку. Проясняющий перехватил его взгляд и пояснил:

– Это то, что принесли с собой посланцы в небытие. Таким им виделся мир за чертой. После того, как я возвращал их обратно, они передавали братьям свои откровения, рисуя их на стенах.

– Перестань, – улыбнулся Смородин лукавой улыбкой поймавшего за руку воришку. – Я был уверен, что ты уже понял, что эти притянутые за ослиные уши сказки не для меня. Напоминаешь мне нашего замполита. Тот ещё сказочник был. Ты бы ещё наладил выпуск боевых листков с заметками о героических подвигах с того света, да организовал делёжку дефицитов, и вылитый майор Перегуда. А там бы подстригся, нахватался бы громких лозунгов, и точно тебе говорю – политотдел бы тебя оценил и незамеченным не оставил.

За шторой послышался шорох, полы распахнулись и, пятясь под тяжестью ноши, вошли братья со свёрнутым ковром. Развернув его на полу, они перевернули бесчувственного Александра на спину и сложили руки вдоль тела.

– Властитель, как ты и хотел, он побывал в небытие! – доложил один из них. – Святой Иезус говорил с ним о тебе, о Всемогущий!

– Оставьте его, – нахмурился Двакула, заметив, что этот неуместный постановочный пафос вызвал у флагмана ещё одну скептическую улыбку. – Сейчас я верну его обратно, и он нам сам всё расскажет.

Проясняющий склонился над наследником, закрыв от взгляда Смородина полой мантии. Выудив крохотную пробирку с жидкостью, он намочил часть рукава и промокнул у князя под носом. Александр поморщился, застонал и открыл глаза. Некоторое время его бессмысленный взгляд блуждал по потолку, затем остановился на бороде Двакулы.

– Святой учитель… – еле слышно прошептал он. – Я его видел, как вижу сейчас вас.

– Я рад за тебя, мой мальчик. Ибо Иезус является лишь к тем, кто этого достоин. Встань, дитя, я дам тебе руку.

Теперь Проясняющий вновь переродился. Его голос приобрёл бархатные оттенки и понизился на пару октав.

– Что сказал тебе Святой мученик?

Александр с трудом сел и схватился за виски, пытаясь унять в голове гул.

– Он брал мои ладони в свои, он смотрел мне в глаза и говорил, говорил, говорил…

– О чём, юный император?

– Святой Иезус сказал, что мой путь на трон будет труден, но я его пройду. Но только ты поможешь мне его преодолеть. Лишь ты будешь той опорой, которая удержит мой трон. И только ты откроешь мне глаза на моих друзей и недругов.

– Прекрасно. Что ещё говорил наш учитель?

– Он сказал, что ты его глаза и уши по эту сторону бытия. Своей святостью он поделился с тобой. Позволь, властитель, – Александр с трудом поднялся и вдруг прижал руки Двакулы к своей груди. – Я стану пред тобой на колени!

Проясняющий бросил на Смородина торжествующий взгляд и, не дав Александру упасть, обхватил его за плечи.

– Враги отравили Иезуса, поднеся чашу с ядом. Ты прошёл его дорогой, и твои глаза стали ясны, юный император. Ты разговаривал со святым мучеником в той же пещере, куда пасынки перенесли своего учителя и где он принял перерождение. Теперь переродился и ты, – проворковал Проясняющий, прижав к груди голову князя. – Отныне ты не будешь бояться грани между жизнью и небытием. – Голос Двакулы набрал силу и задрожал, отражаясь от стен. – Иди предначертанной тебе дорогой! Разрушай привычные границы! Будь выше, сильнее, жёстче! Что пред тобой – толпа?! Нет, это пыль! Сметай её, как сметает горная река прелые листья! Разрушай города, если они стоят на твоём пути, и знай, что потомки будут помнить нас не по тому, что мы построили! Они будут помнить нас за то, что мы разрушили. Это и есть Всевластие! Но только я приведу тебя к нему!

– Веди, властитель… – прошептал Александр.

– Отринь от себя недостойных тебя! – продолжал Проясняющий. – Отринь всех, в кого прежде верил.

– Отрину…

– Уверуй в мою святость, как веруешь в нашего спасителя Иезуса!

– Уверую, властитель.

Неожиданно голос Двакулы вернулся в прежнее русло бархатной обволакивающей реки и, расплывшись в очаровательной улыбке доброго дедушки, он закончил пламенную речь уже спокойно и безмятежно:

– Да, юный император, только через веру в мою святость ты придёшь к своему величию. Но вера требует доказательств. Идём, я докажу тебе свою святость, а затем ты докажешь мне свою веру.

