В эту ночь, кроме Дрэда, уснуть больше так никто и не смог. Святоша до рассвета простоял на коленях, бубня только ему понятные молитвы. Свимми и Метис тихо перешептывались, с ужасом смакуя появление Ульриха. Тобиас не проронил ни слова, как ни пытался Гай его разговорить. А когда сумерки пошли на убыль, то стал молчалив и он.

С первыми лучами солнца слетятся грифы. На палубе для них много приманки. Гай слышал, что Фрая и Хали уже сбросили за борт – тяжелый трупный запах стал невыносим даже ко всему привыкшим выродкам. Но теперь их заменили Неженка и Сид. Уже успевшая набить руку в добыче грифов команда Шака поместила их подальше друг от друга. Словно уважая дистанцию врагов, Сида бросили на самом видном месте в корме, а Неженку Ахилла положили рядом с ходовым фонарем в носу. Хотя Гай прекрасно понимал, что дело здесь не в уважении, а всего лишь в холодном прагматизме – так увеличиваются шансы на добычу, – но хотелось внести в их с Шаком войну хотя бы каплю благородства уважающих друг друга противников.

Гай фыркнул, удивившись собственным размышлениям. «Интересно – подумал он. – А возникают такие мысли у Шака? – и тут же поспешил с ответом. – Сто к одному, что нет!»

Наверху загремели железные баки, заскрипела металлом по металлу палуба, в корме тихо звякнула цепь.

«Ясно, – подумал Гай. – Охота начинается. Готовятся. Засада должна быть скрытной, но в тоже время рядом с приманкой. Так чтобы пирующий гриф, удирая, даже не успел расправить крылья».

Вскоре наверху все звуки стихли. И это понятно – охотники спрятались по местам и ждут.

Он посмотрел на притихшего Свимми, подмигнул Тобиасу и потянулся к люку. Теперь оставалось надеяться только на его прочность. Скрипнув рычагом до упора, Гай щелкнул замком, несколько раз ударил в покрытую ржавчиной стальную скобу, словно проверяя ее надежность, и спустился с трапа.

– Что бы там кто ни хотел мне сейчас сказать, лучше оставьте свое мнение при себе, – произнес он, ни к кому не обращаясь. – Мы или выберемся отсюда наверх как победители, или не выберемся вовсе. Дрэд, ты к пробоине. Не думаю, что они выберут этот путь, но, если что, кричи так, чтобы тебя услышали даже в городе, в кластере компьютерщиков Тобиаса, – Гай попытался пошутить, но ни одно каменное лицо не дрогнуло.

Несмотря на предупреждение, его неожиданно перебил Метис:

– Предлагаю схитрить. С люком ты поторопился. Пусть они оставят как обычно в рубке мясо, а как заберем, вот тогда можно и закрыться, оставив взамен пустой плафон!

Гай смерил клерка удивленным взглядом – идея обмана ему не приходила в голову, и, мгновение подумав, ответил:

– Заманчиво, но этот люк отныне не откроется, пока я не решу, что наверху нам больше ничего не угрожает. Кое-какие запасы у нас остались с прошлых обменов, вот на них и будем держаться. Если от моих слов кому-то станет легче, то скажу, что раз нам не нужна вода на обмены, то мы можем увеличить собственную норму.

На этот раз суровые лица оттаяли, и Метис снова поспешил выразить общее мнение:

– Неплохо! В нашей духоте больше хочется пить, чем есть. Ты ведь сказал о двойной норме?

– Верно. По два плафона на каждого. Духота ничто по сравнению с испепеляющим солнцем на верхней палубе. Представьте, каково придется им без воды. Шак превратится в мумию уже к следующему вечеру.

– Там достаточно тени, – возразил Свимми. – От рубки и контейнеров.

– Она их не спасет! – почувствовав в груди боевой подъем, Гай уже не мог остановиться. – На раскаленной палубе они зажарятся в собственном соку и превратятся в угли. Я тебе обещаю – этого ждать нам придется недолго.

