Аэропорт… что это? Можно использовать официальное определение, утверждающее о том, что это: комплекс сооружений, предназначенный для отправки и приёма воздушных судов. А можно сказать иначе: точка отсчёта, где человек имеет возможность переметнуться из двухмерной земной плоскости в трёхмерную воздушную. Вот по этой переходной точке уже больше часа и метался опаздывающий из отпуска капитан Миша Смородин. Описав ещё один нервный круг по переполненному залу аэропорта Пулково, он в очередной раз склонился в окошко к девушке в синей пилотке и, призвав на помощь всё своё обаяние, нежно проворковал:

– Ноги сами к вам несут, краса вы моя ненаглядная, да век бы так вами любовался! На выходные прилетал бы в Ленинград, лишь бы только видеть, как вы своими тонкими пальчиками заполняете графы билетов. Спасительница вы моя, заполните и для меня билетик до Мурманска, а я вашим именем клянусь назвать своего первого ребёнка. Пусть он даже родится пацаном!

Девушка не удержалась от мимолётной улыбки, но затем, напустив на себя официальный вид, будто отрезала:

– На Мурманск билетов нет! Поздно вы спохватились, товарищ капитан. На ваше направление за месяц вперёд выкупают.

– Так ведь не сезон же! – попытался оправдаться Смородин. – Февраль на дворе! Я даже не подозревал, что такие проблемы могут зимой быть с билетами. А то бы вовремя взял.

– А вам, северянам, что зима, что лето – никогда билетов не хватает. И вы ко мне ещё хоть двадцать раз загляните, хоть спляшите перед кассой, а негде мне билет взять!

– Может, где в хвосте… на приставном стульчике… – попытался поканючить Миша.

– На приставном стульчике, это ты, красавец мой, поезжай на поезде в тамбуре!

– Поздно мне поездом, – тяжело вздохнул Смородин. – Завтра на службу выходить. А у меня знаешь, какой командир полка? Опоздание приравнивает к подрыву боевой готовности!

– Международная обстановка нынче такая! – с пониманием кивнула девушка-кассир. – Быть тебе, капитан, нарушителем воинской дисциплины. Но ничего, думаю, переживёшь – не расстреляют.

– Не расстреляют….

Миша отошёл от кассы и угрюмо процедил сквозь зубы:

– Много ты понимаешь. По мне, так лучше бы расстреляли…

Опоздание из отпуска грозило серьёзными неприятностями. Это уверенно тянуло на строгий выговор с последующим бичеванием на всех подведениях итогов и партийных собраниях. Да и отношения с командованием не хотелось портить. На хорошем счету ведь был.

Смородин остановился рядом с толпой, задравшей головы к телевизору в зале ожидания, и прислушался к гневной речи Генерального секретаря. Поддерживаемый в кресле помощниками, Леонид Ильич Брежнев, тяжело двигая челюстью и причмокивая, дабы удержать норовящий выскользнуть зубной протез, самозабвенно разоблачал мировой империализм с его бесчеловечным лицом.

«Да… – защемило в груди у Миши. – С таким подходом недалеко и до расстрела…»

Он явственно представил, как брызгая слюной и тыча пальцем куда-то в окно, замполит начнёт свою яростную и высокопарную речь: «Враг не дремлет! Там только и ждут, когда наша армия или флот покажут свою слабость! А такие, как лётчик Смородин, дают им повод на это надеяться!»

Полтора месяца назад, встречая новый тысяча девятьсот восемьдесят первый год, под бой курантов, с бокалом дефицитного шампанского в руке, Миша загадал себе карьерный рост. Но теперь на этих мечтах ставило жирный крест элементарное отсутствие билета на самолёт.

Возможно, кто-то бы и смирился, да только капитан Смородин среди таких не значился. Вспомнив, что кроме самолётов с флагами, есть ещё самолёты со звёздами, Миша решил бросить попытки улететь Аэрофлотом и обратиться к братьям-военным. Каждый день с севера на юг и обратно летают военно-транспортные самолёты. А уж свои не бросят. Там хоть на приставном стуле, а хоть верхом на мешках.

Он достал блокнот, куда записывал информацию, которая когда-либо могла ему понадобиться по службе, и, разыскав номер диспетчера по перелётам Ленинградского аэроузла, пошёл искать телефонную будку.