Проясняющий вышел из пещеры, а следом старшие братья вывели Александра со Смородиным. Они вновь оказались внутри каменного колодца, на дне которого лежали, бродили, завывали и стонали младшие братья. Отвесные стены уходили вверх на тридцатиметровую высоту, к вершинам, покрытым снегом. Для своей обители Двакула выбрал место лучше и не придумать. Труднопроходимые горные тропы делали его неприступным. Снежные метели, сильные ветра, и даже летом низкая температура отбивали желание у охотников обследовать эту часть Карпат, и с венгерской стороны, и со стороны Дакии. Но внутри каменного мешка оказалось относительно уютно. Ветер здесь был бессилен, а немногочисленные пещеры позволяли укрыться от холода.

Смородин замер на пьедестале, с которого недавно взывал к пасынкам Проясняющий, и лишь затем заметил, что не видит его самого. Не обнаружив своего нового учителя, заволновался и Александр.

– Где властитель? – спросил он старшего брата.

– Скоро ты его увидишь, – указал тот на вершину колодца. – Для укрепления твоей веры Проясняющий докажет свою святость и бессмертие. Он уйдёт в небытие и вернётся вновь. Не опускай взгляд и следи за той вершиной, на которой нет снега.

Вскоре на обломке скалы, напоминающей нависающий над пропастью колодца трамплин, в накинутом на голову капюшоне появился Проясняющий. Его чёрная мантия развевалась на ветру, не попадавшее внутрь солнце, но которого было в избытке наверху, отражалось в ней искрящимся светом, и оттого казалось, что есть в протянувшем в небо руки человеке что-то сверхъестественное. Послушники внизу затихли. Рядом с Проясняющим появились два старших брата. Один держал небольшой бочонок, другой полыхавший на ветру факел. Словно в цирке, перед самым рискованным номером вечера – гвоздём программы, наступила полная тишина. Смолк оркестр, притихли зрители, не сводившие взгляд с главного действующего лица. Затем, следуя требованию жанра, на пике высшей кульминации, старший брат поднял над головой Проясняющего бочонок и вылил тёмную густую жидкость. Второй поднёс факел. В ту же секунду на каменном трамплине вспыхнуло зарево, от которого попятились сами братья. Ещё мгновение человек стоял с распростёртыми в стороны руками, затем полетел вниз. Быстро и ярко он пронесся горящим метеором и рухнул рядом со Смородиным, гулко приложившись о каменный пол. Миша непроизвольно закрыл глаза, затем заставил себя смотреть, замечая каждую деталь. Младшие братья замерли в благоговейном трепете. Старшие чётким отработанным движением накрыли тело полотнищем, сбивая пламя. Затем довольно бесцеремонно подхватили Проясняющего под руки и поволокли в пещеру. Укутанный в саван Двакула напоминал дымящийся кокон, с волочившимися, словно плети, переломанными ногами. Да и остальным костям тоже изрядно досталось, а потому тело потеряло жёсткость и напоминало оставляющий кровавый след изогнувшийся тюк.

– Наш властитель ушёл, но он скоро вернётся! – взял под руку Александра старший брат. – Он бессмертен. Он с лёгкостью уходит в небытие и возвращается обратно. Наберись терпения, и ты сам в этом убедишься.

Из пещеры, в которую недавно унесли тело, появился старший брат. Обратив широким взмахом рук на себя внимание младшего братства, он объявил:

– Наш властитель, наш учитель, наш покровитель возвращается! Зовите его, пасынки!

И вновь стены вздрогнули от качнувшегося рёва – Проясня-я-ющий!

Двакула вышел не спеша, в дымящейся мантии, с успевшими прогореть дырами. Местами она была в крови. Но её потрёпанный вид никак не отразился на Проясняющем. Облик его был как и прежде величествен и невозмутим. Он застыл на краю каменного постамента с закрытыми глазами и будто ушёл в себя, склонив на грудь седую косматую голову.

– Сашок, тебе знакомы люди, именуемые звонким словом – аферисты? – шепнул на ухо наследнику Смородин.

– Флагман, я не желаю вас слушать, – ответил Александр.

– Так вот, – продолжил Миша, не обращая внимания на его протест. – Это всё не о нём. Аферисты, по сравнению с этим мерзавцем, невинные шалуны. А этот монстр швыряется человеческими жизнями, словно плюётся вишнёвыми косточками. Он набрал их полный рот и теперь харкает кровью.

– Немедленно замолчите, флагман. Проясняющий – святой! Вы сейчас сами это видели.