– Гай, они поливают палубу океанской водой, – улыбнулся Свимми его шапкозакидательскому настроению. – Не такая уж она и раскаленная. Иначе, первыми бы зажарились мы.

Сквозь палубу донесся частый топот – завязалась охота. Чей-то боевой клич заглушил испуганный крик грифа, затем удар, от которого загудел подволок. После удачной засады в корме раздался победный вопль в носу баржи. Там добыча даже не успела издать тревожный сигнал. Охота на грифов представлялась Гаю совсем не сложной. Огромные крылья, требующие для взлета немалого разбега, слабые куцые ноги, короткий клюв, приспособленный для разрыва мяса падали, но вовсе не для защиты, все это делало грифов легкой добычей.

В корме вновь глухо бухнула палуба, и Гай узнал азартный рев Крэка. «К тому же, – подумал он, – грифы удивительно безмозглы. Еще не убрали тушу одного, как ничуть не опасаясь, рядом садится другая жертва».

После получасовой охоты наконец наступила тишина. Прислушавшись, Свимми поднял палец, требуя тишины.

– Делят, – тихо произнес он, глядя в подволок. – Рядом с рубкой. Я их хорошо слышу. Шак говорит, чтобы для нас выбирали тех, что с черными кривыми клювами. Эти грифы старые, с жестким мясом. А еще тех, что сильно пострадали и мясо у них вперемешку с перьями.

– Угу, – угрюмо процедил сквозь зубы Гай. – Будь у нас обмен, я бы им в ответ подал плафон с мочой.

– Тсс… – поднес к губам палец Свимми. – Они идут к нам.

Наверху заскрипела ржавыми навесами дверь в рубку, и недовольный голос Крэка возвестил:

– Шак, эти недоноски еще спят!

– А может они уже передохли? – прошепелявил Лич.

Шак ударил ногой в люк, прислушался, ударил еще раз, затем выкрикнул:

– Открывайте вашу нору, доходяги, а то проспите жратву!

Взорвавшийся хохот быстро стих, сменившись руганью. Святоша вжал голову в плечи и шепнул:

– Ну, сейчас начнется.

– Да уж, – ухмыльнулся Гай. – Нашего Шака ждет сюрприз, – поднявшись по трапу на пару ступеней, он сложил ладони рупором и выкрикнул в закрытый люк. – Плохие новости, Шак! Воды не будет!

– Что? Я не слышу! Какого черта ты закрыл щель?!

– Ты все слышал, Шак! Я сказал, что для вас наступили неважные времена – так бывает!

– Закончилась вода? – перестал изображать глухого Шак.

– Для вас – да!

– Что это значит, Гай? Мы принесли мясо! Ты забыл наш договор?

– Я на него наплевал! Да и не было никакого договора. Если ты имеешь ввиду то, что мы вас жалели и давали воду, то всякой жалости приходит конец! А еще нам перестало нравиться мясо с перьями и заскорузлыми клювами старых грифов.

После минутной заминки Шак натянуто засмеялся:

– Не думал, что ты осмеливаешься выползать из норы и подглядывать за нами из рубки! В следующий раз я буду внимательней.

– Следующего раза не будет, как не будет и этого.

– Тебе не нравится мясо? Ты хочешь, чтобы я его заменил? – неожиданно пошел на попятную Шак. – Так бы и сказал. Сейчас мы его поменяем, и, как обычно, оставим у люка. Я тебе обещаю, что никого на десять шагов рядом с рубкой не будет. Можешь без спешки его осмотреть и оставить воду. Все как обычно, Гай. Я не люблю перемен. Они всегда только к худшему.

– Точнее и не скажешь. Но перемены нас не спрашивают. Они приходят без нашего желания. Смирись и прими их. Для вас они уже наступили.

– Что ты несешь?! – не выдержал Шак. – Прикуси язык, затем просто дай воду и забери мясо!