– Мужики! – начал Миша без обиняков и долгих подходов. – Выручайте! На службу опаздываю! Есть кто-нибудь у вас на север?

– Нет! – так же без долгих предисловий ответил диспетчер, по интонации и манере разговора почувствовав на другом конце провода коллегу-военного. – Сидит у нас Ан-12 из Луостари, только он дальше в Крым пойдёт. Так что извини, браток, ничем помочь не могу. Если только завтра…. Позвони вечером. Как план будет известен, там посмотрим.

– Завтра будет поздно. Завтра мне уже голову оторвут.

– Ничем помочь не могу… – уже было собрался отделаться от Смородина диспетчер, но по секундной заминке Миша почувствовал, что чего-то он недоговаривал.

– Подожди! Может не на Север, а на Вологду кто идёт? А там из Кипелово к нам по несколько бортов на день проходят. Помогите, мужики! Честное слово, разживусь коньяком – вам отвезу!

– Разживёшься – сам выпей! – Диспетчер ещё немного потянул время, затем нехотя ответил: – Есть один борт. Пойдёт по всем флотским аэродромам. Да, боюсь, тебя не возьмут.

– Почему не возьмут? Не переживай, я договорюсь!

– С Военного совета начальство разлетается. Сегодня у меня на плане вылет командующего Тихоокеанского флота со всей его свитой. По дороге они будут развозить командиров частей. Так что пойдут и к тебе на север, а дальше к себе на восток. Но с ним народу немерено. Потому и говорю, что не возьмут.

– Когда?

– Заявлен – по готовности! Но командующий ещё не приехал.

– Откуда вылет?

– Из Пушкина.

Через час Смородин уже метался по коридорам командно-диспетчерского пункта Пушкинского аэродрома в поисках командира экипажа Командующего. Самолёт Ту-104 уже стоял на перроне, а через ограничительный шлагбаум к нему проезжали машины с дефицитными трофеями, которыми офицерам штаба Тихоокеанского флота удалось разжиться в Ленинграде. Миша присвистнул, глядя через окно, как из чёрной «Волги» умудрились выгрузить три, только-только начавших входить в моду цветных телевизора. Затем на бетон из грузовика сложили тщательно упакованный мебельный гарнитур и тут же спрятали в кормовом отсеке самолёта. Штабники где-то отхватили огромную, тяжёлую бухту с ватманом и теперь, счастливые, заталкивали её следом за мебелью.

«Бумаги на всяческие планы и схемы им хватит как минимум на год!» – с пониманием кивнул Смородин.

Неожиданно в коридоре мелькнули две лётные шевретовые куртки и скрылись за дверью, ведущей на перрон. По набитому картами портфелю Миша безошибочно определил штурмана. А рядом с ним должен быть командир.

«Идут подписывать документы на перелёт! – смекнул Смородин. – Значит, скоро вылет!»

– Парни! Можно вас на секунду? – бросился следом Миша. – Подождите, я свой!

Молодой майор удивлённо обернулся и, окинув подозрительным взглядом гражданский наряд Смородина, нехотя произнёс:

– Я вас слушаю.

– Мне бы с вами! Из отпуска опаздываю! Вы моя последняя надежда. Если опоздаю, сами знаете, что со мной будет. Я свой, не сомневайтесь. На Севере летаю!

– А у тебя документы есть, «свой»?

– Конечно!

Миша проворно выудил из внутреннего кармана удостоверение личности офицера и протянул майору. Мимолётом взглянув на номер части и фамилию, майор остановил взгляд на выглянувшей между страниц фотографии. На ней в лётном кожаном комбинезоне и белом гермошлеме Смородин позировал в обнимку с другом на фоне самолёта Як-38.

– Вертикальщик, что ли? – тут же смягчился командир, опознав палубный штурмовик.

– Он самый! – заулыбался Миша, почувствовав надежду уже сегодня добраться домой.

– Да-а… – с пониманием дела протянул майор. – Всегда удивлялся, как вы умудряетесь летать на этих свистках?

– Да как-то получается. Ну так как? Возьмёшь?

– Не могу! У меня народу уже за полсотни! А груза – боюсь даже посчитать, сколько тонн!

– Да со мной много не прибавится! – дрогнувшим голосом взмолился Миша. – А из вещей только сумка.