– Что я видел? Почему он не ожил прямо здесь? Почему для этого его пришлось утащить подальше с глаз, укутав и не дав рассмотреть лицо?

– Вы законченный циник! Вы ни во что не верите. Но вам меня не переубедить. Я видел того, кто наделил властителя святостью.

– Ещё один ряженый клоун?

В ответ Александр отвернулся и, сложив молитвенно руки, направился к Двакуле.

– Властитель, я ничуть не сомневался в вашей святости после того, как на это мне указал сам мученик Иезус. Но сейчас вы лишь укрепили мою веру, превратив её в гранитную твердыню.

– Хорошие слова, – будто очнулся, выйдя из глубокой медитации, Проясняющий. – Святой Иезус дал мне превосходного ученика. Но даже гранитная твердыня может дать трещину. Веру нужно испытывать. Подданные древнего правителя Нерона доказывали ему свою преданность, убивая собственных детей. Когда я думаю об этом, любовь к их вере переполняет мне душу. Подумай над их жертвоприношениями и ты, юный император. Задумайся над днём прошедшим. Что он дал тебе? Прочувствуй каждый его миг. А завтра ты докажешь мне свою веру, подобно подданным мудрого Нерона. До утра старшие братья отведут тебя в пещеру раздумий. А сейчас прости, я вынужден тебя покинуть.

Двакула взмахнул мантией, словно крыльями, и исчез в пещере, из которой только что появился.

– Даже самому противно донашивать за своей жертвой подгоревший реквизит, – тихо прокомментировал исчезновение Проясняющего Смородин. – Воняет горелым мясом, да и кровь ещё не остыла – пачкает святые телеса его святости.

Но Александр его услышал.

– У меня такое чувство, флагман, что вы никогда не читали священный манускрипт, оставленный нам святым Иезусом.

– Даже в глаза не видел.

– Что?! – не смог скрыть потрясения Александр. – Да вы… вы… вы безбожник! Вы вероотступник!

– Брось, Сашок. То, что я не верю в богов, лишь помогает мне видеть насквозь играющих на вере шарлатанов.

– Не желаю больше вас слушать! – гордо вздёрнул подбородок наследник. – Вы даже не иноверец. Вы гораздо страшнее.

Он кивнул подоспевшим старшим братьям и исчез вместе с ними в пещере, в которую вела узкая щель. Чтобы пройти в неё, им пришлось протискиваться по очереди.

Оставшись в одиночестве, Миша огляделся по сторонам. Никто не вязал снова ему руки, и это вселяло надежду. Блуждающие среди послушников старшие братья следили за ним, но как-то ограничить его свободу не пытались.

Из каменного мешка всего один выход – понял их спокойствие Смородин. – И он охраняется. Дежурят двое и не с пустыми руками. У одного он заметил на поясе тесак, другой поигрывал тяжёлой дубиной.

Вдруг кто-то довольно грубо толкнул его в спину.

– Твоё место среди них! – указал на послушников старший брат. – Утром выпьешь чашу ясности. С ней тебе будет легче принять свою участь.

Спорить Миша не стал и, спустившись по ступеням, пошёл искать Стефана. Не обращая внимания на недовольное ворчание пасынков, он бесцеремонно расталкивал ещё стоящих на ногах и переворачивал уже растянувшихся на полу. Боцману вечерняя доза напитка ясности оказалась не под силу и вместо прояснения напрочь затуманила мозги. Смородин нашёл его, забившимся под стеной, калачиком свернувшимся на промозглом каменном полу. По подбородку Стефана стекала зелёная слюна, образовав приличную лужу.

– Что ж за дерьма ты напился? – брезгливо похлопал его по щекам Миша.

В ответ боцман бессвязно замычал, затем попытался свернуться, как улитка спрятавшись в собственной раковине.

Тусклый свет, пробивавшийся сквозь горловину колодца, начал меркнуть. Синий круг неба превратился в фиолетовый и засветился искрами первых звёзд. Снаружи поднялась метель, но её отголоски долетали в обитель лишь слабыми всплесками залетевшего внутрь снега.

Заметив на себе пристальное внимание старших братьев, Смородин растянулся рядом с боцманом и закрыл глаза. Он даже вжился в роль, расслабленно посапывая, когда совершавший обход с факелом брат склонился над ним, вглядываясь в лицо.