Гай молча спустился с трапа, поднял заранее приготовленное оружие, сделанное им еще в первый день из обломка клееного дерева, бывшего когда-то обрамлением двери капитанской каюты, с оставшимися в нем гвоздями. Подбросил, взвешивая на руке, и кивнул остальным:

– Готовьтесь. Будут ломать люк. Если им это удастся, нам придется их встретить.

Впрочем, он заметил, что Метис уже давно стоит с тонким блестящим прутом, превышающим его рост. Этот прут он раньше видел у Свимми. Свимми же протянул руку и показал острый обломок толстого стекла, с обмотанным основанием в виде ручки. Тобиас вытащил из-за пояса и тут же спрятал длинную отвертку, добытую им в седьмом отсеке в ящике с инструментом. Не готов оказался лишь Святоша. Он взглянул на остальных и бросился шарить в горе сваленного под трапом барахла.

Над головой раздался выкрик Шака, но теперь он адресовался не Гаю. Шак надрывал горло на подвернувшихся под горячую руку Яхо и Крэка, требовал принести то лом, то трос, а когда ему принесли трос, он орал, что приказал принести цепь! Гай слушал, закрыв глаза, и ухмылялся. Вот теперь он чувствовал, что делает то, что требует будоражащий кровь боевой азарт. До этого они словно рабы в шахте подавали наверх воду в обмен на объедки, сейчас же рабы вдруг захотели стать свободными и показали жирный кукиш. Такого от них не ожидали, и ярость Шака тому красноречивое подтверждение. Кажется, Шак кричал что-то и в адрес Гая. Сквозь дюймовую сталь доносились проклятья, угрозы вырвать печень, оторвать голову, что-то еще, что он не разобрал в слившейся какофонии. Но для него все это было прекрасной музыкой в исполнении беспомощного врага.

В люк тяжело ударили. Затем еще раз. Удары посыпались один за другим, но толстые сварные листы не дрогнули. Душераздирающий скрежет резал по ушам, отзываясь на каждый удар, на голову сыпалась ржавая пыль, скрипели расшатанные петли, дребезжал, но держался засов. Все это продолжалось долго, пока наверху наконец не поняли бесполезность таких занятий и взяли перерыв.

– Этот путь для них закрыт, – стряхнул с волос мусор Гай. – Второй штурм Шак начнет в носу.

– Пробоина – верный способ для выродков терять друг друга по одному, – возразил Метис. – Всем разом там не пройти, и Шак это знает. Для них дорога одна – через люк. Отдохнут и начнут снова.

В словах клерка была доля истины. С этим Гай не мог не согласиться. Но не полагаясь на мужество воришки, он решил ему на помощь отправить Святошу.

– Подстрахуй Дрэда, и, если что, зовите нас в две глотки!

Если люк не выдержит, то оборону им придется держать вчетвером. Гай взглянул в лицо Тобиасу, тот выдержал взгляд, и Гай остался доволен – в надежности компьютерщика можно было не сомневаться. Свимми заметно волновался, но старался улыбаться и делать вид, что ему решительно не страшно. И этот вряд ли подведет, но вот Метис…

Червь подозрения снова начал точить Гая, стоило ему взглянуть на клерка и вспомнить подброшенное предупреждение. Вот и сейчас как-то уж очень подозрительно он уводит внимание от пробоины, прячется за спиной в тени, прут держит так, что не поймешь, то ли на люк, то ли нацелил в спину.

Гай невольно отстранился, затем не сдержался:

– Метис, если что, то я тебя прикончу первым, – произнес он, уставившись на клерка задумчивым взглядом. – К люку не подходи.

– О чем ты?

– Почему ты уверен, что выродки будут ломать люк?

– А ты сам как бы поступил? Или ты все еще надеешься, что они успокоятся и будут терпеливо дохнуть от жажды?

– Люк им не сломать.

– А ты уверен, что они думают также?

– Неужели это не понять с первого раза?