Майор виновато потупил взгляд, но лётная солидарность требовала сказать «да» даже в нарушение требований документов, и, недолго думая, он решился:

– Ладно! Допишу тебя в полётный лист. Подожди в сторонке, а как все сядут, забейся в хвостовой отсек, чтобы никто не видел.

Двигатели с низкого воя перешли на надрывный свист. Отпущенный с тормозов самолёт вздрогнул и, набирая скорость, помчался по взлётно-посадочной полосе. Мелькавших плит аэродрома Смородин не видел, да это ему и не нужно было. Пусть в иллюминаторы такой экзотикой любуются моряки-тихоокеанцы, а он уже насмотрелся. Расположившись между ящиками в тёмном грузовом отсеке, Миша снял куртку, положил под голову и приготовился вздремнуть, как вдруг уже оторвавшийся от земли самолёт неожиданно просел, и сумка, лежавшая у ног, взлетела к потолку. Желудок подпрыгнул к горлу, Смородин взмахнул руками, ища точку опоры, но всё вокруг пришло в движение и смешалось с жутким криком из пассажирского салона. Страшная сила завертела Мишу, вдавила в переборку, а дальше на глаза навалилась темнота, и показалось, что сами небеса рухнули на его плечи и безжалостно размазывают по заклёпкам и дюралевому полу.

Показав пропуск и пройдя за плотное кольцо оцепления солдат, уже немолодой полковник с седыми короткими висками разыскал глазами одного из экспертов и, отведя в сторону, тихо спросил:

– Что скажешь, Андрюша?

– Товарищ председатель комиссии! – вытянулся по стойке «смирно» совсем ещё юный капитан. – Пока работаем! Делать выводы рано.

– Да ладно тебе, – небрежно махнул рукой полковник. – Что ты на меня стойку делаешь, как легавая на ворону? Я же тебя неофициально спрашиваю. Что сам думаешь?

– Пожара, как обычно, не было, – грустно вздохнул капитан и, опустив плечи, махнул на разбросанные вдоль поля обломки самолёта. – Всё налицо и ясно даже без прослушивания самописцев и регистраторов. Дело несложное.

– Может, и несложное, да очень, Андрей, оно громкое. Все результаты катастрофы объявлены секретными. Правительственная комиссия уже из Москвы вылетела. Где это видано, чтобы за раз столько командного состава сгинуло. У нас за всю Отечественную войну четыре адмирала погибло. А тут сразу шестнадцать. Так, говоришь, тебе всё ясно?

– Товарищ полковник, за всю мою практику это самый простой случай. Самолёт не горел. Скорость ещё невысокая была. Да и высоту они всего восемьдесят метров успели набрать. Так… разрушился всего на несколько фрагментов. Тела тоже не изуродованы. Даже без медиков я вам назову причину гибели – в основном в таких случаях от удара происходит обрыв внутренних органов. И ещё не глядя на диаграммы самописцев, я вам уверенно скажу, что налицо грубое нарушение центровки самолёта. Командующий сел в середине салона, и никто не посмел занять место впереди него. Все разместились в задних креслах. Ещё собрался очень большой багаж, и его затолкали в задний грузовой отсек.

– Бардак… – прошипел сквозь зубы полковник. – И куда смотрел командир экипажа?

– Вы же знаете, как у нас обычно бывает, – пожал плечами капитан. – Молодой ещё был. Разве такой позволит себе сделать замечание адмиралу? Понадеялся на авось.

– Да… адмиралов у нас жизни не учат. Ну ты, Андрей, смотри, к делу отнесись со всей серьёзностью! Акты составляй, чтобы ни одной помарки! Сам понимаешь, кто их читать будет!

– Товарищ полковник, я всё понимаю, потому и хотел вам кое о чём сказать с глазу на глаз!

Полковник удивлённо вздёрнул бровь и, перейдя на шёпот, произнёс:

– Говори.

– У меня не хватает одного человека.

– То есть как не хватает?

– В полётном листе есть, а найти не можем.

– А… – Полковник облегчённо выдохнул и похлопал капитана по плечу. – Ну это понятно – опоздал. Бывает. Ангел-хранитель, значит, у него шустрый оказался.

– В том-то и дело, что не опоздал. Мы его куртку с документами и сумку нашли. А самого нет. Морской лётчик с Северного флота как-то к ним затесался. Сами ведь говорите, что всё должно сходиться до мелочей. А это далеко не мелочь. Должен быть человек, а его нет! Вот и ломаю голову, куда он мог подеваться?