Затем стало совсем темно, и изображать спящего, закрыв глаза, стало не нужно. Миша сел, прислушиваясь к доносившимся со всех сторон слабым стонам. У входа в обитель теперь остался всего один старший брат. Укутавшись в накинутый на голову шерстяной плед, он грелся, протягивая к факелу руки. На задувавшем в проход холодном ветру ночь ему не высидеть. Наверняка у них предусмотрена смена. Осталось лишь вычислить время дежурства. Остальные старшие братья, маячившие над спящими послушниками неясными тенями, исчезли в пещерах. Смородин терпеливо выждал не меньше часа, подозревая, что один из них мог спрятаться среди распластавшихся тел, чтобы проследить за ним или за входом, где исчез Александр.

Неожиданно Миша покрылся холодным потом, вдруг сообразив, что он сам потерял в темноте ту пещеру, куда увели наследника. Кромешный мрак скрыл и пьедестал Проясняющего, и щели в лабиринты пустот внутри скалы. Тусклый свет факела, охранявшего обитель брата, сюда не долетал, освещая лишь его поникшую голову да своды входа.

Смородин встал и замер, наблюдая – не отреагировал ли кто из послушников? Но пока было тихо. И тогда он решился пробраться к ступеням, ведущим к входам в пещеры. Ему нужен Александр. Побег без боцмана и наследника не составлял особого труда, но терял всякий смысл. Оставить их на оболванивание Проясняющему – Миша даже мысли не допускал.

Нащупав вдоль стены вход в первую пещеру, он замер, стараясь определить её положение относительно факела часового. Казалось, что это та пещера, в которую внесли рухнувшего со скалы Двакулу, а затем он появился целый и невредимый. Эта пещера ему была не нужна – Александра увели в другую. Но слишком велико было любопытство, требующее разгадать ещё один трюк Проясняющего. И тогда Смородин, перебирая ладонями каменную стену, вошёл внутрь. Постепенно привыкшим в темноте зрением он угадывал неясные повороты и то опускающийся вниз, то теряющийся над головой потолок. Неожиданно пропетлявшая уже с десяток метров пещера раздвоилась на два прохода. Один походил на широкую нору, во второй можно было пройти, не сгибая головы. Но главное, он подсвечивался изнутри тусклым светом. Там кто-то был и, судя по ровному, размеренному дыханию, спал. Миша выглянул из-за угла и увидел на деревянных нарах двух братьев. Эти себя любили и вместо холодного пола спали на подстеленной на досках соломе, укутавшись в плотные одеяла. На противоположной стене в подставке трещал горящим маслом факел. Спали братья крепко, и потому Смородин, не опасаясь их разбудить, вытащил бронзовую рукоятку из крепления и вернулся с факелом туда, где раздваивалась пещера. Его интересовал второй проход. Исходивший из него тяжёлый запах намекал, что нора эта тоже не пустовала. Нагнувшись над тёмным входом, он впустил внутрь свет, сделал пару шагов и увидел то, что и ожидал. Вернувшись, Миша вставил факел обратно в кольцо на стене и вышел из пещеры.

Пещера раздумья, в которую старшие братья увели Александра, считая от этой, должна быть на противоположной стороне, сразу за основной пещерой, где обитал Проясняющий. Смородин на ощупь, боясь упасть с пьедестала, пошёл вдоль стены, натыкаясь на широкие входы. Эти ему уж точно были не нужны. А вот следующий, узкий и низкий, его заинтересовал. Александра едва ли не с силой протолкнули внутрь – такой крохотной была щель, ведущая в пещеру раздумья. Выдохнув, Смородин втиснулся в проход, едва не застряв, двинул, извиваясь, плечами и… вдруг рухнул, освободившись от стиснувших его каменных стен. Внутри оказалось темно и тесно. Попытавшись встать, Миша упёрся головой в низкий свод. Ругнувшись, он прополз пару метров на четвереньках, затем не выдержал и тихо позвал:

– Сашок, ты здесь?

– Флагман, вы напрасно сюда пришли, – тут же откликнулся наследник.

Голос, казалось, прозвучал совсем рядом, и Смородин непроизвольно протянул руки, пытаясь нащупать ответившего Александра.

– А мне вот тоже не спится. Дай, думаю, поищу тебя, да поговорим.

– В пещере раздумий нельзя спать. Здесь нужно думать.

– А вот это правильно! – поспешно согласился Миша, присаживаясь рядом с князем. – Всегда надо подумать, прежде чем что-то сделать. Создать такую пещеру раздумий для Двакулы было непростительной глупостью. Ему думающие не нужны. Лишь только включаешь мозги, и сразу становятся видны белые нитки в состряпанной на скорую руку мантии его святости.

– Вы, флагман, безбожник, – с грустью вздохнул Александр. – Потому вам не понять, как может вера греть сердце верующего. Мне вас жаль.