Внезапно, словно в подтверждение слов клерка, наверху послышалась возня, и в люк снова ударили. Ударили мощно, звонко. Теперь били не в замок, а в крышку, словно старались ее вспороть, как консервную банку, и от этого она звучно гудела высокочастотной мембраной. Гай поморщился, отошел, но затем заставил себя подойти к трапу. Серия ударов, секундная пауза, будто бивший переводил дух, и снова град ударов. Они действовали скорее на нервы, чем на результат. И у Гая возникла догадка, что это изощренная месть Шака. Он увидел, что Тобиас зажал уши, и сам сделал точно также. Хотя это помогло мало – казалось, от нестерпимого звона гудит вся голова. Метис поднял клочок тряпки, разорвал, скомкал и вставил в каждое ухо. Скривившись, потому что тишина не наступила, он отошел вглубь отсека, а затем заметил, что невыносимый звон совсем не беспокоит Свимми. Напротив, Свимми замер, прислушиваясь, и напрягся, будто снова услышал водяную крысу. Он закрыл глаза, повел головой, ухо его задрожало, и тогда, не говоря ни слова, он направился в пятый отсек. Дверь в окружающем гуле открылась беззвучно, Свимми нырнул в проем и исчез, никем не замеченный. Никем, кроме Метиса. Удивленный клерк с минуту разглядывал хлопнувший перед носом рычаг, затем повернул его в обратную сторону и вошел следом. Не заметив слежку, Свимми пересек отсек и скрылся в четвертом. Метис дождался, пока закроется дверь, затем, тихо ступая, подошел к переборке и прислушался. Во второй отсек дверь не хлопнула, и он справедливо решил, что Свимми задержался в третьем. Надавив на рычаг, Метис открыл щель и заглянул внутрь.

Свимми стоял к нему спиной и, словно окаменев, смотрел в потолок. Уши его вывернулись раковинами, вибрировали и будто ощупывали щель за щелью. Он полностью ушел в себя и не заметил, как вошел клерк. Казалось, Свимми перестал дышать, погрузившись в собственные ощущения. Чувствительности ушей не хватало, и он приложил к ним ладони, увеличивая площадь принимаемого звука.

– Ты хорошо себя контролируешь, – чтобы не травмировать чувствительные перепонки Свимми, Метис произнес тихо, но на всякий случай приподнял прут на уровень груди.

– Что?! – Свимми испуганно шарахнулся и закрыл стремительно уменьшающиеся до обычных размеров уши руками.

– Но тебя выдает твое желание всегда быть в одиночестве, – Свимми не выказывал агрессивности, и клерк решился сократить расстояние. – Во всяком случае, мне это сразу не понравилось.

Свимми молчал, и Метис прищурился, приблизившись к его голове, разглядывая уже ставшие обыкновенными уши.

– Рупорный слух? Редкая способность. Что ты еще можешь?

Свимми вновь не ответил, и клерк изменил вопрос:

– На барже ты не мог оказаться из-за этого. Шестая поправка к закону о суррогатах не предусматривает отчуждение. Тебе должны были показательно отчленить мутированные конечности, затем, в любом случае, останешься ты жив или нет, утилизировать за счет конфискованного имущества или за счет родственников. Таков закон. Так за что ты оказался на барже? Советую пооткровенничать с глазу на глаз, иначе я позову остальных.

– За кражу, – не выдержал Свимми.

– За кражу? – искренне удивился Метис. – Миру действительно приходит конец, если уже начали отчуждать за кражу. Или кража была действительно велика?

– Я не знаю. Я ничего не воровал.

– Понимаю. Ты взял на себя чужую кражу, чтобы скрыть мутацию? Как это произошло? – наткнувшись снова на молчание, клерк ухмыльнулся. – Колись, Свимми. Ты уже признался в главном, так что запираться в мелочах нет смысла.

– Меня поймали на складе распределения товарных норм. Там все разворовали до меня, но я оказался как никогда кстати.

– Обычная история. Что дальше?