– Верить нужно, – ответил Смородин. – Вопрос лишь в том, когда и кому? Поверь, Сашок, Двакула не тот, кому ты можешь доверить собственную душу.

– Вы уже говорили об этом, флагман. Но я вам отвечу, что вы слепы.

– Пусть будет так. Я ведь к тебе пришёл, Сашок, потому что поговорить у нас с тобой с глазу на глаз уже, наверное, и не получится. Но раз уж мы вместе здесь, в пещере раздумий, то давай вместе и подумаем. Переубеди меня, если я слеп.

– Вы никогда не читали святой манускрипт. Как я могу вас переубедить? Это всё равно, что в этой темноте научить вас читать.

– Да, всё верно – о манускрипте я раньше никогда не слышал, – согласился Смородин. – Но уверен, что это светлая вера, если она прошла сквозь века. Скажи, а в священном манускрипте Святой Иезус требует, чтобы верующие доказывали ему собственную веру?

Александр задумался, затем нехотя ответил:

– В нём сказано, что каждый идёт к той вере, к которой ведёт его сердце.

– Заметь, Сашок, – сердце! – назидательно поднял невидимый в темноте палец Смородин. – Сердце, а не затуманенная голова. Завтра тебя заставят доказать свою веру, убив меня, да, по всей видимости, и боцмана. Между чашами ясности Стефан может прийти в себя и задавать неудобные вопросы. Что скажешь, если я попрошу тебя пройти со мной в пещеру по соседству? Всего лишь на одну минуту!

– Нельзя покидать пещеру раздумий, пока за мной не придут старшие братья.

– Да брось, Сашок, разве может кто-то чего-то запрещать императору? И куда подевался тот сорвиголова, который заставлял летать старые дирижабли, годные лишь на свалку воздухоплавания? Пусть это будет твой последний добрый жест, в память о пройденном вместе пути. Одна минута! А дальше слушай хоть своё сердце, хоть голову – мне всё равно!

– Ведите! – сломался Александр. – Но только одна минута! Я не хочу огорчать Проясняющего неповиновением, потому что и над императорами есть высший суд.

– Держи мою руку, – поднялся Смородин. – Иди за мной.

Выбравшись из пещеры раздумий, Миша потащил князя к противоположной стене колодца. Нащупав вход, он подтолкнул Александра вперёд и вошёл следом в пещеру, которую он обследовал первой. Старшие братья спали в тех же позах, что и прошлый раз, лишь усилилась мощь их храпа. Не обращая на них внимания, Смородин уверенно сдёрнул со стены факел и повёл князя ко второму входу. Подсветив, он заставил его пригнуться и, подтолкнув вперёд, приказал:

– Смотри!

Александр, закрыв ладонью нос, долго рассматривал лежавшее у ног тело, затем спросил:

– Кто это?

– Проясняющий! Вернее та его ипостась, которая горящая падала со скалы. Но заметь, совершенно не та, что рассказывала тебе о своей святости и прочей чепухе. Этот-то и пару фраз едва ли смог бы из себя выдавить. Его накачали до бесчувствия. Человек даже с самой сильной волей, пылая в огне, не смог бы сдержать крик. Такова наша природа. Если сомневаешься, я помогу тебе его поднять. Убедишься, что он тот самый – у него не осталось ни одной целой кости. Да и запах горелой плоти весьма красноречив. Вот и всё, что я хотел тебе показать.

Долго, очень долго молчал, переваривая увиденное, Александр. А когда заговорил, в его голосе были и растерянность, и страх, и отчаяние.

– Проясняющий мне врал?

– Ну наконец-то! Хотя лучше позже, чем никогда. Идём за Стефаном.

– Подождите! А как же голова? Она ведь говорила?

– Пока болталась на шее ещё одного несчастного.

– Она признала во мне императора! Хотя раньше никто не верил. И Проясняющий признал!

– Ну это ты зря. Мы с боцманом сразу поверили, после того, как ты нам всё рассказал. А этому шарлатану несложно было тебя опознать, перед этим сверив твоё сходство на блюде с императорским семейством.

– Нет, флагман, это не всё. В том, что я видел святого Иезуса, вы меня не переубедите. И это был не сон. Он был точно такой, каким его рисуют на стенах церквей и в священном манускрипте.

– Дай догадаюсь, как это было. Ты выпил лошадиную дозу какой-то гадости и потерял сознание. Очнулся в пещере, а рядом сам Иезус, собственной персоной. Ни о ком другом он не говорил, кроме как о Проясняющем. Будто для разговора ему целого мира мало. Потом он снова дал тебе чего-то выпить? Или с пойлом вошли братья?

– Нет. Святой Иезус сказал, что мы в пещере, которая по другую сторону бытия, и чтобы вернуться, я должен выпить из его чаши.

– Если мы побродим по пещерам, скрытым за этими стенами, уверяю тебя, что найдём и ту, в которой был ты. А ещё там наверняка будет храпеть твой Иезус. Остынь, Сашок. Мы попали в лапы такому вурдалаку, что перед ним пасует даже палач Дима Утюгов. И он подчиняет не плетью, не страхом, а переворачивая с ног на голову всё то, во что люди веруют. Ну и щедро сдабривая это каким-то наркотическим зельем.

– Что же теперь делать?

– А вот это вопрос на пять баллов! Я рад, что в твоей голове всё стало на свои места и ты его задал. Ответ один – бежать! Только сначала найдём боцмана. Он валялся где-то недалеко от входа.

Смородин спрыгнул с каменного пьедестала и помог слезть князю. До выхода в стене колодца им нужно было пересечь зал с послушниками. Поначалу Миша хотел пошарить между ними и найти Стефана, но затем передумал. Неслышно, бесшумной тенью, он подобрался к кутавшемуся под накидкой старшему брату, несшему дежурство у темневшего разлома, и прижался к стене, наблюдая за его действиями. Брат не спал, но и не терзался ответственностью за свалившуюся на голову службу. Он безжалостно мёрз. Сквозняк из щели пробирался под его накидку, шевелил пламя факела, но огонь совершенно не грел окоченевшие пальцы.

После того, как Мише удалось вернуть разум Александру, он так поверил в собственные силы, что уже на такие мелочи, как часовой у входа, смотрел с лёгким пренебрежением слона на путающуюся под ногами Моську.

– Холодно! – с сочувствием произнёс он, выйдя из темноты и присаживаясь на корточки рядом с братом, при этом мягко, но твёрдо отбирая у него из рук факел. – А ты бы у пахана попросил согревающего. Или вам не положено?

Старший брат округлил осоловевшие глаза, затем потянулся к лежавшей у ног дубине.

– Не успеешь, – улыбнулся Смородин и, размахнувшись, ударил бронзовой чашей факела туда, где под накидкой должен был быть братский затылок.

Подозвав Александра, он воткнул ему в руку тяжёлую рукоятку отполированной палицы, которой так и не успел воспользоваться старший брат.

– Добавишь, если очнётся. А я сейчас вернусь.

Теперь можно было заняться поиском боцмана. Подняв над головой факел, Миша пошёл вдоль стены, всматриваясь в спящих в ногах послушников. Кто-то открывал замутнённые дурманом глаза и непонимающе смотрел на огонь. Кто-то отползал в сторону. Один лишь Стефан лежал неподвижно в той же позе эмбриона, в которой его оставил Смородин. Его организм ещё не привык к напитку ясности и отреагировал полным отключением от реальности. Отшвырнув факел, Миша взвалил боцмана на плечи и, тяжело ступая, двинулся к выходу. Ветер едва не сбил его с ног, стоило им выйти за пределы каменного мешка. Снежная волна накрыла с головой, в лицо впились ледяные иглы, но это уже была свобода. С высоты вершины Двакулы тусклые огни Дубровки блестели, словно ледяные брызги на столе, укрытом чёрной скатертью. Где-то посередине, скрытая от глаз, была их база. Смородин подтолкнул князя вперёд.

– Смотри под ноги, а я за тобой. Здесь много троп, но ты ищи самую паршивую – это наша.

– Я её помню. Вначале мы шли пологим склоном, затем пять сотен метров взбирались отвесно. Я считал шаги.

– Молодец, теперь давай в обратном порядке. Это, кажется, в ту сторону.

Из-под ног сорвался камнепад и загремел далеко внизу.

– Она самая, – довольно крякнул Миша. – Ещё бы только на ней удержаться.

Идти по краю отвесного обрыва сильно мешал боцман. Он вдруг начал подавать признаки жизни и сдавил Смородину шею. Опустить Стефана Миша не мог, опасаясь, что вдвоём на узкой тропе им не удержаться и, надсадно кряхтя, терпел, мечтая о хотя бы небольшой ровной площадке, чтобы передохнуть. Александр ушёл далеко вперёд и теперь ждал, когда они с боцманом спустятся ниже.

– Флагман, наш побег скоро заметят.

– И ежу понятно, что надо ожидать погоню, – тяжело дыша, отозвался Смородин. – Только на этот раз Двакула пошлёт не послушников, а старших братьев.