– За перевалом мне не выжить – я слабый суррогат. Да мне туда и не добраться. Потому, как мог, перебивался в городе. Нашел убежище на складе, но, чтобы себя не выдать, я там ничего не трогал. Прятался под крышей, на верхнем уровне. Все равно однажды меня выследили и выдали полиции. Ну, а дальше и так понятно.

– Чтобы забраться на склад, мало иметь рупорный слух. Ты должен уметь что-то еще.

Свимми поднес к лицу Метиса руки, и вдруг его пальцы безвольно повисли, будто веревочные обрывки. Он встряхнул кистью, и пальцы переплелись, увеличивая и так немалое сходство с гибким канатным узлом, лишь отчасти напоминающим кулак.

– Текущие руки?

– Только кисти.

– Мне знаком этот феномен. В лабораторном кластере наши умники пытались разгадать секрет, но лишь без толку замучили попавшихся им в руки суррогатов. Ты запускал палец в замок и вскрывал дверь на склад, – констатировал Метис.

– Да. Я могу делать с пальцами все что угодно. Протиснуть в любую скважину и заставить их принять нужную форму. С замком на склад у меня получалось лучше всего.

– Даже не знаю, – вздохнул клерк. – Правильно ты сделал или нет? Отчуждение – не лучшая замена утилизации. Не говоря уже о том, что ты скрыл настоящего вора, списавшего на тебя всю растрату.

– А…? – начал Свимми, но тут же осекся, не зная, вправе ли он задавать подобные вопросы?

Но Метис его понял.

– За что здесь я?

– Да.

– Ну что ж, откровенность за откровенность. Ты будешь первым, кто узнает мою историю, – казалось, клерк был рад выговориться и лишь ждал подходящего повода. – Со мной-то как раз все просто. С этим сталкивается каждый житель городской общины, когда его порог переступает переписчик. Я хорошо его помню – каменное лицо, стеклянные навыкате глаза, полные брезгливости и скуки. В тот день, когда этот бесчувственный истукан принес повестку отцу, я держался как мог и уверял себя, что это необходимо. Так поступают со всеми. Непонятно, почему наша семья должна быть исключением, если таков закон? Но когда его не стало, в моей голове вдруг что-то перевернулось. Я ведь видел, что правительственные вельможи не спешат отправлять собственных родственников на утилизацию, несмотря на то что к правительственному кластеру их родня не имеет никакого отношения. Да что там говорить! Как на чиновника кластера по делам колоний неприкосновенность распространялась и на меня. Но за себя я бы и не волновался. Все дело было в том, что у меня еще оставалась мать! И на нее моя неприкосновенность не распространялась. Когда подошло ее время, и мы вздрагивали от каждого шороха у двери, вот тогда я и сказал – хватит! В кластере я лишь мелкий клерк и не мог защитить ее открыто. Но никто не поймал меня за руку, когда я сфабриковал фальшивый документ, что и она состоит на службе в правительстве. Да, Свимми, так я и сделал. Подтер нашим однобоким законом зад, а потом каждый день ждал разоблачения. Ох, видел бы ты рожу нашего переписчика, когда в обмен на повестку я ткнул ему зеленую карту под его длинный нос. Он нам свою казенную фразу: вы отжили положенный лимит, а я ему карту! Да, рожа у него была еще та. Но я его недооценил. Поначалу показалось, что он проглотил обман. Но не тут-то было. Он начал рыть! Целых три года! И все-таки дорылся. Такой же как Гай – упрямый, въедливый, беспощадный, и уж если вцепился, то намертво. Тем не менее три года отсрочки для матери я выиграл. Хотя и стоили они мне отчуждения. Но я ничуть не жалею. Потом меня лишили всего, что я имел, и даже имени. Вместе с приговором судья присвоил мне черт знает откуда выковырянную кличку, чтобы в моем кластере даже памяти обо мне не осталось. Поверь, Свимми, я не совру, если скажу, что повернись время вспять, я поступлю так же снова. Единственное, в чем я изменился – это в том, что теперь я люто ненавижу переписчиков. На дух не выношу! И не верь, если тебе кто-то скажет, что они лишь жертвы своей профессии, и даже среди них есть понимающие люди. Все это вранье! Бесчувственные машины! И Гай не исключение.