– Согласен. И они не будут искать наши следы, а сразу двинутся на базу.

– Конечно, а куда же ещё. Только и нам идти больше некуда.

Теперь Смородин не выдержал и повалился, обняв в охапку Стефана.

– Вот же боров здоровенный на мою шею, – застонал он, захватив в ладонь грязный снег и забив им рот. – Лучше бы вы с ним поменялись! – окинул оценивающим взглядом тонкую фигуру Александра Миша. – А погоню не бойся – успеем! До рассвета нас не хватятся. А там, за тем бугром, и наша база. Я тоже шаги считал. По этим камням недолго осталось.

Из-за туч показалась луна, осветив тонкую нить спускавшейся со склона тропы. Теперь она стала шире, и Смородин шёл, не боясь сорваться вниз. Пару раз он в сердцах уронил боцмана в снег и вдруг заметил, что Стефану это пошло на пользу. После очередного падения тот поднялся на четвереньки, и внезапно из его недр изрыгнулся зловонный фонтан. Миша поморщился, но затем взял боцмана за шиворот, не давая рухнуть в собственную рвоту.

– Подожди, Михай, мне плохо! – взмолился Стефан.

– Напротив! Это тебе хорошо!

И, обхватив боцмана за живот, Смородин сдавил его, что было силы.

– Это тебе за то, что нас не дождался! И за то, чтобы не водился, с кем попало! А это – за то, чтоб не пил всякое дерьмо! – И Миша согнул Стефана пополам, выворачивая наизнанку его желудок. – Теперь дальше ногами. На мою шею больше не рассчитывай.

Боцман молча встал и, покачиваясь, осмотрелся вокруг.

– А где Прохор и все…?

– Опохмелиться захотелось?

– Нет, Михай, где все эти… как их? Пасынки! Мы что, сбежали? Как?

– Ты на мне верхом. Ну а мы с князем на своих двоих.

– Да? – недоверчиво переспросил Стефан. – За нами гонятся?

– Надеюсь, пока нет. Но если ты ещё будешь стонать по своим младшим братьям, то мы их точно дождёмся!

– Так ты тоже там был?

– Сказал бы я тебе! Да ещё бы добавил! – хмыкнул Миша. – Да тащить тебя опять не хочется. Давай вперёд, и чтобы я за тобой не мог угнаться!

Дальше их путь пошел гораздо быстрее. Когда в свете луны показалась крыша базы, Стефан уже окончательно пришёл в себя и доставал Смородина вопросами:

– Михай, а почему вы здесь? Вы же с князем улетели?

– Погода нелётная! – отмахнулся Миша.

– Нелётная? – не понял боцман. – А будет лётная – вы опять улетите?

– Мне одного твоего запоя хватит!

– Флагман Михай, я не хотел! – оправдывался Стефан. – Они в меня силой заливали.

– Не знаю, не знаю, – улыбнулся Смородин. – Вечерняя чаша ясности в тебя пошла на ура!

– Ты и это видел? – вконец растерялся боцман.

– Не издевайтесь над ним, флагман! – вступился за Стефана Александр. – Давайте лучше обдумаем план бегства. Может, нам попытаться выбраться в Россию через венгерскую сторону? Ратники инквизитора туда не сунутся!

– А венгры, ты считаешь, нам будут рады? Нет, Сашок, есть у меня другой план.

– У вас есть план? Вы его сейчас придумали?

– Нет. Когда мы ни с чем летели обратно.

Смородин осторожно обошёл барак и выглянул из-за угла, боясь убедиться в своих самых страшных предположениях. Но самолёт стоял цел и невредим, там, где он его оставил. Ни Прохора, ни его младших братьев он не заинтересовал, потому как на то не было приказа Проясняющего. Облегчённо выдохнув, Миша показал на самолёт князю:

– Вот мой план!

– Флагман, мы это уже пробовали.

– Теперь, Сашок, сам.

– Что? – опешил Александр. – Сам?

– Другого выхода я не вижу. Снимем пулемёт, уберём всё лишнее. Мой вес тоже будет лишним! Всё под баллоны. Сколько влезет с перегрузом. Может, до Тавриды тогда тебе и хватит.

– Но… – окончательно растерялся Александр. – Я не смогу!

– А это уже твои проблемы. Ты или сядешь на трон, или не сядешь! Сам говорил – чтобы править Россией, нужно быть её достойным. Вот и доказывай!

Такой аргумент на Александра подействовал. Он задумчиво потрогал крылья, погладил стойки лыж, заглянул в кабину.

– Думаете, у меня получится?