Метис уныло вздохнул, затем, спохватившись, что и так много наговорил, кивнул на руки Свимми:

– Кто-нибудь знает?

– Нет. Я был осторожен.

– Осторожен… – хмыкнул клерк. – Что же тогда в твоем понимании беспечность? – он взглянул в потолок и спросил: – Что ты здесь делал?

Свимми стушевался.

– Слушал. Ты позволишь, если я послушаю снова? Странные звуки… но так я их не слышу. Мне нужно сосредоточиться.

– Тебе не мешает этот дикий грохот?

– Я умею отстраивать частоты.

– Ну что ж, валяй! Всегда хотел посмотреть на суррогата в деле. На меня не обращай внимания.

И словно для того чтобы Свимми почувствовал себя уверенней, Метис отошел в тень, застыв неподвижной мумией. Грохот из шестого отсека проникал и сюда, хотя приглушенный и не такой пронзительный. Клерк с интересом наблюдал за превращением ушей Свимми в чувствительные локаторы, а когда тот беззвучно зашевелил губами, то не выдержал и тихо спросил:

– Что там?

– Непонятно… но что-то происходит… скрипит.

– А что говорят?

– Ничего. Молчание. Просто скрип.

– На что похоже?

– Не знаю, – начиная нервничать, Свимми неуверенно пожал плечами. – Шорох, возня, а поверх всего будто о камень точат нож.

Метис едва сдержался, чтобы не сказать грубость. Зря они теряют здесь время. Мало ли что там скрипит? Может, в самом деле над головой, за толстыми листами палубы, Яхо точит нож, чтобы разделывать грифов. Главное сейчас происходит не здесь, а в шестом отсеке, где Шак проверяет на прочность люк. И лучше бы им сейчас находиться там.

– Идем, – хлопнул он в плечо Свимми. – Приводи себя в порядок и пошли к нашему подозрительному Гаю. Заметит, что нас нет – не оберемся обвинений.

– Подожди, – заупрямился Свимми. – Ты не понял. Скрипит вот здесь, совсем рядом, – он поднял руку и ткнул в потолок. – Это так близко, что можно пощупать.

Став вблизи и приподнявшись на носках, Метис прищурился, вглядываясь в щели в подволоке:

– Уверен?

Неожиданно в рубке взяли паузу. Грохот стих, и в создавшейся тишине Метис отчетливо услышал звуки, так беспокоящие Свимми. Что-то было в них до боли знакомое. Так скрипит по стеклу металл, или повизгивает, отсчитывая горсть крэдов крэдомат.

– Сви-и-ими! – начало вытягиваться лицо Метиса. Он вдруг узнал этот звук – так скрипят гайки на ржавых креплениях. – Быстрей всех сюда! – их обманули, отвлекая ударами в люк! Это Метис понял, но слишком поздно. – Бы-ы-стро!!!

Наверху уже сделали свое дело и ударили в последнюю оставшуюся на пути преграду. Вместе с ворвавшимся в полутемный отсек светом, на слетевшем с болтов квадратном железном листе подволока рухнул Крэк. Не устояв на ногах, он растянулся у ног растерявшегося Свимми. Метис медлил всего долю секунды. Взмахнув прутом, он всадил его в черную спину и тут же выдернул, боясь оказаться с пустыми руками. Следом спрыгнул Яхо. Этот устоял, но с яркого солнца в темном отсеке оказался слеп и пропустил удар Метиса в живот. Закричав от боли, он схватился за прут, выдернул, попятился и, рухнув, свернулся клубком, катаясь по полу отсека. Дальше свет померк, заслоненный мощной фигурой Шака. Спрыгнув вниз, он мгновенно разобрался в обстановке и, не дав Метису и секунды на то, чтобы снова поднять окровавленный прут, ударил кулаком в грудь. Ударил мощно, будто вколотил сваю в рыхлый песок. Метис перелетел отсек и, впечатавшись в переборку, сполз на пол. Он еще пытался подняться, и ему даже удалось встать на четвереньки, но Шак уже был рядом. Схватив Метиса за шею, он сжал ее, встряхнул клерка до характерного хруста позвонков и отбросил в сторону бездыханным телом. Затем он увидел Свимми. Тот стоял, не шелохнувшись, и лишь молча в ступоре наблюдал за корчившимся в луже крови Яхо. Шак неспешно подошел к нему, взял за руку выше локтя и неожиданно сдавил хваткой стальных тисков. От боли ноги Свимми подогнулись, и он забился, тщетно пытаясь вывернуться.

– Где Гай?!

Вторая рука Шака схватила Свимми за горло и легко подняла, оторвав от пола.

– Где ваш чертов Гай?!

Извиваясь, Свимми болтал ногами, и беззвучно хлопал ртом.

– Ну?! – Шак встряхнул его, словно давая последний шанс, затем пальцы на шее усилили хватку.

Дальше Свимми не выдержал и кивнул в сторону четвертого отсека. Опустив на ноги, Шак брезгливо похлопал его по щеке, затем направился в корму, не ожидая увлекшейся люком подмоги. Он шел, и водонепроницаемые двери гулко отзывались на его удары. Разлетелись в стороны оказавшиеся на пути стол и стул, из которых Святоша соорудил молебник. Нога зацепилась за комингс, и брючина с треском распоролась ниже колена. Шак этого не заметил. Ему был нужен Гай, а остальное не имело значения. Ворвавшись в шестой отсек, он как от назойливой мухи отмахнулся от преградившего путь Тобиаса, отшвырнув его под трап, а затем они встретились лицом к лицу. Гай с разинутым ртом, Шак со стиснутыми зубами. Гай попятился к дверям седьмого отсека, выставив перед собой свое оружие, усеянное кривыми гвоздями. В ответ Шак лишь ухмыльнулся.

– Ты захотел перемен? – он медленно наступал, отжимая Гая в угол. – Вот они, уже и наступили! Отчего же ты не радуешься?

Пятясь, Гай взмахнул палкой, пытаясь сохранить дистанцию, но Шак даже не стал уворачиваться. Подставив руку, он осклабился, взглянув на впившиеся в тело гвозди, выдернул и бросил оружие Гая к ногам.

– Что теперь?

Что делать дальше, Гай не имел ни малейшего представления. Дальше ему был конец! Противостоять Шаку в открытой схватке – все равно что пытаться выбить люк в рубку собственной головой. По инерции Гай продолжал отступать, завороженным взглядом сопровождая приближающиеся тяжелые шаги. Заметив за спиной открытую дверь, он сместился влево, отходя в седьмой отсек.

– Стой! – разгадал его маневр Шак и рванул наперерез.

Гай оказался проворней. Нырнув в проем, он тут же вскочил, чтобы задвинуть рычаг. Но не успел схватиться за ручку, как мощный удар отбросил его от двери. Шак вошел следом и закрыл дверь вместо него.

– Перемены всегда к худшему, Гай, – наступал он, осматриваясь по сторонам. – Не это ли я тебе говорил еще совсем не так давно? Не желай перемен – эту науку ты узнаешь на собственной шкуре. И никогда не отказывайся от моих предложений. Я дам тебе время пожалеть о своей ошибке. Нужно было переходить ко мне, когда я предлагал. А теперь я буду убивать тебя медленно, чтобы каждое мгновение, проведенное в муках, ты проклинал себя за свой отказ.

Выбор у Гая был невелик – в любом случае умереть, с разницей лишь в том, как – мучительно или быстро. Он выбрал второй путь. Гай перестал отступать, замер, собирая в кулак все свое мужество, затем бросился вперед, нацелившись Шаку в шею.

Внезапно пол качнулся и ушел из-под ног.