– Если бы я считал, что у тебя нет хотя бы одного шанса, я бы тебе его не предлагал.

– А как же вы?

– А что мы? Кому мы нужны? Как-нибудь выберемся.

– Михай! – вдруг выбежал из мастерской Стефан. – Смотри!

Вдоль тёмной вершины, там, где пряталась обитель Двакулы, будто тонкая нить ожерелья, сверкая огоньками, спускалась цепочка факелов. Огни мерцали, вспыхивали с новой силой, чтобы тут же погаснуть и появиться вновь. Всё это говорило о том, что те, кто их нёс, не крались, прячась за камнями и сугробами. Они бежали!

– Быстрее! – бросился в барак Смородин. – Все баллоны, что есть – сюда!

Взвалив на плечи сразу четыре чёрных цилиндра, он понёс их в кабину самолёта. Затем, накинув медные трубки, соединил в одно целое. Потом добавил те, что принесли Стефан с князем.

– Мало! Ещё! – требовал он, поглядывая на перевал, откуда уже должна была показаться погоня.

Быстро до отказа заполнилась задняя кабина, затем заложили всё свободное место в передней.

– Уже не так и темно! – давал последние наставления Александру Смородин, стоя на крыле, рядом с кабиной. – Дунай сверху виден. А скоро и совсем рассветёт. С пути не собьёшься. Вначале, как мы с тобой – вдоль реки, а долетишь к морю – держи солнце в правый глаз!

– Я знаю, как определять стороны света!

– Хорошо. За это я не переживаю. Самое сложное, Сашок, это будет взлететь. С таким весом даже я не пробовал. – Волнуясь, Смородин накинул ремни на плечи наследнику. – Только оторвёшься, в набор не тяни! Как только перелетишь обрыв, сразу ручку от себя и вдоль склона в разгон! Помни: – скорость, скорость и ещё раз скорость!

– Я понимаю.

– Что ты понимаешь?! – вдруг вспылил Миша. – Слушай и не перебивай! О чём я? Да… о скорости! Запомни: – лучше потерять жену, чем скорость на взлёте!

– Жену? – удивлённо оглянулся Александр. – Причём здесь жена?

– Притом, что если потеряешь скорость, жена тебе уже не понадобится!

– Подождите! – князь будто что-то вспомнил и смутился. – Вы опять меня спасли. Спасибо вам.

– Не бери в голову – спасать тебя у меня уже вошло в привычку. Лучшей благодарностью будет, если ты на взлёте не свернёшь себе шею!

Смородин оглянулся на погнавшего к тропе в Дубровку овец Стефана, затем на перевал. А вот и братья, уже тут как тут! Ещё минут десять и пересекут границу чащи!

– Ну, пора! – он хлопнул по плечу Александра и, открыв первый баллон, спрыгнул под оживший винт.

Аэроплан грузно заскользил по снегу, и у Миши защемило сердце от его неповоротливо тяжёлых движений. Очень вяло он отзывался на рули, да и скорость разгонял мучительно медленно, нехотя приближаясь к концу снежного поля. На последних метрах приподнялись лыжи, затем он исчез за гранью обрыва. Смородин закрыл глаза, потом не сдержался и побежал вдоль оставшейся лыжной колеи.

«Только бы справился! – мысленно взывал он к ещё незнакомому Иезусу. – Только бы справился! Помоги ему, и я обещаю прочитать твой манускрипт!»

Первый взгляд вдоль покрытого снегом склона! Но его белизну не изуродовало чёрное пятно аварии, и от сердца отлегло.

Второй – с надеждой вдоль берегов Дуная! И здесь Смородин увидел едва заметный, летевший у самой воды, хрупкий силуэт аэроплана. И вот тогда Мише захотелось упасть на колени и благодарить такого великодушного к своим беспутным детям бога!

Без особого волнения, отстранённым взглядом, он констатировал огромное количество лодок, растянувшихся между берегами Дубровки. Ратники главного инквизитора теперь не ограничились малой группой, а явились всей своей ратью, от синей формы которой запестрили деревенские улицы. Ну что же – одной погоней больше, одной меньше? Разве это так уж важно?

Ратников заметил и Стефан. Запыхавшись, он подбежал и сдавленно выдохнул:

– Там…!

– Знаю, – попытался последним взглядом проводить исчезающий аэроплан Смородин. – Сашок улетел, теперь можно и нам.

– Если вниз, вдоль реки, то можем ещё попробовать выскочить из кольца.

– Там нас будут ждать в первую очередь. Мы, Стефан, одурачим и тех, и других. Мы уйдём в горы!